Просперити

Знойное лето 1933 было мучительным ещё и потому, что в воздухе кружился, точно стервятник, кризис. Безработица, охватившая страну, застигла врасплох не только обычных трудяг, мечтавших встать на одну ступень с теми, кто глумился над ними, — но по большому счету тех, кто быстро поднялся к звездам и с такой же стремительной скоростью рухнул назад, в нищету. Нью-Йорк, этот некогда райский сад в пустыне ада, теперь огромная свалка разбитых душ и арена битвы за жизнь. Обанкротившиеся богачи, привыкшие отдавать приказы и принимать ванны в шипучем шампанском, вынуждены были за гроши распродать свое имущество, бизнес и иммигрировать в те страны, где их деньги продолжат давать им напускное представление власти. Но не ко всем постучалось в дверь банкротство: оставались те, кто мог позволить себе годы проживания в самом роскошном отеле Нью-Йорка, завтрак с лобстерами или штат прислуги из пятидесяти человек — и это минимум! Одна из таких семей — Шиллеры. Огромные железные ворота презентабельного вида отворяются настежь, впуская в широкий двор с огромным фонтаном в центре дорожки, которая берет виллу в кольцо, Форд в приятном бордовом оттенке. Машина, проезжая по ровным плитам, минует неработающий фонтан, высохший, однако чистый, тормозит прямо у широких мраморных ступенек цвета шампань. Шофер любезно открывает дверь, и первой из кожаного салона выходит миссис Шиллер, или леди, как она любит отмечать про себя, имея привычку вспоминать, что в её роду течет дворянская кровь. — Какой прелестный домик! — несправедливо заметила женщина, пропуская своих двоих детей, мальчика и девочку, вперед — тоже полюбоваться видом. Её муж, бизнесмен и будущий политик, мистер Шиллер, поправляя шляпу на голове, откашливается. — Домик, говоришь? — он не может обхватить виллу одним взглядом — настолько она велика. Это строение прекрасно не только в своем масштабе, впрочем, как и площадь, занимающая самое выгодное положение — прямо на берегу моря. Здесь есть свой парк для гольфа, огромные сады и бассейн. Отдельный дом, предназначенный прислуге, конюшня, винный погреб и даже теннисный корт. Об этом семье, прибывшей изучить свою будущую покупку, рассказывает риелтор. Он учтиво приглашает супругов подняться и взглянуть на роскошь своими глазами. Их дети, тринадцатилетняя Маркиза и двенадцатилетний Бруно, играя в салки, бегут в дом первыми. — Стены толстые и прочные. Раньше здесь проводилось много вечеринок с громкой музыкой, так вот стены выдержали все. Взгляните на пол, натуральный мрамор из Италии. Плитку полируют два раза в год, — указывает он ушком своих очков на пол с орнаментом, — на нижнем этаже гостиная, кабинет, кухня с видом на бухту, три ванные комнаты, кладовая, игральный зал и бассейн. Лестниц на второй этаж три: две в разных крылах, третья перед вами. Миссис Шиллер кружится в пустой огромной прихожей, которая в прошлом собирала в себе знаменитостей, бизнесменов и других членов высшего общества, где все предавались танцам и веселью. Она улыбчиво глядит на широкую лестницу с ответвлениями, перилла которой в плену золотых питонов, служащих декором. — Чудесно. Дети, успевшие осмотреть весь первый этаж, галдя, бегут по лестнице наверх. Их голоса эхом отражаются от стен с фресками и зеркального потолка. — Где же вся мебель? — спрашивает женщина, касаясь пальцами голых поверхностей. — Мебель, декор и прочее были распроданы на аукционе. Так решил предыдущий хозяин. — Что ж, он лишил меня возможности оценить всю помпезность его вкуса, — с досадой вздохнула миссис Шиллер, явно пребывая в полном восторге от коттеджа. Внутрь, сквозь голые окна, проникал солнечный свет. Через них выходил вид на задний двор, откуда заметен теннисный корт. — Желаете подняться наверх? — обращается к все это время молчавшему бизнесмену риелтор. Мужчина, закуривший папиросу, сперва не слышит вопроса, слишком погруженный в свои наполеоновские мысли. Затем, выдохнув дым в одно из открытых окон, он с энтузиазмом соглашается. — Лиззи, ты с нами? — остановившись на лестнице, нагибается вбок мистер Шиллер, чтобы увидеть свою супругу: та удалялась в левое крыло, решив поглядеть на кухню, в которой она, по сути, готовить и не собирается. — Ступайте, я вас догоню. Девочка, спрятавшись от своего брата, хихикает. Её голубое платье на пуговицах выглядывает из-за угла, в котором она уместилась. Но Бруно сестру не видит. Очевидно, что по своей природной рассеянности, поэтому Маркиза думает ещё немного помучить брата и спрятаться лучше. Девочка рыщет взглядом по сторонам — на неё смотрят парочка дверей в неизвестные комнаты. Она недолго раздумывает и мчится к двери напротив, пока Бруно её не заметил. Попав внутрь, Маркиза вдруг забывает о салках и оглядывает большую комнату с темным паркетом и белыми стенами вдоль и поперек. Она пустая, но в ней хранятся какие-то коробки без надписей. Значит, бесхозные, мусор. Здесь тоже нет занавесей и штор, оттого и ярко, тем более солнце светило как раз в это крыло. Слыша за дверью громкие топтания брата, Маркиза понимает, что поиски могут затянуться. Бруно тугодум, и ему в голову точно не придет мысль искать сестру в разных комнатах. Она находит как скоротать время. Заглядывая в коробки, девочка находит сломанную лампу, мужскую одежду, вроде рубашек, шляп и футболок. Какие-то книжки с незнакомыми буквами, которые она сочла за каракули. Открывая их, девочка кашляла от пыли и становилась раздражительной, потому что большинство из них полны странной письменностью. Это действительно портило настроение, к тому же — если любопытство грызет внутренности. Однако одна книжка, тонкая и с коричневым переплетом, которая, позже понимает Маркиза, в самом деле тетрадь, меняет расположение её духа. Во всяком случае потому, что записи в ней на английском. Желтые пятнистые листы, постаревшие от времени и сырости, исписаны чернильными словами. Почерк ровный, красивый, словно под копирку. — Ба! Вот ты где! Ты водишь! — с грохотом врывается в комнату Бруно, отчего застигнутая врасплох неожиданным появлением Маркиза, вздрогнув, оборачивается. — Отстань, не до тебя сейчас! — Эй, чего ты сразу сдуваешься, когда я тебя засалил?! Ты водишь! — для закрепления Бруно хлопает сестру по спине, а Маркиза лишь скалится. — Бруно, брысь! Я пытаюсь читать! — Я пожалуюсь отцу на тебя, — обещает младший, надув, как индюк, щеки. Он ещё пару мгновений ждёт, что сестра передумает, но Маркиза сидит, уткнувшись в тетрадь носом. Бруно на её помешательство только фыркает и, расслышав шаги на лестнице, хлопает дверью, чтобы поспешить исполнить обещанное. Девочка же, держа пальчиками край страницы, бегло проходится по чужим записям невидимого незнакомца. Она приоткрывает дверь в прошлое и становится той, кто впервые видит этот дневник. Кто вообще знает о его существовании… Записи начинаются с 1923 года, с такого же жаркого лета. «Когда я впервые увидел его, мне должно было накануне исполниться двадцать. Джентльмен по фамилии Скретч корейского происхождения и с безупречными манерами. Это первое, что я о нём услышал до того, как познакомился с ним лично. О да, он точно был безупречным… безупречной партией для моей кузины Мисо…»