Просперити

Кровать ритмично покачивается и, из-за панцирных пружинных сеток, издает громкие скрипы. Столь бурные пляски заставляют матрас сползать к полу. Хриплые стоны, отскакивая от стен с цветочными обоями, не затихают, с каждым толчком становясь глубже. В комнате пахнет маслами и сыростью, помимо всего, ноздри режет стойкий мускусный аромат вперемешку с потом, и все это из-за горячих тел, переплетающихся и скользящих между взмокшими простынями. Сжимая пухлое бедро, Хосок глубоко входит и толкается, придерживаясь изначального ритма, о котором столь отчаянно просил его партнер на сегодняшнюю ночь. Парень под ним, извиваясь, рвано дышит и, цепляясь пальцами за металлические перила, двигает бедрами навстречу. Пошлые шлепки мокрых тел возбуждают пуще — Хосок крепко сжимает чужое тело, насаживает парня на себя и грызет изящно выступающие ключицы, которые страшно похожи на те, что пару месяцев назад сводили его с ума. Страстный секс продолжается ещё несколько минут, пока парень, не издав глубокий дрожащий стон, не изливается себе на живот, растворяясь в неповторимом экстазе. Хосок, наблюдая за чужим оргазмом, наклоняется ближе, жадно целует и, спустя пару глубоких толчков, тоже кончает. Кровать перестает дрожать. — Я думал, тот раз был последним, — спустя некоторое время обращается к Чону парень, лежа обнаженным на разворошенной постели. Хосок, закуривая, сидит на краю и рукой тянется за брошенными на пол штанами. Сизый дым быстро поднимается к потолку с отвратительными темными пятнами плесени. Мужчина, держа сигарету в зубах, одевается. — Я тоже, — с горечью, ясной лишь ему одному, отвечает он и накидывает на плечи рубашку. Он не видел его с той ночи в баре... О нем нет ни слуху ни духу, словно провалился сквозь землю. Хосок пытался забыть о нём, говорил себе, что сама судьба подарила ему возможность навсегда вырвать Тэхёна из сердца, однако такие, как он, не забываются. Стоит ему зажмуриться, перед глазами только его облик. Хосок не понимает откуда в нем эта дьявольская одержимость, ведь между ними ничего, кроме перебранок, не было. Ложь. Было. В полубреду от скотского состояния, пьяные и горевшие в похоти, их тела извивались в любовном танце, они тонули в этом чувстве вместе, держались друг за друга, соединяя души поцелуями. Может, для Тэхёна этот секс ничего не значил, но Хосок, побывавший одновременно в аду и в раю, не позволяет себе отпустить те эмоции. Они до сих пор пробуждают в нём огненную страсть. Хосок искал его, часто спускался в бар, все поглядывал на сцену, где ещё недавно восхитительный ангел исполнял песни небес и завлекал чудным голосом в геенну огненную, не решался подойти к бару и спросить. Ему нужно было просто отодвинуть свою гордость и узнать, где Тэхён. Не смог. Обещал не бегать, и не бегает, молча умирает от тоски и волнения, крошит собственные кости в гневе, который тушит горьким коньяком. Беспорядочные связи, ничто иное как жалкие попытки заменить его, заканчиваются разочарованием. На фоне Ким Тэхёна любой секс — пресность. Хосок в растерянности, он хочет идти дальше, но он не может. Это замкнутый круг. Одевшись, он становится у крохотного окна с белыми узорчатыми занавесями, оттягивает их, глядя на улицу, поглощенную тьмой, и докуривает. Снег, выпав до сугробов, таинственно поблескивает в свете фонарей, чуть дальше, на дороге, заметны снующие взад-вперед автомобили. Почему в такой уютный вечер, ему настолько одиноко? — Как понимаю, не прощаемся? — насмешливо бросает парень в спину уходящего. Хосок держится за дверную ручку, поворачивает голову в сторону кровати и, отчего-то придя в бешенство, фыркает. Он выходит, громко хлопнув за собой. На шагу Чон надевает кашемировое пальто и только теперь осознает, что именно его разозлило — в постели находился не тот человек. Следующие дни растягиваются в один длинный промежуток времени. Хосок направляет все силы в работу и даже чуть ли не погибает в одной из перестрелок. К его везению, пуля пролетает мимо, всего в трех сантиметрах от уха. На улицах Нью-Йорка вспыхивают беспорядки, вновь и вновь, будто кто-то нарочно подстрекает мелкие банды. Искоренив одно зло, полиция пробуждает новое: недовольные запретами, прежде злейшие враги объединяются и ведут борьбу, не с властями, как могло бы показаться, а с другими группировками, у которых больше влияния. Это правило выживания в современном мире. Играя на два фронта, — занимаясь инспектором и выполняя грязные поручения Конте, — Хосок все равно, каким бы вымотанным себя не чувствовал, хотя бы раз в неделю заезжал в бар, занимал любимый Джеем столик и глазел на сцену. Она уже не такая интересная, как прежде, поэтому Чон прикрывает веки и дает волю воображению. Вот он, фантом, до которого не дотянуться, в красном. Нет, в синем. Нет, в белом. Во что бы он не был одет, его харизма, его невероятная красота озаряет вспышкой. Хосок тоскует по нему, уже не знает куда деваться, чуть ли не воет и даже фантазии не в состоянии потушить в нем проснувшийся вулкан. Поэтому следующую ночь Чон вновь проводит в объятиях другого, чтобы хоть как-то заглушить рвущуюся наружу жажду. И снова пресность… *** Чимин сдает дисциплины на высокие оценки и этим радует не только себя, но и гувернантку. — Нам осталось учить немного до Рождества. Экзамен проведем двадцать второго декабря, — убирая толстые учебники в сумку, собирается уходить женщина. Чимин, гордясь своими успехами, кивает и, заметив в коридоре суматошного Намджуна, провожает преподавателя до двери, а затем следует к старшему. Инспектор, завязывая галстук, стоит перед большим зеркалом к нему спиной. Его широкие плечи, которые облегает серый свободного кроя пиджак, привлекают внимание Чимина. Мальчишка, замерев в трех шагах от него, тут же покрывается румянцем. Ну почему этот человек настолько идеален? Чимин не замечает в нём ни одного изъяна, а как, если мужчина перед ним воплощение греческого Геракла? Как внешне, так и своими поступками Ким Намджун красив. Чимин более не может представить свою жизнь без него: иной раз кажется, что так будет всегда — общий дом, встречи после работы, совместный ужин. Если так подумать, Чимину большего и не нужно — только он рядом с ним. Инспектор заканчивает с галстуком и опускает руки по швам, заметив в отражении зеркала чужое присутствие. — Ты что-то хотел? — А? — рассеянно смотрит на мужчину Пак и краснеет гуще. — Нет. — У меня важная встреча сегодня в мэрии, потом бумажная волокита в участке. Пожалуйста, не дожидайся меня, как обычно, укладывайся спать, — мягко просит об одолжении старший, которому в глубине души приятно возвращаться после тяжелой смены домой, где его ждут. И неважно, что на часах давно за полночь. Упрямый парень, мотнув головой, становится ближе, заострив взгляд на твердой накачанной груди. Вот бы к ней сейчас прижаться. Намджун усмехается, когда получает в ответ резкий протест. — Чтобы хорошо учиться, нужно высыпаться. — Неубедительный аргумент, потому что у меня с дисциплинами всё отлично. Миссис Пейдж меня хвалит. Кстати, — поджимает пухлые губы Чимин, разрушив расстояние между ними, — я хочу найти работу. — Не сейчас, — помрачнев, решительно отсекает Ким, — сконцентрируйся на учёбе. — И быть нахлебником? Я не могу так больше. — Ты меня не обременяешь, я уже тебе объяснял, — Намджун пытается улыбнуться, будто это поможет переубедить мальчика, но Чимин почему-то злится пуще, а последняя фраза инспектора подливает масла в огонь, — ты мне как младший брат. Могут ли быть слова ядовитее этих? В желудке горит, словно он опустошил чашу с уксусом, внутренности разрываются. Эта черта, которую он проводит время от времени, настолько противна Чимину, что слёзы желают брызнуть из глаз. Как любить того, кто возводит стены? Эта фраза рушит всё! Из-за нее ему никогда не подобраться к сердцу Намджуна. А Чимин хочет, Чимину уже не терпится ощутить тепло его объятий, влажность поцелуев, страсть двух тел. Эта тяга губительна, аморальна, она полна греха, но грех — сладкий плод, и к нему всегда тянутся. Почему бы и Чимину не вкусить его, тем более он поднялся на землю из глубин Ада. Он измазан в саже и копоти, у него нет крыльев, он не ангел, но даже такие, как он, заслуживают любви. Чимин чуть ли не плачет перед ним от обиды, кривит рот в жалких попытках сдержать слёзы и отчаяние, коснуться его губ, а своими дрожит. Он мало что о нём знает, они редко говорят об его жизни, но в одном Пак уверен точно — Намджун был и остается человеком, который его неоднократно спасал. И Чимин в него окончательно и бесповоротно влюблен. Крепко сжав кулаки, брюнет сердито хмурится. — Я найду работу, и ты не сможешь мне помешать. — Погоди, — Намджун хватает того за запястье, когда он хочет уйти и возвращает к себе, — я препятствую не потому, что упрям. На то есть причины. Ты же читаешь газеты и видишь какой беспорядок царит на улицах. В перестрелках погибают невинные граждане посреди белого дня, Чимин. Я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью. Брюнет, глаза которого светятся при виде чужой ладони, крепко державшей его за руку, считает удары сердца. Все, о чем думает Чимин, это прильнуть к чужому телу, обнять и вдохнуть любимый запах, который ему снится по ночам. — Почему? — спрашивает едко он и сам же заканчивает мысль, — ах да, потому что я тебе как брат? Странная интонация сбивает инспектора с толку. Бровь Намджуна вопросительно дёргается, а выражение лица остается твердым. Чимин осознает, что попал в яблочко. — Мне не пять лет, я сам могу о себе позаботиться, — отнимает свое запястье парень, обиженно надув щёки. Он жаждал услышать другие слова. — Не забывай, где ты меня нашел. Я как никто другой знаю, насколько жесток этот мир, но, если от него полностью закрыться, можно упустить что-нибудь прекрасное. Я не трус. И не нахлебник. Ты говорил, что у меня всё впереди, так позволь мне научиться самому строить жизнь. Поставив жирную точку в разговоре, Пак быстро выходит из спальни, оставляя Намджуна обдумывать выброшенные им слова. Мужчина, сверля потупившимся взглядом ковёр, долго не переступает с ноги на ногу и понимает, что Чимин, отчасти, прав. Мальчику нужен свежий глоток воздуха. Спустя полчаса сборов, взяв в руку дипломат, Намджун заглядывает на кухню, где пьет чай обиженный парень. Чимин на него не смотрит, но краем глаза замечает, что на голове инспектора черный теплый козырек, а на плечах длинное пальто. Даже сейчас выглядит как бог, что за несправедливость! — Хорошо, ты можешь работать, но с условием, что я сам найду тебе место. — Мы так не договаривались! — возмущается громко Чимин, ошпарив язык чаем. — Мы никак не договаривались, — парирует старший, взглянув на того из-под бровей, — я выберу для тебя наиболее мирный квартал. Ты мне не веришь, но на улицах действительно сейчас очень опасно. Я пытаюсь покончить с преступностью, чтобы люди, вроде тебя, могли жить спокойно. Чимин провожает Намджуна нечитаемым взором и, отвернув голову к окну, рассматривает крыши многоэтажных домов. В самом ли деле Нью-Йорк — это арена битвы за выживание? И был ли он когда-нибудь другим?.. *** С Юнги что-то не так, Чонгук это чувствует. Подозрения начали подтверждаться после нескольких дней разлуки, которые парень оправдывал занятостью на работе. Джей приходил в бар, как и всегда садился на свое любимое место, наблюдал за любимым, который даже в толпе сверкает ярче звезд. Однако его жемчужинка на него ни разу не взглянула, не приблизилась к столу. Юнги старательно избегал зрительного контакта, хотя Чонгук нарочно в нём дыры проделывал, звал к себе, но оставался в одиночестве. В конце концов терпение лопнуло, и Скретч сам пришел к нему, поймал за плечо среди толпы и на виду у всех потребовал объяснений. Юнги сказал то же, что и вчера, то же, что и позавчера и двумя днями ранее... «У меня много заказов», — от этой фразы Чонгука уже тошнит, тем не менее он не показывает недовольство, принимает чужой ответ и оставляет Юнги в покое. Ему приходится остаться наедине со своим смятением и чувством недосказанности. Казалось, Юнги есть что сказать, но слова в глотке застревают. Почему же он его избегает? Неужели он в чем-то оплошал? Чонгук всерьез напуган и, заказав себе крепкий напиток, погружается в раздумья. На следующую ночь он не приезжает, решив дать Юнги время, уехал за город, расквитаться с предателями, которых раскрыл Хосок. Надев тем на головы мешки, кузены расстреливают пятерых и бросают тела в море. — Не поедешь в бар? — поинтересовался Хосок, зажигая себе и брату сигарету. Затянувшись, Скретч отрицательно качает головой. Заметив, как тот изменился в лице, Чон более вопросов не задавал, поехал в «Блади Мэри» один. Юнги, как ни странно, желавший держать дистанцию с Чонгуком, теперь нервно грыз губы в надежде увидеть его, тем самым противореча своим действиям. Привыкший видеть его каждый вечер, он расстроенно смотрит на столик, куда только что уселся кузен Скретча. Один. Без него. На сердце образуются кровоподтеки. Как же ему тяжело от разлуки и преследующего его страха, что Мисо не лгала. Готовый зарыдать на ровном месте, брюнет рысью бежит в уборную и, открыв кран, моет несколько раз холодной водой лицо. Взгляд цепляется за бледное отражение в зеркале, из-за полумрака мешки под глазами кажутся бездонной ямой. Он не может нормально спать, мучаясь из-за сомнений. Ему стыдно — как он смеет в нём сомневаться, ведь Чонгук сам к нему подбирался, шел на многое, прокладывал мосты... Зачем ему перечеркивать всё это в одночасье? Даже если речь идет о такой красавице, как Мисо... Юнги вновь и вновь брызгает на лицо ледяную воду, пытаясь прийти в здравый рассудок, но не получается. И не получится, пока он не спросит его в лоб было или не было. А задав этот страшный вопрос, он ранит чужие чувства. Почему, почему же он услышал это «было»?! Почему он просто не ушел?... Схватившись за бортик раковины со всей мочи, Юнги скрипит зубами и жмурит веки до разноцветных пятен. Вот бы ему, несчастному, ослепнуть или оглохнуть, чтобы никогда больше не становиться свидетелем чего-то ужасного. — Вот ты где, — возвращает парня на землю до дрожи знакомый голос. Юнги не успевает обернуться, как оказывается втянутым в сладкий поцелуй. Чонгук, нежно держа его за лицо, голодно целует, смакуя любимый вкус, медленно толкается языком внутрь. Не смог пересилить себя и, прямо у ворот особняка, дал газ в пол и свернул обратно в город. Уж слишком он соскучился по нему, чтобы уснуть, так и не взглянув в его медовые глаза. Чонгук целует его долго и чутко, пытается ласками показать степень своей любви, которая безгранична. Он крепко держит его за голову, играет языком с чужим и мычит от удовольствия. Наконец-то он его чувствует. Эти несколько дней бойкота стали для него тюрьмой, пусть он и был на свободе, но без Юнги жизнь теряет свое очарование. Обняв того за массивные плечи, Юнги еле поспевает за чужой страстью, дышит рвано и отчаянно, будто не против задохнуться. Впрочем, он в самом деле не прочь отдать ему свой последний глоток воздуха, поэтому, будто пытаясь это доказать, вжимается в него, забыв обо всем на свете. Сейчас есть только они. — За что ты так со мной? — между поцелуями шепчет Чонгук, зарывается пальцами в гладкие волосы цвета ночи. — Ты хоть представляешь, как я мучился? Ты был так близко, но к тебе не подобраться. Недосягаемый мой… — Ничего не говори, — зажмурившись, поджимает зацелованные губы Юнги. Как прекрасны его слова! И до чего болезненны. — Почему ты избегал меня? — Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. — Жемчужинка… — Чонгук, — Юнги поднимает на него взгляд, и Джей видит в нем штормовое море. Он не понимает в чем причина этого волнения, хочет услышать, но вновь не напирает, чтобы не расстраивать Юнги. — Я... я не хочу тебя терять. — Откуда такие глупые мысли, м? — гладит бархатную скулу Чонгук, утешительно улыбаясь. — Ты меня не потеряешь. Он боялся, что Юнги его разлюбил и место себе не находил. Оказывается, напрасно. Юнги вновь удалось разогнать тучи над его головой одной лишь репликой. — Тогда почему мне страшно? — шепчет еле слышно Юнги и отходит в сторонку, собираясь с мыслями. — Я больше так не могу. — О чем ты говоришь? — О тебе... о нас... о Мисо. Она целыми днями грезит о вашей свадьбе, хвастается подружкам! Я не выношу мысли, что ты будешь её мужем! Я не выношу, когда она зовёт тебя своим, — схватившись за бабочку, расстегивает одну пуговицу рубашки, потому что дышать нечем. Тяжко даются слова, давно вонзившиеся занозой в сердце. И между тем на душе становится легче. Чонгук молча наблюдает за терзаниями парня, выслушивает всё, что накопилось за несколько дней. То, как Юнги ревнует самая одновременно милая и душещипательная вещь на белом свете. — Любовь моя... — Знаешь, что она сказала? — разбито говорит Юнги сквозь вымученную улыбку. — Она сказала, что между вами что-то было. И будто свет погас. — Что? — искренне удивляется Скретч, обнажая морщины на лбу. Брови его собираются у переносицы. Его реакция очевидна, ведь Мисо солгала. Раздражённый этим фактом, Чонгук опускает руки на бок. Черты его мраморного лица заостряются. — Это ложь. Что именно она сказала? — Что вы занимались любовью, — едко выплевывает Юнги и, не в силах скрыть свою ревность, смущенно отворачивает голову. У Чонгука от нервов стягиваются внутренности, а на шее набухает жилка. Он кривит ртом и смотрит вперед с потемневшим от злости взглядом. — Смотри на меня, — резко подступает к парню Скретч, не больно схватив того за подбородок, впивается острым взором в его напуганные глазки, — между мной и твоей кузиной никогда ничего не было. Запомни. Это наглая клевета, за которую она мне ответит. Я люблю только тебя и хочу только тебя, слышишь? Я закрою глаза на то, что ты поверил ей, потому что ревность способна на многое, но впредь, прошу тебя, никогда во мне не сомневайся. Увидимся завтра на ужине, — сильно целует Юнги в лоб и, не оглядываясь, быстро выходит наружу. Обескураженный произошедшим, не сумев толком понять, что именно сейчас произошло, парень бросается за Чонгуком. — Какой ещё ужин?.. — растерянно хмурится Мин, только от мужчины и след простыл. *** Мин Джихо, не притрагиваясь к бокалу виски, разглядывает развешанные на стенах винтовки со времен Гражданской войны. Их семь, все разной сборки, гладкоствольные и нарезные, с гравировкой и золотыми элементами. Видимо, их хранят как трофеи. В помещении накурено и нечем дышать, едкий запах перегара смешивается с назойливым табаком, от которого горят ноздри. Старик, гордыня которого это страшный грех, а никак не добродетель, скрипит зубами, подготавливаясь морально завести разговор в правильное русло. Такой, как он, снизошел до встречи с мошкой, вроде хорошего знакомого покойного Матео Руиза и Буша, ныне объявленного в розыск за так называемый обстрел фабрики. Джихо глубоко задел этот случай, он-то знает кто опорочил его имя и оставить эту ситуацию в прошлом не может, пока не отбелит свою репутацию. В тайне от инспектора, старик налаживает связи с бандитами, чтобы найти доказательства виновности Скретчев и поквитаться с ними. — Я не знаю, где сейчас Буш. Наверное, обжимается с парижанками в Ритц'е, — запивает свою реплику алкоголем собеседник, пятидесятилетний предприниматель, занимающийся нелегальной торговлей облигациями — Фрэнки Куин. Его широкий живот, еле вмещающийся в штаны, подпирается резиновыми подтяжками с зажимами. На голове его разноцветная панама, которая идет в разрез с французским костюмом пастельного тона — полное дурновкусие. Внешний вид собеседника не вызывает ничего, кроме смеха, но за всей этой безвкусицей таится тяжелый нрав и расчетливость. Личина просто усыпляет бдительность, однако Джихо давно просек этот коварный план и смотрит в оба глаза. — Как он решился здесь всё бросить и уехать? — Его этот наглый инспектор к стеночке прижал. Против власти пойдет только отчаявшийся самоубийца, — обгладывает копченые ребрышки, облизывая пальцы в жиру. Свистнув, он призывает своего пса, огромную черношерстую бельгийскую овчарку, и отдает той косточки. Гавкнув, пес бросается за объедками и ест прямо с персидского ковра, чавкая и разгрызая острыми клыками кости. Наблюдая за бешеным аппетитом собаки, Джихо кривит рот от презрения. Своим питомцам он бы и на милю не позволил приблизиться к дому, не говоря уже о дорогих вещах. — А зачем тебе вдруг понадобился этот сукин сын? — Куин вытирает руки и подбородок полотенцем. — Ты же не веришь, что это он напал на фабрику? Мужчина неоднозначно ведет бровью и оглядывается на пса. Джихо этот жест кажется странным — эта сволочь точно что-нибудь знает. — Я хочу найти настоящего саботажника. — Полиция сделала это раньше тебя. Бушем двигала месть. — Да чушь это всё! — заводится, багровея, Джихо, выругавшись по-корейски, — он бы мстил по-крупному, он бы вышиб мозги Майклу и его сопляку племяннику! — Ты так глотку рвешь, потому что на месте преступления нашли твои пушки? — вкрадчиво спрашивает мужчина, и в его интонации Джихо ярко слышит насмешку, от того бледнеет в порыве ярости. — Ты что несешь?! — старик, застигнутый врасплох, бьет ладонью по столу, тем самым заставляя стаканы дрожать и издавать тихий звон. Пёс, занятый трапезой, отвлекается на шум и угрожающе рычит, выдрессированный защищать своего хозяина, который в этот момент жестом приказывает ему умолкнуть. Рвано дыша, Джихо не сводит острых глаз с беспечного лица жирдяя. Он возмущен тем фактом, что слухи об этой находке расползлись по всей бандитской округе. — Правду, — спокойно произносит Куин. — Меня подставили! — Вот почему ты задницу свою рвешь, — тихо смеется второй, качая головой, и с сарказмом добавляет, — хочешь восстановить свое доброе имя... Неприятно, когда яму роют, не так ли? Разглядев неоднозначные намеки, Джихо фыркает. — Это ты к чему? — А к тому, мразь, что ты наконец-то получил по заслугам. Но, как по мне, этого недостаточно за то, что ты наши имена копам сдаёшь. Думал, никто не в курсе? — американец усмехается над быстрой сменой настроения корейца и, злорадствуя, сплевывает. — Ты мерзкая крыса, которая хочет усидеть на двух стульях, но так не бывает, господин Мин.... Не бывает... В комнате наступает наводящая на размышления тишина. Слышно даже как горит табак в трубке. Сизый дым, ставший прозрачной стеной между спорящими, достигая невысокого потолка, расплывается по всей поверхности. Джихо лихорадит от смеси эмоций, кои он не в силах контролировать. Ему одновременно хочется кричать в оправдании, а с другой стороны, он не прочь снять со стены одну из винтовок и застрелить чересчур дерзкого американца. Вдруг, уловив светлую мысль в голове, взгляд старика проясняется и он, блеснув глазами, подозрительно щурится. Сухие губы, прячущиеся под седыми жидкими усами, дергаются в жесткой ухмылке. — Ты заодно с этими ублюдками Скретчами, — догадывается Джихо, медленно кивая. Мужчина, в свою очередь, не двигается, ни один мускул на его лице не дергается. Он лишь успокаивающе гладит своего лающего пса, которому не терпится наброситься на старика. — Я всё понял! — зло смеясь, рявкает Мин. — И это ты тот человек, который замял их конфликт с братом покойного Руиза. А я-то думал, почему после того, как правда о смерти всплыла, Майклу не пустили мозги по полу. — Верно, — холодно отвечает американец, и в этот миг Джихо слышит щелчок. Его взгляд опускается к столу, куда Куин кладет свою руку с заряженной пушкой, нацеленной в его сторону. Кореец в презрении сжимает челюсть. — Я не собираюсь из-за шакала, вроде тебя, портить свои отношения со Скретчами. Запомни, ты в Нью-Йорке никто, кем бы ты себя не старался выставить. Когда ты сдохнешь, твой бизнес рухнет вместе с тобой, потому что твой сын гребаное и ни на что негодное дерьмо. — Закрой пасть! — брызжет слюной старик, выставив вперед нижнюю челюсть. Он тоже достает из-за пазухи пистолет и приставляет его ко лбу мужчины. Овчарка, оскалившись, рвется во всю напасть, подняв в доме ужасный гвалт. Американец давит пальцами на холку, не позволяя псу атаковать и между тем держит пушку прямо. В помещении пахнет ещё не пролитой кровью. Никто не нажимает на курок. — Ты мне за это заплатишь, — сплюнув, рысью покидает комнату Джихо, громко хлопнув дверью, отчего дрожат стены. Американец расслабляет руку, и овчарка, оглушительно гавкая, несется к захлопнувшейся двери, скребется об неё в попытках выйти. Между тем Джихо, мало того, что не получивший информацию, так ещё и проигравший в споре, в страшном гневе мчится по гравию к воротам, за которым его ожидает шофер и двойка телохранителей. Ругаясь под нос, он кривится до неузнаваемости и не сразу замечает, что калитка распахивается, а во двор входит некий джентльмен в темно-сером костюме и цветком в кармане. Джихо буквально пролетает мимо него, бросив беглый взгляд, не узнав человека, орёт своим заводить машины. Хосок, которого чуть было не столкнули на ровном месте, с насмешливым удивлением провожает господина Мина и, поправив лацканы макинтоша, заходит в дом. Уловив знакомый запах, ещё пару мгновений назад беснующаяся собака дружелюбно виляет хвостом и радушно встречает гостя. Хосок, погладив того за ушком, кивает сидящему за столом Фрэнки. — Он приходил узнать про Буша. Этот старик пытается раскопать на вас компромат. — Флаг ему в руки. — Я ему ничего не сказал. — Правильно, — выпуская пса из комнаты и прикрыв за ним дверь, кивает Чон, — потому что мертвецы не могут разговаривать, — прежде, чем мужчина успевает переосмыслить суть брошенной реплики, Хосок быстро достает оружие и пускает пулю тому в лоб. Куин, мгновенно скончавшийся, роняет голову в пустую тарелку, а в это время находившийся в руке бокал виски, соскользнув, разбивается на осколки. Собака за дверью вновь принимается лаять, а снаружи слышны выстрелы. Хосок, виртуозно посвистывая, подходит к столику, за которым навечно остался сидеть человек. Пуля прошла насквозь и отскочила от стеклянной панели, закатившись в угол. Бросив взгляд на почти нетронутый виски Мин Джихо, Чон приглядывается и довольно хмыкает, найдя на стакане отпечатки. Всё складывается как нельзя хорошо. Когда выстрелов снаружи больше не слышно, Хосок выходит и, заметив в коридоре еле дышащую овчарку, которую ранили в брюхо, садится перед скулящей на корточки. Жалость берет вверх, он гладит макушку беззащитного животного, смотрит в испуганные глазки и просит прощения. — Ты был не причём, а они в тебя пальнули, — вздыхает в сочувствии Хосок, которому всегда жаль животных. Они заслуживают сожаления, а люди — равнодушия. Утешительно поглаживая гладкую шёрстку, его глаза замечают появившуюся под собакой кровь. Он жмурится и, смирившись с реальностью, смотрит в черные глазки, — аливьеро'ла туа соференца,— похлопав того на прощание, Хосок упирается дулом в теплый живот и два раза стреляет. Собака громко скулит и резко затихает. Он оглядывается — пёс мертв. Во дворе снуют люди Скретчев, они пинают тела убитых охранников, проверяя есть ли кто живой. Хосок, закурив на ходу, жестом подзывает к себе первого попавшегося. — Всё чисто, сэр, — отчитывается молодой парень. — Одного оставили. Мы ему уже объяснили, что он должен делать, — кивая на избитого и раненого телохранителя, продолжает тот. — Хорошо. Поехали отсюда. *** В скверном настроении Намджун выходит из здания мэрии, чувствуя себя провинившимся перед отцом мальчишкой — доселе его работу никогда не критиковали. Им восхищались и его сторонились, хладнокровности завидовали, а чувство долга в нём глубоко уважали. Намджун не раз бывал на приемах президента, в Вашингтоне его самоотдачу и патриотизм ценили, всегда ставя в пример перед курсантами. Но сегодня Намджуна впервые отчитали. И хуже того, это было сделано тем, кто по уши погряз в коррупции — мэром, обменивающимся рукопожатиями с мафией и одновременно давший присягу служить во благо своему государству. Смех да и только! Письмо, прибывшее из Белого дома от самого советника президента, было переполнено сомнениями и требованием немедленно искоренить преступность Нью-Йорка. Очевидно, вести о бесчисленных грабежах и перестрелках дошли и до столицы — власти недовольны ходом дел и требуют результаты. Какова ирония выслушивать претензии из уст продажного человека, что зовётся мэром. Намджун, следя за его читавшим ртом, видел в каждом движении насмешку. Ему смеются в лицо, и не только мэр, а те, кто ему постоянно платит и оказывает ответные услуги — негодяи и плуты. Ясно одно единственное — затягивать больше нельзя и нужно поскорее арестовать Скретчев, корень зла Нью-Йорка. Но как? Они ведь не глупцы, засели на дно, действуют аккуратно и стократно проверяют своих людей на случай, если завелись предатели. Даже некогда любимый Майклом отель до сих пор остается конфискованным полицией и переданным, заключением верховного судьи, в администрацию как государственная собственность. Майкл до того равнодушен к своему бизнесу, что не удосужился явиться в суд, чем возмутил в первую очередь инспектора. Судья же, конечно, не без чужого вмешательства, перенес слушание на полгода. Этот адский круговорот влияния Скретчев до того опротивел Намджуну, что он теряет самообладание и крушит свой рабочий стол. В участке все ходят на цыпочках, боясь навлечь на свою голову чужой гнев. Тяжело дыша, инспектор стягивает с горла галстук и, бросив его на пол, держа руки на боках, мерит шагами кабинет. — Сэр, к вам посетитель, — стучится в дверь секретарь. — Проси. Дверь тут же отворяется, и в помещение входит одетый в приличный лимонного цвета костюм, что резко выражается на фоне темной кожи, парень. Намджун круто оборачивается, демонстрируя искаженное от бешенства лицо с раздутыми ноздрями и заострившимися чертами, смачивает губы кончиком языка. — Вы просили приехать, - уверенно смотрит на него вошедший. — Как твои дела? Что нового? — Я ему позвонил дней десять назад, пока просто бегаю хвостом. Он дает мне мелкие поручения, о своих делах не распространяется. — Так войди в доверие! Времени в обрез! — рявкает Намджун и, вцепившись в лоб, жмурится, чтобы остудить разбушевавшиеся чувства, — меня срочно вызывают в столицу для доклада, мне нужно как можно больше информации! Внезапно в кабинет снова стучатся, инспектор приглашает войти и, застав комиссара, хмурится. Тот, подойдя к нему, докладывает о нападении и убийстве в доме известного в местных кругах мошенника, Фрэнки Куина. Также ему докладывают, что единственный выживший свидетель назвал имя убийцы, и у Намджуна скрипят зубы. — Он уверен? — стальные нотки звучат в его интонации. Комиссар кивает. — Кроме того, сэр, обнаружены отпечатки его пальцев. Мин Джихо, черт его подери, что он творит? У инспектора коллапс мыслей, он не знает за что хвататься, и ситуация будто выходит из-под контроля. Когда в кабинете вновь остается он и прибывший к нему человек, Намджун трет переносицу и взмахивает указательным пальцем. — Ты что-нибудь знаешь об этом? Может, это дело рук Скретчев? — Джея и Майкла Скретчев с утра не было в городе. Подозреваю, они выезжали по делам поставок наркотиков. — А их итальяшка чем был занят? — Я уже говорил, что он меня в свои дела не просвещает, — не дрогнув голосом, отвечает парень. — Микаэль, — мрачнеет с каждой секундой Намджун, — у меня складывается впечатление, что ты и пальцем не шевелишь ради важного нам дела. Не забывай, ты служишь своей родине, — напутственно и между тем с упреком произносит старший, садясь за письменный стол. У Микаэля остается сдержанное выражение лица. Он отлично понимает свою задачу и готов жизнь отдать на благо своему государству. Именно из-за этого качества Намджун его и выбрал: Микаэль, как и он, благородный патриот, ставящий долг на первое место. В тот день парень не случайно появился в дверях ресторана. Ему нужно было привлечь к себе внимание одного определенного человека — Чон Хосока, и у него это получилось. Микаэль, никогда не державший в руках музыкального инструмента, зато на «ты» с оружием любого калибра, с семнадцати лет служил в войсках и поднялся по карьерной лестнице, многократно отправляясь за океан, дабы отстаивать интересы страны. Похоже, актер из него тоже отменный, раз уж Хосок, по не свойственной ему доброте душевной, предложил работу. Теперь задача Микаэля собирать информацию и подчиняться инструкциям инспектора. Таков удел солдата. — Я могу идти? — не глядя на старшего, спрашивает он. — Иди, — отсылает парня Намджун, а через несколько часов и сам отправляется домой. Ночь поздняя, безлунная. На дорогах скользко: под светом фонарей переливаются замороженные сугробы, которые смоют скорые проливные дожди, прогнозируемые синоптиками. Дойдя до входной двери, Намджун хотел было открыть её ключом, как замок щелкает изнутри, и дверь настежь открывается. Перед мужчиной, одетый в полосатую пижаму, стоит сонный Чимин. Сдержал обещание — дождался. — Как ты узнал, что я пришел? — удивляется Ким, входя в прихожую, неосторожно разувается. — Я в окно тебя увидел, — бурчит брюнет, с подозрением собрав брови у переносицы, незаметно для второго принюхивается, — ты что, пьян? — Выпил немного виски с содовой, это и выпивкой не назовешь. Намджун идет в ванную, умывается, желая отрезветь и краем глаза замечает остановившегося у проема Чимина. Из-за слабого освещения в коридоре под сорочкой подсвечивается его стан. Парень прибавил в весе, но это ему к лицу, буквально — щеки румяные, сладкие, как наливные персики. Ещё одна причина тревоги Намджуна — красота парня. Отпустив его на улицы, он рискует вновь потерять Чимина, ведь красота, в эту эпоху пошлости и мрака, главный ходовой товар. — Ты раньше никогда не пил. Ты был на свидании? — сразу перечисляет варианты Чимин, кусает изнутри щеку в надежде услышать «нет». Как представит его в объятиях какой-нибудь красотки на голливудский лад, так сразу кислый ком к горлу подбирается. Слабо рассмеявшись, Намджун вытирает лицо полотенцем и, закатав рукава, обнажая кисти, обтянутые синими венами, поворачивается к нему. — Я пропустил пару шотов в местном баре. — Что случилось? — одновременно радуется и тревожится Чимин: к его счастью, свидания не было, но, видимо, произошло нечто плохое, раз уж Намджун позволил себе выпить. — Это тебя не должно волновать. — Но волнует, — наступает Пак, не собирается сдаваться без боя. Он входит в тесную ванную комнату, где ещё душно после его вечерних водных процедур. Зеркало потное, у лампочки собрался горячий пар, поэтому дышат они им же. Складывая полотенце вдвое, Намджун ухмыляется. Удивительно, с каких пор этот скромный малый начал показывать зубки? Намджуну чужая самоуверенность даже нравится. — Я хочу знать о тебе всё, так же, как и ты знаешь всё обо мне, — вкрадчиво и четко выговаривая каждый слог, произносит Чимин, не пряча своих завораживающих глаз. В какой-то момент они слишком близко друг к другу, брюнет первым разрушает эту дистанцию, опустив теплую ладонь на крепкую широкую кисть. Атмосфера становится тяжелее, а дыхание учащается. Зрачок расширяется до того, что закрывает радужку. Что происходит сейчас — явление необъяснимое, только сердечный ритм всё ускоряется. Тело к телу. Чимин цепляется мертвой хваткой в его запястье, бросает быстрый взгляд на чужие сочные губы и, недолго думая, впивается в них в решительном мягком поцелуе. Неумелым его не назвать, он точно знает, что делать и потому прежде, чем мозг пошлет сигналы в тело, он обнимает шею Намджуна рукой и засовывает в чужой рот шустрый язычок. Чимин сам целует, надавливает своими губами, а руками прижимает сильное тело к своему. Где-то в сознании взрываются фейерверки, ведь его мечта наконец-то сбылась — он рядом с ним. И это настолько приятное, щекочущее чувство, что перед глазами пляшут звезды. Поцелуй с привкусом виски и меда, который любит есть Чимин, углубляется. Сконфуженный Намджун, то ли по вине алкоголя, то ли после тяжелого рабочего дня, не дает отчет своим действиям. И пусть в первые секунды он не соображает, что происходит, не двигается, сейчас, прикрыв веки, он целует парня в ответ. Сминает его пухлые греховные губы своими, облизывает языком, лаская ранки. Если до этого в ванной нечем было дышать, то сейчас жару усиливает возникшая между ними страсть. Их громкое дыхание, опалявшее уста, набатом отдается в ушах. Пошлые звуки поцелуев заполняют пространство. Чимин зарывается пальцами в воротник чужого пиджака, целует неосторожно и с жадностью, как человек лишенный пищи, боится остановиться, ведь тогда их недолгий райский сад исчезнет. Больше, нужно больше и ближе. Поцелуй за поцелуем, они касаются кожи друг друга. Намджун гладит рукой его спину и спускается к пояснице, давит на неё, притягивая парня к себе, лижет разбухшие губы кончиком языка. Из-за подобной чувственной ласки Чимин не сдерживается и издает стон. В какой-то момент его руки, дрожа от волнения, расстегивают пуговицы дорогой рубашки. Казалось, всё идеально, как во сне, однако внезапно Чимин чувствует чужую хватку на своих руках, требующую остановиться. Он тотчас замирает и растерянно оглядывается на мужчину, разорвавшего поцелуй. Странное напряжение тлеет, как и долгожданный для брюнета и, увы, упущенный момент страсти. Они до сих пор рвано дышат, только на сей раз в глазах Намджуна читается осознанность и... К ужасу Чимина, раскаяние. Мужчина, пронзительно глядя на расстроенного парня, едва качает головой, наполняясь разрушительным чувством вины и стыда, мягко отталкивает от себя оцепеневшего. — Намджун, — Чимин, еле слышно дрожащим голосом, стоит в той же позе, что и минутой прежде. — Никогда больше так не делай. — Намджун, — трескается сердце на мелкие части. Глаза мальчика блестят от появившихся слёз, он судорожно бегает ими по человеку напротив, однако не находит ни намека на нежность. О ней, впрочем, и речи быть не может. Намджун знает, что совершил ошибку, поддавшись искушению, и глубоко об этом сожалеет. Как он мог?.. Перед ним ведь запутавшийся мальчик, которому он в отцы годится. Осознание всего ужаса высокой волной цунами сбивает с ног Кима. Внешне он остается непоколебимым, но внутри душа болит. Что же он натворил?.. — Я сделаю вид, что этого поцелуя не было, и всё останется как прежде, — Ким своими жестокими словами причиняет боль парнишке. Ресницы Чимина дрожат, роняя слёзы на пунцовые щеки. — Я ведь сам хотел… Ты же мне ответил… — Чимин! — ковыряют свежие раны броские слова. — Но я так не могу... — Ты меня не слышал?! — застает парня врасплох своим рыком Намджун, сильно вцепившись в его плечи руками и больно сжимая, отчего сиротка пугливо раскрывает веки, — ничего не было! Забудь, — вкрадчиво и вовсе не шутя, чеканит инспектор, — и никогда не вспоминай об этом. Ядовито прошипев, толкает в бок горевшего в огне смущения, ненависти к себе, обиды и отчаяния Чимина, рысью покидает ванную комнату. Сердце Чимина ухает в пятки, а сам он сползает по стенке на пол и, более не сдерживая слёзы, плачет. Униженный и отвергнутый своим идеалом, втоптанный в грязь... именно там сейчас покоятся его чувства. Всего на миг, на несчастный миг ему показалось, что это взаимно… Что Намджун его тоже любит. Этот поцелуй, клеймом оставшийся на его губах, теперь ещё один кошмар в копилку. — Но я люблю тебя... — шепчет захлопнутой двери мальчик и, всхлипывая, кусает уста, чтобы заглушить плач. О чем думают ослепленные любовью люди? Вовсе не о последствиях и конечно же не о том, что их чувства могут быть не взаимны. Даже вопреки всем «нет», они верят в счастливый, по их твердым убеждениям, финал. Но любовь — это не подарок судьбы, это испытание, которое должны пройти оба либо провалиться вдвоем. В эту ночь Чимин не спит, а плачет до рассвета, пока Намджун, сидя на кровати за стенкой, прислушивается к каждому его всхлипу.