Азавак

— Привет, егоза! А ты слушаешь маму? Спок не болеет?  Радостный голос из соседней комнаты. Арчи разговаривает по видеосвязи уже добрый час со всеми подряд, и теперь пришла очередь какой-то мелкой девчушки с огромным мастифом, морда которого едва помешается в монитор лептопа, по которому Матвеева дорогая детка пиздит как не в себя с многочисленными друзьями, бывшими пациентами и работодателями. То, что малявка еще не спит в такое время, очевидно, объясняется праздником и тем, что юная леди вьет веревки из своего мафиозного папаши. Матвей никогда не заподозрил бы в Симеоне, внешне суровом, как каменный истукан, бывшем боссе Арчи, такую явную подкаблучность. Но разок краем глаза увидев, как этот же Симеон в обруче с плюшевыми рогами оленя сюсюкает над своей кровиночкой, рыжий был готов поверить во что угодно.  Пока док раздавал поздравления и лучи добра на полконтинента, Матвей решил заняться делом. Ему-то поздравлять, кроме Арчи, некого. А чем бы порадовать свою детку, кроме уже подаренного хлама, рыжий знал отлично. Для этого не нужно кончать Оксфорд. Достаточно хорошо кончать на доке. Все так просто.  Отведенная им спальня явно выбиралась не просто так. Высокий эркер с кучей окон открывает панорамный вид на озеро, по ту сторону которого огоньки каких-то местных весей и селений подмигивают сотней цикутовых глаз. Горы, рваной линией черноты оттеняющие темное небо. С него все ещё сыплется снег. Теперь уже сухой и мелкий. Утром мир побелеет. Озеро станет хрустальным зеркалом. Но сейчас это сажа и дым, разбавленные искорками света.  В спальне обитают: наряженная елка, старинная кровать с резным изголовьем, шкаф, пара кресел. Всё тут напоминает экспонаты музея. На таком даже спать страшновато, не то что трахаться. А трахаться Матвею хочется. Желательно так, чтобы Арчи понравилось. Это их первое совместное Рождество. Первая поездка за границу вместе. Нужно, чтобы запомнилось.  Поэтому рыжий старательно готовился. Он уже откупорил шампанское, подвесил найденную в шкафу плетеную подушку на добытый внизу шнур. Вообще, заметив крюк, ввинченный в потолочную балку между ёлкой и окном, Матвей вначале не придал ему значения. А потом начал думать, для чего он предназначался? Вешать люстру? Но он же не по центру комнаты. Зачем люстра почти у окна? В итоге рыжий решил, что там раньше висело что-то вроде качелей. В этот момент в спальню зашел Арчи, прижав телефон плечом к уху, полез в не до конца распакованный чемодан за ноутом, и вид округлой задницы, обтянутой красными штанами с елочками и оленями, закоротил в мозгу Матвея совершенно пошлой идеей.  Привязывая подушку, предварительно примерив на себе нужную высоту, чтобы нормально входило, Матвей все еще чувствовал себя идиотом. Очень радостным идиотом. Уже в ванной, во время тщательной подготовки, к радостному идиотизму добавилось тянущее в паху возбуждение, и честно дождавшись, пока док перестанет пиздеть с малолеткой, Матвей наконец-то выперся в смежную со спальней гостиную.  — Дорогой, ты все? Вырубай технику, деткам пора спать.  Док как раз закрывает лептоп. Его взгляд, только что бывший умиротворенным, моментально спотыкается о полуголого парня, замершего в дверном проеме. Ошейник, пара бокалов с шампанским в руках и узкие стринги, выглядящие, как издевательство над самой идеей мужских трусов. Или над нервами Арчи. Второе вероятнее. Потому что этот лоскуток латекса, облепивший эрегированный член, как вакуумная пленка, бьёт по нервам даже не током, тупо, кувалдой. С размаху и не щадя. Так, что эхо дубасит в виски учащенным ритмом.  — Щеночек, ты там что делал, пока я трепался со всеми?  Арчи все ещё в красно-пестром костюме. Волосы - в хвост. Взгляд перескакивает с блестящего серебряного кольца в межключичной впадинке его парня на бледно-розовые, напрягшиеся соски и зажатый блядским бельем член. Тоже уже ко всему готовый. Не знал бы, что Матвей эту поебень заказывал уже при нём, сдох бы, думая, кто и когда его вот таким видел.  — Как что? Готовил тебе подарок. Ты же был хорошим мальчиком в этом году? Иди сюда! Будем распаковывать!  У них все хорошо. Вроде бы.  После временного разрыва Матвей от него не отходит буквально. Развел возню с покупкой соседнего дома, превратил пустующий зал в мастерскую. Деятельный весь такой, что пиздец. Но все равно временами Арчи накрывает ни на чем не основанным страхом. В те редкие моменты, когда рыжий не перед глазами: куда-то вышел, завис над своими холстами. Безосновательно страшно, что не вернется. Страшно, что произойдет что-то хуёвое, а он не рядом. Поэтому они стараются не отлипать друг от друга.   Со временем это пройдет, наверное.  Или нет?  Арчи подходит к призывно улыбающемуся парню, чтобы забрать свой бокал на тонкой ножке и запустить вторую пятерню в отросшие багрово-рыжие волосы. Док не любит шампанское, но его послевкусие на проколотом пирсой языке Матвея - очень даже.   Рыжий сразу вплотную. Прижимается, обняв освободившейся рукой за талию. Притягивает. Хотя делать это не нужно. Арчи сам влипает, толкнув долговязое гибкое тело в откос.  Шампанское выплескивается на паркет. Плевать. Знакомый жадный рот интересует гораздо больше. Хочется выбросить зажатый в пальцах бокал, но это совсем уже скотство. Арчибальд прерывает попытку выпить из легких своего любимого придурка весь воздух, проглатывая искрящееся пойло залпом.  Лучше бы пива притащил. Но похуй.  Сейчас им точно не до таких мелочей.  Матвей, пользуясь заминкой, отклеивается от косяка, спешит отойти на пару шагов.  — Э! Куда!? — Арчибальду это не нравится.   Он хочет обратно. Вплотную-впритирку, и чтобы чувствовать гладкое белокожее тело максимально близко. Изнутри, или внутри себя самого - вообще не имеет значения. Главное, чтобы с ним.  — Иди сюда, я тут кое-что придумал.  Рыжий увлечен. Это могло бы заставить напрячься, но не мог же его непоседливый щеночек встрять в неприятности в шотландской глуши? Тут даже доебаться не до кого. Вокруг на километры только горы, подмерзающее озеро и камни.  Матвей усаживается на странные качели, подвешенные к вогнанному в потолок крюку. Между стрельчатыми окнами и нереалистично пушистой елкой. Арчи такие идеальные новогодние деревца видел только в кино. Сейчас дока, естественно, не источающая хвойный аромат елка интересует. А рыжий придурок, распускающий руки.  Наблюдать, как Матвей гладит себя по животу, накрывает ладонью зажатый латексом член и сжимает его сквозь ткань - охуенно и раздражающе одновременно. Противоречивые желания: смотреть дальше это порнографическое представление для одного зрителя и активно включиться в происходящее - заставляют с присвистом дышать и тянуть уже свои руки.  К собственной одежде, в первую очередь.  Док ставит нахуй не нужный бокал прямо на пол.  Потом о него обязательно кто-то из них споткнется и разобьет батин винтажный хрусталь к чертям.   Плевать!  Арчи стаскивает через голову дурацкую кофту вместе с футболкой под ней, отбросив тканевой ком, идет к “подарочку”, который продолжает себя наглаживать, словно кого-то тут еще нужно соблазнять и раззадоривать.  Гребаный провокатор.  — В детство впадаем? Качельки, да?  Арчи говорит это, стаскивая с волос резинку. Непонятно, для чего. Трахаться, тряся гривой, не слишком удобно. Но Матвею нравится цепляться за его патлы в процессе, и это лучшая мотивация.  Рыжий перестает себя лапать, восторженно наблюдая за тем, как волнистые русые волосы рассыпаются по татуированным плечам, убеждая Арчи в правильности внезапного порыва.  — Да, точно, — плотоядно улыбаясь, отвечает ему этот псих. — Качельки-игрушки. Догадаешься, где второе?  Рыжий дурашливо играет бровями, а док шумно выдыхает короткое:  — Бля!  И вклинившись между приветливо разведенных коленей Матвея, целует его бесстыжий рот, чувствуя, как руки провокатора спускают по бедрам ненужные сейчас им штаны вместе с трусами. Хорошо, что все это шмотье достаточно объёмное и валится к ногам легко. Достаточно просто вышагнуть из тряпок, отклониться чуть назад, чтобы опустить взгляд на сексшопные трусы своего парня.  — Я так погляжу, тебя даже на полчаса нельзя одного оставлять...  Вместо упрека это звучит почти по-детски восторженно. Не в последнюю очередь, потому, что, говоря это, Арчи запускает руку в латексные трусы. Там влажно и жарко. Коронованный пирсингом член привычно ложится в ладонь. Матвей гладко выбрит. Мошонка поджимается, стоит к ней прикоснуться, и, нырнув пальцами ниже, док прикасается к твёрдому. Пока он всех поздравлял и слушал бессмысленные пожелания в ответ, его щеночек в ванной трахал себя пальцами, чтобы вставить потом в растянутый анус пробку и в таком вот виде прийти к нему в гостиную. Бессовестная псина.   Арчи жаль, что он этого не видел.  Но при этом нравится видеть, как Матвея корежит сейчас, стоит только нажать на гладкий стопор, вдавливая пробку чуть глубже внутрь.  — Ты почти два часа пиздел, — сквозь шипящее “ох-х-х” привычно уже ершится Матвей.  Считывать в его выебонах запрятанное поглубже “мне было без тебя скучно” Арчи научился быстро.    Пережатая тугим латексом рука ловит стопор пробки и проворачивает ее внутри любимого, вынуждая опять задыхаться и шумно сопеть.  Доставлять своему обожаемому парню удовольствие Арчи научился еще быстрее.  — Ну, прости, щеночек, что оставил тебя одного. Больше не буду. Я вижу, ты очень старался тут, пока я языком чесал.  — Давай сюда свой язык! Почешу...  Матвей уже, скорее всего, забыл, что все происходящее - вроде-как подарок для Арчи. Ему горит и жжется. Ему нужно почувствовать как можно больше и сразу. Подцепленная к потолку веревочная конструкция раскачивается, когда рыжий обхватывает ногами бедра любимого, прижимаясь вплотную. Рука дока оказывается в плену между их телами. Болезненно вывернута и зажата. О его предплечье трётся сразу два члена: его собственный и Матвеев. Давить на пробку становится практически невозможно. Не в последнюю очередь, потому, что дорвавшийся до Арчибальдова рта Матвей давит на его язык своим; настойчиво, с нажимом вылизывает рот дока изнутри, расцарапывая свое гладко выбритое лицо о русую бороду.  Завтра будет с красной рожей и саднящей задницей.  Они это уже проходили.  Зализывать последствия веселой ночи Арчи нравится точно так же, как их создавать.  Он ловит свободной рукой за ошейник и оттягивает присосавшегося засранца от своего лица.  — Я хочу распаковать свой подарок!  Законное желание, по его мнению. И Матвей послушно укладывается назад, ухватившись за подцепленные к потолку шнуры. Он размыкает обнимающие Арчи ноги и задирает их вверх движением профессиональной стриптизерши.   Доку приходится вынуть руку из его трусов, чтобы стащить это латексное непотребство по стройным бедрам.  Шрам, оставшийся после памятной аварии, все еще воспаленно-розовый, свежий. Док наклоняется, чтобы поцеловать его. Благо, длина качелей позволяет делать это с удобством. Развести ноги своего парня, уложив их себе на плечи, еще удобнее. Открывшийся вид заставляет закусить нижнюю губу, смешивая вместе желание засмеяться от восторга и наброситься на “подарочек”.   Прозрачная пробка позволяет увидеть, как анус растянут и туго обнимает кажущейся хрустальной ножку. Словно внутрь тренированного тела вогнали бокал. Кстати, Арчи так и не заметил, когда Матвей успел избавиться от своей порции шампанского и куда дел тару. Вот сейчас доку уже и правда хочется выпить. В горле пересохло. Его пережало струнами натянутой лески. Кажется, попытаешься сглотнуть набежавшую в пасть слюну, и сам себе перепилишь кадык об эти невидимые стропы.  Док ловит пальцами стопор пробки и медленно ее вытаскивает. Глядя только на то, как массивный конус покидает тело любимого, увлекая за собой полупрозрачные нити смазки.  Самое безумное, что внутри пробки плавают снежинки и вокруг миниатюрного пряничного домика растут елочки из снежных сугробов. Арчи не помнит, когда Матвей заказал эту наркоманию. Он вообще не знал, что такое существует. И теперь таращится на ставший теплым внутри тела его парня, измазанный в смазке Snow globe для взрослых.   — Нравится?  Голос у Матвея томный, как у последней бляди. Он лежит на подвешенной к потолку подушке, упираясь пятками доку в расписанные чернилами плечи, и улыбается во всю пасть, как ненормальный.  — Охуеть, как, — отражая его улыбку, рокочет док, и, не меняясь в лице, вдавливает только что вытащенную пробку обратно.  — Су-у-ука!  Рыжего выгибает. Он приподнимает накачанную задницу, прорисовывая под бледной кожей бедер рельефные мышцы. Сжимает шнуры, за которые цепляется с такой силой, что вены на предплечьях вздуваются и становятся бледно-голубой, рельефной сеткой.  — Нравится? — возвращает вопрос Арчи, целуя дрожащую от напряжения икру любимого.  — Блять, да! — Рыжий хрипит, весь - взвинченная пружина. — Но твой хуй лучше.  Док не собирается спорить.  Второй раз вытащить “подарок” из задницы любимого уже проще. Член входит без сопротивления. Одним плавным движением проскальзывает внутрь на всю длину, размазывая по внутренностям щедро влитую туда порцию анального лубриканта.  — Вот так?  Арчи мурчит, отираясь бородатой щекой о ногу Матвея. Не ждет членораздельного ответа. Рыжий свесил багрововолосую голову с противоположного края подушки, что-то матерно-восторженное хрипит. Ему до стены буквально сантиметров десять. Тут особо не раскачаешься, и Арчи разворачивает конструкцию с разложенным на ней парнем.  Выбор невелик. Место не совсем удобное, и Матвею предстоит долбиться головой либо в окно, либо в ёлку. Между стеклом и ароматной хвоей док выбирает второе.  Придерживая Матвея под колени, закручивает веревочную перевязь в нужную сторону, укладывает на рельефный живот парня склизкую от смазки пробку и, ухватившись за шнуры со своей стороны, начинает.  Это оказывается очень удобно и ощущается совсем по-новому. Когда длинноногое тело нанизывается на его член само, всем весом, сколько бы его не отталкивал. Арчи может контролировать амплитуду, как глубоко войти в хлюпающий смазкой анус и как далеко позволить ему соскользнуть со своего члена.   Матвей может только цепляться за красные веревки со своей стороны и пошире разводить ноги, принимая в себя. Он теперь даже не упирается ногами в плечи Арчибальда. Задрал их повыше, зацепился ступнями за шнуры, раскрытый и беззащитный.  С каждым новым толчком макушка парня прикасается к еловым веткам, заставляя подрагивать красные банты и золотистые огоньки гирлянд. Это выглядит так охуенно. Арчи хочется к нему прикоснуться, погладить тонкие складочки кожи, собравшиеся на животе от того, что Матвей загнут в максимально уязвимую позу. Прикоснуться к алеющим от румянца щекам. Ощутить биение учащенного пульса над пережавшим белую шею кожаным ошейником.  Его щеночек такой охуенный.   Особенно сейчас, когда отдается, раскрытый и разрумяненный, все глубже принимая в себя его член, размазывая по животу сочащиеся с головки капли предэякулята.  Арчи делает шаг вперед, изменяя угол вхождения и натягивая веревки качелей. Теперь Матвей вжат в него бедрами плотнее. Плавно раскачивать подвесную конструкцию в таком положении не получается, можно только подбрасывать, отталкивая от себя, а она под весом Матвея возвращается обратно, нанизывая лоснящееся от пота обнаженное тело на возбужденный член.  Матвей ныряет красногривой головой между еловых веток, плотно зажмурившись и вскрикивая от каждого толчка. Запах хвои перебивает аромат их разгорячённых тел и пролитого алкоголя. Внутри рыжего в бешеном ритме бьется желание кончить, вторя таким же частым, безжалостно сильным ударам члена по всем нервным окончаниям.  Арчи его трахает с таким рвением, словно завтра не наступит. Хрипя и срываясь в гортанные стоны, вцепившись в верёвки и двигая качелями все размашистей и резче.  Матвей на грани. Он больше не может терпеть, а потому рискует отпустить один из шнуров и зажимает в кулаке свой член. Большим пальцем по пирсе. Надавить. Сжать. Несколько торопливых движений вверх-вниз.  Сперма брызжет на живот тугими струями, почти обжигая кожу. Пара капель долетают до еловых веток, пачкая один из больших красных бантов. Удовольствие скручивает узлами нервы, пульсирует и бьется внутри живота, подрагивает  тонкими нитями внутри изливающего сперму члена и конвульсивно сжимается кольцом вокруг вогнанного на всю длину члена любимого. Удовольствие оглушает. Удовольствие - злая магия, настоящее колдовство, оно выдергивает все кости, оставляя Матвея обмякшим, как тряпичная кукла, раскинувшая руки-ноги на веревочном ложе.  Арчи дотрахивает разомлевшего парня еще полминуты, и со стоном спускает в него. На него. Выдергивает член на последних конвульсиях, чтобы добавить поверх идеально вылепленного рельефного тела еще пару перламутрово-белых мазков от себя.  Пробка куда-то скатилась. Завтра с утра они ее будут вместе искать.  Арчи намерен такой потрясающий артефакт притащить домой и поставить на полочку.  А еще заказать в их гостиную подвесное кресло удобной конструкции.  Думает он об этом, уже подхватывая разомлевшего Матвея на руки.  — Хочешь в душ, или будем портить батины простыни?  Рыжий привычно укладывает голову на плечо, обнимает одной рукой за шею и тихо бормочет, пока его тащат:  — Твой батя сейчас, скорее всего, пачкает нашу тёщу. Так что похуй на гигиену, хочу в кроватку. Завтра все разрулим. И главное, никаких гондонов за резным изголовьем. Охуенно же?  Док не понимает и половины из этого спича и явно не собирается уточнять. По крайней мере, не сейчас. Матвей выглядит настолько обдолбанно-довольным, что единственный логичный вопрос в таком состоянии: справа или слева он будет спать.   Арчи, правда, даже этого не спрашивает. Он и так знает. Его детка всегда спит на левой стороне кровати. Точнее, засыпает там. К утру рыжий, один хуй, окажется на нем сверху, придавив собой и облапив, словно опасается, что за ночь док рассосется туманом.  Укладывает своего щеночка в кровать, накрывает и идет гасить свет. Уже на обратном пути спотыкается о пробку, опрокидывает бокал и, пошипев в пустоту, под свет огоньков на обкончанной елке, забирается на кровать.  В это самое мгновение где-то в доме что-то явно тяжелое грохочет, упав.  — О, нашу тёщу уронили. Я же ему говорил... — полусонный Матвей поднимает голову, подгребает к себе Арчи, опрокидывая на подушки, шепчет, — Без паники, детка. У твоего родителя там происходит секс. Спи спокойно. Не нервничай.   Влажный поцелуй в шею, влажная грудь, трущаяся о его бок. Прохладная пирса на обмякшем члене, елозящая по бедру.   Арчи счастлив. Арчи обнимает за рельефные плечи свой самый невероятный и охуенный подарок на Рождество.  — Я люблю тебя. Спокойной ночи.   Знакомое уже, привычное для них признание.   — И я тебя люблю. Спи уже, нахуй. А то выебу.  Блаженно-довольный, полный томных обещаний ответ.  Они засыпают.  Завтра поутру как минимум двое рыжих в этом доме будут сидеть за завтраком, подмостив под задницы подушечки. Одного из них ждут кардинальные изменения в жизни, второго, наоборот, непривычное спокойствия и покой. Каждому свое.  Подарки на Рождество - они такие.