Что принесёт мне сегодняшний день? Проснувшись вновь в поту, я увижу лишь полутень, Ведь всё это сон, А в реальности мне дадут лишь подзатыльник за лексикон. Так хочется вновь бегать за светлячками в ночи, Но сознание грозно говорит: «Молчи!» Словно это моя вина, Что теперь дорога к нему мне запрещена. Мне хочется выть от боли, Словно меня миллиардами игл обкололи. Желаю снова оказаться с ним, Ведь он стал самым мне родным.
***
В то утро мальчишка, ссылаясь на плохое самочувствие, отказался позавтракать фирменными блинчиками тёти Чон и, извинившись, почти выбежал под знойную жару и палящее солнце. В то утро он быстрым движением снял с почти медной под яркими лучами копны волос старую, потрëпанную, как оказалась, резинку Рины и молча запульнул её куда-то в сторону стола, где сидели те двое. В то утро он слышал, как Чонгук вышел за ним, оставив остальных ожидать его на кухне, и вслед спрашивал, всë ли хорошо и не нужно ли подвезти домой. Тэхëн на этот жест доброты не произнёс ни слова. Лишь повернулся к старшему полубоком через полминуты после озвучивания вопросов, почти прячась за высокими воротами двора. Он спешно и как-то совсем сконфуженно помотал головой и мнимо ответил: — Не нужно. В то утро ему было очень плохо от выпитого алкоголя. У Тэхёна опасно крутило живот, даже подскочила, кажется, температура и, развалившись будто напополам, трещала голова, на которую днëм оказывалось наиболее сильное воздействие в силу солнца. За ним тогда никто не пошёл. Затаптывая ногой маленьких надоедливых жучков на центральной дорожке, Гук только сказал: — Хорошо, аккуратно иди. Может, заеду за тобой сегодня. И Ким снова слабо отрицательно мотает головой, потому что боль становится ещё сильнее, если он что-то сделает или куда-то повернётся. Тэхён даже не смотрел на Чонгука, когда отказывался от того, чтобы его подвезли до дома. Идти до двора не сказать чтобы много. Но сейчас ему кажется, что он шёл вечность. Ноги не слушались совершенно: мальчишка то и дело спотыкался о каждый маленький камешек или палочку, тем самым сильно тревожил больную часть тела. На улице почти полдень, а значит, наиболее жаркие часы вот-вот вступят на свои законные места, если не уже. Тэхëн сейчас не думает о том, что его тревожит не одни лишь последствия сильной попойки. Он мечтает просто прийти домой и лечь на холодную траву на заднем дворе, раскинувшись звездой. Потом дополз бы как-нибудь до кустов смородины напротив соседского забора, протянув к ней, словно раненый боец, бледные руки, чтобы сорвать гроздь чëрной сладкой ягоды и закинуть себе в рот для очищения организма. Сегодня он будет питаться только ими и ветром. Размытым взглядом Тэхён осматривает небольшие уютные дома, мимо которых плетётся улиткой, и зажмуривается, резко останавливаясь и понимая, что сейчас весь алкоголь с минуты на минуту выйдет наружу. — Блять, — шипит Ким, хватаясь за живот ладонями. В его голове почему-то тут же проносится усмехающийся хмурый взгляд Чонгука, который в такие моменты, когда у Тэхёна вырывались бранные слова или выражения, уже заносил кулак в его сторону, следом добавив что-то колкое. И смех. Заразительный смех, который Чон давал послушать мелкому каждый раз, когда тот получал по затылку за ругань. И даже, на первый взгляд, вечно ершистого Кима Чонгук с лёгкостью смешил этим. Его по-настоящему сейчас мутит. Он сходит с дороги, спустившись куда-то к чужим вишням, на которых медленно поспевала кислая ягода, и опирается о забор руками, пытаясь успокоить себя и желудок. Глубоко вдыхает чистый воздух, надеясь, что это сейчас ему поможет, но не проходит и пары секунд, как он, не сдерживаясь, нагибается, чуть ли не приседая на корточки, и щурится, когда его начинает полоскать. Руки немного дрожат, долго удерживая его тело, а ноги подгибаются от усталости и неудобной позы. Его полощет около пяти минут с перерывами, поэтому, когда в организме не остаётся буквально ничего, он выпрямляется и понимает, что сейчас ему немного лучше. Даже если только в физическом плане. Мальчишка вылезает из-за деревьев, которые оставили пару листков в его волнистых волосах в честь небольшого подарка. Он вновь выходит на главную дорогу, убирая капли пота с влажных губ и лба. Тэхён протирает руку о толстовку, что была почти насквозь мокрой, поэтому, сделав пару шагов, решает снять с себя промокшую ткать, оставшись в одной белой майке. На душе всё ещё так же паршиво, как и тогда на кухне. Что девушка делала там? Она же никогда раньше не приходила к ним. Разве Рина не с другой деревни? Получается, Чонгук ездил за ней? Они были знакомы раньше? Тэхён не помнит её совсем. Значит, они так сблизились за сутки? Мальчишка за столько лет всë ещё не добился того, чтобы сидеть вот так близко со старшим, держать его за руку и смеяться с его шуток. Хотя они парни — дружба у них другая. Видимо. Тэхён грустно улыбается и, заметив свой двор, ускоряется немного, чтобы быстрее оказаться дома. Или хотя бы на той прохладной траве в тени, о которой он недавно мечтал. «Может, заеду за тобой сегодня», — мельком проносится в голове, добавляя новый поток мыслей для его раздумий. Он корчится, когда вспоминает эти слова Чона, которые эхом чётко отдаются в его ноющих висках, поэтому мальчишка потирает их ладонями, чтобы максимально уменьшить боль. Сворачивая с основной дороги, он наконец приближается к своему большому участку, который за сутки вроде никак и не поменялся, потому что и не должен был, но в то же время что-то кажется другим. Слишком тихим. Тэхён громко и, может, нарочно звенит, открывая калитку, идёт по дорожке из каменных плиток и подходит совсем близко к крыльцу, слыша из открытого окна, как мама сидит на кухне и смотрит телевизор, смеясь с каких-то моментов и что-то комментируя. Благодаря звукам садового инструмента Ким замечает отца, который копается в огороде. Дальше фантомно слышит калитку, которую открывает Чонгук, когда приносит им по два бидона молока. Он будто видит, как старший проходит к ступенькам и, как всегда, мило улыбаясь мальчишке, произносит: — Утро, мелочь. Удивительно, что ты уже не спишь. В такие моменты, когда Чон заставал на улице Тэхëна, он обычно ставил бидоны на колодец, разминал руки и тянулся к макушке младшего, чтобы запутать и так не расчëсанные пряди, колышущиеся на рассветном ветерке. Потом Чонгук спрашивал, что на завтрак, каждый раз надеюсь, что миссис Ким предложит ему поесть, хотя при ней будет вежливо отнекиваться и делать вид, что совсем не голоден. Всë же воспитанность берёт верх. Но не при Тэхëне. При нём он иногда излишне бестактный, любопытный и ведёт себя глупо для обычного Чонгука. Теперь не только перед Кимом будет таким? Но сейчас он завороженно таращился на калитку, возле которой никого не было. Ему нужно перестать пить вообще. Тэхëн точно не понимает, что именно его так задело, когда он увидел их на кухне вместе. Может, тот факт, что у Чонгука раньше не было очень близких людей, кроме бабушки Чон и младшего? Он этого точно не знает. Но понимает, что сейчас никакая калитка не звенит, никакие бидоны не шумят, когда их ставят на колодец, и никакие волосы мальчишки нынешним утром не колышутся от чьих-то тёплых ладоней, а лишь от дуновения ветра. Он всë же заходит на веранду: ему ещё вчера хватило лежания посреди улицы, поэтому отдых на холодной траве в итоге отменяется. Тэхён тихо проходит мимо кухни, лишь оповещая маму, что дома и нужно отдохнуть. Она не задаёт лишних вопросов, чему младший сейчас безмерно благодарен. Миссис Ким вслед спрашивает, не хочет ли он позавтракать, но мальчишка лишь игнорирует её, чувствуя, как от одного упоминания еды его вновь начинает выкручивать наизнанку. Тэхён спустя несколько очень долгих минут добирается до своей комнате в дальнем углу второго этажа и заваливается на заправленную кровать, с которой он встречался лицом последний раз лишь вчера утром. Прикрывает глаза, ощущая дикую усталость после всего, что с ним было. Слишком много пережитых эмоций за сутки для одного четырнадцатилетнего мальчика. Поэтому спустя пару минут проваливается в сон в надежде, что он спасёт его от внешнего мира и раздражителей. Тихо постучавшись, мама заходит к нему лишь раз, чтобы узнать, спустится ли он на обед, но замечает только спящего сына, закутанного в тёплое одеяло. Она открывает настежь окно, запустив прохладный воздух, чтобы младшему было хотя бы не так жарко под этой толщей покрывала. Тэхён спит на удивление спокойно первые два часа, иногда ворочаясь из-за перепадов температуры в светлой комнате. Но позже, уже под вечер, когда Ким всё ещё не разомкнул медовые глаза, он начинает хмуриться, утыкаясь лицом в подушки. Ему снится что-то непонятное, местами странное и пугающее. Несмотря на поздний вечер, Тэхён вышел на прогулку. Родители легли спать, и ему не нужно было сейчас идти куда-то одному, но им словно управляла некая сила, своим шёпотом приказывая это сделать. И он шёл, сам не понимая куда, как будто его разум был ему неподвластен, поэтому приходилась следовать в неизвестном направлении. Вокруг мальчишка не узнавал ничего: ни своего дома, ни тропинок. Всё было чуждо: это не его деревня. Уже через несколько мгновений он увидел холмы, но не те, на которые так любит смотреть с Чонгуком, которые успокаивают своим видом. Эти холмы были пугающими, и за ними словно скрывалась то, что так не хотелось видеть. Он остановился: того мерзкого шёпота больше не было. Тэхён не понимал, ни где находится, ни что ему делать дальше. Ким услышал шаги, которые в темноте были вдвойне пугающими. Всё произошло в секунду: к его горлу подставили нож, и он не мог разобрать, что ему говорят, будто это были слова не из нашего мира. Тэхён понял, что перед ним точно не человек, когда взглянул на его руки: они были неестественно длинными, худощавыми, оплетёнными чёрными венами, грязными. Ему хотелось закричать, молить о помощи, но он не мог выдавить ни слова: из него медленно выкачивали кислород. А незнакомец с гнилыми зубами и отвратительной улыбкой продолжал что-то ему говорить. В последнюю секунду успел лишь разобрать: «Он не твой». Вряд ли даже это были именно такие слова, но почему-то Ким отчётливо их услышал. После них больше не хотелось звать на помощь и вырываться. Но воздух практически закончился — его грудь сдавило сильнее. Поэтому он подрывается с кровати, когда чья-то рука медленно стучит его по плечу, чтобы разбудить. Когда Тэхён полностью открывает глаза, быстро дышит и пытается успокоиться от нарастающих из-за сна эмоций. Оглядывается по сторонам и замечает, что за окном уже темнеет, лишь пару огненных лучей солнца забегают в комнату. — Тэхëн, всё в порядке? — слышит слева от себя знакомый голос Чона, который сейчас сидел на полу возле его кровати. Видимо, пришёл как раз таки, чтобы разбудить. — Кто тебя пустил? — Ни ответа ни привета. — Вообще, мне нужно разрешение, чтобы приходить к тебе. Но меня видела твоя мама. Сегодня он был без хвостика. Кстати, за очень долгое время. Значит, на улице не так и жарко. Поэтому сейчас угольные пряди свисают на брови, чуть закрывая обзор к тёмным глазам. Его волосы вьются, красиво орошая чëткое лицо, которое кажется почти золотым от попадания на него лучей. — Понятно. — Ты поедешь с нами? — Гук задаёт свой следующий вопрос, пересаживаясь на кровать. — С кем? — Тэхёну неважно, куда ехать с Чонгуком, но важно, будет ли кто-то ещё. — Рина хотела посмотреть на нашу реку. Она же с другой деревни, — будто виновато улыбается Чонгук, чешет затылок и пялится куда-то, но не на Тэхëна. «Давно ли ты начал бояться пересекаться взглядом с ним?» — Я ещё не ел. И даже не мылся. Папа сегодня баню топит, думаю, надо сходить. Поэтому без меня, — говорит сухо и собирается вновь завалиться на кровать, тем самым всем видом показав, что не очень рад вот такому нежданному, но вполне обыденному приходу Чонгука. — Мы подождём. Ах, этот юношеский максимализм. Тэхëн, Тэхён. У него тут же выстраиваются мрачные картинки, как в фильмах: их с Чоном фотографии чернеют на глазах или сжигаются ярким пламенем, превращаясь в пепел воспоминаний о прекрасном лете. Пока они ещё были вдвоём. И тут на экране воображаемого кинотеатра мальчишки появляются уже новые фотографии: Чонгук, девушка посередине и Тэхëн, который лишь наполовину влезает в кадр, потому что для троих фото не предусматривалось. Звучит забавно, не так ли? А мрачному Киму отнюдь не смешно. — Я буду долго: хотел попариться. Отец говорит, что баня от всего лечит. «Должна вылечить и меня», — остаётся неозвученным. Чонгук вздыхает. Он понимает, что сейчас ему в открытую отказывают, но отступать совсем не хочется. Вроде почти каждый вечер вместе возле реки сидели, пока та ещё не нагрелась достаточно, чтобы идти купаться, а тут вдруг не хочет. — Тебя не мутит после вчерашней выпивки? Всё нормально? — заботливо спрашивает, пересаживаясь уже на край кровати рядом с Тэхёном. И смотрит на него прожигающими чёрными глазами в ожидании ответа. — Я блеванул где-то в вишне соседей. Это считается за «всё нормально»? Просто я ещё ребёнок, поэтому не знаю всех этих ваших взрослых побочек от взрослых вещей. Чонгук сначала тихо смеётся, заставляя кадык дёргаться забавно, но в то же время так увлекательно, что младший, несмотря на свою угрюмость этим вечером, засматривается на пару мгновений. — Правда? — А ты как думаешь, твои мысли — правда? Ведь я сказал лишь то, как считаешь ты. И оба молчат. Да, Тэхён действительно не знает всей прелести от взрослых вещей. Не знает толком, точнее, не знал, что значит напиться так, чтобы блевать посреди улицы; не знает, как чувствует себя человек, когда скуривает столько сигарет, что валяется под дубом, еле дыша, как это сделал Чонгук в пятнадцать: тогда двенадцатилетний мальчишка, чуть не схватив инфаркт, бегал к реке, пытаясь в ладошках принести как можно больше воды, чтобы умыть своего старшего. Не знает, что такое тусовки до утра, потому что до рассвета он не спал только пару раз на ночëвках с Чонгуком, когда старший выигрывал в какую-то детскую игру. Его желание всегда было одно — чтение вслух комиксов. И, насупившись, Тэхëн читал, пока Гук лежал и слушал. Тогда Ким всегда надеялся, что Чонгука под нудное мычание младшего хватит лишь на полчаса, но тот упёрто слушал до конца каждый выпуск, а потом задавал глупые вопросы по типу: «Тэ, а Человека-паука точно укусил паук? Просто он так прыгает, как кузнечик». «Мелкий, ты действительно в восьмом классе? Читаешь как улитка». «Тэ, а ты…» — «Чонгук, завались уже». Тэхён правда не знает в полной мере обо всех этих взрослых вещах, потому что Чонгук не разрешает. Потому что дал обещание, что следить будет. Тэхён не знает о такой взрослой вещи, как любовь. Он не знает, что значит любить и быть любимым, потому что любовь родителей к нему всегда была другой. Да, читал. Да, видел. Да, думал. Но не знал точно. Всë ли так на самом деле, как описывают в рассказах и фильмах? Всегда ли человек готов на всë ради любви? Всегда ли так хорошо и спокойно, когда любишь? Тогда почему ему так плохо, если он… любит? Нет, Тэхён не любит. Не должно быть больно, когда любишь. Он так думает. Обычно любовь — это что-то возвышенное, опьяняющее. Но если это она, то почему тянет его на дно разума? Тэхён правда считал, что всё происходящее с ним — это любовь. «Но это странно», — думал тогда он. Если это действительно та любовь, о которой кричат из каждой книги и песни, то ему совсем нелегко и неспокойно. Его заволакивают мысли, отчего становится тяжело дышать. «Будто обкурился», — проносится в голове, а затем следует разочарованный смешок. Если это и есть реальная любовь, то он никогда не хочет любить. Если ради этого ему надо испытывать всё, что сейчас творится в его голове, то он согласен вечно быть один, нежели являться заложником подобных чувств. Если это и есть те самые взрослые вещи, о которых все твердят, как это круто, то он навсегда хочет остаться ребёнком, хотя так ненавидит это слово. — Ну что? Поедешь? — окликает его старший, приобнимая за плечо. — Я тебя не слушал сейчас, — не скрывает, что снова плавал во всепоглощающих мыслях. Чон немного тушуется, не зная, что сказать, а потом, сдëрнув одеяло, полностью раскрывает Тэхëна и, схватив того за ноги, притягивает к себе. Щекочет пятку, зная, как Ким ненавидит это, потому что до жути боится. Но об этом другим рассказывать не стоит. — Блять, Чонгук, — раздражительно шипит, получая шлепок куда-то по животу, отчего бесится ещё больше. — Слышь, мелочь, хорош нюни пускать. Сильнее схватив Тэхёна за ноги, подтягивает к себе и поднимает за руки. Берёт мальчишку за бёдра и сжимает со всей силы, чтобы он не свалился на пол. Через вырывание Кима из сильных рук Чонгук кое-как всë же закидывает его на плечо, выпрямляется и, шатаясь, врезается в стену. Он роняет декоративную свечку, когда пытается удержать от поцелуя с холодным деревом себя и того, кто был сейчас на нём по его же инициативе. Тэхён врезается головой в шкаф, сжимает кожу на боку парня, докуда мог максимально дотянуться, и почти кричит: — Блять, Гук! Чё ты творишь, придурок! — Он корчится от боли, пытаясь почесать ушибленное место на макушке и вырваться из цепких рук. — Надо уже привыкнуть, что ты не ребёнок с весом в тридцать килограмм, — смеётся, наконец встав более-менее уверенно, и собирается выходить из комнаты, но понимает, что нужно преодолеть ещё такое испытание, как старая узкая лестница в доме Кимов. Тэхён устаёт брыкаться, поэтому просто хватает за распущенные волосы старшего и тянет на себя. — Сука, Тэхëн, если бы ты был девчонкой, я треснул бы тебя по заднице, чтобы затих. — И продолжает с улыбкой плестись к лестнице. «Если бы был девчонкой, треснул бы по заднице». «Если бы был девчонкой, обратил бы должное внимание», — мысленно продолжает младший, хмурясь. «Если бы был девчонкой, влюбился бы», — напоследок добавляет. Юношеский максимализм. — Многих ты по заднице шлëпал? Или ты о той бабке, которую ударил, когда тебе было семь? — заливисто смеётся, когда вспоминает про ситуацию, которую одним вечером за чаем рассказывала бабушка Чон, а её внук сидел красный как рак. — Мелочь, рот. — И злобно зыркает на Кима, предпочитая больше не слышать об этом. Они спускаются, точнее, очень пытаются это сделать максимально аккуратно и не снести ни одну семейную фотографию по пути на первый этаж, где сейчас, скорее всего, сидели родители и слушали что-то по радио. — Вы куда? — удивлённо глядит миссис Ким на эту человеческую каракатицу, состоящую из висящего на плече сына и еле стоящего Чонгука. — Мы в баню. Тэхён как раз хотел, — хитро улыбается, направляясь к выходу из дома. — Что, блять? — шипит как можно тише, чтобы родители не ругали. — Миссис Ким, а Тэхëн мате… Ай! — Он угрюмо смотрит младшему в глаза, когда получает по спине со всей силы, отчего автоматически отпускает мальчишку на крыльце. Они оба знают, что миссис Ким их уже не слышала, но холодок по спине младшего пробежался нехилый. — Какая баня? — спрашивает и, лениво поворачивая голову, разглядывает, как за те часы, пока он спал, поменялся двор. Ничего нового. — Твоя. Не в мою же идти. Тем более я не топил сегодня. — Чонгук смотрит на удручëнного младшего так обыденно, будто в их диалоге совсем не было ничего странного. На улице ведь уже темнеет, поэтому ветер становится сильнее и холоднее и забирается под тонкие футболки мальчишек, опоясывая прикрытые тела своими руками и заставляя прокатиться тысячи мурашек. Они стоят на освещённом лампочкой крыльце, покрашенным в ярко-оранжевый. Тэхён совершенно не нравится этот цвет, но трёхлетнего мальчишку, который указал в магазине именно на этот оттенок, ничего не волновало. И только с возрастом он понял, что оранжевый — это не его. — А я никогда еë не топлю. — Всë же его любимая личность — язвительный Тэхён. Даже будь он при смерти, это его не оставит. — Ага, свои костлявые руки замарать ссышься. — Чонгук толкает его вдоль дома в сторону небольшой бани. — Прямо как девчонка. — Ага, — мычит мальчишка, сопротивляясь ненужным толчкам от Чонгука. — По заднице шлëпнешь? — Мелочь, завались. Тэхён почти у входа в баню вспоминает, что ничего не взял с собой, потому что кое-кто решил, что даже халат, видимо, ему не нужен. Поэтому, резко развернувшись, Ким лишь говорит, что сейчас придёт, и утопает в темноте зелёного двора. Возвращается он через пару минут уже с вещами и полотенцем в руках и бесится, что постоянно наступает на тканевый пояс, который волочится по земле. Оглядывается и понимает, что Чонгука рядом нет. Мальчишка осматривает двор на наличие мускулистого переростка, но так и не находит. Поэтому решает, что тот всë же свалил домой. Оно и хорошо. Плетётся к бане уже спокойным шагом и, расслабленно вдыхая вечерний прохладный воздух, наконец решает открыть дверь в предбанник. В нём, как всегда, темно, потому что отец говорит, чтобы свет лишние минуты не горел, а то накапает большой счётчик. Тэхён ищет выключатель пальцами, но почему-то не может найти. Он всегда висел справа от входа, поэтому мальчишка приседает и начинает водить ладонью по деревянной стенке. Спустя пару секунд, наконец нащупав провод, тянется выше, чтобы включить свет, но натыкается пальцами на что-то другое. — Чонгук, ты нормальный, блять?! — истошно кричит младший и отлетает в дверь от страха, нехило ударившись головой. — Тебе десять?! Зачем меня так пугать?! Чон, закутанный в несколько старых полотенец, чтобы его фигура казалась страшной и незнакомой, смеётся и двигается к Тэхёну. — Бу! — Отвали. Ким отталкивает лицо Гука в сторону, отчего тот почти падает, и наконец включает свет, ради которого ему пришлось пострадать. Он молча снимает тапочки на входе и вешает на крючок светлое полотенце и жёлтый халат. Затем вопросительно смотрит на старшего, что стоит и, как дурак, улыбается. — Может, свалишь? — Мы друг друга голыми не видели?! — восклицает Чон и, сняв с себя всю груду полотенец, кидает их на лавку. — Мм, ты про тот случай, когда меня запихнули к тебе в бассейн? — вспомнив те времена, хмурится Тэхён. — Ага. — Мне было шесть, а тебе — девять. — Да ладно тебе. Прошло всего восемь лет. Думаешь, что-то изменилось? — спрашивает Чон, усаживаясь на лавку рядом. Он зачëсывает волосы, что начали волниться ещё сильнее от большой влажности и жары. — Ага, у тебя тогда член ещё не отсох, — усмехается и глазами показывает старшему на выход. — Свали, Чонгук. — И замолкает, вопросительно глядя на Гука. — Член, говоришь, отсох? — Чон поворачивает голову так медленно, как это возможно. Прямо как в фильмах, когда наступают очень тревожные моменты. И драматично всматривается в медовые глаза напротив. Тэхён наблюдает за всем этим слегка непонимающе, ожидая сейчас получить очередную оплеуху или устный выговор за такие словечки в сторону Чона. Но тот лишь изучающе глядит и чуть опускает голову из-за разницы в росте. — Да, дед, так и говорю: отсох, — подаёт голос и довольно таращится, когда видит непонимание в глазах старшего, а затем снова показывает, что тому уже пора, ведь предбанник быстро нагревается из-за нарастающего жара, что шёл от большой чугунной печки. — Чего ты добиваешься своими словечками, мелочь? — Чон рявкает тому прямо в лицо, придвигаясь. Тут же замечает, как у мальчишки испарина покрыла лоб, щëки покраснели, а глаза зажмурились. В предбаннике высокая температура, поэтому лучше побыстрее открыть дверь на улицу, чтобы впустить холодный воздух. Но никто не спешит: парни оставались сидеть на маленькой лавочке, усыпанной полотенцами. Всë это похоже на начало какой-то жаркой сцены, когда герои пожирают друг друга взглядами, а потом впиваются в губы, раздеваясь на ходу. Чонгук недавно видел что-то подобное, поэтому усмехается, когда представляет вместо девушки, которая была в главной роли, младшего. — Ты так рвëшься это проверить, мм? — шепчет, убирая большой ладонью, а точнее, её тыльной стороной маленькие капли со лба Тэхëна. Ким отодвигается на секунду и принимается самостоятельно вытираться полотенцем. Он не отвечает старшему. Сидит и молчит. Потому что не знает, что ответить. Сказать ему, что в очередном мокром сне у него промелькнули подобные мысли? Сказать, что да, он хотел бы посмотреть? Или лучше соврать? Он не знает. Поэтому и не спешит говорить. — Мелочь, ты чего молчишь? Чон дышит медленнее и глубже, чувствуя почти на физическом уровне, как его лёгкие заполняются обжигающим воздухом. Облизывает сухие потрескавшиеся губы, зацепив передними зубами серебряное колечко, которое практически не слышится, но в тишине, в которой поселился лишь резкий звук трескающихся поленьев, оно отдаётся довольно громко. Кажется, будто даже эхо пошло. В нос врезается запах какой-то старой хвои, а глаза всë сильнее начинает жечь. Тэхён копирует движение: тоже облизывает губы, проходясь по ним горячим языком. — Молчишь, потому что я говорю правду, Тэхён? — Он почти касается своим носом чужого, находясь совсем уж близко. Слишком непозволительно для двух друзей детства. — Я молчу, потому что решил так же забивать на твои вопросы и просьбы, как и ты на мои, — шипит Тэхён, толкая того в плечи, чтобы Чон свалил из душного помещения на улицу и дал спокойно помыться. Чонгук почти не двигается с места, улыбается скорее самому себе и немного даже восхищается тем, что мешки с картошкой, которые он носил в подвал, не только доставили ему боль в руках следующие несколько дней, но и добавили мышечной массы. Гук тянет к Киму ладонь и пальцами очерчивает брови и пряди волос, что полнейшим беспорядком свисали на мокрый лоб. Чонгук пятернëй зачёсывает их, аккуратно массируя кожу на затылке младшего. Тот наблюдает, не отрываясь и не отталкивая, но ближе не льнëт. Он, словно одно тонкое, но крепкое дерево, стоит на своём, несмотря на весь ураган, происходящий вокруг. Или же он именно то дерево, которое горит обрубками в большой печи и оставляет за собой лишь тёмный, пачкающий всех, кто к нему прикоснётся, пепел? — Чонгук, я не ебу, что… — То, что я говорил, — это правда? — Гук в который раз повторяет вопрос и перескакивает взглядом с одного глаза на другой, пытаясь найти хоть какой-то ответ в глубине будто растекающегося сквозь пальцы текучего мëда. — Нравится на меня пялиться исподтишка? — Чонгук касается чужого плеча, удерживая на месте. С него самого уже течёт пот, который мешает нормально смотреть. Волосы полностью закучерявились и выглядели настолько мокрыми, будто старшего водой облили. — Очень душевно посидели, Чон, но если ты валить не собираешься, то это сделаю я, потому что сейчас превращусь в ёбаную яичницу. — Тэхён, не выдерживая, встаёт с горячей лавки и мимолётом выискивает свои тапочки, чтобы быстро надеть их на худые ноги и свалить от этого всего. Слишком жарко. Слишком мокро. Слишком душно. Слишком мечтательно. Это всё слишком. Но его возвращают на место: притягивают за заднюю часть майки и резко сажают рядом с собой. Тэхён исподлобья смотрит на него, промаргивает тяжёлые глаза и вновь пялится. Аккуратно опираясь на мальчишку, Чонгук касается бедра Кима и, распределяя весь свой вес на его ляжку, сжимает. Это позволяет ему чуть ли не полностью наклониться на Тэхёна и зажать его возле двух стенок. Спина младшего прислоняется к жгучему дереву, поэтому он резко шипит, вдыхая тяжёлый воздух в лёгкие. Хмурится и глотает судорожно, когда Чонгук вновь облизывает блядские губы со звенящим колечком. — Опять пялишься? Мелкий, а ты не заднеприводный, случайно, мм? — ошарашивает Тэхëна своим неожиданным вопросом, вновь почти прислоняясь носом к чужой красной щеке. Он сжимает через джинсы ляжку и, словно массируя, движется чуть выше по жёсткой ткани, зафиксировав руку где-то непозволительно близко. — Я? Кхм, нет, я не заднеприводный, хëн. — Как уважительно, Тэхён! Давно ли мы стали такими воспитанными или на вас влияет кто-то извне? Чонгук касается губами щеки Тэхёна, что покрыта лёгким, ещё детским пушком, и хрипло смеётся на ухо. — «Хëн»? Давно ли я им стал в твоих глазах? — Чонгук льнëт ещё ближе, хотя куда больше. Он вытирает лоб о волосы мальчишки и прикрывает глаза. — А мне кажется, что да. Похоже, тебе нравятся мальчики? — Не нравятся. «Не мальчики». — Повтори, — шепчет на ушко, опаляя и без того багровую нежную кожу, и Тэхён почти слышит, что старший сейчас снова улыбается, хотя лица не видит. — Мне не нравятся мальчики, Чонгук. Мне никто не нравится. — Чон сейчас будто дьявол во плоти. Ладонь аккуратно кладёт на талию мальчишки, окольцовывая. Он и правда худой. Кажется, если поднять руку чуть выше, то можно будет пересчитать все рёбра без всякого труда. А он был прав. Кроме сарказма, у него нет ничего, что может его защитить. «А почти что двухметровый амбал, который плетётся всегда позади?» Да, это мы не учли. — Врëшь? — И дышит в рот, облизываясь, а затем с улыбкой Чеширского Кота легко касается языком чужих губ. — Нет. И поцелуй. Точнее, нет. Это похоже больше на лёгкое касание, которое Чон дарит тому безвозмездно. Старший, не выдержав, опускает голову и сталкивается с чужими губами вновь. Детские чмоки, тяжёлое дыхание и треск дерева заполняют сейчас весь предбанник. Чонгук, не отпуская, продолжает сжимать бедро мальчишки и рывком двигает того ближе: их тела почти полностью не соприкасаются друг с другом. Тэхён не отвечает. Он просто сидит, потому что не умеет. Его рука перемещается на предплечье Гука в попытках резко прекратить всë, что произошло, но Чонгук непоколебим. Он громадная скала, которую не сдвинет даже экскаватор. А чего уж говорить про какого-то восьмиклассника? — Тэ, не ссы, — очень красноречиво и романтично шепчет Чон на ухо, когда отрывается от столь мягких и совершенно невинных губ парнишки. Ким автоматически тут же облизывается, как только Гук чуть отодвигается, и таращится на него с неприкрытым удивлением. Он в полнейшем замешательстве. «Блять, да что за хрень? Что это было? Это странно. Непривычно. Зачем? Зачем Чонгук сделал это?» Очередная забава, над которой планируется пропустить пару шуток за гулянками? Ни в одном сне, что ему когда-либо снился, от которых он весь потный просыпался, тот незнакомец, лица которого младший никогда не видел, но точно предполагал, кто там может быть, не целовал его. Ни в начале сна, ни в конце. А здесь совершенно не сон! Это стопроцентная реальность, в которой не то чтобы испытывать, а даже думать тяжело о таком. — «Не ссы»? — Тэхён тушуется, когда Чонгук смотрит своими чернющими глазами чуть ниже и не убирает руку с худощавой ноги. Заметив, что кожа мальчишки покрылась лëгкими мурашками от прикосновений, Чон почему-то усмехается. — Не ссы, — повторяет старший. Он касается носом подбородка Кима и, словно пëс, что тычется мордой в хозяина, приподнимает лицо Тэхëна. И вновь влажно целует. Чонгук слегка кусает нижнюю губу, оттягивает и, проглотив лишнюю слюну, присасывается. Не открывая глаз, заправляет за красное ухо выбившиеся мокрые пряди, освобождая себе путь. Они совершенно не понимают, что сейчас происходит. Почему стены именно этой старой деревенской бани, расположенной в конце небольшой деревушки, запечатлели в досках этот момент. Почему они вообще должны были увидеть такое? Об этом и речи никогда не шло. Так что же пошло не так? Тэхён неумело отвечает и, решив, что сегодня он полностью перейдёт на звание помидор, легко приоткрывает покрасневшие губы. Жмурится так отчаянно и сильно, что из глаз чуть ли не искры летят, когда Чонгук почти вылизывает рот и подбородок, размазывая слюну по коже. Кадык мальчишки нервно дёргается каждый раз, когда Чон притягивает к себе и полностью впечатывает, не собираясь отпускать. Залезает кончиками пальцев под тонкую одежду и мнимо щекочет, проходясь подушечками по тем самым рёбрам, что пересчитать хотелось. Обводит пупок, когда Тэхён особенно льнëт ближе, цепляясь истерзанными губами за чужие. Отпустив предплечье старшего, он поднимается рукой выше, ведёт кисть к макушке растрёпанных волос и впутывается пальцами в смоляные пряди. Дышать почти невозможно, поэтому Тэхён первый слегка отодвигается, чтобы вдохнуть такой нужный, хоть и очень спëртый воздух. Чонгук наконец отпускает покрасневшую ляжку и чуть отодвигается дальше, чем было до этого. Восстанавливает дыхание, пока, чтобы хоть немного придать себе адекватный вид, зачëсывает волосы, которые Ким превратил в сущий беспорядок. Губы у обоих влажные, мокрые, горячие и чуть опухшие от долгого поцелуя. Тэхён молчит. Чонгук молчит. За окном темно. Треск брёвен почти затих, поэтому тишина становится более неловкой. Точнее, она чертовски неловкая. Настолько, что хочется провалиться под землю и никогда не вылезать на свет. Стать червяком. Дождевым. «Отличная идея, Ким Тэхён!» — Чонгук, что за хрень? — Младший смотрит с дичайшим непониманием, вытирая губы. — Я не знаю, Тэ. — И с улыбкой пялится куда-то в пол. Через пару секунд поднимает взгляд на отчаянный напротив и тянется рукой, чтобы потрепать по волосам. — Мама тебя скоро уже потеряет. Вали мыться, мелочь. — Чонгук тихо выходит из бани в темноту ночи, не проронив больше ни слова. — Так ты меня и не отпускал, гений, — зло шипит старшему вслед, зная, что он точно этого уже не услышит. Мальчишка выходит из бани примерно минут через сорок, потому что просто сидел в раздирающей жаре и думал обо всём этом. Ему было правда очень неловко выходить. Ким не знал, где Чонгук и когда он придёт в следующий раз. На часах, скорее всего, половина одиннадцатого, а улица полностью погрузилась в чарующий мрак. Поэтому он, мокрый, быстро выходит в предбанник, тут же цепляя взглядом угол между двумя стенами и лавочку, и останавливается, резко начав промаргиваться. С него струями течёт вода, на кончиках древесных волос оседают тёплые капли, что норовят упасть ему под ноги, а кожа покрывается мурашками из-за резкой перемены температуры. Он кидает взгляд налево, где видит приоткрытую дверь на улицу, из-за которой и стало в помещении так холодно. Предполагает, что к нему заходили кто-то из родителей проверить, жив ли он вообще или нет — а он нет! — и оставили небольшую щëлочку. Ким хватает своë полотенце и тормошит им кучерявые пряди. Спустя пару минут мальчишка наконец решает выйти на улицу, а не просто сидеть в халате и смотреть в одну точку, наблюдая, как муха стукается в зеркало, что висело напротив. Тэхён заходил домой неподозрительно тихо, ведь знал, что родители давно спят, а никого другого, очевидно, здесь уже не было. Младший проходит на свой второй этаж по скрипучей лестнице и, зайдя в комнату, ложится спать, даже не переодеваясь. Они не общались с Чонгуком около недели? Где-то так. Тэхëн точно не считал, но предполагал, что примерно столько дней они не видели друг друга. Это очень странное чувство. Раньше они не расставались так надолго, потому что, ну, от их домов рукой подать, поэтому никакой сложности в том, чтобы прийти тогда, когда хочется, не было. Видимо, сейчас не хочется. Никто из них не решался. Мальчишка тогда мысленно усмехался, произнося: «Жалкий трус». Но было не совсем понятно, кому именно он это адресовал. К Гуку, свалившему аж на неделю куда-то после того, что натворил, или к самому себе, который решил, видимо, просто пропустить всё сквозь пальцы и жить дальше. Но если можно было притвориться, что забыл, что не помнил, то другие, может быть, и поверили, но убедить в этом себя было куда сложнее. У него почти постоянно не получалось договориться с собой, ведь вроде как и не хочешь думать о чём-то, но все мысли непроизвольно сводятся к одному и тому же. Мама Кима, естественно, спрашивала, почему же Чон перестал к ним приходить, а Тэхён отмалчивался и в итоге говорил, что старший приболел, поэтому бабуля Чон не отпускает его, пока полностью не выздоровеет. И мальчишку тоже, чтобы не заразился. Мама в такие моменты лишь понимающе кивала, поддерживающе гладила сына по спине и подбадривала: — Придёт скоро твой Чонгук, не грусти. — Да, мам, он не мой. — Вы с ним как две звезды одного созвездия. Без кого-то из вас другой кажется неполноценным. — Только у меня уже почти не осталось сил светить с ним вместе. Казалось бы, мама несильно придала своим же словам какого-то глубокого смысла, но Тэхён-то призадумался. На том конце деревни бабуля Чон активно интересовалась, куда делся Ким Тэхён и почему не приходит к ним. Чонгук отвечал коротко: «Ба, заболел он, простуда вроде». Глава Чон переживала и предлагала, чтобы старший отнёс ему пару видов сушёных трав в чай и какие-то вонючие мази, чтобы быстрее горло прошло. Парень иногда отмалчивался и под конец отказывался, потому что мама Тэхёна переживает, что Чонгук тоже заразится. Вот так и сидели два совершенно здоровых, но критично больных друг другом дурака, которые хотели броситься очертя голову в омут, но боялись, что не выдержат и снова утонут в нём. Они и сами не понимали, насколько погрязли друг в друге, отчаянно пытаясь выбраться, и это было похоже на то самое болото, которое находится вдалеке от их деревни. Когда попадаешь в него, ты лишь глубже увязнешь, если будешь безрассудно спасаться. Никому не хотелось даже выходить из дома, ведь, куда ни иди, всё равно видишь их общие места, потому что за столько лет они всегда были рядом. Но не в эту неделю. В эту неделю Чонгук корил себя за то, что сотворил, что захотел это сделать с Тэхёном, что не остановил себя, ведь он ему чуть ли не брат, а такой поступок вряд ли можно назвать братским. А Тэхён, в свою очередь, постоянно думал, зачем так легкомысленно поддался поцелую. Он понимает, что хотел, но точно не должен был. Младшему странно было просыпаться и не видеть Чонгука с молоком, которое он приносил каждый день, странно было проводить дни без него, странно было наблюдать за родителями, странно было делать совершенно обычные вещи. Для него всё казалось таким странным и другим. Даже его увлечения выглядели иначе: больше не приносили былого удовлетворения, ведь, что бы он ни делал, зарывшись в мысли, мальчишка упускал суть того, чем был занят. А Чонгуку не было странно: он просто пытался вспомнить, когда всё изменилось, пытался переосмыслить все их последние моменты с Тэхёном, пытался понять, что же успело произойти так быстро. Или всё случилось давно, а он этого просто не замечал? Часы текли монотонно. Даже слишком. Жаркий день сменялся прохладной ночью, мухи — на комаров, а вынужденное безразличие — тревогой. Но ни Ким, ни Чонгук так и не приходили. До одного момента, когда Тэхён не услышал знакомый рëв старого мотора, звуки которого он выучил, когда Чону стукнуло шестнадцать. Младший неверяще встаёт со своей, кажется, промятой телом за столько дней кровати и плетётся к окну. Полностью перевалившись через него, выглядывает, чтобы увидеть кусок двора перед домом, ведь его комната была на задней части, и наблюдает знакомый потрёпанный «джип». Он правда не понимает, радоваться или нет, но ему не дают даже определить свои эмоции от внезапного визита, потому что уже слышатся громкие шаги и звонкий, но низкий голос: — Здравствуйте, миссис Чон. Тэхён же наверху? — лучезарно улыбнулся парень матери Кима, остановившись в проëме кухни. — О, Чонгук! Мальчик мой, здравствуй. Уже выздоровел? — Она подходит и заботливо трогает старшему лоб, проверяя, нет ли температуры. — «Выздоровел»? — Он тушуется на мгновенье, не совсем понимая, про что она ему говорит и что имеет в виду. — Температуры вроде нет, хм, — задумывается женщина и протирает влажные руки полотенцем. — Да, Тэхён сказал, что ты болел, поэтому не приходил к нам. Я уже и забыла, как ты выглядишь, — смеётся она, приветливо улыбаясь. — А… да. Со мной всё хорошо, — улыбается в ответ, но совсем глупо, оттого что в голове рождаются мысли о том, что они реально дураки, раз придумали даже отговорки одинаковые для причины отсутствия друг друга в их домах в эту неделю. — Ну и хорошо. Да, Тэхён наверху. Не знаю, спит ли. В последние дни он выглядит слишком уставшим. Надо сказать отцу, чтобы меньше его загружал. — Она вновь отворачивается к плите и что-то помешивает в большой кастрюле. Обед готовит, наверное. Чонгук лишь молча кивает той в затылок и начинает совсем тихо подниматься по лестнице. Ему немного неловко? Он не знает. Но будто что-то определённо не то. «Действительно, что же? Чонгук, ты засосал в жаркой бане, твою мать, восьмиклассника! И тебе кажется, что что-то не то? Ты чёртов гений!» Чон жмурится от мыслей, что продолжают корить его за содеянное, но он уже пришёл в этот дом. А для родителей между ними ничего сверхъестественного не происходило. Поэтому зассать и свалить сейчас у него не выйдет. Тогда у взрослых возникнет намного больше вопросов, чем было до этого. Он стучится пару раз в закрытую деревянную дверь в надежде, что ему не ответят и он без зазрения совести свалит обратно на улицу. Но ему тихо отвечают: — Что? — И Гук понимает: назад дороги уже нет. — Эй, Тэ, привет, — начинает он как-то слишком буднично для того, что творится между ними, но лучше уж так, чем стоять и жаться в проёме комнаты… как восьмиклассник. «Блять, Чонгук, заткни уже свои мысли от греха подальше. Ха-ха, второго?» — Молоко где? — раздаётся слишком низкий для мальчишки голос, отчего по комнате будто проносится ощутимая вибрация. — Мм? «Молоко»? — Чонгук не идёт дальше. Стоит в проёме и смотрит вопросительно. — Мм. Молоко. — Ким никогда не избавится от привычки вечных подколов, поэтому и здесь не упускает этот шанс. Он пялится не на Чонгука, а куда-то ниже, совсем не желая встречаться с ним взглядами. — Я не принёс молоко, — виновато произносит старший. — Тогда зачем же ты тут? Мог бы свалить в закат уж до конца, как сделал это неделю… Да, примерно неделю назад. — Голос-то спокоен, а на душе бесы радуются, царапая своими когтями младшего изнутри. И лишь глаза выдавали его. Полностью и с потрохами. — Тэхён, не хочешь смотаться на реку? Мы относительно давно на ней не были. — Чонгук двигается маленькими, но уверенными шагами ближе к кровати, где сейчас сидел мелкий. — «Смотаться на реку»? — Он отрывает взгляд от пола и зыркает прямо на Гука. Тэхён усмехается: — Ты серьёзно? — Очевидно, он ожидает хоть какой-то ответ, но старший молчит как партизан, потому что, ну, не знает, что сказать. «Да, Тэхён, я не нашёл ничего разумнее, чем заявиться к тебе через неделю игнорирования и предложить посмотреть, как рыбки плавают». «Да, Тэхён, я сам не знаю, что это было, но я понимаю, что надо что-то делать». «Да, Тэхён, может, ты был прав: мне правда нужно просто потрахаться». — Да, Тэхён, я серьёзно. Время смерти: 18 часов 45 минут. Место: дом семьи Ким. Возраст: семнадцать лет. Причина: превышение количества опасного для жизни долбоебизма. — Мм, — будто максимально понимающе мычит младший, поднимая густые брови. — Я не хочу. — Он отворачивается от старшего и вновь удобно укладывается на матраце. — Блять, Тэхён, я дурак, признаю, — довольно вспыльчиво начинает монолог Чонгук. Ким даже оживляется. — Я не подумал. Просто тогда… не знаю. Правда, я не допущу больше ошибки. — Он выдыхает совсем обречённо, когда понимает, что несёт полный бред. Протирает переносицу, прикрывая чёрные глаза. А мёртвым слова не давали. — «Ошибки», значит? – Чëрт, не слушай меня. Поехали к реке, ну. — Чонгук еле сдерживает себя, чтобы протянуть младшему руку и насильно потащить в машину, лишь бы этот слишком ужасный диалог закончился. Да, добавь в конце ещё унизительное в этом контексте слово «прошу» — и Тэхён точно никогда не остановится с подколами насчëт этого. — Отъебись, Чон. Мне вообще не сдалась твоя река. — Тэхён вновь поднимает тело с кровати и полностью садится на неё. — Блять… — Чонгук, что я слышу? — Внезапный голос матери младшего за дверью разносится звонким ударом по стенам. Зажмурив глаза, Гук громко шипит: понимает, что его репутации конец. Ладно, поносит дрова с отцом Тэхëна и спасёт себе доверие хотя бы одного члена семьи. Женщина даже не стучится, как делает это обычно, а просто заявляется в мрачную комнату уж слишком резко и внезапно для обоих. Глядит на старшего с укоризной и несильно даёт ему по шее полотенцем, как бы наказывая за брань. — И что я слышу, Чонгук? — Миссис Ким, простите, само как-то вырвалось. Палец ударил. — Он застывает на момент, а после специально ударяется левой рукой о подножье кровати Тэхëна, выпучив глаза и указав на больные пальцы. Она лишь настолько непонимающе смотрит на всю эту абсурдную ситуацию, что кажется, будто женщина, наоборот, всё понимает. — Я не буду задавать лишних вопросов, мальчишки, хорошо. — А те мысленно благодарят её. — Так что скажу одно. — Она переводит взгляд с Гука на сына и продолжает: — Надеюсь, что Чонгук тебя зовёт куда-то погулять, потому что ко мне должна прийти подруга с дочерью. И если ты, Тэхëн, хочешь сидеть с маленькой непоседой, которую мы стопроцентно отправим к тебе, то тогда можешь не идти. Но я знаю, как ты её не любишь, поэтому… — Её взгляд вновь направлен на притихшего старшего. — Гук-а, забирай его, пока можно. Услышав эти слова, Тэхён разочарованно усмехается. «Пока можно». Забавно получается, однако. — Мам, я не хочу никуда выходить, понимаешь? Давай я просто посижу во внутреннем дворе и никого не буду трогать. — Младший эксцентрично подрывается с кровати, напрочь разрушив гору из своих подушек и одеяла. Всё вываливается почти вместе с мальчишкой, когда он встаёт на пол, зыркая злобно в сторону матери. — Тэхён. — Мам, — гневно отвечает. — Тэхён, — слышится уже от Чонгука. — Мам, — зовёт, игнорируя старшего. — Тэхён, иди гулять. Ты как червяк домашний. Чонгук прыскает себе в кулак. Младший молчит пару секунд, нервно отталкивает старшего с пути и громко спускается по лестнице. Топает так, что слышно по всему дому и, возможно, даже во дворе. Миссис Ким глядит тому вслед, а после переключается на Чонгука. Чон лишь поддерживающе кивает и плетётся за Тэхёном. Мальчишка выбегает на улицу и, с грохотом открыв железную калитку, выходит со двора. Пихает ненавистный куст возле забора, который уж слишком ему мешался сейчас, и, раскидав песок ногами, на которые быстро успел натянуть тапки, направляется в сторону реки. — Тэ, ты куда? — Чонгук, успевший выйти только с территории двора, видит лишь каштановую макушку, которая туда-сюда мельтешит по дороге. В ответ он получает тишину, поэтому громче кричит вслед, одновременно с этим двигаясь в сторону машины, чтобы завести её. — Тэхён! — уже высунувшись из открытого окна «джипа», повторяет старший, пока руки на автомате нащупывают ключ зажигания. — Из дома валю, не видно? — кричат ему откуда-то спереди просто пылающим от злости голосом. Чонгук двигается с места и за пару секунд доезжает до младшего. Заворачивает чуть влево, тем самым перекрыв путь. — Мелочь, садись сюда, — кивает в сторону противоположной двери, чуть щурясь. — Отстань. И без тебя в состоянии свалить из дома! — Тэхён хмурится и, протянув руку к лицу Чонгука, пихает его высунувшуюся голову обратно в салон «джипа». — Я сам сейчас выйду и посажу тебя в машину, потому что мы не из дома сбегаем, а на реку едем. — Парень поднимает густые брови, на одной из которых красуется железная штанга, и повторяет действие головой. Тэхён игнорирует и показательно обходит машину, чтобы продолжить свой путь в закат. Но буквально спустя пару секунд слышит характерный хлопок машинной двери и быстро приближающиеся шаги, что сопровождались тихим матом, адресованным, очевидно, младшему. — Да какого ж ты… — И это было последним, что услышал Ким, перед тем как почувствовал сильные руки поперёк своего живота, что подхватили его, с силой сжав талию, чтобы не выпрыгнул обратно. Вены чуть вздулись из-за напряжения и веса, но тащить его в машину Чон не перестал. — Сука, я ебал твой переходный возраст, Ким, — ругается Чонгук. Но в его ли интересах сейчас это делать? Тэхён тоже упёртый, поэтому не собирается сдаваться в этой бойне насмерть. — Чонгук, мне давно не пять и не десять лет. Отпусти, бля! — Мальчишка морщится, когда пытается оторвать чужие горячие руки, что, казалось, оставят после себя красно-фиолетовые следы на долгое время. Чонгук, придерживая мальчишку рукой, пытается открыть свой «джип». Он запихивает Тэхёна на переднее сиденье и громко хлопает дверью, пожалев об этом через секунду. — Блять! — В машине что-то очень подозрительно плохо щёлкает и скрипит, поэтому Чон успевает уже похоронить её вместе с собой. — Мой мальчик, это конец. Он обходит машину и усаживается на водительское место. Виски вскипают, когда его взгляд переключается на младшего, который хмуро сидит. Уже не пытается сбежать, потому что знает: затащат обратно, поэтому помалкивает. — Давай сделаем вид, что мы круто потусили у реки, а потом я приду домой, — не отрывая глаз от рук, предлагает Ким. — А на самом деле? — Чонгук вновь заводит мотор и немного морщится, когда слышит какой-то слишком плачевный вой своего «джипа». — Выйду и погуляю сам. — И смотрит в ожидании. — Не хочешь ехать со мной? — Старший отъезжает с основной дороги в сторону реки. — Нет. Сердце Чонгука молчит, когда слышит этот однозначный отказ. Похоже, мальчишка впервые не хотел с ним никуда ехать. Обычно он всегда рвался с Чоном куда-либо. Ему было всё равно, когда, зачем и к кому. Главное — с ним. Старший хмурится, прочищая горло. Но ехать продолжает. — Тэ, я понимаю, что виноват и сотворил полный пиздец, но не знаю, как себя вести сейчас с тобой. — Они уже совсем близко к реке, и Чонгук решает заглушить мотор раньше, чтобы пройтись на свежем воздухе. — Даже дождь начинается. Я знал, что это не лучший день для поездки. — Ким первый вылезает из машины и грубо хлопает дверью. Опять. Да твою ж мать. Чонгук стискивает руль в ладонях, усердно пытаясь успокоиться, чтобы не натворить очередную глупость. Или остаться без машины. Поэтому он просто выходит следом, лишь тяжело выдыхая. Поднимает голову к небу и даёт расслабляющим каплям попадать на его лицо и стекать ниже по шее, спрятавшись где-то под кромкой футболки. Грудь вздымается, а тело напряжено. Но он, как преданный пёс, плетётся за мальчишкой. Тэхён не ждёт его и не останавливается, а угрюмо идёт к тому дереву, под которым они обычно сидят. Плюхается, поднимая пока сухие клубы песка, что ещё не намокли от накрапывающего дождя. Они летят в волосы Тэхëна, глаза и ноги Чона, который успел догнать парнишку и подойти к нему вплотную. Усаживается рядом и протирает ладони от лишней влаги. Опирается макушкой о кору и глаза прикрывает. — Тэхён. — Мм? — Я хотел тебе рассказать кое-что. Просто думаю, что ты должен знать. Потому что мы вроде как всë друг другу говорим. Ну или говорили раньше. — Он поворачивается к Киму, но тот даже не смотрит в его сторону. Чëлка Тэхёна намокает с каждой пролитой каплей всё сильнее, а какие-то падают на нос и скатываются по губам. Он автоматически облизывается, и Чонгук, немного застыв, повторяет действие Кима. — Ну, рожай, Чон. — Тэхён уже заинтересованно глядит на парня, который уставился куда-то на лицо младшего и молчит. Дождь усиливается. Даже очень. Холодные капли растворяются в одежде обоих, навевают мурашки по бледной коже младшего и будто сопровождают своим аккомпанементом этот момент. Пара секунд — и дело сделано. Только почему же так волнительно? Чонгук вдыхает полной грудью и без остановки произносит: — У меня появилась девушка, Тэхён. Я… — хмыкает он. — Я хотел, чтобы ты знал. И Ким понял, что любить — это легко. Трудно — найти человека, которому это и вправду нужно. А Чонгуку это не нужно. И сейчас он в этом убедился. Ложные надежды убивают нас изнутри. Надежды, что умирают последними, закопали себя в могиле с названием «Отчаянность». — «Девушка»? — Пальцы младшего вздрогнули, замерев на кончике одежды, которую теребили ранее. Ресницы вздрогнули, не дав попасть на свет ненужной влаге. Волосы вздрогнули от дуновения холодного ветра. И сердце… Сердце тоже вздрогнуло. Тэхён глотает такой, сука, просто громадный ком в горле, который, кажется, если выйдет наружу, то его прополощет похлеще того дня после выпивки в соседней деревне. Горло сохнет. Абсолютно точно не хватает воды. Иронично, но её вокруг сейчас одновременно и достаточно, и мало. Сердце почему-то пропускает удар. Тэхён почти на физическом уровне чувствует это. Чувствует, что на секунду перестаёт существовать. Подставляя лицо под насыщенные капли, он стирает… пытается стереть накатывающие слёзы, усталость, эмоции. Пытается стереть себя с этой чёртовой земли. — Девушка. Её имя — Рина. Ты с ней знаком, Тэ. — Тэхён, — холодно исправляют его чуть сломленным голосом. После такого он не хочет слышать из его рта родное обращение. Мальчишка вообще его больше не хочет слышать. — «Тэхён»? — спрашивает старший, собираясь вставать с берега, который уже насквозь промок. — Чонгук, утопи меня в этой чёртовой реке для эпичной концовки, — усмехается Тэхён. Он встаёт следом, пялится прямо Чону в лицо и отряхивается от песка, который успел комками прилипнуть к его шортам. — Что? — Парень правда растерян. Он не понимает, что ему сейчас ответить. Да, сам проебался. Да, дурак. Так расхлёбывай всë сам, герой-романтик. — Ты целуешь, — произносит так резко и так прямо, что самому становится дурно. Тэхён внезапно замолкает, просто смотря медовыми глазами в сторону Чона. — Целуешь, — продолжает чуть тише, — меня в той бане. Ты целовал меня. Не забыл? Ты не забыл, Чон. А после говоришь, что у тебя девушка? Ты, блять, понимаешь, каково мне сейчас? Ты забрал мой первый поцелуй. Я отдал его тебе. Отдал в тот вечер себя. Ты забрал его почти насильно! — чуть повышает дрожащий голос он, не шелохнувшись с места. Налившись тяжёлым свинцом, ноги окаменели. Будто только они сейчас и помогают ему высказать всё, что он так давно хотел. А не просто свалить, сверкая пятками и пуская пар от злости, как паровоз. — Ты понимаешь, как для меня это было важно? И сейчас снова насильно. — Тэхён трëт глаза, пытаясь хотя бы прояснить взгляд. — Потащил меня в наше, блять, место, чтобы сказать, что у тебя появилась девушка?! Ты конченый трус, Чон, который не может отвечать за свои отвратительные поступки! Первые слëзы всё же стекают по его покрасневшему лицу, смешиваясь с ливнем, который приглушает уже крики мальчишки. Он толкает Чона в грудь, почти не сдвигая, очевидно, с места, но ему сейчас плевать, абсолютно плевать. Бесится с этого, начиная вытирать нескончаемый поток слëз ладонями. Он стоит полностью мокрый и буквально облитый дерьмом сейчас. — И знаешь, что главное? Я чувствую себя использованным. Захотел — поцеловал, захотел — трахнул. Да, Чонгук? — Тэхён замирает, когда парень подходит к нему и принимается большими ладонями утирать слёзы с щёк. Чон молчит. Он не пытается объясниться. Понимает, что сейчас ни к чему. Старший мокрый насквозь. С его подбородка падают капли на землю. Тэхён тоже молчит. Ему кажется, что стало даже легче после всей этой пламенной речи. Но когда его лица касаются такие знакомые тёплые руки, мальчишка понимает, что становится всё только хуже. Становится всё только проблематичнее вылезти из этой ёбаной пучины. Поэтому он отталкивает руки Чона и шагает назад, к дереву. Тэхён не хочет отказываться от его тепла, не хочет отказываться от него. Но он понимает: только что таким мерзким способом отказались от него. Если мальчишка не оттолкнёт сейчас, то будет выглядеть ещё более жалко. Он ощущал себя грязным, скверным и брошенным. А Чонгук шагает вперёд, всё ещё не зная, что сделать, но что-то точно нужно было. Он пытается его схватить, успокоить, притянуть, но Тэхён, как маленький недовольный ребёнок, вырывается и не даёт себя тронуть. — Я домой, — громко шмыгает носом и вытирает его тыльной стороной дрожащей ладони. Он выходит из-под кроны большого дерева, ощущая новый поток холодной воды на себе. — Дойду сам. — Тэхён, дождь же, давай я подве… — Чонгук тянется к мальчишке, чтобы пальцем убрать с горячего лба мокрые пряди, которые лезли прямо в глаза, но Ким в который раз грубо отталкивает его руку и всё дальше отходит от берега. Чонгук не задаёт вопросов по типу: «Почему такая реакция, Тэхён?» или «Почему ты плачешь?» Потому что он не хотел выглядеть более тупым в глазах Тэ. Да и понимает всё прекрасно. С недавнего времени начал. И также понял, что лучше сделать так, как он: прекратить всё, что зарождается в нём сейчас, чтобы потом не стало хуже. Но только будет ли лучше? Потому что пока всё на самом дне ужаса, который может быть. За Тэхëном так никто и не последовал. Он дошёл до дома через минут двадцать, когда обычно был намного быстрее. На улице было холодно, лужи отражали ватные тучи, а грязь пачкала ноги. Мальчишка слышал, как Чонгук ещё пару раз окликнул его, но останавливаться и оборачиваться, как это бывает во всех фильмах, он не стал, потому что не видел смысла. Но несмотря на моросящий дождь, его продрогшее тело, наоборот, адски горело от тех чувств, что никуда не пропали, а лишь разбушевались сильнее. Губы и руки безмолвно дрожали, когда он наконец подошёл к дому. Тэхён не видел, приехал ли Чонгук к себе или всё ещё сидел там, у реки. Да и не так важно знать это. Наверное. Он тихо пробирается в комнату, почти ускользая от маминых глаз, которые полностью окутали мальчишку. Тогда она хотела спросить, почему весь мокрый и где Чонгук, который должен был его подвезти. В беседке Тэхён вроде всё ещё слышал ту подругу со своей маленькой дочкой, отца, который рассказывал какую-то шутку, и шорох кошки где-то в зале. — Мам, давай не сейчас, — шмыгает носом Ким, вытирая мокрый кончик тыльной стороной ладони. Он томно поднимается к себе в комнату, щёлкает дверью, а после валится на кровать, не заботясь о том, что она вся промокнет. В тепле дома Ким начинает ощущать дискомфорт от мокрой одежды, прилипшей к дрожащему телу, поэтому в его голове проскальзывают мысли, что было бы неплохо переодеться. Но они не задерживаются надолго. И думает. Думает обо всём. Честно, Тэхён уже устал вечно думать о чём-то. Хочется наконец провалиться в сон. Но даже там он не сможет остаться один. И понимает, что это первый раз, когда он действительно не рад тому, что ему кто-то будет сниться. Раньше хотелось забыться в этих фантазиях, а сейчас нет желания просыпаться в слезах от них. Он не знает, сколько проходит времени. Час? Два? На улице начинает темнеть, а шум природы становится всë тише. Гости, видимо, уехали, а дождь умолк — теперь ему никто не мешает. — Мам, я хочу отдохнуть. Оставь меня, пожалуйста, — просит, когда слышит тихий стук в закрытую дверь. Ему не отвечают. Лишь начинают дёргать ручку в надежде войти. — Мам. — Это я, Тэхён, — слышится грубоватый и какой-то слишком сиплый голос за дверью, но даже так мальчишка понимает, кто это. Снова он. Ким только более-менее успокоился, а тут опять впадать в депрессию? — Свали. — Тэхён лишь поднимает голову с матраца, чтобы убедиться, что никто не сможет зайти в его комнату, и вновь падает на кровать, жмурясь из-за ноющих висков. — Не свалю, — утверждают на том конце комнаты и дёргают ручку ещё раз. — Открой. — Свали из моего дома. Блять, оставь меня, наконец! — уже грубее отвечает Чонгуку. — Ты понимаешь, что дорог мне? Как важен мне, понимаешь? Ты мой друг, Тэхён! — Чон сползает по двери и усаживается на полу. — И я хочу тебя успокоить. «Друг». Видимо, он действительно не заслужил другого к себе отношения. Видимо, Чонгук не воспринимал его по-другому, как бы сильно ни хотелось обратного. От этого жалкого слова «друг» всë начинается по новой. От этого жалкого слова «друг» Ким понимает, что никогда не был для Чонгука тем, кем он был для Тэхёна. — Не нужно. Просто свали на неделю, как тогда, — язвит в ответ, вставая с кровати, чтобы лучше слышать чужой голос. — Открой, ну! — Тэхён подходит к двери, прислушиваясь к звукам в коридоре. Тихо. — Я не хочу с тобой разговаривать. Теперь достаточно понятно? — Мальчишка закрывает рот рукой, чтобы не всхлипнуть так, чтобы Гук услышал. Тэхён молчит, тихо глотая вновь появившиеся слëзы. — Блять, Тэ, — забивает на запрет младшего и продолжает: — Ты же понимаешь, что я тебя люблю, ведь так? — Да не нужна мне твоя любовь! — почти вопит через закрытую дверь, в итоге сползая по ней к полу. Он ударяется лбом о тëмное дерево, пытаясь наконец успокоиться. Ему всё равно, что их слышит мама, всё равно, что она будет в шоке, если Тэхён расскажет всю правду. Как старшему плевать на него и на его чувства, так и ему будет на всё плевать. Он ощущает почти физически тепло от двери, на которую в том же положении опирался Чон. Чонгук больше не говорит. Тоже молчит. Тэхëну хочется в родные объятия, но он понимает, что не может быть тем, кем его воспринимает старший. Тэхён лишь слышит, как парень, вздыхая, тяжело поднимается с пола, а следом — лишь удаляющиеся от его двери шаги. Он хотел любить. А по итогу просто болел.***
Холод опять обжигает, Он будто медленно сознания меня лишает, Стоя под лучами солнца, Во мне лишь боль извечная скребётся. Глаза мои отныне не блестят: Они от слёз теперь горят, Закрывшись в комнате один, Не перестают шептать так мерзко: «Сгинь». При виде него рвёт внутри на клочья, Отчего я задыхаюсь каждой ночью, Но я стараюсь быть сильным, Чтобы до конца не пропитаться шёпотом его для меня могильным.