***
В прошлой жизни… Ким Минсок — мудрый супруг. Он ждёт царственного супруга в его покоях. Знает, что Чонин у Лухана, но и слышал, что он частенько возвращается к себе. Видимо, удача не на его стороне, потому что перевалило за полночь, а Чонина ещё нет. Глаза уже слипались от желания провалиться в сон. — Что ты тут делаешь? — раздражённым тоном спрашивает альфа, едва переступив порог. — Ты понимаешь, что сейчас творишь? — конечно Чонин понимал. — Я царь. Никто не смеет говорить, что я околдован! Ни у кого нет права так говорить о… — О тебе? Или о нём? — отсутствие пренебрежения на лице супруга обескураживает альфу. — Честно сказать, мне нелегко, Мин. Я до безумия хочу наследников, царь сел на кровать и положил голову на плечо мужу. — Ты не представляешь, как сильно. — Почему же? — голос омеги дрогнул. — Я ведь тоже человек. И хочу сыночка, похожего на себя, — Чонин смеётся. — Хочу наблюдать за тем, как он будет расти, греться от лучей, что будут вокруг него, ведь в этом дворце чертовски одиноко и холодно. Альфа услышал, как Минсок глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы сохранить лицо. Руки обвили талию омеги. — Я буду плохим человеком? — после этой фразы он выпрямляется и тянется к губам рыжеволосого, нежно касаясь их. С Луханом всё по-другому. Его хочется. От прикосновений к нему член изнывает и требует соития. Сейчас же иначе. Чонин плавился, омега, казалось, обжигал его жаром своего тела, однако желание прикасаться к нему от этого лишь росло. Садистское удовольствие. Выцеловывая каждый сантиметр, царь понял, почему занятия любовью с истинным приравнивают к райским наслаждениям. Как бы прекрасно ни пах Лу, это не сравнить с пленительным ароматом из яблок и кардамона. Наверное, никогда прежде Чонин не уделял столько времени прелюдии. Когда не осталось частей тела, к которым бы Чонин не прикоснулся, пальцы протолкнулись внутрь. Тело омеги инстинктивно напряглось. Мин слишком боялся повторения их первого раза. Тогда альфа был пьян, а муж попался под горячую руку. И оставил лишь болезненные воспоминания. — Пожалуйста, забудь о той ночи, — шепчет младший, наклоняясь к нему. Мягкое движение во рту расслабляет. А пальцы толкаются глубже. И ещё глубже. — Ах! — омега, лежащий на спине, вдруг резко выгибается, зажав руку царя между бёдер. Расширившиеся глаза смотрят вниз. — Ч-что это? Чонин усмехнулся. — Ты о чём? — Ах! — снова это чувство. Чонин водит рукой, доводя супруга до дрожи. И уже громкий стон срывается с губ рыжего. Внутренние стенки сжались вокруг пальцев, а поток спермы запачкал обоих. — Хочу войти в тебя. Можно? — задав себе вопрос, с каких пор ему, царю, нужно на это разрешение, он целует омегу в шею. Войдя немного внутрь, Чонин и сам не смог сдержать стона. Если он умрёт прямо сейчас, то, тысяча чертей, он согласен. Чувствуя узость мужа, Чон входит медленно. Его толстый и длинный орган казался Мину бесконечным до тех пор, пока Ким резким толчком не вошёл полностью. — Прости, прости, я не могу больше, — Чонин начал покрывать грудь старшего поцелуями, а рукой принялся дрочить ему. — Я очень хочу тебя. Ты такой горячий, — Ким начинает толкаться в него. Минсоку казалось, что боль не закончится. Он крепко сжимал в себе молодого мужчину, скрестив ноги на его талии. — Сделаем иначе, — альфа ставит омегу в коленно-локтевую, чтобы проникновение давалось легче. И как только головка снова оказывается глубоко в нём, Ким чувствует нечто приятное. Скорость движений также сменяется на быструю. Внутри всё дрожит от удовольствия. Чонин прижался грудью к спине Кима и после нескольких толчков заставил мужа кончить, сжимаясь вокруг него, приблизив к оргазму. Отдышавшись, эйрийский царь начинает выцеловывать соски. Минсок не возражает, он медленно тонет в родном запахе бергамота и лайма. А потом… «Люблю тебя, Лу» — ошибка альфы, ставшая причиной слез омеги на следующие несколько дней, но этот дурак, так и не осознав своего промаха, подумал, что это очередной каприз богатого мальчишки. Ким сидел в своих покоях, лишь изредка выходя в храм для молитвы. Первые дни слуги радостно перешёптывались, что царь наконец обратил взор на законного мужа, но поняв, что это было лишь разовым эпизодом, поникли вместе со своим господином. Решив навестить родителей после разговора с Химчаном, Мин поблагодарил Всевышнего, ведь он почти стал свидетелем казни десятка человек от рук царя! Связанные, на коленях, в ожидании смерти мужчины что-то громко кричали. Вокруг них собралась небольшая толпа. Это не была публичная казнь, но слухи ведь расползутся мгновенно. «Дурак околдованный, никого не видишь кроме этого чужеземца!» — «А что, если это царь наш бездетен, а не наложник вовсе?» — «Да, помните сына того Бёна? Он ведь тоже был отослан за то, что якобы не смог родить» — «На что нам бездетный царь?» Зря они открыли рты. Чонин разъярился и обнажил меч, уже готовый карать, когда перед ним возникла знакомая рыжая макушка. — Как вы смеете говорить подобное вашему царю, простолюдины? — все замолкли. Люди, узнав Мина, упали на колени. Шестеро связанных мужчин опустили головы в знак уважения. Альфа стиснул зубы. Кажется, такое слепое повиновение он видел лишь в детстве, когда люди бросались в ноги Суману. — Ему, выбранному самим Всевышним! Ты осмелился назвать его дураком? — Но, но, господин! — воскликнул один в слезах. — Ты не достоин даже зваться эйрийцем. — Ваше Высочество! — альфы рыдают в голос. Чонин еле прикрыл рот. Невероятно, насколь велико влияние его мужа на чернь! — Мы почитаем и уважаем законного супруга нашего царя, — кричит кто-то из толпы. — Не вижу, — сухо отвечает Мин. — Царю все равно нужен наследник, — люди снова начинают шуметь. — И это всё? — толпа кивает. — Тогда с сегодняшнего дня ни слова о том, что ваш царь не может иметь детей. — Чужеземец ждёт ребёнка? — злобно шипит кто-то из мужчин с трибуны. — Нет, это я. Это я ожидаю сына от Его Величества.***
— Господин Ким Чонин? — когда ему позвонили с незнакомого номера, альфа напрягся. — Вы указаны в качестве опекуна Лу Ханя. Верно? — Да, — Чон встал из-за рабочего стала, хватая пиджак. — Что случилось? — Он в больнице «Мёнсо». — Я скоро буду, — Хань, его лучик солнца в этом мире. Он оказался в Сеуле, когда учился на четвёртом курсе. В год, когда Чон думал о том, чтобы свести счёты с жизнью, когда апатия с депрессией оказались его лучшими друзьями, после встречи с биологическими родителями. Может, он слишком чувствителен, но он не был готов увидеть имя отца с долгом в почти миллиард вон. Выглядел он как бомж, хотя по бумагам за ним числилась недвижимость, а папа за долги попал в публичный дом. Я ведь не сгорю в аду? За то, что сделал вид, что не знаю их. Они ведь мои родители, в конце концов… — Это вы сдаёте комнату? — когда он стоял на набережной, парнишка с пепельными волосами зачем-то подошёл к нему. — Что? — Это же вы сдаёте комнату, господин? — глаза у парня опухшие. Плакал. — Мне жизни не дают в общежитии, поэтому я ищу жильё. — Почему? Ты вроде неплохой парень? — мысли Кима броситься с моста рассеиваются. — Плохой либо я, либо люди вокруг меня, — и пара капель слёз. — Мне надо потерпеть до окончания семестра, а потом я уеду. Альфе стало настолько жаль этого парнишку, что его проблемы как-то сами по себе отошли на задний план. Он разрешил омеге поселиться у себя. Лу был удивлён, увидев настолько большую квартиру и смешную цену за комнату в ней. — Я, я так не могу, господин Ким, — Лу попятился назад. — Ты очень помог мне, малыш, — альфа ни в коем случае не испытывал ничего романтического, его вели лишь нежные братские чувства к этому омеге. — Могу я убираться и готовить? — Лу не может поднять глаз. — Конечно, — после этой фразы Хань всегда встречал владельца квартиры с улыбкой и неважно, в каком настроении был он сам. Так родилась вторая дружба в жизни Чона, которая снова оказалась судьбоносной, так как привела его к тому самому омеге с красивыми раскосыми глазами. После первого свидания Чонин проводил Мина до дома и был потрясен, оказавшись почти рядом с дворцом. — Если думаешь, что вывезешь меня, позвони, — омега наклоняется к нему за поцелуем. В поцелуе нет безумной страсти, но чувства, что возникли во время этого, заставляли кончики пальцев дрожать. — Я позвоню, — шепчет альфа. Домой он возвращается с широкой улыбкой и выслушивает очередные странные сны Ханя. Тот их видит с самого детства, и для Кима это словно какой-то аудиосериал. Каждый раз что-то новое и интересное. Правда, Лухан не рассказывает, что герои его снов — это реальные люди, что окружают их. — Твои сны вещие, Лу, ведь парень, в которого я влюблён, тоже рыжий. У Лу сердце проваливается вниз от страха — неужели Минсок? Да, тот самый омега, который почти каждый день получает цветы и подарки. Иного пути, как расположить к себе возлюбленного, Чон пока не знает. Но старается изо всех сил. Старается приезжать и забирать его с работы. Тот, конечно, ухмыляется, но отпускает своего водителя. У особняка семьи Ким они сидят, обсуждая какие-то книги, а ещё дольше целуясь и обнимаясь. — Давай поедем к тебе? — предлагает старший перед Рождеством. — З-зачем? — от дрожащего голоса этого мальчишки, Мин улыбается. — Я ни разу не был у тебя в гостях, хочу посмотреть, где ты живёшь. — «Дурашка, я хочу тебя». — Поверь, Мин, мои апартаменты не так роскошны, как твои. — Мне пофиг, поехали, — и альфа подчиняется. Оказавшись у двери его двухкомнатной квартиры, они ловят взгляды друг друга и им обоим словно срывает тормоза. Прежде нежные поцелуи превращаются в страстные и горячие. Мин, будучи девственником в свои двадцать восемь лет, уже почти кончил, как только пальцы альфы оказались внутри него. Знал бы он прежде, какое это удовольствие, может, и не затягивал всё так надолго. — Это что, твой первый раз? — Чонину почти двадцать пять, но ни разу прежде он не имел дела с девственниками. — Это проблема? — омега умело скрывает свой страх. Он хочет быть с этим альфой, хочет, чтобы их тела сливались в экстазе. — Мне кажется, я могу кончить лишь от одной мысли, что я твой первый мужчина, — и умелые ласки младшего. Он бережно добавляет очередной палец, но вместе с тем и начинает ласкать член омеги языком. От двойного стимулирования, тот стонет. Чон облизывает, кусает внутреннюю сторону бёдер, оставляет ярко-красные засосы по всему паху, вбирает так глубоко, как может, и добивается того, что гордый и непреклонный омега изливается ему в рот. — Ты прекрасен, — снова поцелуи в шею, жадный вдох этой смеси яблок с кардамоном. — Я могу? — Да, — срывается с губ Минсока, когда он чувствует альфу, что трётся о его вход. Никакой боли и дискомфорта. Волна наслаждения накрывает его снова. Может, это всё из-за того, что они истинные? Может поэтому всё ощущается настолько потрясающе? Каждый толчок отдаётся в теле наслаждением. Минсок уже потерял счёт времени, у него закрываются глаза, а задница жадно принимает в себя альфу. Изливались в очередной раз, младший смотрит в окно и его ослепляют первые лучи солнца. Сердце начинает гулко биться, а обрывки то ли видений, то ли воспоминаний из прошлого яркими всполохами мелькают перед глазами. Что за?.. — единственное, что приходит на ум, когда Чон видит образ вина в богатых старинных одеждах, распластанного под ним…***
В прошлой жизни… Мин вспотевший, запыхавшийся, еле переводящий дыхание и источающий тот самый невероятный микс ароматов яблок и кардамона. — С чего ты вдруг решил навестить меня в течку? — ехидная улыбка омеги. — Я имею право брать своего супруга, когда только захочу. — Вспомнил, что я твой муж? — Минсок будто масла в огонь подливает. — А как же любимый наложник? Или тот не понёс наследника, и ты опять пришёл ко мне? — Заткнись, — сильная пощёчина и принудительный секс, на который Чонин не хочет смотреть, но всё как в кино. Он сторонний наблюдатель, что не может ничего сделать. — Захочу, я тебя по кругу отправлю генералам, понял? «Что это? Почему тот… Чонин? Почему он так жесток к Мину?» — А я каждому к горлу приставлю нож. Это со мной можешь делать лишь ты, супруг мой. И с громким стоном альфы из видения просыпается и он сам.***
Омега под ним уже вырубился и, к счастью, не стал свидетелем этого странного поведения. Но что это было? Его фантазии? Он бы никогда не сделал так больно своей паре. Задаваясь вопросами, он всё же заснул, а проснувшись, никого не обнаружил рядом и грустно поник.***
Ким Минсок Может, рыжему и стоило остаться в доме альфы, потому что едва он переступает порог собственного, как в него летит чашка с чаем, а после пощёчина. — Якшался с какой-то собакой подзаборной? Где твоя гордость? — отец в ярости. Он от самых ворот учуял чужой запах на сыне. — Господи, сколько было кандидатов, что подошли бы тебе гораздо больше, чем этот нищеброд. — Перестань, — еле слышно отвечает Минсок. — А что? Влюбился? Будешь кричать о любви, как и твой папочка? — альфа поджимает губы, — Тоже уйдёшь к истинному, с которым, тебе кажется, что будет рай и в шалаше? — родитель хватает его за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Только вот где же он теперь? Бросил всё. Меня. А главное, тебя. Стал тем, кто продаёт своё тело, лишь бы покрыть расходы своего истинного. Хочешь стать таким же, Минсок? — руки отца уже дрожат. — Нет. — Тогда думай прежде всего головой, как сын Ким Дохи, — у родителя самого наворачиваются слёзы. Да, он резок, но лишь во благо. Чтобы не увидеть сына, что будет стучаться со дна, как и его папаша. — Разреши нам провести ещё пару недель? — этот ребёнок никогда не просил. — С контрацепцией, — сказав это, отец ещё раз ударяет сына по голове и уходит к себе. Ким после этого разговора нуждается в алкоголе, чтобы забыться. Встретившись с Сехуном, он видит, что тот также в ужасном расположении духа. Они обсуждают того самого Лухана, что засел то ли в голове, то ли в сердце друга. — А ты? Пойдёшь ли наперекор отцу? — Никогда. Ни в этой жизни, ни в следующей. Подобная любовь к родителю была обоснована, ведь тот даже не его биологический ребёнок. Скорее дядя. Папаша умудрился переспать с братом отца и забеременеть. Дохи знал, но всё равно принял Мина как своего. Он сражался за него в суде, чтобы опека была единоличной. И подарил этому ребёнку всё, что смог. Деньги, время, свою любовь. Поэтому это было скорее преданностью.***
Рыжий бы не смог сказать о расставании, наверное, слишком сильно влюбился в этого настырного парня. С первого дня, со всунутой в руку коробки, до сегодняшнего, когда он снова ждал его на парковке, всё очаровывало, шаг за шагом. От безысходности он попросил Сехуна забрать его с подземной парковки. Но едва увидев «Мерседес», что подъехал к скромной «Киа», Мин сам побежал вниз. — Тебе лучше исчезнуть из жизни Минсока, — Се еле сдерживал гнев. — Какого черта ты вообще здесь делаешь? Я хочу лично поговорить с ним. — Он тебя избегает. Думаешь, его семья одобрит твою кандидатуру? Тебя? Какого-то вышибалы? — Чон стискивает зубы. Гордость его топчут с хрустом. — Что ты за человек? Довёл Лухана, теперь меня. Сехуна заткнули. Он не вывозил эту тему касательно Лу. — О Сехун, убирайся, я сам с ним поговорю, — было брошено грубо, однако О послушался и отъехал, но остался ждать у въезда на парковку.***
— Мин, почему Се говорит со мной за тебя? Что-то о твоей семье, о моей работе, но… — Он прав, Чонин. Я не пойду против отца. — Минсок! — и столько мольбы в голосе, что омеге становится больно. — Он мой отец. — А я твой истинный. — И что ты предлагаешь? Отказаться от единственного родного мне человека? — младший раздражён. — Если у тебя хреновые отношения с родителями, это не значит, что мои такие же. — Он привыкнет, смирится, — Чонину невероятно больно слышать такое, ведь не он выбирал родителей, не он приказывал им спиваться, долбиться без презервативов и рожать его. — Я бы смирился? — Что? — альфа в недоумении. — Я бы не смирился, Чон, а я воспитан этим человеком. И учитывая моё положение в семье, я послушаюсь отца. — С каких пор ты стал таким… послушным сыночком? — теперь Мин уже злится. За что? За его хорошие отношения с родителем? — Чонин, да пошёл ты! Одна лишь эта ситуация показывает, какой ты ещё ребёнок. — Я, к твоему сведению, почти двадцатипятилетний. — Толку от твоего возраста в паспорте, если не понимаешь элементарных вещей?! — А что будет с нами? — Мы расстаёмся. — Навсегда? — Ты не перестанешь быть глупым Чонином, поэтому да, навсегда. Может, когда подрастёшь — и мозгами, и кошельком, — мы ещё встретимся. — Это твоё последнее слово? — в глазах рыжего застывают слёзы, привычная спесь пропадает и Чону кажется, что Мин вот-вот утонет в этом болоте боли. — Да, Ким Чонин, — дрожащим голосом произносит омега, — последнее. Навсегда.***
Ким Чонин Следующие годы Чонин проводит за границей. Упорный малый. Везде и во всём. В работе, в личной жизни, в учёбе. Ким поступает в Бостонский университет, где продолжает учиться по финансовому направлению. Годами он покоряет свой «эверест». Достигнув позиции руководителя банка в тридцать один, он наконец-то начинает высыпаться и разрешает себе передышку. Минсок был тем, кого достичь — это одно дело, но и надо продолжать постоянно двигаться вперёд, чтобы быть рядом. Взяв следующий долгожданный перерыв в гонке с самой жизнью, Чон едет к Ким Дохи. — Я работал как проклятый семь лет, лишь бы вы сочли меня равным, подходящим Минсоку, — заявляет он с порога. — Вот же дурак, — мужчина с седыми волосами прыснул в кулак. — Он сказал, что я против, верно? — В смысле? Разве нет? — младшего альфу и раньше раздражал этот человек, а сейчас ещё сильнее. — Я не был настроен настолько категорично, — так, по крайней мере, казалось ему самому, — Просто посоветовал сыну не остаться у разбитого корыта, как его папаша. Кто же знал, что он отнесётся к этим словам настолько чувствительно? — Что, блядь? — Чонин стукнул кулаком по столу. — Такими словами ведь бросался, что вы единственный, кто у него есть. Ох, простите за мою несдержанность. — Ха-ха, — мужчина прикрыл улыбку рукой. — Не вини его. Мин всегда таким был. Не хочет разочаровать меня, себя, но слишком горд, чтобы признать это, — альфа не понимал абсолютно ничего. — Видишь ли, эти семь лет пахал не ты один. Я его секретаря видел чаще, чем его самого. Расширение филиалов в Сингапуре, Японии и Китае — только его заслуга. — Простите, мне надо поговорить с ним лично. — Они сейчас с Сехуном на игровой площадке, — после этих слов Чонин на ватных ногах спускается туда. Он ненавидел себя, что тогда не обозначил какой-то срок. Ведь за эти семь лет этот О Сехун мог приударить за Минсоком, и детьми бы они уже обзавелись. Альфа глазами находит своего… бывшего? будущего? Минсока крепко обнимает малыш лет шести, а может, и семи. Тот же острый подбородок, аккуратные небольшие губы Се, да и глаза тоже его. А вот подбегает и второй ребёнок. Чуть повыше. О, его я знаю — сын Ифаня. Невероятно красивый малыш, который родился маленькой копией своего папы, Чунмёна, да только альфой. — У вас, кажется, собрание папочек? — Чон подходит к компании родителей и ярко улыбается. — Кай! — Ифань его крепко обнимает. — Сколько лет! — мужчина реально скучал по нему. Лучший друг, почти что брат. — Какой же Гувон высокий для своего возраста! — Есть в кого, — улыбается Чунмён. — Ким Минсок, — обратившись к парню, который был уже брюнетом, Чон завис на пару секунд. Не постаревший ничуточки красивый мужчина. — А как зовут этого мальчика? — игривым тоном он обращается к альфочке, которого Мин держит на руках. — О Тэян, — малыш улыбнулся. В этой улыбке было что-то знакомое. Чон немного нахмурился, пытаясь вспомнить. — Пойдём. Тэян, ты идёшь к Ву, а после прогулки тебя заберу либо я, либо отец. — Я могу понять это как проигрыш всей моей жизни? — Чего? — У вас, кажется, уже ребёнок с Сехуном. Я не успел, — альфа почти плачет. Слёзы подступают сами. — Ты неправильно всё понял, Чон. Это сын Ханя, — теперь и глаза, что смотрели, и улыбка — всё сходится. Очаровательный ребёнок с таким же добрым сердцем. — А в течение всех этих бесконечных лет я ждал одного малявку. — Мне тридцать, имей уважение, — и с издёвкой добавляет, — хён. — Я хотел поговорить с тобой. Ты же понимаешь, в моем списке приоритетов тебя не будет на первом месте? Работа, отец, может, Тэян. Будет ли тебе хватать меня? — Моей любви хватит на нас двоих, Мин. И ещё на пару жизней. — Не зарекайся, Чонин. Просто всегда люби меня, а там видно будет. — Я уже сейчас не могу отвести от тебя глаз, любимый, что уж говорить о будущем, — чувствуя тепло в груди, омега наклоняется к своему мужчине за поцелуем.