Скрытые Страницы

***

      Вот уже несколько лет, как кипела борьба за Окситанское наследство. Арверны стремились возвести на престол законного наследника, герцога Реймбаута, которых обещал стать вассалом короля Арвернии, своего родственника. А его дядю-узурпатора, в свою очередь, поддерживала Нибелунгия. Так они боролись с переменным успехом: то одна сторона вытесняла другую, то первая, собравшись с силами, брала верх. Их битвы сопровождались, как любая война, гибелью множества людей, несчастьями, разорением. Так продолжалось вплоть до 808 года от рождения Карломана Великого. Летом этого года состоялась битва, которой, по-видимому, суждено было решить исход противостояния. В самый важный момент майордом Арвернии, граф Карломан Кенабумский, сам повел войска против врага, одержал победу, но был при этом тяжело ранен. Так что всю власть в войске принял на себя единолично коннетабль, Дагоберт Старый Лис, тесть Карломана. В Арвернии же в то время сидел на троне малолетний король Хлодеберт VIII, мальчик девяти лет. Фактически, при нем правила его честолюбивая бабушка, вдовствующая королева Бересвинда Адуатукийская, весьма довольная своей властью. Ей помогал ее сын Теодеберт, дядя короля, во всем послушный воле матери, и ее ставленник канцлер. Их охранял маршал Хродеберг, сын коннетабля и невенчаный муж Бересвинды. А для Карломана участие в войне завершилось, или, по крайней мере, прервалось надолго. Рана оказалась опасной, хоть и не так-то просто было свести в могилу оборотня-бисклавре. Как только он оправился от нее хотя бы настолько, чтобы можно стало его перевозить, Дагоберт распорядился отправить Карломана в Кенабум, чтобы он выздоравливал спокойно у себя дома. Сам граф Кенабумский не хотел уезжать, когда другие сражаются. Но он был тогда слишком слаб, чтобы оспаривать волю Дагоберта, и пришлось повиноваться. Дома, под ласковой заботой приехавших к нему жены и сыновей, Карломан быстро выздоравливал. Там, где меч нибелунга распорол ему бок, прочертив под ребрами длинную и глубокую рану, теперь оставался лишь тонкий шрам, даже не ощущавшийся при касании. На бисклавре быстро заживали большинство ран. Спустя два месяца он был вполне здоров, и готовился ехать в Окитанию. Но, вместо распоряжения от коннетабля, в Кенабум неожиданно приехал Хродеберг, чтобы проведать своего родича. И вот, сейчас Карломан с Хродебергом гуляли по берегу Леджии, в ивовой роще, что была особенно памятна графу Кенабумскому. Наступала осень, и, хотя солнце светило еще ярко, но длинные изящные листья ив уже начинали желтеть. Стоило подуть ветру, и они с шорохом осыпались на возмущенную рябь воды, плыли по ней, как кораблики. По воздуху носились серебристые паутинки и опускались вниз, украшали волосы Карломана и Хродеберга, будто седина. Высоко в небе пролетали стаи перелетных птиц, летящих на юг. А на кустах рябины рдели, как огоньки, ягоды. Идя рядом с Карломаном, его шурин поглядывал с удивлением, что застал его вполне здоровым. Разве что чуть худее и бледнее обычного тот выглядел сейчас, но было ясно, что и эти признаки недавней болезни скоро исчезнут без следа. - Ты прекрасно выглядишь! - радостно произнес Хродеберг. - Просто не верится, что тебя ранили всего два месяца назад! Как же ты тогда перепугал нас всех... Карломан полюбовался рекой, по которой плыли золотистые листья-кораблики. Глубоко вдохнул воздух, словно смакуя самое изысканное благовоние. Улыбнулся, увидев поодаль своих младших сыновей, Аледрама и Аделарда, которые сражались на тренировочных мечах. - Дома и стены помогают... Ради Альпаиды я просто не мог болеть долго! Затем он произнес уже серьезно, подумав о другом: - Да и в Окситании, должно быть, ждут меня! Надеюсь, скоро коннетабль прикажет мне ехать! При этих словах Хродеберг смущенно кашлянул и проговорил, достав из-за пояса футляр с письмом, запечатанный эмблемой его отца, принца Дагоберта. - Как раз по этому поводу я и приехал! Мой отец сообщил мне, что просит тебя вернуться ко двору. Сейчас ты будешь полезнее в качестве майордома, а не военачальника. Не помешает проверить, правильно ли распоряжается Регентский Совет. Карломан взял в руки письмо и нахмурился. Чуть ли не впервые за всю жизнь он разозлился на Дагоберта за излишнюю, по его мнению, заботливость. Тут срабатывала честь оборотня, запретить которому исполнять свой долг был не вправе никто, даже вожак его стаи. Очень редко в душе Карломана вступали в противоречие обычаи бисклавре с человеческими, ибо он равно принадлежал тем и другим, но изредка такое все-таки случалось. - Кто просит моего названого отца беречь меня от войны, в то время как множество наших рыцарей и кнехтов ложатся в землю? - с горечью воскликнул Карломан. - Я совершенно здоров, и готов опять сражаться! Я напишу коннетаблю, что мое присутствие важнее в Окситании! Хродеберг дружески коснулся руки разгневанного родича. - Не спеши, Карломан! Отец еще пишет, что сражение, в котором тебя ранили, видимо, станет поворотным в войне за Окситанию. Нибелунги сейчас в растерянности. Возможно, скоро они отзовут свои войска. Карломан остановился, как вкопанный. - Они откажут в поддержке своему ставленнику, дяде герцога Окситанского, что обманом захватил престол? Но ведь тот женат на родственнице короля Торисмунда. Неужели гордый нибелунг нарушит клятву, данную родичу? Прости, до меня в последнее время не доходили новые сведения, кроме тех, что ты привез... Кажется, в мире многое изменилось!.. Хродеберг хмыкнул. - Представь себе: это и вправду так! Королевская родственница, что была женой узурпатора, сбежала от него и вернулась домой. Она поклялась перед алтарем Фригг и позволила жрицам себя осмотреть в доказательство, что до сих пор является девственницей. Затем объявила, что ее муж, годившийся ей в отцы, заключил с ней брак лишь ради приданого и военной поддержки Нибелунгии, а сам пренебрегал ей, открыто меняя любовниц. Так что теперь нибелунгов ничто не связывает с человеком, который столь бесчестно обошелся с их принцессой. Да и последняя большая битва заставила их, по-видимому, пересмотреть свои цели. Нибелунгия потерпела слишком большие потери, чтобы им еще хотелось продолжать войну. Так что они заколебались. Мой отец послал Теодеберта Миротворца в Нибелунгию для ведения мирных переговоров. Если он сумеет договориться, то Нибелунгия отзовет свои войска, а мы взамен отдадим им спорные земли, что сейчас составляют часть Окситании. Если нибелунги прекратят войну, то с оставшимися силами врага теперь справятся мой отец, маршал юга и сам герцог Реймбаут. По мере того, как Карломан слушал повествование Хродеберга, его лицо прояснилось, а глаза повеселели. - Хвала Вотану, если так, то, надеюсь, мы еще в этом году покончим с войной, возведя Реймбаута Окситанского на трон! В таком случае, я могу с чистой совестью вернуться к обязанностям майордома, и взглянуть своими глазами, как правят... - он запнулся, ибо знал, что Хродебергу неприятно, когда осуждают королеву Бересвинду; но кому же неизвестно, что сейчас все нити правления сосредоточены в ее руках?.. И они оба, остановившись возле большой ивы, еще не начинавшей желтеть, стали наблюдать за двумя юношами, упражнявшимися в фехтовании. *** Между тем, братья, гулявшие немного поодаль, не слышали издалека, о чем беседовали их отец с дядей. Их встревожил, хоть и обрадовал, приезд Хродеберга, и они не сомневались, как и все, что это связано с близким отъездом Карломана в Окситанию, на войну. Сейчас они, как было уже сказано, сражались на тренировочных мечах, но не всегда внимательно следили за выпадами друг друга, ибо думали об отце. Как они испугались, узнав два месяца назад, что он опасно ранен, и после, когда увидели, в каком состоянии он вернулся домой! И теперь скрывали тревогу, эти двое юношей-погодков, очень похожие, и вместе с тем разные. Аледраму было семнадцать лет, а Аделарду - шестнадцать. - Когда отец соберется уезжать, давай попросим его взять нас с собой! - горячо проговорил Аделард, нанося удар. Аледрам, более рассудительный, возразил, отбивая клинок: - Не возьмет! Мы с тобой еще слишком неопытны. Нужно многому научиться, чтобы нас не убили в первом же бою. Забыв о стычке, Аделард поглядел в сторону отца с тоской, чувствуя, как несправедлива жизнь: - Я хотел бы охранять отца от вражеского оружия! И, если бы сам погиб, то спас бы ему жизнь. Ведь и он сам спас своего отца, короля Хлодеберта, в битве с викингами, когда был немного старше, чем мы сейчас... - Во-первых, ему было девятнадцать лет - это все-таки не шестнадцать! - назидательно ответил Аледрам. - Во-вторых, отец как раз тогда едва не погиб! Еще немного - и... ни ты, ни я не родились бы никогда! Нет, не проси, он тебя не возьмет! Война - не рыцарский турнир. - Если отец меня не возьмет, я сам убегу на войну, и буду сражаться тайно, переодетым! - мечтательно проговорил младший брат. - Буду следовать за отцом, как тень, чтобы спасти ему жизнь в смертельном бою, отбивать копья, нацеленные в его грудь! Аледрам фыркнул. Он не меньше брата любил своего отца, и боялся за него, но врожденный здравый смысл подсказывал, что они не смогут позаботиться о Карломане Кенабумском лучше, чем он сам о себе. - Лучше вспомни, когда ты или я последний раз состязались со взрослыми рыцарями! - сказал он брату, вновь наступая на него с мечом. - Все-таки, мы с тобой еще не вошли в полную силу, братишка! Аделард сам понимал, что брат прав, но любовь к отцу и юношеское стремление к подвигам рисовали в его воображении картины самопожертвования, деяние, что изменит ход битвы, как было у отца при Маг-Туиред. А, если придется для этого отдать жизнь, то ведь сами боги чтут героев, павших в бою! Но Аледрам сказал ему, продолжая поединок: - Наши с тобой битвы еще впереди, брат! Наверняка эта война не будет последней на свете. А пока что подготовимся здесь, с тренировочными клинками! И Аделард, скаля зубы во вдруг разгоревшемся азарте борьбы, отразил удар меча брата и сам перешел в наступление, показывая, что скоро будет готов к настоящим битвам. Так, в силу различия своих характеров, действовали младшие сыновья Карломана и Альпаиды. *** А в это самое время сама Альпаида в покоях Кенабумского дворца вышивала для Карломана сорочку, в которой он должен был ехать на войну, ибо графине еще не было известно, что он не едет. По обычаю арвернов, жена и другие женщины в семье должны были сами сшить для мужчины сорочку, которой он оденет свое тело в боевом походе. И вот, почти уже готовая сорочка висела, надетая на деревянную болванку, а Альпаида, сидя на подушках, внимательно вымеряла, поправляла и украшала будущее одеяние. Ей помогали работать ее невестка Луитберга, жена Ангеррана, и несколько служанок. И как хороша получалась сорочка, выходившая из рук графини Кенабумской! Из изумрудно-зеленого блестящего шелка, под цвет глаз Карломана, с золотыми пуговицами, на которых выгравирована его эмблема - волчья голова в короне. Альпаида заканчивала вышивать сорочку, изображая на ней обереги арвернов и "детей богини Дану", а также священные руны: Уруз, Турс, Альгиз, Соулу, Эваз, - те, что давали мужество, силу и защиту в трудных испытаниях. Альпаида снаряжала мужа в поход с любовью и заботой. Наблюдая за ее работой, Луитберга удивлялась про себя. Ведь она видела, как еще недавно ее свекровь дрожала от ужаса за раненого мужа, как трогательно заботилась о нем, пока он лежал раненый. И вот, граф, едва излечившись, готов вернуться на войну, а его супруга железной рукой взнуздала свое сердце, и никому не покажет страха! - Матушка, хотелось бы мне, если потребуется, так же спокойно проводить в путь Ангеррана, как ты - батюшку Карломана, - проговорила Луитберга шепотом, поддерживая на руках сорочку. Вдевая в иголку новую золотую нить, Альпаида усмехнулась. - Спокойно? Нет, Луитберга: если я не вою и не причитаю, это не значит, что и сердце мое не кровоточит, даже если сухи глаза. Я до сих пор не могу забыть ту черную весть, что передал Ангерран, встретив посланца от моего отца: что Карломан тяжело ранен, и лекари делают все возможное... Но сейчас я могу радоваться, что мой муж снова вполне здоров, и пока еще он рядом со мной. Это чувство дарит мне надежду, которая поможет выдержать, когда он покинет меня и вновь уедет на войну. Луитберга, помогая ей в работе, твердо знала, что родители ее мужа - необыкновенные люди. Невольно задумалась: смогла бы она сама проводить Ангеррана на войну с легким сердцем и сухими глазами, как матушка Альпаида? Про себя молодая женщина радовалась, что ее муж Ангерран, первенец графа Кенабумского, хоть и умел сражаться, воспитывался в первую очередь для государственной деятельности. Так что в Окситании ему доводилось бывать лишь несколько раз, и жене не приходилось опасаться за него. А ведь матушка Альпаида готовилась отпустить мужа на войну после тяжелого ранения, это совершенно другое! Так близость таких людей, как Карломан и Альпаида, подавала высокий пример другим людям, пробуждала в них желание совершенствоваться. *** В женских покоях графиня Кенабумская заканчивала вышивать сорочку для своего мужа. Хоть и с большим трудом давалась ей эта работа, и особенно сейчас. Ей хотелось бы растянуть это рукоделие на неопределенный срок, чтобы ее милый Карломан побыл вместе с ней как можно дольше. Ведь, когда сорочка будет закончена, он уедет, надев ее, чтобы вновь рисковать жизнью! Но Альпаида преодолела искушение. Ее муж - воин, и он лучше знает, где ему подобает быть, а ее обязанность, если она настоящая жена, - способствовать ему, а не мешать. Она вышила последнюю руну. Теперь Карломан будет защищен со всех сторон, ибо она украсила его сорочку оберегами с любовью и надеждой! Завершив свою работу, Альпаида обернулась к Луитберге, что глядела на свою свекровь, восхищенная твердостью ее духа. И сказала своей невестке: - Признаться, я каждый раз боюсь отпускать Карломана на войну! Всякий раз я боюсь, что наше прощание окажется последним. И все-таки, в моем сердце вечно живет надежда. - Это трудно, матушка! - вздохнула Луитберга. - Ну, не труднее, чем бывало нашим прародителям, - задумчиво отозвалась ученая графиня Кенабумская. - Читала ли ты о переселенцах из Погибшей Земли, что, не зная у себя на родине зимних холодов, пришли из-за моря на север? Там они впервые столкнулись со снегом и зимней стужей, с короткими днями и долгими ночами. Они не подозревали, что такое возможно, и сперва боялись, что снег и лед пришли навсегда. И все-таки, они остались на новообретенной родине, и убедились, что, как бы мороз ни сковывал землю, в конце концов, из-за туч вновь выглянет солнце, снег растает и придет весна. При этих словах Луитберга взглянула в окно, где на деревьях уже желтели листья, словно солнце, прощаясь, окрасило их своим золотом. - А сейчас осень, и листва опадает, - меланхолично проговорила она. - Так; и все-таки, каждую осень и зиму мы надеемся встретить весну, - энергично возразила Альпаида. - Так и я готовлюсь проводить Карломана, но знаю, что он непременно вернется ко мне живым, если только будут на то его воля и силы! Не бывало еще, чтобы после зимы не приходила весна... И вдруг лицо Альпаиды озарилось красотой внутреннего видения, как у вдохновенных вещих дев прошлого. - Лишь в конце времен, перед Рагнарёком, должна придти Великая Зима Фимбульветр, что продлится три года, без весны и лета. Но, даже если бы нам оказалось суждено застать ее на своем веку, - что ж: после обновления мира мы с Карломаном найдем друг друга и будем вместе всегда! В голосе графини Кенабумской прозвучала несокрушимая убежденность, высокая и неприступная, как вершины Белых Гор, что дали ей имя. Она глядела словно бы уже с высоты, доступной только предельным напряжением духа, и Луитберге стало ясно, что никаким испытаниям не пошатнуть в душе Альпаиды эту несокрушимую веру. Она испытывала глубокое восхищение свекровью. Молодой женщине пришло в голову, что сами боги нынче примут решение Альпаиды и не станут ему противиться, ибо воля человека, идущая от души и от сердца, тоже властна в мире, и Высшие Силы обязаны с ней считаться. А графиня Кенабумская, с блестящими глазами и прямой, как копье, осанкой высказав свою убежденность, вся подобная нацеленной стреле, вдруг обмякла и превратилась в самую обыкновенную женщину. Сразу видно стало, что она недавно пережила большую тревогу, и провела немало бессонных ночей у постели раненого супруга, и что опасение за него вновь точит ей сердце. Еще раз полюбовавшись законченной работой, вышивки на которой так и горели золотом на изумрудном шелке, она все внимательно осмотрела: сшита ли сорочка, как подобает?.. Наконец, она стойко решила сегодня же показать и подарить Карломану эту сорочку. И даже нашла в себе силы улыбнуться, представив, как красив он будет в ней. Уж она-то знала, что ему пойдет больше всего! Но самое главное - эта сорочка из тончайшего шелка, сшитая любящими руками и украшенная оберегами, была призвана защищать Карломана лучше, чем стальная броня. Ибо графиня видела, что, по всем признакам, совсем скоро муж простится с ней и уедет навстречу опасностям. Ведь неспроста приехал ее брат Хродеберг! Цели приезда брата Альпаида, конечно, представить не могла. *** А тем временем Хродеберг, стоя рядом с Карломаном в тени ив на берегу, прервал разговор, любуясь на своих племянников, что тренировались на мечах. Сам Хродеберг никогда не имел ни жены, ни детей, ибо с юности посвятил жизнь Бересвинде Адуатукийской. Но с годами неосуществленная отцовская любовь все же стала проявляться в его сердце, и он привязался от души к племянникам, сыновьям своей сестры и Карломана. Когда графу Кенабумскому случалось уезжать, Хродеберг помогал Альпаиде воспитывать ее мальчиков. Точнее - самого старшего, Ангеррана, и двоих младших, Аледрама и Аделарда. Двое средних больше тяготели к Вароху, дяде по отцовской линии, хоть и двоюродному; их сближали общие способности. Карломан тоже с одобрительным видом наблюдал за успехами своих сыновей. И проговорил, обернувшись к Хродебергу: - Вижу, что мальчики сильно выросли! И многому научились, пока меня не было. Пока я лежал раненым, они помогали своей матери стойко выдержать это испытание, были настоящей опорой для нее. Благодарю тебя, Хродеберг, за заботу о моих сыновьях! Маршал запада махнул рукой, желая сказать, что его заботы не стоят слов благодарности. - Не за что! Ведь мальчики и для меня не чужие. И я не меньше вас с Альпаидой радуюсь, что у вас выросли хорошие сыновья, какими можно гордиться. Глядя на юношей, которые в это время заработали клинками столь ожесточенно, что, не будь те защищены, не миновать бы им порезов, а то и глубоких ран, Карломан усмехнулся, покачав головой. - Они, конечно, резвы, как и подобает отрокам, и порой приносят нам не только радость, но и огорчения, устраивая очередной переполох. Но это не со зла, а просто от избытка сил. И я не собираюсь их упрекать, ибо сам в юности был не менее, беспокойным. Например, вместе с Варохом сбежал в лес знакомиться с местными альвами, так что нас искали три дня! Веселое было время... Хродеберг кивнул, показав рукой на шпили кенабумского замка. - Да уж: вы порой устраивали такой переполох, что я удивляюсь, как бывший королевский замок достался тебе во владение целым!.. Учти, кстати, что твои сыновья вдохновляются во многом твоими же подвигами. Так что гляди за ними как следует. Особенно за Аделардом. Карломан понаблюдал за младшим сыном, который вновь атаковал брата. - Если бы я собирался на войну, пришлось бы вправду за ним смотреть, чтобы не сбежал без спроса. Будто матери мало тревог без него! Но, поскольку мы все возвращаемся в Дурокортер, то и Аделард скоро успокоится. Я не пущу ни одного из своих сыновей на войну, пока их не посвятят в рыцари. - Я думаю, что скоро они заслужат рыцарские шпоры, - заметил Хродеберг, наблюдая, как сражаются юноши. - Но, надеюсь, еще до тех пор война закончится! - Да помогут боги! - Карломан искренне присоединился к пожеланию шурина. - На их век еще хватит новых забот и распрей, надеюсь, что не таких затяжных, как борьба за Окситанию! Ведь эти юноши, Хродеберг - наша смена. Когда-нибудь в их руках окажется будущее Арвернии! - проговорил майордом с особенным значением. - Их весна впереди! А нынешние деяния - еще наши, тех, кто только клонится к осени! Он протянул руку к ветке белоствольной березы, и на его ладони оказались несколько золотых, пронизанных солнцем, листьев-сердечек. Хродеберг, сын Дагоберта Старого Лиса, усмехнулся в ответ: - Я думаю, наша осень будет долгой и сильной, как сегодняшнее солнце, и мы еще многое успеем совершить! - Это само собой! - кивнул Карломан, глядя вдаль, за реку, где поселяне уже сжали хлеб и собрали урожай нового года. Осень, в золоте листьев и серебре паутинок, пахнущая сырой от дождя землей и дымом от костров, только еще входила в свои права... *** А между тем, Аледрам с Аделардом, которых их отец уподобил расцветающей весне, состязались в поединке на мечах, стремясь поскорее сравняться силами и опытом со взрослыми рыцарями. Особенно к этому стремился Аделард, мечтавший прославить свое имя воинскими подвигами и служением высокой цели. Он, хоть и был немного моложе брата, лучше владел мечом, и к тому же страстно любил сражаться. Теперь, в поединке с братом, он показывал все свое искусство, чему учел научиться, и выкладывался до последнего, не щадя себя. Ибо втайне надеялся, что отец с дядей, увидев, как хорошо он владеет мечом, сочтут его достойным сопровождать отца на войну. И, даже если чудо не произойдет, они все-таки увидят, на что он способен! Аледрам по своей природе был менее воинственен. Но он, как подобало сыну Карломана, не любил проигрывать. И, будучи хладнокровнее брата, стал использовать подходящие моменты, чтобы одержать победу. Заметив, что местность немного понижается, спускаясь к реке, он отступил на пару шагов, лицом к брату. Затем, когда Аделард приблизился, стоя выше него, Аледрам ударил его снизу по ногам, широким взмахом, что в настоящем сражении перерубил бы противнику бедренные артерии. Аделард отскочил, как ужаленный. - Ты "убит"! - торжествующе сообщил ему брат. Вместо ответа, младший сын Карломана обрушил на брата целую серию ударов, которые Аледрам едва успевал отбивать. Аделард так и кружил перед ним, нападая со всех сторон. И сперва показалось, что Аледрам лишь беспорядочно защищается, все время отступая, и вот-вот проиграет. Однако он сохранял хладнокровие, и все время знал, что делает. Отступая, Аледрам заставил брата занять такое положение, что еще яркое осеннее солнце светило тому прямо в глаза. И вот, куда бы ни метнулся теперь Аделард, навстречу ему сверкали лишь золотые блики на клинке брата, плясавшие в глазах, так что больно было смотреть, и он уже не мог толком разглядеть, куда метить мечом, и не мог задеть Аледрама. В глазах у него рябило. В конце концов, Аделард устало опустил меч и прикрыл глаза, перед которыми так и плыли цветные круги. - Клянусь Мировым Древом, так мне, конечно, не победить тебя, хитроумный внук Дагоберта Лиса! - в голосе Аделарда звучала легкая досада, но не было настоящей обиды, ибо он по-братски любил Аледрама. Тот же воскликнул в ответ: - Я не считаю себя победителем, ибо не сумел справиться в открытом бою. Так что ничья, брат! И младшие сыновья Карломана одновременно вложили мечи в ножны и, засмеявшись, пожали руки друг другу. В это время в саду показался их старший брат, Ангерран. Он, закончив разбирать важные бумаги, направлялся из замка навстречу отцу, который заранее приказал ему придти. Все это время, пока его отец был на войне, а затем выздоравливал после ранения, Ангерран управлял замком и владениями вместо графа. При этом он еще находил время, чтобы навещать отца, быть опорой для матери и младших братьев. В эти дни Карломан лучше узнал своего первенца и гордился им, ибо Ангерран показал себя стойким в испытаниях. Выздоровев, майордом так и оставил дела своих владений в руках сына, ибо полагал, что ему придется скоро уехать на войну. Так же предполагал и Ангерран, когда направлялся к отцу и дяде, как было велено. Ничем иным и не могли обитатели кенабумского замка объяснить внезапный приезд Хродеберга, ведь до них еще не дошли известия о скором заключении мира. Увидев братьев, он помахал рукой: - Аледрам! Аделард! - позвал их Ангерран. Они обернулись, стремительные и ловкие, как пара молодых коней, продолжая смеяться. И присоединились к брату, справа и слева от него, болтая без умолку, но в действительности скрывали беспокойство под видимой веселостью. - Мы состязались, кто лучше владеет мечом, и оказались равны, - дипломатично произнес Аледрам. - Мы надеялись, что хотя бы одного из нас отец возьмет с собой на войну, - добавил Аделард. Их старший брат взлохматил головы обоих, протянув к ним руки. Ростом братья уже почти догнали его, но были еще по-юношески тонки и нескладны. - Не подлизывайтесь! - усмехнулся Ангерран, которому передалось шутливое настроение братьев. - Отец не собирается брать вас с собой, и вы лучше не пытайтесь перехитрить Карломана Кенабумского! Когда будет можно, он сам позовет. Сейчас мы узнаем, для чего отец велел мне придти; сказать по правде, я сам этого не знаю. Вы же лучше подумайте, как скрасить матушке ее ожидание, когда отец уедет, чтобы ей было легче! И трое сыновей Карломана зашагали навстречу отцу и дяде через ивовую рощу, окаймлявшую берег реки, тронутую красками золотой осени. *** Встретившись с младшими братьями, горячими и беспокойными, как все юноши, Ангерран очень обрадовался. Он и сам был еще очень молод, ему только зимой должно было исполниться двадцать пять лет. Но, и как старший, и как помощник своего отца, виконт порой ощущал себя так, словно годился в отцы своим братьям. Однако сейчас ему приятно было отдохнуть душой рядом с братьями, отвлечься от скучных обязанностей, да и от тревожных предчувствий, связанных с приездом дяди Хродеберга. Ангерран, как и все, думал, что появление маршала связано с войной, и что отец скоро уедет в Окситанию. Вот почему он обрадовался, что, идя вместе с братьями, можно просто так болтать, веселиться, и ни о чем не беспокоиться. - Ну что ж, мои дорогие братцы, сейчас похвастаемся вашими подвигами! - усмехнулся он. - Батюшка вправе гордиться нами! - уверенно произнес Аледрам. - А, если он не удовлетворится моими успехами, я покажу тебе, на что способен, еще раз, мой хитроумный братец! - шутливо погрозил ему Аделард. И юноши засмеялись, а старший брат смеялся с ними вместе. *** Тем временем, Карломан и Хродеберг наблюдали за приближающимися к ним юношами-погодками и их старшим братом. На мгновение отвлекшись от сыновей, Карломан спросил своего шурина: - А пришлет ли мне коннетабль официальный приказ? Хродеберг кивнул: - Отец сообщил мне, что пошлет тебе письмо через твоего друга и родича, который вынужден был остаться в Окситании... Хотя сразу, как тебя ранили, он в первые дни не отходил от твоего ложа, как уже бывало прежде. - Варох! - радостно воскликнул Карломан. Он был по-настоящему рад скорой встрече со старым другом. Тем более, что его кузен, хоть и остался в войске, должно быть, извелся от тревоги за него. Улыбаясь, граф Кенабумский повел руками. - Ну что ж, надо будет приказать испечь для посланца его любимый черничный пирог! Хродеберг тоже улыбнулся в ответ, зная о любви Вароха к чернике, за что он и получил прозвище Синезубый. - Я рад, что есть вещи, которые не меняются с годами! - искренне проговорил он, протягивая Карломану руку. Тот бодро хлопнул шурина по плечу. - Поверь, я не меньше тебя радуюсь, что есть близкие люди, а у них - привычки, которыми они дорожат всю жизнь! В этом - соль земли! *** Между тем, Альпаиде, закончившей свою работу, стало скучно оставаться в покоях замка. Ей захотелось увидеть Карломана, прямо сейчас, пока он рядом с ней. И, конечно, хотелось повидаться с братом. Она приказала служанкам, работавшим вместе с ней: - Наведите здесь порядок и все подготовьте, ибо господин придет, чтобы надеть свою новую сорочку! Затем она обернулась к невестке: - Прошу тебя, Луитберга, прогуляться со мной по саду, к реке, где сейчас находятся Карломан и Хродеберг. Жена Ангеррана с готовностью кивнула: - Для меня большая честь сопровождать тебя, матушка! - и она поднялась на ноги, чтобы идти вместе с Альпаидой. Та тихонько вздохнула, направляясь вместе с невесткой к выходу. Внешне графиня оставалась совершенно спокойна, но чувствовала, что ей потребуется поддержка, чтобы выдержать испытание. Ибо Альпаида не сомневалась, что ее брат приехал с единственной целью - сообщить Карломану, что тот обязан скоро, может быть, в течение нескольких дней, уехать в Окситанию, на войну... Что ж, графине Кенабумской предстояло обрадоваться своей ошибке! *** Сыновья Карломана приблизились к отцу и дяде, стоявшим на речном берегу. Чем ближе они подходили, тем больше стихало их веселье, бывшее, к тому же, немного наигранным. Подойдя первым, Ангерран почтительно приветствовал старших родичей, слегка поклонившись. Братья, стоявшие на шаг сзади, повторили его движение. Ожидая, что скажет им отец, все трое возвратились к своим привычным мыслям, которые легко было прочесть по их лицам. Ангерран был вновь серьезен и сосредоточен, отчего казался старше своих лет. Аледрам напряженно ждал, скрывая любопытство, и одновременно, размышлял о неких дошедших до него слухах. А Аделард горел желанием заслужить похвалу отца и, может быть, все-таки добиться, чтобы он взял его с собой. Карломан при виде сыновей прежде всего спросил у Хродеберга: - Какого ты мнения, как маршал запада, о битве наших младших отроков? Хродеберг ответил, так, чтобы не принизить ничьих успехов: - По-моему, их заслуги в этом поединке равны! И натиск Аделарда, и хитрость Аледрама достойны похвалы. Карломан кивнул, окинув младших сыновей блестящим взглядом. И проговорил, желая разрядить обстановку, ибо понимал, что на уме у всех троих сейчас совсем другие битвы, выдержать которые предстоит ему, а не им: - Вы молодцы! Ты, Аледрам, бьешься умно и хитро, но не всегда условия дают возможность перехитрить противника! Лучше все-таки полагаться на собственные воинские умения. Ты же, Аделард, силен и упорен в бою, но одним лишь натиском не всегда удается победить. Если ты хочешь быть настоящим рыцарем, тебе необходимо научиться держать себя в руках и ловить на лету замыслы противника, так же как ты ловишь его меч. Но вы оба еще очень молоды, и, я верю, пересмотрите свои ошибки и сможете многому научиться! Для того и предназначены такие дружеские поединки, чтобы воины учились, как не следует действовать в настоящем сражении. Его сыновья переглянулись, нехотя признавая, что им еще далеко до опытных рыцарей. Да и не это печалило их нынче больше всего. В первую очередь, они тревожились за своих родителей. Скоро отец, едва выздоровев после опасной раны, вновь уедет на войну, чтобы рисковать жизнью. А мать не подаст виду, как сильно переживает без него, но они-то знали, как терзается она в это время... И младшие сыновья, скрывая волнение, пообещали: - Мы учтем твое пожелание, батюшка, и непременно многому научимся! Разговаривая с отцом, то один, то другой то и дело бросал тревожные взоры на дядю, словно хотели понять, с чем он приехал. Но Хродеберг молчал. Карломан кивнул, зная, что он вправе гордиться каждым из своих сыновей. Видя, что они взволнованы приездом Хродеберга, а Ангерран не по возрасту серьезен, он решил им объяснить, что происходит. Но сделал это в своей манере - слегка насмешливо играя и одновременно проверяя, как поведут себя сыновья: - Маршал Хродеберг приехал к нам с доброй вестью! Он передал мне приказ коннетабля, принца Дагоберта, вашего дедушки... Он сделал паузу, заставляя, как он любил это делать, собеседников затаить дыхание. Но и не только поэтому. Карломан, произнеся имя своего дяди и тестя, вдруг задумался, глядя, как золотые листья, шурша, осыпаются на землю и в воду. Он подумал, что Дагоберт, уже пережив свою исполненную забот осень, теперь вступает в пору ранней зимы. Ничего, ему еще хватит сил, чтобы достойно завершить войну за Окситанию, прежде чем мороз и снег многих лет совсем убелят его голову! И Карломан перевел взгляд на своих сыновей, которых уже уподобил расцветающей весне и раннему, еще до солнцестояния, лету. Он угадывал по лицу их чувства. Ангерран был сосредоточен, ожидая от отца распоряжений. Аледрам скрывал свое любопытство. А Аделард буквально дрожал от нетерпения, и даже решился воскликнуть, не дожидаясь, пока отец договорит: - Коннетабль пишет, что тебе пора возвращаться на войну, да? Карломан усмехнулся и, не желая более тянуть время, произнес: - Пока что мне сообщили, что скоро приедет Варох. Он передаст мне очень важное послание. При имени Вароха сыновья Карломана обрадовались, ибо с детства любили двоюродного дядю, который никогда не отказывался поиграть с ними. Теперь они, конечно, не собирались прыгать к нему на шею с бурными воплями, как в детстве, но все равно радостно заулыбались. - Дядя Варох приедет! Вот это подарок! - переглянувшись, проговорили Аледрам с Аделардом. - Я прикажу испечь черничный пирог к приезду Вароха! - пообещал Ангерран, предугадав желание отца. Однако его наигранное веселье не могло обмануть Карломана. От его первенца исходили волны напряжения, заметные и в его движениях. Ведь приезд Вароха в данном случае отнюдь не сулил их семье покоя и безопасности, а совсем наоборот, как легко было подумать! Юноши же стали тихо переговариваться между собой. - Вот теперь, вслед за дядей Хродебергом, и Варох приезжает за отцом! - проговорил Аделард. - Значит, отец точно скоро уедет на войну! Варох привезет ему указания, как обстоят дела в Окситании, чтобы он лучше знал, что предстоит делать. Про себя Аделард опять стал думать, как сбежать из дома и последовать за отцом на войну. Лучше всего незаметно скрыться сразу после отъезда отца, когда все отвлекутся, провожая его. Юноша знал, что проницателен не только его отец, но и другие старшие в семье. Не так-то просто будет их перехитрить, чтобы ускользнуть незаметно! Карломан только переглянулся с Хродебергом, не спеша отвечать ни "да", ни "нет" в ответ на догадки сыновей, в которых столь наглядно проявлялся характер каждого. После этого он обратился взором к предпоследнему по возрасту (но отнюдь не по способностям) сыну: - Ну а ты, Аледрам, что предполагаешь? Какие распоряжения от коннетабля привезет мне Варох? Аледрам поглядел на отца, затем на Хродеберга, словно пытаясь угадать, что у них на уме. Но это было трудной задачей и для людей гораздо опытнее него. Он задумчиво усмехнулся, понимая, что может и ошибиться. Но юношеская самонадеянность подстегнула Аледрама высказаться. При этом он скрестил руки на груди, чтобы родные не увидели, как он волнуется. - Я думаю, что послание моего деда - даже два послания, - могут быть и не связаны с Окситанией, - проговорил юноша. - Приезд сенешаля Вароха вслед за маршалом Хродебергом - это, должно быть, неспроста. До меня дошли слухи, что Нибелунгия отказывает в поддержке узурпатору Окситании, что жестоко оскорбил свою жену, принцессу Анструду, родственницу короля Торисмунда. Кроме того, я узнал, еще когда ты был на одре болезни, отец, что дедушка Теодеберт собирается ехать в Нибелунгию для переговоров. Если все получится, то, может быть, в Окситании справятся и без тебя, отец! Сам по себе узурпатор не так уж крепко держится на престоле. Если он утратит поддержку Нибелунгии, его легко будет свергнуть... И Карломан, и Хродеберг изо всех сил сдерживали удивление догадками юноши, но не спешили его перебивать. Аледраму стоило лишь дать в руки зацепку, и его изощренная мысль начинала сопоставлять, сравнивать, рассуждать, обобщать до тех пор, пока не находила ответа, причем чаще всего - правильного. Сейчас и отец, и дядя были восхищены тем, как он извлек правильные выводы из-под покрова тайны. Но, сдерживая это преждевременное чувство, Карломан сделал сыну знак продолжать. И Аледрам излагал свои выводы дальше: - До меня также дошли слухи из Дурокортера. Будто Регентский Совет ради военных нужд повысил налоги, гнет которых становится обременителен населению королевства. Кроме того, для пополнения войска стали брать даже единственных сыновей в семье, которым следует кормить родителей. Многие вельможи при дворе недовольны этими указами, так как предчувствуют большое народное недовольство... Словом, я подумал, что ты, майордом Арвернии, возможно, если и уедешь скоро, то не в Окситанию, а в Дурокортер... - при этих словах Аледрам вновь перевел взгляд с отца на дядю, желая узнать, угадал ли. Сперва Карломан нахмурился, услышав о тех явлениях, что упомянул сын. Он и сам узнал о распоряжениях Регентского Совета, еще когда выздоравливал, и не одобрял крайних мер, пусть они и были вызваны затянувшейся войной. Граф Кенабумский старался не взимать с и без того малоимущих слоев населения больше, чем они могли отдать. Тем более, губительно было для множества семей отнимать у них единственного мужчину-кормильца, так что в случае его гибели или увечья родные нищенствовали. Если даже такие люди шли в войско добровольно, Карломан, зная каждого кнехта в своих полках, старался направлять их в обоз, во вспомогательные войска, чтобы поберечь тех, без кого погибнут их семьи. А Регентский Совет все-таки пошел на крайнюю меру! Размышляя об этом, майордом Арвернии думал, что его возвращение ко двору будет впору. К тому же, он надеялся, что война скоро закончится, и в новых налогах и призыве воинов не будет нужды... Но, поглядев на своего догадливого сына, Карломан отвлекся от мрачных мыслей. Он, наконец, позволил себе улыбнуться широко и открыто, в полную силу отцовской гордости. Переглянувшись с шурином, спросил: - Ну как, Хродеберг: верно ли угадал Аледрам события и даже их причины? Аледрам тоже пристально поглядел на дядю, ожидая ответа. Маршал запада, слушая рассуждения племянника, с улыбкой кивнул, подтверждая его догадки. - Ты, Аледрам, как и твой отец, очень умен и всегда вникаешь в самую суть вещей! Именно таковы нынешние обстоятельства. И очень может статься, что ваш отец действительно вернется с нами вместе в Дурокортер! При этом все трое сыновей Карломана горячо обрадовались, что их отец не будет больше рисковать жизнью. Радостно было глядеть на молодых людей, как они повеселели после известия своего дяди. Их напряжение мгновенно минуло, и такая радость отразилась на их светлых молодых лицах, что родным захотелось смеяться вместе с ними, ибо все закончилось как нельзя лучше! Аделард не сводил глаз с отца. Конечно, он тоже всей душой радовался, что отец останется дома, в безопасности, вдали от войны! Но, если бы он мог объяснить ему, что охотно отдал бы жизнь ради него... Но объяснять ничего не требовалось. Карломан и так видел насквозь все стремления младшего сына. Хитро улыбнувшись, подозвал его к себе: - А ну-ка, иди сюда, мой бесстрашный герой! Аделард с улыбкой подошел к отцу. А тот, взъерошив ему волосы, выставил вперед руки, приглашая сына бороться. - А ну, попробуй-ка со мной сразиться врукопашную! Если сумеешь повалить, я возьму тебя с собой, куда бы мне ни пришлось ехать! А если нет - оставлю здесь! Вскрикнув в восторге, Аделард сцепился с отцом руками, и они весело стали бороться. Глядя их веселую возню, Хродеберг тоже заулыбался. Он заметил, что и без того моложавый Карломан сейчас и вовсе казался юношей, под стать своим сыновьям. А ведь еще недавно он едва не погиб! Ангерран тоже с улыбкой наблюдал за игрой отца с братом. Аледрам же вздохнул, глядя на младшенького, которому отец уделял столько внимания. Что поделать: Аделард всегда был любимчиком в семье! Между тем, борьба разгоралась все жарче. Карломан с младшим сыном старались поймать друг друга, успешно уворачиваясь. В этой борьбе майордом Арвернии проверял силы своего подрастающего сына, и одновременно удостоверялся, что сам восстановился полностью, и радовался силе и гибкости своего исцелившегося тела. В очередной раз со смехом уклонившись от рук Аделарда, он заметил тоскующий взгляд Аледрама и крикнул ему: - Давай и ты с нами! Попробуйте-ка вдвоем сладить с отцом, мои лисята! Лисятами в семье называли младших сыновей, Аледрама и Аделарда, в честь их дедушки, Дагоберта Старого Лиса. Аледрам с радостью бросился в борьбу. Теперь уже двое отроков кружили по опавшей листве вокруг отца-бисклавре, пытаясь поймать его. Но сбить с ног оборотня не так-то просто, и он непрестанно ускользал от их захватов, или, вцепившись сам, пересиливал натиск обоих юношей. Но вот, в какой-то миг Карломан немного расслабился, позволив сыновьям подойти ближе. Аледрам подставил подножку отцу, который сцепился руками с Аделардом, и они все трое покатились по земле. Продолжая веселую возню, они образовали кучу-малу, катаясь на груде опавшей листвы, которую собрал здесь садовник. - Мы тебя повалили, отец! Повалили! - со смехом кричали юноши. - Попробуйте-ка теперь сами встать! - усмехнулся Карломан, не спеша выпускать своих "лисят" из объятий. Хродеберг и Ангерран, подойдя ближе, смотрели на них, обмениваясь шутками. - Жаль, что при дворе не видят, как развлекается великий майордом Арвернии! - усмехнулся Ангерран. - Жаль, что этого поединка не видят судьи рыцарских турниров! - подхватил Хродеберг. - Они наверняка присудили бы победу каждому из его участников! Наконец, Карломан вместе с младшими сыновьями поднялись на ноги - все взъерошенные и растрепанные, в трухе от опавших листьев. Как раз в этот миг к берегу реки приблизились Альпаида и Луитберга. Графиня Кенабумская выглядела, как всегда, невозмутимой, и лишь взгляд ее, полный нежности и тоски, выдавал глубокое волнение. Луитберга же всем своим видом выражала свекрови поддержку. Первым завидев женщин, Карломан учтиво поклонился им. Остальные последовали его примеру. Альпаида же тепло улыбнулась мужу, брату и сыновьям. Ангерран подошел к своей жене и встал рядом с ней, поцеловав ей руку. Задержав взгляд на своем брате, графиня Кенабумская подавила желание тут же спросить, с чем он приехал. Однако она сдержалась и приветствовала его, как подобает: - Здравствуй, Хродеберг! Очень рада, что ты нашел время навестить нас. Затем Альпаида подошла к мужу и стала помогать ему отряхнуть камзол и волосы, привести себя в порядок. Хродеберг улыбнулся, наблюдая за действиями сестры. - Вот и повадки Альпаиды, по счастью, остались неизменными! И, заметив удивление племянников, наблюдавших за родителями, помогавшими друг другу прихорашиваться, маршал запада пояснил: - В детстве и в юности Альпаида часто вот так же помогала тогда еще просто своему дорогому кузену скрывать следы запретных вылазок за пределы замка. Нередко они вместе искали в лесных угодьях круги фей или осматривали руины древних поселений, стоявших до Завоевания. А после Альпаида помогала Карломану очистить одежду, чтобы никто не догадался, где он побывал. - А ты, милый братец, уж и рад обо всем рассказать, да еще нашим же сыновьям! - проговорила Альпаида с ласковым упреком, продолжая поправлять на муже воротник сорочки, что вылез из-под его сбившегося камзола. При этом они с Карломаном стояли совсем близко друг к другу, и в их простых жестах было больше интимности, чем в жарких объятиях. По глазам жены Карломан понял, что волнует ее больше всего. Он видел, что она гордится им, и в то же время тревожится из-за предстоящей скорой разлуки. Граф Кенабумский так хорошо знал свою жену, словно ее сердце было для него открытой книгой. И он поспешил сообщить ей добрые вести, чтобы поскорее успокоить ее. Ласково коснувшись обеими руками лица Альпаиды, он произнес: - Скорее всего, мне не придется ехать на войну, моя дорогая! Видимо, я вскоре вернусь в столицу, исполнять обязанности майордома. Скоро Варох приедет и сообщит более точные распоряжения от твоего отца. Не в силах сразу обрадоваться, Альпаида переспросила сперва у мужа, а затем у брата: - Это правда? Карломана не отзывают на войну? Граф Кенабумский кивнул в ответ, а Хродеберг серьезно заверил: - Это правда, сестра! Отец сообщает нам, что можно вскоре надеяться на успешное завершение войны, и что Карломан нужнее в столице! Прекрасные глаза графини Кенабумской засияли, как звезды. Величайшая радость настолько преобразила ее лицо, что оно могло показаться почти юным. - Хвала богам, что берегут людские жизни, и в первую очередь - тебя, мой дорогой супруг! - воскликнула она. Затем, не сдержав чувств, обняла мужа и прижалась к его груди, радуясь, что они вместе. Карломан, обняв жену одной рукой за плечи, другой гладил ее тяжелые темные волосы. И они надолго остались так стоять, в неизъяснимой радости... *** После известия, привезенного Хродебергом, прошло пять дней. В покоях Карломана и Альпаиды, сам граф Кенабумский красовался перед зеркалом в зеленом шелковой сорочке, что подарила ему жена, украсив ее оберегами и защитными рунами. Их помощь пригодится ему и в столице, ибо лишь Всеотец Вотан знал, что ждало там майордома Арвернии! Карломан понимал, как приятно его супруге, что он носит ее подарок. Потому и красовался перед ней в сорочке, которая изумительно ему шла. И Альпаида, сидящая в кресле, не могла отвести глаз от супруга. Как он красив в этой сорочке, мягко облегающей его статное тело! Как сверкали сейчас его глаза, когда он повернулся к ней лицом! Она любила его так же сильно, как в молодости... Но жизнь вносила новые заботы, и графиня Кенабумская решила поделиться с мужем своими мыслями: - Хочу тебе сказать кое-что о нашем Аделарде. Он мечтает о подвигах и исполнен решимости проявить себя. И с этой целью он готов следовать за тобой на край света. Я рада, что ты не поедешь на войну, еще и ради него! Пожалуй, Аделард мог бы иначе сбежать без спроса. Карломан кивнул, не удивляясь. - Я знаю, что на уме у нашего младшего сына! Война могла бы стать для него хорошей школой, но все-таки, сражаться ему еще рано. Пусть сперва он научится ждать! Альпаида улыбнулась, радуясь, что в безопасности будет не только супруг, но и их младший сын. - Ну а что ты собираешься делать по прибытии ко двору? - поинтересовалась она. Карломан многозначительно пожал плечами. - Вначале постараюсь разобраться во всем, чтобы, наводя порядок, не поссориться ненароком с королевой Бересвиндой. - Это правда: лучше не давать ей повода заподозрить, что ты хочешь ограничить ее власть, - проговорив так, Альпаида вздохнула: - Если бы она могла сама лучше представлять, как отзовется в будущем тот или иной поступок! - Пока еще Бересвинда Адуатукийская не совершила непоправимых ошибок, - признал Карломан. - Но скорее благодаря Гуго де Кампани, канцлеру, да Хродебергу, чем ее собственной предусмотрительности... И супруги стали рассуждать, какие вести им принесет Варох, что собирался приехать сегодня, уже очень скоро. *** А во дворе Аледрам с Аделардом тоже ожидали приезда дяди Вароха и его свиты. Они ни за что не могли усидеть дома, и вышли заранее на парадное крыльцо Кенабумского замка - огромное и широкое, мраморное, окруженное изваяниями коней и львов. Некогда здесь встречали с торжественной музыкой самых знатных людей королевства и чужеземных правителей и послов. - Только представь, брат, как здесь не так уж и давно собирался весь королевский двор! - задумчиво проговорил Аледрам, стоя на мраморных ступенях крыльца и гладя завитки гривы каменного льва. Но Аделарда не волновали такие вещи. Он был - сама жизнь, но жизнь лишь в настоящем, поглощенная целями сегодняшнего дня. - А мне гораздо важнее, что дядя Варох скоро приедет! - оживленно проговорил он. Стоявший чуть поодаль от них Хродеберг удивлялся, как и собравшиеся во дворе слуги: насколько различались характерами сыновья Карломана и Альпаиды, и насколько при этом были дружны - все пятеро, особенно же двое младших, Аледрам и Аделард. Наконец, вдалеке послышался топот копыт, и в облаке пыли появились скачущие всадники. Зоркий Аделард первым узнал едущего впереди, и громко воскликнул: - Едет! Здравствуй, дядя Варох! Тут же, словно по сигналу, на крыльцо вышли Карломан, Альпаида, Ангерран с Луитбергой и множество рыцарей и дам из свиты майордома. Они вышли встречать Вароха, сенешаля Арвернии, который приехал в сопровождении отряда воинов. Соскочив с коня, Варох сразу направился к Карломану, широко улыбаясь от радости, что видит его живым и здоровым. Хотя ему-то как раз не приходилось удивляться свойствам оборотней. - Приветствую тебя, Варох! - живо проговорил Карломан, протянув руку сенешалю. - Проходи же в наши покои и поведай, с чем ты приехал! - С превеликим удовольствием! - кивнул Варох, приветствуя друга и его близких. Свита майордома расступилась и опять сомкнулась за спиной барона-оборотня, который проследовал в покои графа Кенабумского вместе с ним и его семьей. Там уже был накрыт стол для графа Кенабумского и его родных. Великолепный, еще теплый, с тонкой корочкой, черничный пирог издавал упоительный аромат. Вдохнув его, Варох засмеялся, переглянувшись с Карломаном, как могут лишь давние друзья. И они похлопали друг друга по плечам. - Хвала богам: есть вещи, которые не меняются! - произнес он, передав Карломану долгожданное письмо с печатью коннетабля. Граф Кенабумский взломал печать, развернул свиток и, быстро скользнув глазами по строкам послания, написанным черными блестящими чернилами, прочел все до конца и удовлетворенно кивнул: - Мой почтенный тесть вежливо советует мне вернуться в столицу и занять свое место во главе государства, пока мальчик-король не войдет в силу! За то время, пока он быстро, но внимательно просматривал послание, все успели усесться на свои места. Графиня Кенабумская первой подняла кубок мятного напитка, поставленного, чтобы запивать им черничный пирог. Ибо полученная весть была столь радостна, что заслуживала тоста. Карломан, спрятав пергамент в нагрудный карман камзола, сел рядом со своей милой супругой во главе стола. - Это будет наилучшая возможность для Арвернии! - прожевав кусок, произнес Варох, высказав общее мнение. Ангерран, сидящий возле матушки, кивнул этим словам. Возле него устроилась его супруга, а далее братья. Рядом с Варохом сидел Хродеберг. Аледрам и Аделард, сидя рядом, переглянулись. - Признаю, брат: ты угадал! - сказал младший брат. - Хорошо, что я ни на что не спорил с тобой! Скрывая торжествующую улыбку, хитроумный Аледрам проговорил: - А тебе придется смириться: еще не скоро доведется совершить подвиги! Аделард вздохнул, но опечалился ненадолго. Ведь самым главным было, что отец остается с ними! - Расскажи мне, как дела в Окситании! - попросил Карломан, пристально глядя на друга, что сидел возле него, на месте почетного гостя. - Дела идут пока с переменным успехом, - стал рассказывать Варох. - Ты знаешь: в той же битве, где тебя ранили, погиб сын Ги Верденнского... - Да, знаю, - Карломан невольно нахмурился при имени старого врага. - И скажу, что и в его роду не все плохи. - Военачальник Одиллон, женатый на сестре покойного, дочери Ги, поклялся отомстить за своего родственника, - продолжал Варох. - Ты знаешь, что это за человек: его даже арвернские рыцари называют Каменным за жестокость и непреклонность. И он убедил маршала юга, Норберта Амьемского, доверить ему передовой отряд войск, что пока еще сражаются с нибелунгами. Карломан нахмурился при этом известии. - А вот это тревожная новость! Мстительность не подобает воину, который должен понимать, что в честном бою может погибнуть каждый. Но от Одиллона и впрямь нечего ждать добра! И он помолчал, улавливая чутьем оборотня еще неясные знамения будущего. Хотя Варох был, для оборотня, и не столь чувствителен к знамениям будущего, он сумрачно кивнул в ответ своему другу. Ибо и простой человеческий рассудок говорил о том же: что с Одиллоном Каменным лучше быть начеку, и держать его под контролем. Барон тоже отнюдь не радовался, что арвернские командующие полагаются на такого человека. - В позапрошлом году Одиллон спас самого Норберта Амьемского от гибели в одной из битв, - задумчиво проговорил Варох. - Если бы он не был обязан ему, верно, теперь сам призвал бы Одиллона к суду за жестокость и нарушение военных обычаев. Ведь такие методы войны никогда не принесут Арвернии блага! Хродеберг, тоже нахмурившись, с горечью проговорил: - Скорее уж, наш родич, благородный Норберт, теперь использует Одиллона для грязных дел, чтобы самому сохранить руки чистыми. Ибо война в Окситании затянулась, и все думают о том, как бы одержать победу, и желательно - без опасности для себя. Карломан мрачно кивнул в ответ. Он понимал, что любая война - отнюдь не рыцарский турнир и не сплошные подвиги, как мечтал его младший сын. Но война за Окситанию становилась самой бесчестной из всех, какие он видел, и всем хотелось, чтобы она поскорее завершилась. Альпаида, видя, как помрачнел ее муж, накрыла его руку, лежащую на столе, своей ладонью, без слов выражая полное понимание и поддержку. Карломан, как бы очнувшись от мрачных мыслей, улыбнулся супруге. Помощь такой женщины, как его Альпаида, стоит дороже всех сокровищ Окситании! Луитберга неосознанно повторила жест свекрови, тоже взяв за руку своего супруга. Ангерран, так же как его отец, тепло улыбнулся, глядя на жену. Они полуосознанно стремились повторить родительский пример счастливой семьи, ибо лучше, чем Карломан и Альпаида, просто не могли себе пожелать. А младшие сыновья, "лисята", как их называл отец, также чутко ловили слухи и обсуждали их, каждый на свой лад, ибо их мышление определялось противоположными характерами. И у каждого были свои мысли о том, что довелось узнать из беседы старших. - Неужели Одиллон Каменный в самом деле так спиреп, а маршал юга потакает ему? - поразился Аделард. - Ведь это совсем не по-рыцарски! Всеотец Вотан не примет в Вальхаллу тех, кто сражается бесчестно! Аледрам усмехнулся наивности своего романтического братца. - Не все заботятся о рыцарской чести и об одобрении богов! Возможно, кое-кому предстоит после смерти обнаружить, что они ошибались, но сейчас они стремятся одержать земную победу, любой ценой. И еще как могут пожить, многого добиться здесь, в Срединном Мире! Аделард сжал зубы от гнева и страдания, - чистый юноша, только начавший понимать, что жизнь не всегда ясна и справедлива, как ей полагалось бы. - Но об этом Одиллоне рассказывают жуткие вещи! Будто он не берет пленных и не чтит законов рыцарской чести, поступает с побежденными противниками, как палач, а не военачальник. Аледрам пожал плечами, подражая хладнокровию своих старших родственников. - Ему бы не поручили командовать передовым отрядом, если бы его методы в некоторых случаях не были полезны для Арвернии. Юноши говорили очень тихо, делясь волновавшими обоих мыслями лишь между собой. Они не отвлекали своих близких от более важных бесед. Между тем, Карломан, два месяца отсутствовавший в войске, стремился узнать обо всем, что произошло за это время. Он принялся настойчиво расспрашивать Вароха: - Как себя чувствует мой названый отец, принц Дагоберт? Тяжело ли ему единолично управлять войсками? - Коннетабль держит в своих руках бразды правления, - заверил Варох. - Однако, хоть он и не подает виду, сердце стало подводить его. При этих словах дети Дагоберта в ужасе переглянулись. Альпаида сильно побледнела, а Хродеберг наклонился вперед, в тревоге за отца. Карломан, сам тут же помрачнев, взял жену за руку, в свой черед успокаивая ее. - Позаботьтесь, чтобы он не переживал слишком много, - в голосе его прозвучала скорее просьба, чем приказ. - Принц Дагоберт очень тревожился за тебя в эти месяцы, вот немощь и коснулась его, - пояснил Варох. - Так заверь его, что я давно совершенно здоров, и возвращаюсь в столицу, чтобы приступить к обязанностям майордома, и что я и вся наша семья просят отца и дедушку поберечь себя, - проникновенно произнес Карломан, надеясь всей душой, что этого будет достаточно для Дагоберта, и тревоги последнего времени не подкосят его здоровье всерьез. Чтобы отвлечь Альпаиду от страха за отца, граф Кенабумский поспешил сменить тему и снова обратился к Вароху: - А что делает на войне герцог Окситанский, наш дорогой союзник и будущий вассал? Прилагает ли он сам усилия, чтобы отвоевать себе престол? Или он предпочитает, чтобы арверны сделали все за него, проложив ему путь? Его иронический тон нисколько не удивил Вароха. Он кивнул, отвечая в том же духе: - Реймбаут Окситанский во время сражений предпочитает осторожность, - он чуть помедлил на последнем слове, чтобы не произнести более обидного слова "трусость". - Он, очевидно, понимает, сколь велико значение его сиятельной персоны! Если его убьют, кто же тогда станет править Окситанией? Да ему и не нужно подставлять голову под нибелунгские мечи. Если правда все, что ему приписывают, то он мог бы в одиночку истребить целый вражеский отряд с помощью коварства и яда. Во всяком случае, в последние месяцы уже трое вражеских военачальников, служивших его дяде, скончались очень кстати, якобы от болезней, какие нередко вспыхивают в военных лагерях. Никаких доказательств, конечно, нет, но посудите сами: кому выгодно, чтобы узурпатор был вынужден опираться на не самых способных помощников? Герцог Реймбаут - опасный человек! - Это придется иметь в виду нам всем, если он станет править своими законными владениями, - сурово подтвердил Карломан. Ангерран при упоминании о своем окситанском кузене вспомнил, как еще в детстве узнал вместе со своей подругой Матильдой де Кампани одну из страшных тайн будущего герцога. Он еще тогда убедился, что в политике невозможно придерживаться только честных путей: ведь ныне Арвернии выгодно было, чтобы Реймбаут, каков бы ни был, отвоевал себе Окситанию. Но, во всяком случае, первенец Карломана не удивился тому, что узнал об этом союзнике и родиче. От Реймбаута Окситанского можно было ждать всего. Иное дело - младшие братья, "лисята" Карломана и Альпаиды. Они, как всегда, чутко ловили разговоры старших. И снова обменивались мыслями, как водится, полностью противоположными. - Убивать ядом тех, против кого не смеет выйти с оружием! Что может быть омерзительнее! - содрогнулся Аделард от сильнейшего отвращения, словно при виде ядовитой змеи. Он обернулся к брату, надеясь на сей раз на его поддержку. Но Аледрам, не оправдывая, разумеется, их неправедного кузена, многозначительно покачал головой, и мечтательно проговорил, как всегда, когда что-то его интриговало: - Интересно, как он готовит свои яды и где берет ингридиенты к ним! Смешивать яды - очень тонкая наука. Нужно хорошо знать свойства различных растений, животных, минералов, чтобы добиться точного действия, а тем более - чтобы отравленные умирали при симптомах, похожих на естественную болезнь. Одни яды действуют, только проглоченные с пищей, другие опасны лишь при попадании в кровь, а третьи достаточно нанести на кожу или вдохнуть. Наконец, есть заклинания и амулеты, многократно усиливающие действие ядов, и другие тонкости их изготовления... Пожалуй, жизни не хватит, чтобы изучить все их свойства! Аделард, изображая ужас, отшатнулся от брата, вытаращив глаза. - Аледрам, ты порой говоришь жуткие вещи! Неужели и ты смог бы кого-нибудь отравить, как Реймбаут Окситанский? Его брат фыркнул. - Многие вещества, содержащие яды, в малой дозе бывают лекарствами. Древние мудрецы писали: "Одно и то же приносит и страдания, и исцеление, все дело в дозе". Вот почему может быть полезным разбираться в ядах! А ты, братец, моли богов, чтобы тебе, с твоим рыцарским кодексом и мечтами о подвигах, никогда не довелось отведать яду, от которого ты не найдешь спасения! Такие перепалки братья устраивали по сто раз на дню, и никто из родных не придавал значения их вечным спорам. В детстве они порой доходили до драки, а когда оба подросли - боролись или сражались на мечах. Но при этом все знали, как крепко привязаны друг к другу братья, и их перепалки тоже были частью горячей дружбы, доставляя удовольствие им обоим. Впрочем, сейчас спор не затянулся надолго. Очень скоро юноши чинно сели, как подобало за столом, и продолжали слушать горячо интересовавшую обоих беседу старших. Карломан задал Вароху еще один животрепещущий вопрос: - А что с переговорами, которые должен вести мой названый отец, Теодеберт Миротворец? - Как раз накануне моего отъезда сюда почтенный Теодеберт в сопровождении свиты проезжал через наш лагерь по пути в Нибелунгию, и долго беседовал с коннетаблем Дагобертом и со мной, - сообщил Варох. - К сожалению, королева Гвиневера не смогла сопровождать его, ибо ей пришлось остаться править Арморикой. Но он все равно готов приложить все старания, чтобы Арверния и Нибелунгия как можно скорее заключили прочный мир на взаимовыгодных условиях. Ты знаешь, в чем состоит дипломатический талант твоего названого отца Теодеберта: он доброжелателен и обходителен со всеми без исключения, потому что искренне желает мира людям, кто бы они ни были. Он сделает все, чтобы арверны и нибелунги впредь сближались между собой для мира, а не для войны. Карломан помолчал мгновение, собираясь с мыслями. Он был согласен с Варохом в отношении почтенного Теодеберта, хорошо знал дарования своего отчима, и всем сердцем надеялся, что ему удастся заключить мирный договор с Нибелунгией. Но волчье чутье, от какого холодела кровь, и шерсть поднималась дыбом, уже кричало: "Не верь! Не получится!" На сей раз Карломан, как никогда, хотел бы ошибиться, и ему удалось подавить в себе мрачное предчувствие. - Что ж, я очень рад, если мой названый отец Теодеберт добьется успеха! - произнес он, всей душой желая, чтобы это сбылось. Но Вароху будто передалось его мрачное предчувствие, и он с грустью ответил: - Не всегда сбывается так, как мы желаем! Желая отогнать печаль, Карломан сделал знак, и Альпаида с Луитбергой налили каждому мятного напитка из синих фаянсовых кувшинов, стоящих на столе. Затем граф Кенабумский поднял полный кубок, и все остальные сделали то же. - Поднимем кубки за то, чтобы удалось Теодеберту Миротворцу завершить войну с Нибелунгией в этом же году, чтобы все остались довольны! Да помогут нам боги, чтобы поскорей перестала литься кровь, и все, кто сражается, вернулись домой! - Да помогут боги!.. Пусть сбудется!.. - вторили майордому Арвернии его жена, трое сыновей, невестка, маршал запада и барон-оборотень. Ибо это желание объединяло их всех. Затем все снова принялись беседовать о событиях прощедших месяцев, лакомясь черничным пирогом, вид и запах которого разжигал аппетит не только у Вароха. И вскоре важный разговор о войне и политике принял вид просто семейных посиделок, где все беседуют о самых обыкновенных будничных событиях, как о по-настоящему важном, поскольку они значимы для родных людей, - эти маленькие события, из которых и состоит жизнь. Из них-то и черпают силы для государственной деятельности и для великих битв и подвигов. Стараясь отвлечься сам и отвлечь других, Карломан все равно чувствовал подспудную тревогу обо всем: о непорядках в столице, о недомогании своего тестя коннетабля, об Одиллоне Каменном, о герцоге Окситанском, и о миссии Теодеберта Миротворца. И уладить сразу все эти проблему было не в его силах, поскольку даже майордом Арвернии не мог присутствовать в нескольких местах сразу. Наиболее проницательные из присутствующих - Варох, Альпаида, Ангерран, - разделяли опасения Карломана. Но, как и он, надеялись на лучшее. Однако их надеждам не суждено было сбыться. Пользуясь тем, что государства пока еще находятся в состоянии войны, Одиллон Каменный с передовым отрядом арвернского войска продолжал войну на спорных землях между королевствами. В начале следующего, 809 года, который позже прозвали Черным, он осадил крепость, которой командовал принц Теодорих, наследник престола Нибелунгии. Гарнизон крепости стоял насмерть, и Одиллон приказал никого не щадить. С трудом захватив крепость, арверны истребили всех нибелунгских рыцарей. Погиб и принц Теодорих со своей женой, воинственной принцессой Кунигундой. Судьба наказала Одиллона Каменного за этот акт бессмысленной жестокости, ибо в продолжившейся войне погибли, один за другим, все три его сына. А несколько позднее Дагоберт и Карломан отправили его в отставку за военные преступления. Но и впоследствии непреклонный бывший военачальник никогда не жалел о своем поступке, до конца своих дней убежденный, что враги Арвернии достойны смерти. А тогда король Торисмунд Нибелунгский, лишившись старшего сына и невестки, разумеется, прекратил все переговоры с арвернами. Вскоре после этого сам Карломан едва не погиб во время покушения, устроенного нибелунгами из мести за принца и принцессу. Майордом Арвернии был тяжело ранен, но снова выжил. И война после этого затянулась еще на четыре года, пока, наконец, обе стороны, обескровив друг друга, не согласились на мир. Однако это было после. А тот 809 год арверны и их соседи надолго запомнили как Черный Год. Ведь, кроме продолжения войны, он принес еще и оспу, погубившую множество людей, и простых, и знатных. По слухам, в ее появлении виновен был Реймбаут Окситанский, пропустивший вглубь страны зараженных купцов, в надежде, что в столице герцогства погибнет его дядя-узурпатор со своим окружением. Однако болезнь вырвалась за пределы Окситании, погубила множество людей в сопредельных странах, и простых, и знатных. В Арвернии оспа проникла и в королевский дворец, погубила юного короля, его дядю, ставшего королем Теодеберта II, и его сына, еще одного ребенка, что ненадолго унаследовал престол, а также жену коннетабля Дагоберта, принцессу Гербергу. Лишь когда королем стал младший сын Бересвинды Адуатукийской, Хильдеберт IV, хоровод мертвецов на троне Арвернии остановился. Все это время майордом Арвернии, Карломан Кенабумский, едва избежав смерти, не покладал рук, чтобы исправить последствия войны и эпидемии. Одно время при дворе кое-кто из вельмож желал, чтобы он сам взошел на престол. Однако всемогущий майордом, Почти Король, не давал спуску никому из способных усомниться в истинных правах королевского рода. Он не претендовал на большее, чем быть первым из слуг короля, - и все-таки, благодаря всем личным качествам, стоял над ним. Такова была золотая осень Карломана Кенабумского, ознаменовавшаяся одной из величайших его заслуг. В Черный Год, фигурально выражаясь, солнце отвернулось от Арвернии, и беспощадный ледяной ветер оборвал остатки золотых листьев с деревьев. Но Карломан недрогнувшей рукой провел королевство сквозь бури и зимнюю стужу, - к новой светлой и радостной весне.