Casual, Yet Exclusive

      Первый за вечер секс случился ещё в машине. И в этом был виноват один только Джонни.       Во время ужина в ресторане Джонни не давал Доёну ни минуты покоя. Он специально, – Доён знал это абсолютно точно, – сел рядом, чтобы под столом наглаживать колени и бёдра Доёна и заставлять его заикаться по середине предложения. Один раз Доён чуть не подавился, когда тяжёлая, горячая ладонь легла прямо между ног. Доён только шикнул на него, стараясь в целом не подавать вида, что его так грязно домогаются в общественном месте. Джонни улыбнулся ему широко, с хитрым соблазнительным прищуром – так, как будто он ничего и не делал. Доёну захотелось одновременно ударить его и поцеловать. Но он сдержался. Было ещё не время.       Поэтому, как только Джонни остановил машину на парковке рядом со своим домом, что-то в Доёне треснуло с громким щелчком. И уже через несколько минут Джонни крепко держал Доёна за волосы, пока сам Доён пытался заглотить его как можно глубже из неудобной позиции с места рядом с водителем.       Обычно Доён себя так не вёл. Но в тот вечер Джонни играл слишком грязно – и вот последствия.       Сразу же стало совершенно ясно, что никакого «цивилизованного вечера» не будет. Не будет всего того, о чём Джонни разглагольствовал, пока они ехали в машине: ни нового американского фильма с корейскими субтитрами, ни горячего кофе со сливками на ночь, ни объятий под пледом. Вместо всего этого будет только нечеловеческое, почти что животное желание, разделённое на двоих. Но Доёну это тоже нравилось.       Джонни долго уговаривал Доёна всё-таки дойти до спальни, хотя Доён предпринимал попытки заняться сексом прямо в коридоре. Раздевая Джонни быстро, путаясь в рукавах, в его украшениях, в его соблазнительной уверенной улыбке, Доён без умолку ворчал о том, насколько ему тяжело пришлось во время ужина. Как Джонни чуть не опозорил его перед их друзьями и другими посетителями ресторана; что у Джонни совершенно нет ни стыда, ни совести. На все обвинения и упрёки Джонни лишь улыбался, кивал и целовал Доёна, чтобы прервать поток его возмущения хотя бы ненадолго.       Доён перестал ворчать только тогда, когда Джонни, устроившись даже слишком удобно у него между ног, укусил его за бедро. Каждый раз, когда Джонни впивался в кожу зубами, у Доёна кружилась голова. Ему, как бестолковому подростку, очень нравилось носить на себе метки Джонни. Особенно такие, которые, кроме них двоих, больше никто не мог видеть. Пока Джонни зализывал укус, Доён не сдержал свой первый за вечер громкий стон. Джонни ухмыльнулся и потянулся за смазкой.       Дальше было сумбурно: Джонни два раза подталкивал Доёна к оргазму, растягивая его и одновременно уделяя внимание его уже полностью вставшему члену. Доён мог только извиваться под ним, стараясь не егозиться слишком сильно, чтобы не лишить самого себя обжигающего, наливающегося тяжестью удовольствия, которого он ждал весь вечер. Когда Джонни в третий раз не дал Доёну кончить, Доён ударил его пяткой куда-то в спину, и Джонни захихикал самодовольно. «Ну ты и говнюк,» – прохрипел Доён, позволяя Джонни сложить себя привычным жестом в пополам. Джонни сверкнул глазами из темноты, игриво прикусил его за колено и вошёл быстро, но безболезненно. Напряжённо выдохнув от балансирующего на грани чувства наполненности, Доён притянул Джонни к себе. Джонни обнял его крепко-крепко, утыкаясь носом в шею. Доён улыбнулся широко и, скорее всего, очень глупо. Но Джонни не мог этого видеть, и это было хорошо.       Вообще, им вдвоём было очень хорошо.       Доён забыл, что злился на Джонни, когда Джонни начал двигаться. Широкие сильные плечи Джонни мокро блестели; под кожей перекатывались мышцы. Доён был словно под гипнозом. Его каждый раз било под дых, когда он видел Джонни влажным, потным, в погоне за своим удовольствием, но при этом внимательно следящим за тем, чтобы Доёну тоже было хорошо. Джонни смотрел на него сверху вниз с резким изломом бровей, из-за чего его лицо казалось пронзительным, уязвимым. Он как будто сдерживался, чтобы не заплакать. Но Доён знал, что Джонни не заплачет. Доён знал его очень хорошо. Но всё равно не мог не любоваться им, таким сильным и одновременно таким хрупким, каким он становился только тогда, когда они занимались сексом.       – Зайчик… – позвал Джонни сипло. Доён чуть не сжал его коленями непроизвольно: он всегда реагировал как-то слишком бурно, когда Джонни называл его этим глупым и смешным прозвищем. Доён кивнул из последних сил, положил ладонь на щёку Джонни, очерчивая резкую линию от крутой скулы к мягкому подбородку. Джонни приоткрыл губы, и Доён привычным жестом запустил большой палец внутрь.       – Джонни, я… я… – забормотал Доён. Язык стал совсем ватным. Он уже больше ничего не соображал: член Джонни наполнял его просто идеально и проходился по простате так, что обычно не требовалась никакая дополнительная стимуляция. Джонни нравилось смотреть, как Доён кончал лишь от его члена. А Доёну нравилось, что только Джонни мог подарить ему настолько яркий, но при этом тёплый оргазм.       – Джонни, Джонни!.. – зашептал Доён, обдирая горло. Спина выгнулась дугой, толкая тело навстречу Джонни. Джонни сгрёб его в жадное объятие, сжимая талию даже слишком сильно. Зарываясь затылком в подушку Джонни, пахнущую его шампунем, его средствами для укладки и просто его волосами, Доён стремительно ускользал из действительности в жаркое, дышащее ярким пламенем пространство. Утопая в запахах, разрозненных эмоциях, накатывающем удовольствии, он открыл рот в беззвучном стоне.       – Да, мой зайчик… Just like that, my sweet little bunny… – шептал Джонни, догоняя Доёна с отставанием буквально в пару толчков. Доён охнул высоким голосом, когда Джонни вошёл в него ещё глубже, чем до этого, и остановился. Внутри стало тепло. Доён закрыл глаза, купаясь в прогретом солнцем океане с запахом одеколона Джонни и его тела.       – Иди сюда… – прошептал Доён пересохшими губами. Джонни сразу же навалился на него всем весом. Они целовались лениво, устало, но им было достаточно и этого. Джонни скользил ладонями по раскинутым в разные стороны ногам Доёна. Доён вздрагивал всякий раз, когда ему становилось щекотно, и Джонни улыбался в поцелуй самым наглым образом.       – Надеюсь, тебе этого хватит хотя бы до утра? – поддразнил Джонни, удерживая свой вес на локтях. Доён рассматривал его лицо и зачёсывал пальцами его влажные слипшиеся волосы назад.       – Думаю, что да, – ответил Доён не своим, низко-сексуальным голосом. Джонни нырнул к нему, чтобы коротко поцеловать в губы снова, и сказал с хитрой ухмылкой:       – Если я кончу в тебя ещё раз, ты точно забеременеешь, и тогда мне придётся на тебе жениться.       У Доёна не осталось сил, но он не мог не посмеяться.       – Почему ты такой дурак, а, Джонни?       – Эй! Я, вообще-то, твой хён, – напомнил Джонни с притворно серьёзным выражением лица и добавил: – И вообще-то, тебе это очень нравится.       – Да-да-да, – покивал Доён, соглашаясь лишь для того, чтобы Джонни не растягивал эту тему в бесконечно длинный разговор, на который уже совершенно точно не было сил.       Едва открыв глаза, Доён почувствовал, что что-то не так. Он повернулся на бок, чтобы увидеть Джонни – Джонни спал к нему спиной на своей половине кровати. Широкие сильные плечи, большая тёмная татуировка, по которой Доёну так нравилось водить пальцами. Но теперь, глядя на Джонни, Доён испытывал горечь и тоску. И кажется, он понимал почему.       Он попытался встать, хотя поясница ощутимо ныла. Он не послушал Джонни и не стал подкладывать под спину подушку, о чём теперь жалел. Но Джонни об этом знать не надо, иначе он сначала загордится тем, что оказался прав, а потом начнёт излишне опекать, переживая за Доёна. А Доёну эта суета была совсем не нужна.       – Чёрт…       Едва его тело пришло в вертикальное положение, как он почувствовал, что из него что-то вытекло прямо на простынь. Ну конечно, он знал, что именно, но ему всё равно стало неприятно, и он нахмурился. Хотя простыни были не его, а Джонни, Доён не любил оставлять после себя беспорядок. Стараясь сжимать мышцы изо всех сил, он быстрым шагом направился в ванную.       В ванной всё было по-старому, всё было знакомым и привычным. За год Джонни даже не поменял ни шампунь, ни кондиционер, ни гель для душа – он всегда покупал одно и то же, и Доёну нравилось узнавать его по запаху. Но теперь он смотрел на знакомые бутылки, и ему становилось ещё тяжелее на сердце.       Душ не помог. Доён, источая тепло и запах любимых средств Джонни, обернул его полотенце вокруг бёдер и пошёл обратно в спальню. Теперь Джонни спал на спине, словно почувствовав, что места стало больше, и потому он раскинул руки широко, почти на всю кровать. Доён улыбнулся уголком рта. На секунду ему захотелось забраться обратно под одеяло, пристроиться к Джонни под бок и лежать, пока он не проснётся. Именно так он обычно и делал каждый раз, когда просыпался у Джонни дома. Но сегодня он понял, что так больше делать не нужно.       Поерошив влажные волосы на затылке, Доён развернулся и пошёл на кухню. Он не собирался готовить. Но оставаться с Джонни в одной комнате он тоже не мог. На кухне он тяжело опустился на стул и уставился в одну точку.       Кажется, пришла пора всё заканчивать, подумалось ему.       Они начали «это» год назад.       Они вращались в одной компании, но относились к совершенно разным полюсам. Поэтому они виделись только на общих встречах, когда их компания собиралась полностью, что случалось нечасто. Они мало общались, в основном на абстрактные темы. Доёну казалось, что Джонни приветлив и улыбчив со всеми, потому что он родом из Америки. Его открытость, уверенность в себе и харизма, безусловно, привлекали, особенно вкупе с его ростом и внешностью. Но при этом Доёну часто было немного не по себе от его напора. Джонни как будто бы был всегда и везде, немного как затычка в каждой дыре. Иногда его становилось даже слишком много, особенно, когда он перебирал с алкоголем. Тогда его громкий голос и шутки, смешные только через раз, начинали раздражать.       Доён не любил распространяться о своей ориентации. Но он знал, что парни догадываются, почему у него нет девушки, по умолчанию. Долгое время он был уверен, что Джонни – натурал, как и вся их компания. Ему не верилось, что такой мужественный, привлекающий к себе внимание мужчина может проявлять интерес к другим мужчинам. Однако завеса тайны приоткрылась сама собой, на одной из общих встреч. Доён вышел в туалет, а когда пошёл мыть руки, увидел у второй раковины Джонни. Джонни посмотрел на него через зеркало настолько пристально, недвусмысленно и обжигающе, что у Доёна чуть не подогнулись колени. Но Доён, испугавшись, что ему это всё только показалось, решил сделать вид, будто ничего не было. Той же ночью он получил сообщение от Джонни (хотя Джонни никогда не было в списке его друзей): «Прости, если я ошибаюсь, но ты ведь не натурал? Спрашиваю, потому что я би;)» Доёна словно окатили ледяной водой. Такого поворота и такой смелости, которая в случае ошибки могла стоить Джонни очень дорого, он не ожидал. Он был просто поражён тем, насколько легко, как по щелчку пальцев, Джонни раскрыл все карты, не оставив места тайне.       Оказалось, что они работали через улицу друг от друга. Джонни – в архитектурном бюро, а Доён – в банке. После того сообщения диалог почему-то не завязался, но они стали случайно пересекаться в кофейне, находившейся на углу. Джонни любил американо с сахаром и всегда пил его горячим, на что Доён повторял, что это не полезно для здоровья. Джонни только улыбался, а Доён говорил это лишь для того, чтобы снова и снова видеть эту манящую кошачью ухмылку. Иногда Джонни угощал его кофе, и Доён в такие моменты задавался про себя вопросом, будет ли когда-нибудь что-то большее, чем латте на соевом молоке и вежливые разговоры о том, как проходит рабочий день.       Джонни буквально шокировал Доёна, спросив однажды во всё той же кофейне:       – Слушай, извини, если я говорю слишком прямо. Тебе не интересно было бы заняться сексом?       Доён вдохнул и поперхнулся воздухом. Ему стало неловко оттого, что их могли услышать. Быстро посмотрев по сторонам, он понял, что соседние столики пустовали. Ему стало немного легче. Но точно не спокойнее. И кровь от лица сама собой не оттечёт так быстро.       – С кем? – Доён и сам не понял, почему задал настолько глупый вопрос. Джонни улыбнулся и пожал плечами:       – Со мной. Я пока что не занимаюсь сутенёрством.       И он спрятал ещё одну широкую улыбку за краем бумажного стакана. Доён смотрел на него во все глаза и всё никак не мог оправиться от шока. Джонни, видимо, почувствовал необходимость сделать пояснение.       – Ты очень приятен в общении. И в целом симпатичный. Знаешь, не так-то просто найти в Сеуле нормального мужчину…       Доён фыркнул, усмехаясь. Он не понял, над чем больше: над тем, что Джонни предполагал, что он один страдает от этой проблемы, или же над тем, что Джонни окрестил Доёна этим убогим словом «нормальный».       – Я-то и не знаю, хён? – всё-таки спросил Доён не без укола. Улыбка Джонни стала мягче.       – Я понимаю. Прости. Прозвучало глупо, – покивал он. – Так что скажешь?       Доён очень долго тянул с ответом. У него не укладывалось в голове, что можно предлагать такие вещи настолько запросто, прямо в лоб, посреди бела дня. Наверное, это было что-то чисто американское, решил Доён. И снова задумывался над словами Джонни. С одной стороны, что-то в нём приходило в лёгкий трепет оттого, что перед ним появилась вполне осуществимая перспектива заняться сексом с привлекательным мужчиной, тоже попадающим в эту дурацкую категорию «нормального». Однако с другой стороны, ему становилось порядком не по себе, поскольку Джонни был для него всего лишь знакомым, даже нисколько не другом. Доён привык заниматься сексом только со своими парнями. Если не было парня, не было и секса. Случайные связи он не любил, считая, что от них может быть одна только головная боль и венерические заболевания. Однако Джонни уже не считался «случайной связью». Позже в тот же день Джонни написал Доёну, что может предоставить ему справку о том, что он ничем не болеет. Доён, растерявшись и смутившись ещё больше, ответил на это: «Покажешь при случае». Джонни скинул хитро подмигивающий смайлик. У Доёна чуть потеплело в животе: он представил, что Джонни подмигивает именно так, даже слишком отчётливо.       В итоге, спустя почти неделю мучительных размышлений, Доён всё-таки решился пригласить Джонни к себе домой на ужин. Конечно, ужин был всего лишь предлогом. Ведь Доён, в отличие от Джонни, не мог быть настолько прямолинейным, чтобы взять и написать: «Приходи, займёмся сексом». Ему требовалась маскировка, чтобы скрыть непристойное под тонким слоем пристойного. Джонни, видимо, решил ему подыграть, потому что заявился ровно в условленный час, в отглаженной рубашке и с бутылкой какого-то испанского вина, название которого Доёну ни за что не выговорить. Пока Доён готовил, Джонни руководил беседой. Словно чувствуя неловкость Доёна, Джонни задавал вопросы и рассказывал что-то сам. Иногда он предлагал помочь, но Доёна бросало в жар от одной мысли, что сейчас они будут готовить плечом к плечу, как самая настоящая пара, или, ещё чего хуже, Джонни начнёт к нему приставать, пристраиваясь сзади, как в малобюджетном порно.       Однако Джонни, вопреки опасениям Доёна, вёл себя на удивление прилично. Доёну даже показалось, что он держал осанку, сидя за столом. Джонни без устали нахваливал кулинарные навыки Доёна. А Доён, смущаясь ещё больше, просил его не болтать и есть.       Они взяли откупоренное вино в гостиную, чтобы посмотреть фильм. Но уже через несколько минут Джонни начал прожигать Доёна гипнотизирующим взглядом насквозь. И тогда Доён не выдержал. Отбросив в сторону приличие и стыд, он прихватил Джонни за подбородок и поцеловал его так, как ему хотелось весь вечер. Джонни откликнулся моментально, кончиком языка прося приглашения к чему-то большему. И Доён позволил ему всё. Наверное, именно поэтому, из-за головокружительного чувства вседозволенности Доён не воспротивился, когда Джонни обнял его, как любовника, и переплёл их ноги так, что его бедро оказалось между бёдер Доёна. Обезумев от нового, прежде невиданного напора Джонни, Доён начал бесстыже тереться стремительно растущим стояком о его мускулистое бедро. Джонни подавался ему навстречу, пытаясь получить свою порцию сладостного трения, толкаясь Доёну куда-то чуть ли не в бок. Совсем потерявшись в глубоких поцелуях и сильных руках Джонни, Доён чуть не кончил прямо в штаны. Он встрепенулся, чувствуя, что вот-вот его накроет оргазм, и быстро запустил руку в джинсы Джонни. Ему хотелось почувствовать тело Джонни, раз уж он это предложил сам. Член Джонни, предсказуемо большой, с проступающими крупными венами и тоже обрезанный, ощущался в ладони как что-то нереальное, слишком хорошее, чтобы быть правдой. Доён выдохнул удивление Джонни в губы, уже больше себя не стыдясь. Джонни, жадно впитывая его эмоции, тоже проскользнул рукой в домашние штаны Доёна. Как только Джонни надавил большим пальцем, блестящим от смазки, на головку, из груди Доёна вырвался громкий стон, и всё тело сразу же обмякло.       Пока он пытался прийти в себя, с плавающей перед глазами пеленой, Джонни старательно облизывал свою испачканную ладонь. Доён устало покачал головой и спросил шёпотом:       – Что ты вообще такое, Со Джонни?..       Примерно так прошёл год.       Секс из случайного стал регулярным, и в этом была своя особая прелесть. Чем чаще они занимались сексом, тем лучше у них получалось. Джонни оказался чутким и умелым любовником, и Доёну было не страшно довериться ему полностью. Поскольку у них обоих не было проблем со здоровьем, они использовали презервативы только тогда, когда у них было мало времени. Всё чаще и чаще они оставались друг у друга на ночь. А потом и на завтрак. Как-то раз, в один из выходных Джонни даже засиделся до самого обеда. За пределами спальни они всегда находили, о чём поговорить, но, как не странно, никуда не выбирались вместе. Максимум, ужинали в ресторане, чтобы в ближайшей перспективе заняться сексом.       Кажется, никто из парней в их компании не догадывался об их маленьком секрете. Они маскировались очень хорошо: на общих встречах они не общались, только обменивались приветствиями и вежливыми кивками. У них получалось выдерживать старый тон общения даже слишком хорошо. Наверное, только Тэён начал что-то подозревать. Доён не представлял, каким образом ему в голову могла закрасться эта мысль, но пару раз ему казалось, что Тэён вот-вот хотел спросить, что происходит между ним и Джонни. Но у Тэёна, к счастью, хватало и своих забот: он как всегда много работал, стремясь получить очередное повышение, а дома его ждала беременная невеста, свадьбу с которой нужно было сыграть быстрее, чем на неё перестанет налезать свадебное платье. Доён не считал нужным поднимать тему своих отношений с Джонни с кем бы то ни было, даже с близким другом.       Тем более, что определить эти отношения хоть как-то казалось практически невозможно.       – Как бы ты это назвал? – спросил Доён, усаживаясь на Джонни верхом.       – Самый умопомрачительный минет by my bunny, – Джонни заулыбался широко и сыто. Доён, делая вид, что совсем не краснеет от похвалы, покачал головой.       – Я не про это. Я про то, чем мы занимаемся. В целом.       – А, это, – теперь голос Джонни стал серьёзнее; он как будто задумался. Но его руки всё равно мяли и раздвигали ягодицы Доёна в разные стороны, а палец то и дело поддразнивал пока ещё не растянутое кольцо мышц. Бёдра Доёна начали подаваться ему навстречу сами собой, а глаза закрылись, закатываясь назад. Ему и самому показалось, что услышать ответ Джонни уже стало как-то не очень интересно и значимо.       – It’s like hooking up. It’s casual, yet exclusive, – сказал Джонни всё так же серьёзно. От звуков его голоса, говорившего на его втором родном языке, у Доёна всегда бежали мурашки по спине.       – Можно подумать, я понял хоть что-то, – пробормотал Доён, прихватывая свой член и начиная двигать на нём рукой, пока палец Джонни мягко, но настойчиво выписывал круги.       – Ну… как же это выразить получше… – Джонни снова задумался; но он уже начал отвлекаться на удовольствие Доёна и, видимо, попытался договорить побыстрее: – Это как бы когда вы спите только друг с другом, но так, нерегулярно, без лишнего напряга. Вроде понятно?       – Ага, – Доён, на самом деле, уже не очень вслушивался, двигая рукой всё быстрее и быстрее. – Если ты сейчас же мне не поможешь, как сам же и обещал, я кончу прямо на тебя, прямо на лицо.       – Не то чтобы я был сильно против, – подмигнул Джонни, укладывая Доёна на спину и сползая вниз, чтобы устроиться у него между ног.       С тех пор мало что поменялось.       Они по-прежнему спали только друг с другом, и по-прежнему не говорили о чём-то большем. И Доён с горечью осознавал, что дальше тянуть эту лямку ему уже не по силам.       Он почему-то думал, что заниматься с Джонни сексом, не испытывая к нему никаких чувств, будет проще простого. Джонни был лёгким по своей натуре, и Доёну тоже рядом с ним становилось легко. Он начинал воспринимать многие вещи проще, не утяжеляя их дополнительным смыслом. Ему казалось, что с их отношениями будет то же самое, что у него получится не хотеть большего и быть довольным тем, что у них было. Поначалу ему очень нравилось приезжать к Джонни, флиртовать, получать свою дозу окситоцина и уезжать домой. Он чувствовал себя так, как будто брал лучшее из двух жизней – той жизни, где он полностью свободен, и той, где он находился в отношениях. Но последние месяца три Доён всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что они не могут продолжать то, что они делают, до бесконечности.       Возможно, Доён просто старел, – это можно назвать как угодно, ему было искренне всё равно, – поэтому ему хотелось стабильности. Несмотря на то, что дома у Джонни всегда хранилась пара его вещей и его зубная щётка, и у него дома также можно было найти несколько личных вещей Джонни, ему не нравилось, что всё это делалось ради «удобства», а не потому, что им так нравилось больше. Доён чувствовал, что роль вечного «hook up buddy», как это называл Джонни, стала ему тесна. Всё чаще и чаще ему хотелось проводить выходные вместе, пересекаться на неделе и делить быт на двоих. Ему хотелось обыкновенной человеческой жизни, а не случайного секса на регулярной основе, насколько бы противоречиво это ни звучало.       Точку нужно было ставить прямо сейчас. Доён и так чувствовал, что уже привязался к Джонни сильнее, чем ему хотелось бы. Это значило только одно: расставаться будет больно. Возможно, даже очень больно. Но другого выхода он не видел.       – Джонни, где мои трусы? – спросил Доён в полный голос. Он уже обыскал всю комнату, но так и не нашёл свои боксеры. Он начал раздражаться. Ему нужно было уйти как можно скорее, пока он не начал сомневаться.       – Чего? – Джонни смог открыть только один глаз и приподнять голову. – Зачем тебе трусы?       – Я поехал домой, – сказал Доён. По спине сразу же пробежал холодок. Ему подумалось, что Джонни, в своей слишком драматичной манере, поймёт, о чём речь, резко сядет на кровати и начнёт шуметь, возмущаясь. Доён никогда его таким не видел, но воображение нарисовало образ настолько правдиво, что Доён поверил сразу же.       – До-и, какое «домой», а? – закряхтел Джонни, укладываясь обратно на кровать и натягивая на плечо одеяло. – Иди сюда, поваляемся ещё немного… Ты же сам говоришь, что задалбываешься вставать по будильнику…       – От тебя вечно никакой помощи…       Доён не знал, откуда взялось это «вечно». У них не было договорённости друг другу помогать. Их помощь всегда была порывом, а не обязательством. Они вообще друг другу ничего не были должны. Чёрт, Джонни вообще должен был его послать за то, что Доён не даёт ему поспать в выходной!       – Ты чего? Что-то случилось? – теперь Джонни проснулся полностью. Он ещё сонно щурился, но уже следил за Доёном пристально. Доён шарил руками по сбитому одеялу, пытаясь всё-таки найти своё нижнее бельё, чтобы не давать Джонни ни возможности, ни предлога продолжить диалог после того, как за Доёном закроется дверь.       Бельё нашлось под кроватью. Доён сгрёб боксеры в кулак и пошёл в ванную. Он слышал, как Джонни пошёл вслед за ним.       – Да в чём дело? Ты мне объяснишь хоть что-то или нет? – спросил Джонни негромко, заглядывая в ванную. Быстро натянув на себя боксеры и кинув полотенце в корзину с бельём, Доён молча прошёл обратно в спальню за остальной одеждой. У него в горле стоял настолько огромный ком, что ему было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Злость и внезапно накатившая обида душили его снаружи, и ему уже хотелось просто исчезнуть, телепортироваться из квартиры Джонни в свою. Ему казалось, что если он откроет рот, то начнёт сипеть и расплачется, как ребёнок. Он не понимал, откуда могли взяться эти слёзы. Он никогда не плакал из-за Джонни. Ему даже не становилось грустно в присутствии Джонни. Почему же сейчас он чувствовал, что только молчание удерживает его от града уродливых слёз? Неужели он не любил расставания настолько сильно?       – Всё зашло слишком далеко. А я так больше не могу, – сказал Доён через плечо, не оборачиваясь. Прямо сейчас смотреть Джонни в глаза было бы слишком жестоко. И слишком тяжело…       – Доён,..       – Не говори ничего. Пожалуйста. Очень прошу, – прошептал Доён и застегнул последние пуговицы на рубашке. Джонни шумно выдохнул, но промолчал.       – Спасибо. И прости. Если, конечно, это возможно.       Выходные были просто ужасные.       Оба дня Доён просидел взаперти. Точнее, пролежал на диване. Ему не хотелось делать вообще ничего, и он не пытался себя заставлять. Он решил «отболеть» всю свою тоску разом, а не растягивать её на несколько месяцев. В конце концов, в какой-то момент им с Джонни придётся пересечься в общей компании. И Доёну не хотелось добавлять к этому моменту дополнительную неловкость и обиду.       Вечером в воскресенье ему всё-таки пришлось заставить себя выйти на улицу: в холодильнике совсем ничего не осталось, а служба доставки была готова привезти заказ только в понедельник днём, когда он будет на работе. Пока он одевался, зазвонил телефон. Сначала Доён хотел проигнорировать звонок. Ему не хотелось разговаривать ни с кем, даже с Тэёном. Ему нужно было пережить этот момент в одиночестве, а не распылять свои непонятные даже ему самому переживания на других. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из друзей начал его психоанализировать без лицензии – это он мог сделать для себя и сам.       На экране отобразилось имя Джонни и его дурацкая фотография, где он в ярко-розовой шапке комично вытягивал губы в камеру, как для поцелуя. При одном только напоминании о том, как выглядит лицо Джонни, которое Доён пытался стереть в расплывчатое пятно у себя в голове оба дня, на душе стало тошно и горько. Он задержал палец над красной кнопкой. Телефон настойчиво вибрировал в руке, хотя обычно Джонни клал трубку после четырёх гудков.       Перед последней вибрацией Доён свайпнул зелёную кнопку.       – Привет, – голос Джонни прозвучал непривычно глухо. – Ты сейчас дома?       – Нет, ухожу, – Доён изо всех сил старался контролировать голос. – Зачем звонишь?       – Я ведь могу поговорить с тобой, да? – ещё никогда Джонни не говорил с настолько сильным сомнением, почти что с неуверенностью. – Мне кажется, я имею право знать… почему вдруг.       – Я сейчас пойду в магазин. Можем поговорить по дороге, – сказал Доён максимально холодно, снял ключи с крючка и добавил. – Только давай быстро, я уже выхожу.       – Окей.       Едва выйдя из подъезда, Доён увидел машину Джонни. Ему показалось, что Джонни приехал не только что, а как будто ждал всё это время, как будто и звонил тоже отсюда.       Джонни быстро сообразил, что Доён не собирался садиться к нему в машину и действительно предлагал поговорить по дороге. Доён подождал, пока Джонни выйдет из салона, но смотрел в основном по сторонам, на погружающуюся в тёплые сумерки улицу. Краем глаза он заметил, что Джонни сделал попытку улыбнуться, но улыбка получилась кособокая, грустная и натянутая.       – Ты мне скажешь честно, что случилось и почему ты меня избегаешь? – спросил Джонни негромко, почти робко. Слышать его голос таким было неприятно до лёгкого холодка по позвоночнику. Доён привык к тому, что Джонни громкий, активный, болтливый, вечно шутящий и вечно смеющийся. Доёну стало не по себе.       Он задумался над ответом. Они с Джонни никогда не говорили о серьёзных вещах, в частности, о своих чувствах. Обсуждать предпочтения в постели, разбирать, насколько был успешным секс, было привычно и понятно. Они могли разговаривать о своих ощущениях и пожеланиях часами, и такие беседы казались уместными и естественными. Но как говорить о своих чувствах, когда им изначально не было места в их отношениях? Их отношения предполагали отсутствие каких-либо сопутствующих чувств. Доён начинал злиться на самого себя за то, что это он стал играть не по правилам, а потом развалил всю игру, хотя она шла достаточно неплохо.       Но правда есть правда. Джонни, скорее всего, хотел услышать честный ответ. И Доён считал, что хоть их отношения и должны были быть исключительно поверхностными, у него всё же было уважение к Джонни. Поэтому Джонни заслуживал честности. И Доён был готов переступить через себя, чтобы поставить точку по-человечески, а не кое-как.       – Кажется, у меня к тебе есть чувства.       Горизонт был затянут мягкими полупрозрачными облаками, сливавшимися с синеющими сумерками. На холодно-розовом небе проступили крошечные звёзды. Тонкий серп молодого месяца впивался прямо в колотящееся об рёбра сердце.       – Но почему… почему не сказал раньше? – теперь голос Джонни стал ещё тише, осторожнее. Доён смотрел исключительно себе под ноги, на сменяющие друг друга асфальтовые плиты.       – А что бы это поменяло? – заговорил Доён; он был ошеломлён тем, что сказал это вслух, но его плечи расправлялись сами собой; он как будто заново обретал уверенность. – Мы же просто спим друг с другом, и больше ничего. Мы же ничего не планировали. Мне не хотелось всё портить. Я сказал себе, что буду держаться до тех пор, пока мне это не начнёт мешать слишком сильно.       – Что поменялось? – спросил Джонни робко, как будто не зная, можно ли вообще задавать этот вопрос. Доён, всё ещё не глядя на него, ловя лишь его размытый силуэт боковым зрением, усмехнулся горько.       – Получается, что ничего... Просто у всего есть свой предел. Наверное, так.       – Так ты хочешь просто закончить всё?       Доён покивал.       – Не вижу смысла продолжать. Не смогу больше прикидываться…       – В каком смысле «прикидываться»?       – Что меня не задевает слишком глубоко.       Доён сделал паузу. Ком в горле уже перекрывал доступ кислорода.       – Это всё глупо, конечно же. Но я не могу делать вид, что меня не цепляет, когда мы просыпаемся вместе, когда ты говоришь со мной ласково, называешь какими-то прозвищами… Господи, я же говорю так, как будто я в средней школе…       Джонни ничего не сказал, словно ожидая продолжения. Поэтому Доён продолжил. В конце концов, это их последняя возможность поговорить откровенно. Нужно ею воспользоваться.       – Уже несколько месяцев мне хочется, чтобы это всё что-то значило, а не было просто прелюдией к сексу. Секс хорош, я не спорю. Мне жаль терять то, что у нас получилось. Но я так больше не могу, пойми, Джонни…       – Джэхён сказал, что ты слишком серьёзный, чтобы привязаться к такому шумному треплу, как я.       Кокон, выстроившийся вокруг Доёна, пока он говорил о себе, с треском разрушился.       – При чём тут Джэхён?!       Джонни поднял на него неуверенный взгляд и пожал плечами.       – Ещё в самом начале я спросил у него, есть ли у меня шансы на что-то с тобой. Джэхён сказал, что у тебя в жизни другие приоритеты и не нужно тратить время друг друга, надеясь на что-то серьёзное.       Теперь Доёна захлёстывало возмущение.       – С каких это пор Джэхён знает о моей жизни больше, чем я ему говорю?! И какого чёрта ты спрашивал его мнения?! У тебя, что, своей головы на плечах нет?!       – Я спросил у него, не встречаешься ли ты с кем-то, перед тем, как тебе написать. Он сказал, что нет, ты свободен, и сразу же догадался, к чему я это спрашивал. Ну, – Джонни вздохнул. – потом он сказал то, что сказал. Я ответил, что у меня нет никаких далеко идущих планов. Хотя на тот момент у меня вообще не было никаких планов.       – И что получается, – у Доёна в голове был жуткий сумбур, но ещё пытался собрать мысли воедино. – что ты предложил секс только из-за того, что Джэхён ляпнул тебе эту ерунду?       – Нет, – Джонни помотал головой и посмотрел перед собой. – Предложение заняться сексом было исключительно моим. Оно вытекло из того, что мне было с тобой комфортно. Если бы мне не было приятно с тобой общаться, я бы так и продолжал пить с тобой кофе в той кофейне.       Это, конечно, была не шутка. Но Доён почему-то не смог не улыбнуться.       – Я понимаю, что не очень вписываюсь в здешние порядки, – продолжил Джонни, закладывая руки в карманы джинсов. – Я не могу подстроиться полностью…       – Ты очень свободный, – кивнул Доён.       – Наверное, можно и так сказать. Я много от кого слышал, что я слишком несерьёзный, что меня сложно рассматривать как потенциального партнёра из-за того, что здесь принято относиться к иностранцам с настороженностью. Но я не могу отпустить тебя сейчас, Доён. Не хочу. Я даже пробовать не хочу. Я готов приглушить себя на несколько тонов, если так нужно сделать, чтобы тебе захотелось…       Джонни почему-то замолчал. Доён посмотрел на него, не поворачивая головы.       – Чтобы мне что захотелось, Джонни? – спросил Доён шёпотом. Они уже подходили к магазину, и людей становилось всё больше.       – Чтобы тебе захотелось остаться со мной, – прошептал Джонни, встав позади Доёна внутри вращающейся двери. Доён шагнул на кафельный пол и обернулся, чтобы понять, показалось ему или нет. Джонни смотрел на него грустно, но с лёгкой надеждой, притаившейся в чуть приподнятом уголке губ.       Они впервые оказались в магазине вместе. Доён испытывал неуместное смущение, когда Джонни пытался ему помочь найти то, что было нужно по списку. Оставаясь наедине, без снующих туда-сюда припозднившихся покупателей, они в полголоса договаривали то, что начали обсуждать по дороге в магазин. Доён сказал, что его семья, кроме старшего брата, не знает о его ориентации, и пока он не готов их шокировать. Джонни покивал с пониманием и сказал, что его родители всё про него знают и только обрадуются, если он представит Доёна как своего парня. От этих слов Доён растерялся и раскраснелся настолько сильно, что пришлось специально искать креветки в холодильнике очень долго, чтобы дать лицу охладиться хотя бы немного.       По дороге домой, когда они свернули в пустой проулок, Джонни мягко взял Доёна за руку. Они держались за руки много раз – но всегда исключительно в постели. Доён снова вспыхнул, но руку не забрал. Как только сердце немного успокоилось, Доён переплёл их пальцы, сжимая крепко, в самый настоящий замок. Джонни улыбнулся ему своей ласковой, похожей на кошачью, улыбкой.       Зная, что в понедельник им обоим нужно было выходить на работу довольно рано, Доён всё-таки рискнул предложить Джонни остаться на ночь. Джонни, сидя с чашкой кофе у него в гостиной, согласился сразу же.       – Завтра, прямо в восемь утра я надеру этому засранцу задницу, – промурлыкал Джонни, пока Доён осторожно целовал его за ухом. – Джэхён-и вышел на какой-то новый уровень кокблокинга… или как это уже назвать, не знаю.       Доён рассмеялся мягко, чуть прикусывая сначала шею Джонни, а потом прихватывая губами его серьги. Ладони Джонни, большие и тёплые, сразу же скользнули под худи. Доён по привычке прогнулся в пояснице. Тогда ладони Джонни резко сместились вниз, забрались под спортивные штаны и крепко сжали обе ягодицы. Доён чуть приподнялся, чтобы заглянуть Джонни в лицо и улыбнуться немного самодовольно: ведь у него тоже было эго, и его эго буквально переливалось через край, когда Джонни не мог удержать свои руки при себе.       – Джонни, – позвал Доён, стараясь себя контролировать и не двигать бёдрами, хотя хотелось уже очень сильно. – я так и не понял, что насчёт тебя.       – Что насчёт меня – что, huh, my baby bunny? – Джонни улыбнулся сексуально-нахально, отчего Доён почувствовал, что ещё немного, и спереди на штанах появится недвусмысленное влажное пятно. Доён закатил глаза: неужели Джонни настолько нравилось прикидываться дураком? Или он уже не прикидывался?       – Я сказал, что у меня к тебе есть чувства. А ты сразу же переключился на Джэхёна, – сказал Доён. Портить очень приятное настроение, конечно, не хотелось. Но Доён чувствовал, что точки над «i» надо расставить здесь и сейчас, чтобы потом не увязнуть в недосказанностях.       – Ты мне нравишься. И я хочу нравиться тебе тоже, – ответил Джонни, не моргая. Доён закусил губу, чтобы не показать, насколько широкая улыбка распирала его изнутри. Чтобы спрятаться хотя бы на несколько секунд, он наклонился и быстро поцеловал приоткрытые губы Джонни.       – Ты мне уже нравишься. Даже слишком сильно, чтобы считать это приличным, – Доён стянул худи через голову; взгляд Джонни сразу же прилип к его телу в открытой майке.       – А я люблю, когда ты неприличный, – подмигнул Джонни, почему-то краснея. Джонни было сложно смутить, но видимо, что-то в нём всё-таки дрогнуло, подумал Доён. Возможно из-за того, что он сказал только что. При мысли о том, что Джонни может по-детски стесняться своих чувств, Доён испытал прилив нежности, сладкой до скрежета на зубах. Джонни показался уязвимым, хрупким. Таким, что его захотелось подхватить, немного ему помочь:       – Сначала пригласи меня на свидание, хён.       На губах Джонни вспыхнула яркая, чисто американская улыбка. Доён не смог отказать себе и не поцеловать её. Джонни снова запустил обе ладони ему в спортивные штаны, якобы случайно проходясь указательным пальцем вдоль линии между ягодиц. Доён тяжело выдохнул.       – Куда угодно. И даже за мой счёт, – сказал Джонни. Доён не смог сдержать саркастичный смешок, – ведь обычно Джонни не любил платить за других, настаивая, что всё должно быть поровну, – но в этот момент Джонни резко поменял их местами. Доён оказался на спине, а Джонни навис над ним, снова улыбаясь настолько сексуально, что хотелось целовать его до тех пор, пока эта слишком притягательная ухмылочка не сотрётся хотя бы на время. Иногда выдерживать напор сексуальности Джонни было слишком тяжело, и даже терпения Доёна оказывалось недостаточно.       – Я не собираюсь экономить на собственном парне, если ты сейчас думаешь об этом, – сказал Джонни и впился губами Доёну в шею. Доён испытал прилив крови в области паха и самый настоящий шок оттого, что Джонни, по всей видимости, умел читать мысли.       Кофе так и остыл в кружке. Доён и думать забыл, что они вроде как собирались провести вечер «цивилизованно». Однако впереди их ждало очень много вечеров вместе, которые можно было проводить так, как им захочется. Поэтому пока можно было просто…       – Зайчик, ты же мне даже войти не даёшь…       – Я просто пытаюсь протолкнуть тебя глубже.       Джонни улыбнулся, подтянул левую ногу Доёна к груди и толкнулся бёдрами ещё раз. У Доёна перед глазами рассыпались звёзды.       – Расслабься, baby bunny, так ты ускоришь дело, – сказал Джонни с мягкой улыбкой. Доён сделал глубокий вдох, чувствуя Джонни буквально каждой клеткой тела, и переплёл их пальцы на относительно свободной руке Джонни, которой он упирался в диван. Казалось, что вся комната, возможно, вся квартира наполнилась Джонни. Он как будто был одновременно повсюду: над Доёном, внутри него, в самом воздухе, в приглушённом свете торшера. Доён купался в нём и хотел ещё больше. Чтобы каждый день был наполнен Джонни, чтобы он был рядом всегда – на расстоянии телефонного звонка или на второй половине кровати. Доён заулыбался, невольно представив совместные завтраки и ужины, походы в продуктовый, как сегодня, прогулки в парке, разговоры о мелочах и о чём-то личном. Ему так хотелось попробовать эту новую жизнь с Джонни, что он даже заегозился от нетерпения.       – Хочу перепробовать с тобой всё, – пояснил Доён, когда Джонни, дожидаясь, пока тело Доёна немного привыкнет, посмотрел на него вопросительно. – Хочу делать вместе всё. Прямо всё-всё. Понимаешь?       – Понимаю. Потому что я тоже хочу делать с тобой всё-всё, До-и, – промурлыкал Джонни, вовлекая Доёна в поцелуй. Обняв его за плечи, растворяясь в привкусе сладкого кофе на кончике языка Джонни, Доён качнул бёдрами ему навстречу. Джонни помычал в поцелуй в знак того, что понял.       Доён не понял, что это была за магия: после признания секс стал ещё лучше, хотя казалось, что лучше уже некуда. Доёна затапливало изнутри и снаружи. Джонни не мог перестать осыпать его лицо и шею поцелуями, а изнутри грудь теснила тёплая, тягучая нежность. Доён шептал Джонни, что он самый лучший, самый красивый, самый сильный и что он очень ему нравится, но слова не могли выразить ту глубину, которую Доён начал ощущать после их разговора. Ему хотелось передать свои мысли и чувства Джонни в первозданном виде, но слова всё равно как будто звучали плоско – и поэтому Доён пытался снова и снова.       Пока они лежали друг на друге, потные и грязные, Доёну в голову пришла ещё одна мысль:       – Джонни, а можно сказать «honey bear»?       Джонни задумался, отведя взгляд в сторону.       – Звучит необычно, но в принципе можно, – и он замолчал выжидающе, как будто не понимая, к чему Доён вообще это сказал. Доён покачал головой и подтянулся на руках, зависая над губами Джонни.       – My honey bear, – сказал Доён, уже больше не пряча широкую и, скорее всего, очень глупую улыбку.       – From now to eternity, baby, – улыбнулся Джонни и утянул Доёна на себя для ещё одного поцелуя.