Дни тянутся слишком медленно. Солнце совсем не радует теплом, а лишь раздражает своими жгучими лучами. Начало июля. Самое пекло. Кожа сгорает за минуты, а пот течёт ручьями.
Чонгук поливает огурцы в небольшой деревянной теплице по просьбе бабушки Чон и продолжает проводить свободное от школы время у себя в комнате. Недавно друзья звали его на вечерние посиделки возле реки, у костра, но он, очевидно, отказался. Про Тэхëна пока никто не спрашивал. Да оно и к лучшему. Чон и сам не знает, как всё правильно преподнести им.
Девушка у него и правда появилась. И её зовут Рина. И это та самая с той тусовки.
Они быстро поладили друг с другом и иногда вместе гуляли. Как раз таки в ту неделю, когда не виделся с Кимом, Чонгук общался с ней.
— Что за долбоебизм, — произносит парень, комкая подушку под головой.
Сейчас складывая все кусочки воедино, Чон понимает, насколько херово поступает.
Он приходил на днях к мальчишке под предлогом новой порции парного молока, но его даже не стали слушать. Тэхён сидел в своей комнате, возможно, лежал — этого Чонгук, конечно, не знает. Потому что ему не открыли дверь. Когда мать семейства подозрительно посмотрела в сторону Чона, он соврал, что Ким, видимо, заснул, поэтому и не отзывался. В тот день пришлось быстро и тихо ретироваться.
На днях Чонгук вновь видел Рину. Она правда очень милая. Густые длинные волосы, собранные в хвост, румяная кожа и вечно улыбающиеся глаза. Вчера они вместе ездили в город за продуктами. А может, и позавчера. Честно говоря, Чон не помнит. Девушка весёлая и слишком активная для него. Хотя и Тэхён был как заноза в заднице, но парня всё устраивало, не так ли?
Чонгук жмурится, упираясь лицом в прохладную подушку, чтобы выкинуть всё, что есть в голове. Поэтому решает просто послушать что-то в плеере. Хватает первую кассету, которая лежала на тумбочке, и загружает её.
Плавная мелодия окунает в свою атмосферу, пока не начинается текст. Чон узнаёт, вспоминает песню. Вспоминает, что Тэхён давал ему эту кассету когда-то. Снова шипит, но продолжает слушать.
Слова, которые парень знал лишь отрывками, остаются горьким тягучим послевкусием на сухом языке. Первый куплет плавно перетекает на припев, потом — на второй, а затем — на проигрыш.
Чонгук, сам того не замечая, нажимает на кнопку перемотку каждый раз, когда мелодия заканчивается. В тот день он заслушал эту песню до дыр, отчего его почти начало тошнить.
Щелчок за щелчком, перемотка, затем — ещё одна. Гитара, барабаны, затихающая мелодия. И по новой. Щелчок за щелчком…
Парень тяжело выдыхает, когда сильно трёт глаза и снимает с себя небольшие наушники. Чешет голову, оттягивая чёрные локоны длинными пальцами.
Уже вечер. На улице по-прежнему тепло, но сейчас назойливая жара не мучит жителей. В такое время семьи обычно выходят из домов, чтобы прогуляться по небольшим улочкам, ведущим к реке. Цикады шумно гудят возле кустов; плетëное кресло скрипит под весом парня, который уткнулся лбом в деревянный столик на заднем дворе участка.
Блёклый туман плавно опускается к ногам и стелется по тропкам с зелёной травой, когда время уже переносится за полночь.
Слова песни выучены наизусть даже без особого знания английского, выучена мелодия и полностью выучен тот мальчишка с другого конца деревни. По крайней мере, так казалось раньше, потому что теперь Чон совсем не понимает Тэхёна.
И с этим надо что-то делать.
Из мыслей парня вырывают чужие тёплые руки, которые аккуратно ложатся на его макушку спутанных волос.
— Чонгук, чего сидишь здесь? — Бабушка Чон становится ближе к нему, продолжая массировать голову мягкими движениями.
Он молчит, когда лениво приоткрывает глаза, приподнимаясь.
— Что с Тэхёном? Давно не видела его у нас, — бьёт в лоб словами, не давая возможности на отступление.
Он отчаянно мычит, выпутывая руки бабушки из своих волос.
— Ба, я не знаю.
— Что ты не знаешь? — Женщина садится рядом с внуком и волнительно вглядывается в его глаза.
— Ничего не знаю. Кажется, что именно я веду себя как ребёнок, а не он, — бубнит под нос.
— Что между вами произошло?
Чонгук стонет ещё более отчаянно.
— Я поцеловал его, ба.
В тот вечер никто из них больше не говорит ни слова, оставаясь в своих мыслях. Возможно, рассказывать вот так всё, не пытаясь скрывать того, что было, — это ошибка. Возможно, Чонгуку стало немного легче оттого, что смог поделиться хоть с кем-то, потому что бабушка Чон как независимое лицо. Он и сам не знает. Но точно не собирается говорить об этом своему окружению. Поэтому у него никого не остаётся, кроме всеми любимой главы семейства Чон.
Одного друга он уже потерял.
Чонгук просто рад, что бабушка ничего не сказала в итоге. Было бы хуже, если бы она начала читать нотации, давать ненужные советы и расспрашивать, как это произошло, иначе Чонгука полностью бы сожрала совесть. Да, сейчас же он совершенно не мучится.
Тэхён, наверное, посмеялся бы над ним, если бы это произошло не между ними, а с каким-то левым мальчишкой. Наверное, назвал бы педофилом, которому не дают девчонки.
Но вот проблема: девушки вроде как тоже дают ему, а целует он всё же четырнадцатилетнего парнишку.
«А встречается не с тем парнишкой, а именно с девушкой», — говорит ему внутренний голос каждый божий день, из-за чего, когда наступают выходные, Чонгук в итоге зовёт друзей, от предложений которых отказывался уже неделю, выпить чего-то крепкого около реки.
Парни встречаются на машинах возле дороги, ведущей к заливу, и Чонгук, пользуясь тем, что приехал первым, намеренно поворачивает в другую сторону от той, где сидел вместе с Тэхёном, чтобы никакие внешние факторы не напоминали о нём хотя бы в тот момент, когда будет напиваться в попытках разобраться, а может, просто забыться.
По пути к месту сбора Намджун, который ехал чуть поодаль, включает музыку на весь лес и что-то весело кричит едущим впереди машинам.
Чонгук же нервно стучит по рулю, когда чувствует внутри что-то неладное. Обычно на такие тусовки он брал с собой Тэхёна.
— Да блять, — в открытую психует Чон, начиная медленно ненавидеть себя.
Звучит абсурдно, но в его жизни стало ещё больше Кима, когда перестал общаться с ним. Но Чонгук сразу же исправляется: перестал общаться не он, а тот несносный мальчишка.
Понимает, что ведёт себя как тупой тюбик и вечно ноет о вине кто-то другого. Сам уже устал от этого. Но и ехать прямо сейчас и решать что-то пока не планирует. Боится повторного отказа?
Когда все машины останавливаются на поляне, их владельцы начинают раскладывать мешки с углём, небольшие столы и пакеты с едой, а Чонгук решает стащить несколько банок пива из одного автомобиля друга и свалить по-тихому в чащу.
Щелчок ключ-кольца и звон железа о ногти раздаются тяжёлым, но громким эхом по ближайшим окрестностям, из-за чего парень, не ожидая такого шума, даже чуть морщится. Музыка из колонок машин становится тише с каждым шагом, а свет от фар тускнеет — сложно рассмотреть дорогу перед собой. Поэтому Чонгук, сделав очередной глоток алкоголя, усаживается возле толстой кроны дерева, отдавая себя на растерзание злобным комарам.
Он максимально пытается не думать ни о чём, заливая в себя уже вторую бутылку. Лишь бы забыть хотя бы на час обо всём, что сейчас происходит с ним.
— Чонгук! Где ты, твою мать? — Глаза резко открываются, когда слышится звонкий голос одного из своих друзей.
— Я тут.
— Где «тут», Гук?! — кричит ещё громче, чем в прошлый раз, ломая ногами ветки на земле.
Чужая рука ложится откуда-то сзади, сжимает плечо и утягивает парня куда-то вверх.
— Чего уселся здесь? — Юнги заглядывает в пьянеющие глаза друга, перешагивая старые брёвна, чтобы дойти обратно до их «лагеря». — Там уже мясо почти готово. Мы и не заметили, что ты свалил куда-то, пока не увидели открытую упаковку пива и две отсутствующие бутылки.
Чонгук тихо смеётся на слова Юнги и щурит глаза, когда они подходят к костру.
— Нашёлся, — раздаётся где-то сбоку, но Чон даже не оборачивается.
— Я и не терялся, — отстранённо отвечает, не поворачивая головы в сторону звука.
Когда все рассаживаются за импровизированным столом, гул голосов становится всё громче: один подхватывает разговор другого.
— Я же недавно ездил со своей девушкой на концерт в столицу, — вдруг начинает новую историю друг. — Мы идём по аллее в центре, и я вижу: два парня стоят посреди дороги и нагло сосутся. Я охуел, честно. Педики, блять. Я ничего против не имею, но они могут сидеть дома и там делать свои дела. Не думают, что для кого-то это может быть мерзко? — Поток негодований и оскорблений так и не прекращается за столом.
— «Мерзко»? — вдруг подаёт голос Чонгук, поднимая взгляд в его сторону. — Разве тебе не всё равно, когда это всё не касается тебя? — Он хватает новую бутылку и делает очередной глоток.
— Да, не касается меня, но зачем так афишировать? Скоро такие, блять, даже в деревне будут. Надо ходить и жопу беречь, чтобы кто-то случайно не трахнул.
Чонгук сжимает зубы, отчего желваки начинают ходить ходуном, а перед глазами —лишь губы Тэхёна и тот поцелуй, который случился именно по его инициативе.
— Так если тебя не ебут их отношения, зачем сейчас говорить об этом? — вспыхивает Чон, повышая голос.
Компания затихает, и много пар глаз вопросительно таращатся на него.
— Я просто рассказал.
— «Рассказал»? — Чонгук, вновь схватив пиво, сжимает чуть ли не до треска горлышко и, опрокидывая маленький складной стул, удаляется большими шагами от компании.
— Чонгук, чего ты вспылил?! — кричит тому вслед Мин и пытается быстро встать из-за низкого стола, но путается в мешках под ногами и бутылках, отчего его действия замедляются в несколько раз.
— Юнги, отвали. — Он машет другу, мол, не парься, а затем отворачивается и направляется в сторону машины.
Дым, который валит из ушей Чона, почти виден всем, кто сидит поодаль от него. Громко хлопая дверью, он уже не думает о том, что его бедный «джип» может начать трещать по швам, если не уже. Пустая бутылка катится с треском под пассажирское сиденье, а кожа на руле хрустит под напряжёнными пальцами.
«Может, он и прав?» — проносится в голове Чонгука мысль о том рассказе друга. А если это действительно ненормально? Хотя парень и сам так считает, раз предложил встречаться девушке, лишь бы забыть мальчишку. Но получается, что он признаёт этот факт только сейчас. И становится тошно.
Тусклые деревенские фонари приветствуют Чона, когда он поворачивает на дорогу, откуда начинаются двухэтажные дома. Проезжая мимо своего, направляясь в глубь деревни, сам догадывается, куда едет. Но признавать не хочет.
Остановившись возле соседнего дома от семьи Ким, Чонгук заглушает мотор и пытается как можно тише захлопнуть дверь автомобиля. Шаркает ногами по земле, оправдая свои действия и решения перед чужими, точнее, почти родными воротами, будто так сможет успокоиться.
Обойдя весь дом, лишь бы его не поймали, он заходит через калитку и встаёт перед знакомым окном второго этажа, рассматривая эти чёртовы занавески, через которые льётся тёплый приглушённый свет ночника.
«Не спит, наверное», — думает о достаточно логичных вещах Чон, сжимая губы.
— И что делать? — тихо бубнит под нос.
И правда, что же делать? Этот вопрос буквально стал амбассадором последних недель жизни Чонгука. Забавно.
Парень тихо усаживается под окном парнишки и вслушивается: шуршание бумаги, музыка из плеера, лёгкий ночной ветерок. Так Чон сидит около двух минут, пока не собирается вставать вновь, чтобы по-тихому вернуться к машине. Здесь его не ждут и точно не будут рады. Поэтому нет смысла сидеть дольше и ещё сильнее загоняться.
— The world was on fire and no one could save me but you, — раздаётся вдруг откуда-то сверху уже выученная наизусть песня, которая включилась после последней играющей.
Чонгук замирает, прислушиваясь к мотивам мелодии, и отчаянно стонет.
— Если это знак свыше, то я не должен выйти через окно, чтобы оказаться на улице, ведь так? — грустно усмехается, но всё же решает зайти в дом или хотя бы попытаться вступить на порог.
Дверь на удивление открыта, в коридоре горит свет. Странновато и страшновато. Считается ли это нарушением закона? Может быть. Но Чонгук надеется лишь на то, что он всё ещё не настолько чужой для Тэхёна, чтобы тот с полной уверенностью вызвал полицию и сообщил о вторжении незнакомца в дом. Правда, забавно: незнакомца, знающего его наизусть.
На кухне же, наоборот, темно, как и в остальных комнатах. Поэтому Чон, идя на ощупь, вступает на старую скрипучую лестницу и чувствует, как его ноги начинают подрагивать. Ступеньки в одночасье становятся ватными — и парень будто проваливается в них. Он переживает, что Тэхён услышит его раньше времени и выгонит из дома; что даже не успеет добраться до маленькой и уютной комнаты, в которой ещё буквально месяц назад они зависали со стопкой новых комиксов в руках. Один сидел на окне, свесив ногу наружу, и жаловался на мошек, а другой лежал на чужой кровати как на своей.
Тогда по-настоящему было круто.
Чонгук грустно улыбается тёплым воспоминаниям, которые, казалось бы, лежат совсем на ладони. Да и никакие и не воспоминания, а то, что можно легко повторить и завтра, и послезавтра, и через неделю, потому что до конца лета ещё два месяца, но всё будто уходит из-под ног, уходит из-под контроля, оставаясь лишь послевкусием парного молока на языке.
Чон двигается очень медленно: боится спугнуть ни то Тэхёна, ни то себя. И видит его — такого же худощавого дерзкого подростка, кем он и был рядом с ним. Но вокруг него —настолько необычная обстановка бардака, из-за чего можно сразу понять, что всё уже не как всегда. Совсем не как всегда.
Ким стоит спиной к двери в какой-то застиранной почти до дыр домашней футболке, тёмных шортах и с таким же беспорядком на каштановых волосах и, видимо, слушает музыку или делает вид. Хотя вроде и подпевает.
Пол скрипит под ногами старшего — мальчишка резко оборачивается в сторону звука и замирает.
И вот в этот момент Чонгук понимает,
что же не так.
Глаза, которые раньше горели ярким огнём на солнце и светящейся звездой ночью, которые всегда озаряли безумные и немного идиотские детские идеи, просто потухли. Чон на самом деле видит в них только черноту. И сейчас речь не о его настоящем цвете радужки.
Они молчат. Молчат, пока у Тэхёна не скатывается одинокая слеза по щеке, упав на футболку. Старший следит за ней, зависая над тем, как солёная влага медленно впитывается в сухую ткань.
— А где родители?
— Зачем ты пришёл? — перебивает того парнишка, не сводя взгляда с лица Чонгука.
— Я…
— Что ты забыл в доме, который я просил оставить тебя навсегда, Чон? — Несмотря на всё спокойствие младшего, Чонгук замечает, как у того начинают дрожать руки, поэтому сжимает ладони, лишь бы не показывать, что ему далеко
не всё равно.
— Тэхён, пожалуйста. — Парень просто не знает, что сказать. Он хочет подойти и обнять дрожащее тело, чтобы максимально согреть своим теплом, но понимает, что так даст только ложную надежду на слащавое счастье.
— Что «пожалуйста»? — Ким шмыгает носом, отпихивая неуклюже развалившуюся стопку журналов.
— Где родители? Почему ты один? Почему не закрыт? — заваливает вопросами Чонгук, медленно подходя к нему.
— Уехали.
— Надолго?
— Тебе какое дело, Чон?
Это «Чон» сильно режет по ушам. Тэхён почти никогда не называл его так — лишь в шутку, и то редко. «Чон» звучит настолько отстранённо и незнакомо для них.
— Я хочу поговорить. — Чонгук всë же решается начать тот диалог, с которым изначально сюда и шёл.
Мальчишка стоит всё так же и совсем не сдвигается с места, когда Чон садится на кровать рядом с ним и смотрит снизу вверх.
— Мы всё обсудили. — Тэхён прикрывает окно, потому что прохладный ветер дует и комары начинают раздражать.
Быстрым движением он стирает слëзы, чтобы те не успели скатиться на светлую футболку и покрыть её непрошеными следами.
— Я не хочу оставлять всё так, как есть, Тэ.
Тэхён не исправляет. Молчит и глядит уставшими глазами в чужие.
— Ты сделал всё, что мог. Осталось трахнуть меня здесь, а после вновь напомнить о своей девушке. — Младший опирается на стену и, наконец расслабив кулаки, опускает ладони вдоль тела.
— Блять, перестань. — Чонгук встаёт с кровати и подходит к Тэхёну. — Хватит так говорить. Я бы никогда не сделал подобного с тобой против желания. — А после хмурится, зло выдыхая Киму в макушку. — Ты ребёнок, а у меня есть девушка. К чему ты говоришь такое?! — чуть повышает голос, почему-то именно сейчас с трудом справляясь с колкими фразами, хотя раньше боролся с ними в два счёта.
Мальчишка, усмехаясь, медленно поднимает сначала голову, а после — взгляд на старшего.
— А целовал ты меня по моему желанию, верный парень своей девушки?
А в глазах столько, блять, боли. Слёзы снова начинают литься тоненьким ручейком по мягким слегка детским щекам, утопая в глубине шеи. Всё ещё живые глаза Чона сильнее тухнут, когда тот смотрит на заплаканного мальчика.
Сейчас Чонгук мечется между двух огней: он всё ещё сомневается в том, что подойти и прижать к себе будет хорошей идеей. Но спустя несколько мгновений опускает ладони на щёки парнишки и начинает большими пальцами вытирать горячие дорожки влаги на коже. Аккуратно гладит подушечками, вплетаясь руками в запутанные кудри младшего. И Тэхён смотрит на него. Смотрит, раскрыв свои необычайно большие глаза, в которых отражался блик от лампы возле тумбы. И в отличие от него, в глазах Чонгука всë ещё горит тот огонёк молодости и страсти, всегда освещающий его путь. Который освещает путь всех.
В глазах Чона Тэхён видит себя.
В день человек встречает так много людей, лиц,
глаз. Казалось бы, что такого может быть в глазах? Они есть у всех — только цвет различается. Но взгляд меняет всё. Сколько бы Тэхëн ни видел, все были не те — другими. Глаза матери всегда были нежными и иногда обеспокоенными, у отца были наполнены стержнем, но в них присутствовали нотки озорства, у друзей — весёлыми. Но только глаза Чонгука смотрели на него с той самой теплотой. В них он утопал, чувствовал защиту, спокойствие. Ничьи глаза не были похожими на его, и Тэхёну так невыносимо больше не видеть их каждый день. Из-за этого его собственные наполнены отчаянием и тоской. Раньше они не были такими, но сейчас в них нет ни капли былого веселья. Его глаза стали пустыми. Они больше не блестят как раньше. Они больше не источают любовь.
— Ты просто тянешь время. — Тэхён перехватывает руками чужие ладони и, убирав их от своего лица, опускает.
— Я не хочу, чтобы между нами были такие отношения. — Чонгук стоит неподвижно.
— Я тоже не хочу, — тихо говорит Ким, утыкаясь лбом в его грудь.
Но для них фраза «не хочу таких отношений» имеет совершенно разные значения, которые тяжело высказать вслух, будто если произнесут это, то уже будет ничего вернуть, — но разве можно сделать этим ещё хуже? Однако оба молчат. Молчат о своих чувствах, молчат о своих невысказанных переживаниях, молчат о том, о чём стоит кричать, но в комнате, наполненной вечерней прохладой, не слышно даже шёпота.
Чон не трогает Тэхёна, не обнимает, а просто даёт разрешение на то, чтобы стать сопливым и мокрым из-за него. Ким тихо шмыгает, иногда утирая нос чужой футболкой.
— Уйди, Чонгук, — бурчит куда-то в грудь, создавая щекочущую вибрацию на коже.
А парень лишь гладит по волосам совсем легко как пёрышком. И хватает расчёску с полки, которую не использовали, по-видимому, уже как несколько дней, а может, и больше.
— Чон, свали из моего дома. Ты не слышишь меня? — Тэхён всë ещё не в силах поднять голову, чтобы посмотреть на старшего.
— Тише. Сейчас я уйду. Подожди немного.
И оба понимают, что это начало их конца. Чонгук сжимает губы, лишь бы не дать волю эмоциям, потому что хоть кто-то должен быть сильным перед своими чувствами.
Как легко одними словами и необдуманными действиями можно причинить столько боли, что она будет пожирать изнутри день за днём. Оба понимают, что это не какая-то мелкая ссора, которую можно забыть за некоторое время. Это тревожит чувство обоих, поэтому и станет началом конца, потому что дальше всё будет только хуже.
Но Чонгук всё ещё пытается оттянуть этот момент, хоть и осознаёт, что Тэхён ясно дал понять ему: на этом их долгая и крепкая дружба заканчивается.
Парень выпутывает свободную руку из колтунов младшего и вновь нежно поглаживает того по голове. Не отлипая друг от друга, они стоят так, пока Чонгук не поднимает правую руку, чтобы причесать запутанные волосы Кима на макушке маленькой деревянной расчёской. Для них — для друзей — это прощальный поцелуй или жёлтые тюльпаны. Это последнее действие, которое они сделают вместе. Поэтому Тэхён, вовсе обессилев, затихает и лишь изредка сжимает длинными пальцами руку Чонгука, когда тот особенно больно и неуклюже цепляет его колтуны в попытках распутать.
Так они и стоят ещё минут десять при свете ночника. В последний раз руки Чона вот так горячо касаются мальчишки. Наверное, уже стоит смириться, что этого момента не избежать и сейчас они становятся друг для друга никем.
— Чонгук, не приходи больше, ладно? — Комок в горле мешает достаточно громко произнести эти слова, поэтому голос срывается дважды на фразе. И Ким снова плачет. Глаза неистово жжёт, и веки отказываются открывать их.
Поэтому Тэхён медленно отталкивает Чонгука от себя и кивает на дверь. Лишь потому, что боится. Боится сорваться, не справиться с эмоциями, которые и так бьют через край. Боится потерять всё, что имел раньше, хотя сам и отталкивает от себя, потому что понимает: по-другому просто раскрошит себя на части, и тогда их уже точно нельзя будет собрать. Это как с теми пазлами, что он так любил собирать в детстве: одно неловкое движение — и они сыпятся из рук, так же как и его жизнь, которая сейчас трещит, раскалывается, ломает его самого.
А старший всё ещё стоит с расчёской и воспоминаниями о мягких, хоть и запутанных кудрях друга.
Он не произносит ни слова. Ресницы Чона дрожат, а ладонь сильнее сжимает рукоятку.
И парень уходит. Будто его и вовсе не было здесь минутой ранее. Будто бесследно пропал и случайно забрал даже его расчёску, которая всё ещё пахнет бальзамом для волос и цветами из сада.
Чонгук закрывает за собой дверь, погружаясь в темноту коридора. Тяжёлые ноги делают медленные шаги по скрипучей лестнице, и он выходит прочь из дома. Чон не помнит, как дошёл до машины и завёл её. И наверное, никогда не узнает о том, что, пока проезжал улочки родной деревни, добираясь до дома, Тэхён, после того как закрылась дверь, перестал дышать. Мальчишка перестал жить после этого грёбаного хлопка. Его слёзы заливали лицо и футболку. Они шли против воли, а ноги подкосились так резко и сильно, что Ким просто упал на пол, ударившись головой о стенку.
Но Чон считает, что это будет лучше для них обоих, а Киму просто не дали выбора, заставив смириться.
Возможно, это глупо и хочется задать вопрос о том, что им мешает быть вместе. Но Чонгук любит свою девушку, а Тэхён — ребёнок с бушующими гормонами.
В этот вечер они навсегда остаются друг для друга пробежавшими лучами солнца по лицу мальчишки в утро, когда приснился тот сон, а Чонгук притащил бидоны с парным молоком. Но всегда наступает ночь. Она входит в свои владения, которые её по праву. Невозможно остановить то, что прописано законами природы, но парни могли остановить друг друга, могли высказаться, могли утопать в счастье, будто в солнечном тепле. Однако ночь поглощает свет, как и они поглотили свои искренние чувства.
Лучи скрылись, сливаясь с сиянием фарфоровой луны.
Парни потеряли не только друг друга, но и себя. Официально.
— Мам, я не хочу завтракать, — бурчит Ким опухшими губами куда-то в подушку, когда слышит звонкий голос, зовущий его спуститься к столу.
— Тэхён, я взяла тебе новые комиксы в городе. Посмотри, вдруг понравятся. — Поднявшись к комнате сына со стопкой ярких журналов, она открывает дверь.
Тот же не оборачивается даже на появившийся звук — тихо благодарит и просит сложить покупку в какой-нибудь угол, который ещё не завален вещами.
— Ты должен убраться в комнате сегодня, хорошо? И отцу нужно помочь спустить банки в погреб.
«Позови Чонгука», — проносится у Тэхёна в голове, но он затыкает себя, потому что понимает, что уже нельзя вот так взять и позвать его на помощь.
— Хорошо, я помогу. — Наконец встав с мягкой кровати, мальчишка плетётся к окну, чтобы запустить свежий августовский ветер.
Прошёл уже целый месяц. Может, чуть меньше. Лето перестало быть для Кима любимым временем года, берег реки заплыл мхом и тиной в мыслях, а дома на въезде деревни стали своеобразной «Зоной 51» — туда нельзя. Опасно.
У лета уже наступило начало конца — август, и скоро Тэхён переходит в следующий класс. Но мальчишка с уверенностью может сказать, что хочет окончательно переехать в город. Он объясняет родителям это желание тем, что ездить время от времени на автобусе, когда отец не может подвезти, — не очень хорошая идея.
За июль Ким познакомился с новым парнишкой, живущим на соседней улице. Не сказать, что он сильно хотел, но тот подъехал на своём красном велосипеде первый.
— «Моё имя»? Моё имя — Тэхён. И я, вообще-то, опаздываю к ужину, так что можем познакомиться когда-нибудь потом. — Тёплый ветер залезал под просторную светлую рубашку, а бидоны с молоком раздражительно звенели в руках.
— Так я могу довести тебя. — Кажется, он был старше. Ненамного. Ему было на вид лет шестнадцать. Выше на голову, в широких чёрных шортах и старой ветровке. — Почему я не видел тебя? — Парень встал с велосипеда и пытался догнать Тэхёна, волоча свой транспорт рядом.
— Раньше мы не покупали молоко на этой улице. — Отросшие кудри лезли в глаза, поэтому мальчишка несколько раз смахнул их вбок, чтобы не споткнуться о лежащие на дороге камни.
— Вот оно что. — Парень отобрал один из бидонов и повесил себе за ручку на руль велосипеда. — Мне несложно. Садись.
И так Тэхён познакомился со своим новым другом. Может, оно и к лучшему. Он хотя бы перестанет целыми днями пролёживать в тёплой кровати.
Когда сверчки вступали в свои ряды, отпуская дневных насекомых отдыхать, парни наконец доехали до дома Кима.
— Сюда же? — Брюнет обернулся к пассажиру, выкручивая руль на поворот.
— Если ты своим опасным вождением уронишь меня или бидоны, я кину тебя в кусты, — Тэхён недовольно цеплялся правой рукой за талию парня, а второй же удерживал себя за задник велосипеда.
— Да не ссы. Мы почти доехали. — Новый друг остановился у небольших ворот дома и упёрся ногами в зелёную траву. — Тут живёшь, да?
— Нет, просто решил сказать тебе неверный адрес, чтобы ты не узнал, где я живу, — устало закатил глаза Тэхён, а затем слез с сидушки и направился к воротам своего дома.
— Может быть, погуляем как-нибудь? Или на реку съездим, пока тепло? — кричал старший мальчишке вслед, всматриваясь в глубину двора.
Но Ким лишь мотал головой, закрывая у того перед носом тяжёлую калитку.
Первая неделя августа уже позади. Тот парень на красном велосипеде всё ещё пытается уговорить Тэхёна съездить куда-нибудь вместе каждый раз, когда видит его на дороге. Иногда даже приезжал к дому, но так и не решался зайти.
На улице тепло, но осенние цвета на деревьях уже начинают проявлять себя, окрашивая небольшие кустики жёлтыми пятнами.
Родители лишь однажды спрашивали про Чонгука и куда тот делся. Они, конечно, и так догадывались, что между ними произошла сильная ссора или недопонимание. Но сводить и влезать в дружбу парней было не в их интересах, потому что Тэхён уже не маленький и сам может решить то, с кем ему общаться, а с кем — нет.
Ким и рад этому. Он не знает до сих пор, как объяснить, почему же многолетняя крепкая дружба в течение месяца распалась на крупицы. Даже родителям. Мальчишка старается вообще не думать о том, что произошло, потому что всё ещё не может отпустить эту ситуацию и её виновника.
— Чонгук? — Девушка заходит в небольшую комнату к лежащему на расправленной кровати Чону. — Не против съездить сегодня в город? — Рина усаживается на матрац и начинает поглаживать своего парня по голове.
Тот бесшумно лежит и не двигается, только зыркая на часы, чтобы понять, который час.
— Зачем тебе в город, Рин? — Чонгук лениво принимает сидячее положение.
— Можем отправиться за продуктами или погулять в парке. Хочешь?
— «За продуктами» — можно.
— Что происходит? Это из-за Ким Тэхёна же? — Да, девушка и до этого знала, что Тэхён — хвостик Чонгука, а Чонгук — хвостик Тэхёна. Она была в курсе об их ссоре, но чтобы быть настолько безжизненным — это было для неё слишком странным и тревожным.
— Я просто устал. Жара не спадает, комары эти, работа по дому. — Тот успокаивающе целует Рину в макушку и окончательно поднимается с кровати.
Середина августа.
И кажется, что парни начинают отпускать ситуацию и знакомятся с новыми людьми. Тэхён всё чаще проводит время в городе, бесцельно гуляя там весь день, и появляется дома только под вечер, когда уже последние автобусы перестают ходить. И вроде как его всё устраивает. Он не знает, как там Чонгук, да и не сильно интересуется. В один момент Ким испытал слишком много эмоций из-за него. Поэтому, когда у него наступает стадия принятия, он радуется тому, что наконец-то его жизнь спокойна и стабильна.
Нет, нельзя сказать, что дружба с Чонгуком удручала Тэхёна: он был рад познакомиться с ним и общаться столько лет, несмотря на редкие ссоры и драки. Пока не понял, что начал испытывать к Чону что-то более глубокое, нежели простая дружба.
— Ты не думаешь, что встречать рассвет, когда на градуснике чуть выше нуля, — это плохая идея? — Парнишка сидел на берегу пока ещё замёрзшей реки, укутанный с носом в два, а то и в три пледа. Даже под таким слоем тёплой ткани Ким слегка подрагивал, сидя на подстилке, пока Чонгук пытался разжечь костёр посреди проталин.
Старший усмехался, шмыгая носом, когда слышал уже непривычное недовольство, утопающее в большом капюшоне.
— Мы же можем встретить рассвет и в твоей тёплой машине, — продолжал Тэхён.
— Это уже не та атмосфера. — Гук наконец отошёл от огня, чтобы нормально усесться с мальчишкой. — Я вообще считаю, что после восьмидесятых пошли какие-то слабые дети, тепличные. — И, схватив термос, разлил тёплый чай по маленьким стаканчикам.
— Слышь.
— Слышу, мелочь, — миловидно улыбнулся парень, заглядывая в сонные глаза напротив.
— У меня замёрзли щёки. — Ким приложил горячий стакан к своей щеке в попытках согреться.
— Не проблема, Тэ.
Чонгук сел напротив младшего и, шкодливо улыбнувшись, принялся усердно растирать горячими ладонями холодное лицо. Он, пропахший костром, сидел на коленях перед Тэхёном. Волосы были спрятаны под лёгкой шапкой, а варежки — откинуты куда-то в сторону.
Касания Чона даже стали ощущаться по-другому. Несмотря на все их недопонимания и мелкие ссоры, которые случались преимущественно из-за скверного характера Кима и бушующего максимализма в крови, Чонгук по-прежнему оставался ему самым близким и единственным нормальным другом.
В то раннее холодное утро щёки Тэхёна впервые покраснели не от натираний ладоней в попытках согреть его, а просто от касаний. В то утро у мальчишки впервые скрутило живот, когда Чон дышал ему почти в лицо, сильнее закутывая в одеяла. В то весеннее утро, когда красные лучи восходящего солнца только начали пробиваться сквозь серые тяжёлые тучи, Ким засмотрелся на друга, и не потому, что тот был измазан в креме, как было на дне рождения. Тогда, когда птицы только начали просыпаться, сопровождая своими тихими мелодиями лес, парнишка понял, что Чонгук очень красивый.
И с тех пор младший начал думать о нём чаще, чем нужно было. Да, может, это и была быстрая и глупая детская влюблённость, но до середины лета она не давала ему покоя. Но разве она оставила его сейчас? Вопрос спорный. Вероятно, лишь притупилась на время.
Конец августа.
— Тэхён, я знаю, что ты слышишь меня. — Красный Велосипед вот уже несколько недель не отставал от Кима, уговаривая его всё же куда-нибудь сходить вместе. — Мы с тобой так часто видимся, что стали почти родными.
Тэхён искренне щерится с такой глупости, вновь заворачивая к дому за новыми банками парного молока.
— «Родными»? — переспрашивает он, скептически косясь на парня рядом. — Мы нечасто видимся. Ты просто всегда прикидываешься, что случайно встречаешь меня каждый раз, когда я выхожу за пределы дома.
— Хочешь, я куплю тебе что-нибудь в лавке? — Красный Велосипед не оставляет надежд, воодушевляясь с каждой новой идеей, которая приходит ему на ум.
Тэхён открывает деревянную калитку и сразу же встречается с добродушной собакой, которая уже привыкла к новому человеку на территории. Мальчишка гладит пса за ушами и пытается пройти, потому что тот очень неудобно путается под ногами, то и дело заставляя спотыкаться о него.
— Если успеешь купить что-нибудь до того, как я выйду обратно, я подумаю над твоими предложениями. — И скрывается за дверью старой веранды.
— Конечно, вредина. — Парень сразу же хватает свой велосипед и почти летит к улице, где находится лавка одного дедушки, который продаёт разные вкусности.
Через минут пятнадцать Тэхён снова выбирается в небольшой уютный дворик. Старушка пыталась впихнуть ему ещё и творог, но он вежливо отказывался… на протяжении пятнадцати минут.
Он победно улыбается, когда не наблюдает ни парня, ни его транспорта у забора, и уже направляется к своему дому. Но через несколько секунд удивлённо поворачивается на сто восемьдесят градусов, когда услышит непрекращающуюся трель небольшого звонка.
— Мелкий, стой!
Тэхён закатывает глаза, неловко оглядываясь, чтобы проверить, не вышел ли кто-то из соседей на такой крик.
— Я успел! Скажи, что успел! — Старший несётся с огромным пакетом разных продуктов. Кажется, он скупил полки три точно.
Резко останавливаясь перед мальчишкой, который уже пятился к пшеничному полю, он неимоверно пылит, ехидно улыбаясь.
Ким наигранно начинает отряхиваться от клубов поднявшегося дыма, зло зыркая на брюнета напротив.
— Блять, я домой. — Его всё раздражает. Как бы ни скрывал своё состояние за спокойным и отрешённым взглядом, оно всё же нестабильное.
Улыбка старшего вмиг пропадает с лица, и несколько секунд он стоит в тихом ступоре, левой рукой сжимая пакет с едой, а правой — старый велосипед с резиновыми грипсами. Быстро подумав, переваливается через свой транспорт, кидает тот на землю и, схватив за костлявую руку Кима, резко останавливает.
— Да подожди. — Парень испуганно смотрит на младшего, пока тот глядит на него отстранённым взглядом. — Я купил тебе всё. Успел же. Я потратил почти все свои деньги на это. Ты же обещал, Тэхён.
Ким молчит полминуты, а затем аккуратно вытаскивает своё запястье из чужой руки и вытягивает пакет. Быстро заглядывает в него и выхватывает первое попавшееся.
— О, эти печенья. Тебе повезло, что они мои любимые, — чуть улыбается. — Зайдём ко мне домой, а после пойдём куда хочешь.
— Правда? — Брюнет удивлённо таращится на собеседника.
Тэхён лишь положительно мычит в ответ.
И Красному Велосипеду совсем необязательно знать, что он терпеть не может это овсяное печенье.
Начало грёбаного сентября.
Прошло два месяца? Или один? Ким не считает, потому что совсем не хочет думать об этой ситуации, пытаясь остыть к ней. Жёлтые листья на деревьях навивают тоску и апатию, а в лужах виднеются лишь серые тучи. И никаких звёзд.
— Может, сходим? — Новоиспечённый друг Кима лениво валяется в его комнате, пока тот упорно поливает свой, к удивлению, всё ещё живой цветок.
— Куда? — Обернувшись к кровати, младший разглядывает листовку, мельтешащуюся между пальцев Красного Велосипеда, на которой яркими карандашами написано приглашение на, так сказать, сельскую тусовку.
— Нет, — отрезает Тэхён и вновь отворачивается к своему растению.
— Да почему «нет»?
— Потому что я не люблю тусовки.
— Да ладно тебе. На неё будет бесплатный алкоголь. Мы возьмём по бутылке и свалим куда-нибудь за дом. Там тихо всегда. В курятнике посидим. — И встаёт с кровати, пытаясь максимально красочно описать, как же круто пить пиво ночью.
— Я же сказал, что не хочу. — Он ставит лейку на подоконник. — Ты в курсе, что мне всё ещё четырнадцать?
— Да не заливай, что и капли в рот не брал.
— Да я не… — Но перед глазами Тэхёна — его пьяное лежание в подсолнечниках. — Хорошо. Заскочим лишь для того, чтобы ты взял себе своё бесплатное пиво, и свалим по-тихому.
— Идёт.
Нельзя сказать, что они стали лучшими друзьями навеки, но Ким стал пускать Красный Велосипед к себе домой. И то это случилось лишь потому, что однажды его мама заметила сына в компании незнакомого парня и позвала их зайти. И брюнет чуть ли не хвостиком завилял тогда.
А ещё Тэхён понимает, что почти стопроцентно на тусовке будет его бывший лучший друг. И желание пойти туда вновь отпадает.
Через несколько дней, когда мальчишка сидел с учебником биологии и пытался вникнуть в новую тему, старший зашёл к нему без стука, вновь довольно улыбаясь.
— Готов?
— Я ещё не закончил.
— Потом дочитаешь. — И, отобрав книгу, кидает её на кресло. — Если мы опоздаем хоть на немного, то останутся лишь чипсы.
— Я и не против. — Тэхён поднимается со стула, захватывая свою толстовку.
— Тише, а. Пойдём.
До улицы, на которой и устраивается эта вечеринка, на велосипедах нужно ехать минут двадцать. Часы переваливают за восемь, поэтому Ким просто ставит родителей перед фактом, что уходит. Мама только говорит, чтобы к одиннадцати был дома, потому что завтра на учёбу. Тэхён незаметно кивает и уходит.
Просёлочная дорога, усыпанная полевыми цветочками и сухими кустарниками, сопровождает парней до тех пор, пока они не заезжают на асфальтированную улицу.
Уже отсюда слышна громкая музыка, бьющая по ушам, и голоса людей, которые ударяют по мозгам не меньше. И пока на лице Тэхёна видна гримаса волнения, то у его друга — весёлая улыбка, предвкушающая хороший вечер.
Они оставляют велосипеды возле ворот, не боясь за то, что кто-то стащит их, хоть такое и возможно.
Двор встречает парней множеством огней от развешанных гирлянд, каких-то ламп и своеобразного диско-шара на столе. Атмосфера в целом неплохая. Даже пьяных людей пока не наблюдается.
— Я возьму нам пиво в беседку, — предупреждает старший, оставив Тэхёна одного.
Мальчишка проходит дальше. Он впервые присутствует на таких мероприятиях не с Чоном. До этого лишь парень таскал его где только можно и заставлял сначала забивать на домашнюю работу, говоря: «Мелочь, уроки — это не главное, поехали на реку», а после следовали нравоучения: «Будешь сидеть, пока не сделаешь, мне ещё перед твоей матерью отчитываться».
Вспомнив слова, Тэхён улыбается, но быстро прекращает, когда ему в руки запихивают бутылку пива.
— Я не буду: говорил же. Велоси… — Но не успевает закончить, как перед лицом видит широко улыбающегося парня, но не своего нового друга.
— Да пей, пока старшие разрешают, мальчишка Ким. Ты забыл меня, что ли? — щурится черноволосый и обнимает младшего за плечо. — Юнги. Друг Чонгука.
— А, Юнги, — неловко улыбается Тэхён, потому что почти не помнит этого имени. Человека знает, а вот имя…
Мин не заостряет внимания на столь неуверенном ответе и переводит тему, одновременно с этим погружая парнишку в тусовку. И вот они уже толпятся на «танцполе», сталкиваясь плечами с чужими и разливая алкоголь из стеклянных бутылок, а запахи адски впиваются в ноздри.
Тэхён так и не понял, зачем Юнги так прицепился к нему и захватил с собой, рассказывая какие-то забавные истории, что произошли в последнее время.
Полбутылки уже позади. Ким не хотел пить, но, кажется, в него будто насильно вливают пиво. Хотя, может, он так просто пытается оправдать свою слабую силу воли, потому что нарушил собственное обещание не пить.
— Тэхён! — доносится крик откуда-то сзади, и младший поворачивается, чтобы посмотреть.
Его новый друг стоит недалеко с двумя бутылками и непонимающе глядит на него.
— Куда ты делся? Я еле нашёл тебя. Держи. — Но, увидев, что у него в руке уже есть алкоголь, забирает пиво обратно.
Тэхёну становится немного совестно.
— Давай возьму. Выпью две — нестрашно, — соглашается он, чтобы не обидеть брюнета.
— Вау, мелочь, да ты решил хорошо повеселиться перед новой школьной неделей! — вдруг восклицает Красный Велосипед и вновь расплывается в тёплой улыбке.
Тэхён улыбается в ответ, поднимая плечи и бутылки, и затем пытается выпутаться из чьих-то рук, которые постоянно задевают его.
Юнги вытаскивает Кима из этой толпы, спасая от пьяных трясущихся туш, и отводит к беседке, где более спокойная обстановка. Маленькие свечки излучают тепло, на скамейках — подушки, на столе — куча еды.
Мин хватает тарелку с чипсами и усаживается рядом с рыженьким парнем, играющем на гитаре, покрытой разными наклейками и вырезками из комиксов.
Тэхён пытается найти свободное место, на котором ничего не рассыпано и не разлито, и натыкается взглядом на пару, пьющую какой-то алкоголь.
— Блять, — шепчет себе под нос, а после вздрагивает, когда его новый друг резко хватает за талию.
— Испугался? — И смеётся, наблюдая за лицом Кима. — Ты опять пропал, и я пошёл искать тебя. Специально уходишь от меня? — Старший смотрит ему в лицо и, чуть нагибаясь, мычит, пока ожидает ответ.
Достаточно комичная ситуация.
Тэхён видит Чона, сидящего в обнимку с Риной. Вот она — та самая причина, по которой не хотелось идти. Сейчас желание свалить превышает свой максимум.
Чонгук молчит. Ким — тоже. Они просто смотрят друг на друга, наблюдая за тем, как оба сейчас находятся в компании чужих им людей, и это так непривычно. Их обвивают неродные руки, их слова принадлежат другим. Но только взгляды прикованы к тем, кто может заменить всех.
Как говорят, два незнакомца, знающие друг о друге всë.
Тэхён с дуру выпивает всю бутылку за раз и, оставив её на небольшом столике, на пятках разворачивается к выходу на улицу. Красный Велосипед же, снова пребывая в смятении, неловко улыбается девушке, которая пристальнее всего наблюдала за этой ситуацией.
Вторую бутылку алкоголя Ким допивает по пути к дому и бросает её на колодце.
— Я сейчас вернусь, — предупреждает Чонгук девушку и быстро встаёт из-за стола.
Проходит мимо брюнета, специально задевая того плечом, и направляется за Тэхёном.
Он вдруг становится злым, что странно даже для самого себя: его желваки играют на скулах, а взгляд чернеет ещё сильнее, чем обычно. Чон старается найти кучерявую макушку, но все его попытки оказываются тщетными.
— Тэхëн! — кричит Чонгук и кусает губу.
Ответа не слышно, что неудивительно. Он не особо надеялся — просто хотел произнести его имя, хотел хоть в словах стать ближе. Старший решает пойти на то самое поле, с которого однажды ему и притащили мальчишку в руки. Чон надеется, что тот снова будет в этом месте. Калитка почти каждого дома ведёт туда, потому что хозяева обычно выпускают там весь свой скот, поэтому даже не так важно, где именно находиться сейчас.
Хотя Ким мог не дожидаться своего друга и свалить один на велосипеде.
Откуда он вообще взялся? Раньше Чон не встречал его. Прилип как банный лист к Тэхёну и постоянно следует за ним хвостиком. Старший видел их вместе несколько раз, когда они пересекались на смежных улицах, но Тэхён не замечал его тогда. Или лишь притворялся.
И сколько этому парню лет? Что Ким нашёл в нём?
— Мелкий засранец, — проговаривает Чонгук лишь губами, звеня задней калиткой, которая вела на уже пожелтевшее поле.
И он видит Тэхёна: тот сидит на крыше маленького уличного загона, находящегося под большими кронами деревьев. Его лицо озаряет блёклый свет луны, на чернильном небе видны сияющие звëзды, но тот выглядит печально, поэтому ночь больше не кажется Чонгуку прекрасной.
Чон медленно подходит сзади, снова не понимая, что делает рядом с Кимом. Но чётко понимает одно: он не может и не хочет отпускать его, поэтому снова пытается всё исправить. Чонгук продолжает думать о Тэхëне из раза в раз. Мальчишка напрочь не выходит у него из головы, будто является загадкой, на которую необходимо найти ответ.
— Тэ. — Старший облокачивается на загон и поднимает голову.
— Ты можешь отвалить хоть раз по моей просьбе? — Ким что-то пьяно бормочет следом, но Чон, как бы ни хотел, не разбирает слова.
— Мне тяжело без тебя. Я не могу отпустить нашу дружбу. — Он не скрывает и прямо говорит об этом, потому что очень сложно увиливать от своих же чувств который месяц.
Тэхён бы посмеялся, если бы услышал это. Потому что делает так уже полгода.
— Я не смогу с тобой
дружить, пока ты находишься в отношениях с Риной. Увы! — грустно улыбается он и начинает слезать с крыши.
Он встаёт перед Чонгуком и смотрит ему в глаза. Парни молчат полминуты, пока Чон лишь взглядом спрашивает: «Почему?». Хочет услышать ответ так же сильно, как и боится.
Две бутылки пива в детском организме дают о себе знать — Ким выпаливает на одном дыхании:
— Ты нравишься мне грёбаных полгода, поэтому больше не влезай в мою жизнь и не приглашай на вашу свадьбу, хорошо? — На его глазах снова начинают собираться слёзы — не то от облегчения, не то от тяжести этих слов.
Чонгук молчит, поэтому Тэхён прикусывает губу и усмехается над такой реакцией. Очевидно. Очевидно и смешно.
Он хлопает старшего по плечу несколько раз и, задев замок калитки, удаляется. Ему больше не хочется оставаться там. Ким сам вспорол себе душу, когда высказал то, что так гложило его каждый день. Не хотел, чтобы Чон видел его таким, не хотел наблюдать снисхождения и непонимания, не хотел напрямую услышать, что все слова — бред, что несёт вздор из-за алкоголя. Но это не градус в крови, а искренние чувства, которые он пытается растоптать в себе, сжечь, испепелить. Хотя и Чонгук неплохо справился с этим, когда считал его просто другом. Тэхëну было мало этого, но он был готов довольствоваться тем, что есть, топя в себе гордость. Однако, узнав про Рину, понял, что не выдержит.
Они, сами того не осознавая, причинили боль друг другу. Страшно, когда раны наносятся родным человеком, когда бьют по самому дорогому, когда собственные руки ломают то, что стоило хранить под куполом. Но видимо, их купол был стеклянным. И они так просто решили разбить его, чтобы осколки попали в самое сердце, разрезали его и заставляли кровоточить.
***
Его последние слова в голове опять,
Сознание всё никак не устает их повторять,
Они постоянно напоминают, что я — не его,
И это в сердце впивается каждый раз глубоко.
Тогда он сломал меня,
Что теперь без него я не могу прожить и дня.
Я просто существую,
Но это происходит словно впустую.
Я сам не заметил, как он стал моим смыслом,
И я давно подчинился этим мыслям.
Теперь я стал ему ненужным,
Хоть всегда и был перед ним безоружным.
