Last chance

Джеймс еле удержался на ногах из-за резкой трансгрессии. Эмоции отключили его разум, поэтому он не совсем заморачивался о приземлении. Мысли были зациклены на встрече с ней. Он увидит ее сейчас. Месяцы разлуки, сводящие его с ума. Ухватившись за первую попавшуюся опору, которой оказался дряхлый и пыльный стол, Джеймс сдержал судорожный вздох, когда увидел ее. Гермиона стояла так близко к нему и смотрела на него. В ее глазах он увидел щемящую нежность и тоску. Черная мантия, кожаные перчатки стискивающие палочку из виноградной лозы. Закушенная губа и выбитая прядь из под прически. Она заплела косу. Необычно, но ему понравилось. Ему все в ней нравилось и поэтому стоять на месте становилось все тяжелее. - Джеймс, я… - хриплый полушепот сорвался с ее языка и это стало катализатором его срыва. Он больше не мог сдерживаться. В два шага преодолев расстояние между ними, Джеймс впечатлился своими губами в ее. Одна рука зарылась под ее косу, а вторая опустилась на талию. Там где ей самое место. На вкус она была даже слаще, чем он себе представлял. Их первый поцелуй. Долгожданный. Возбуждающий. Прикусив ее нижнюю губу, он зарычал. Из груди девушки сорвался стон. Судорожными движениями Гермиона стаскивала с рук перчатки и они вместе с палочкой полетели на пол. Пальцы зарылись в его волосы и слегка оттянули их, от чего напряжение сразу же скопилось внизу живота. Ее податливое тело терлось об него, настаивая на продолжении. Член уже стал наливаться, прося об освобождении. Держать ее в своих руках было так правильно. Так необходимо. Когда дышать было уже просто напросто нечем, они еле оторвались друг от друга, переводя дыхание. Темные радужки чернели на глазах, теряя карамельный отлив. - Джеймс, я хочу, чтобы ты знал. - Поттер уже хотел оборвать ее речь, но не успел. Ее слова ударили и распространились жгучей лавой внутри. - я люблю тебя Не доверяя своему слуху, он сделал жесткий рывок и впечатал спину девушки в стену, прижимая своим телом. Осторожным движением он поднял ее подбородок и заставил смотреть на себя, лишая возможности солгать. - Повтори. - хриплый приказ был максимум его возможностей. - Я люблю тебя. Больше слова были не нужны. Требовательный и жадный поцелуй вбирал в себя ее только прозвучавшее откровение, вознося Джеймса до небес и обратно. Он не замечал, как избавлялся от ее мантии, как полетела его собственная футболка в след. Были только горячие губы и нежная кожа, которую он кусал, а затем зализывал. Ее томные стоны раздавались по всей визжащей хижине вместе с его собственным тяжелым дыханием. Ладонь сама нашла грудь и принялась мять и ласкать, выкручивая сосок. Низкая дорожка к ключице, к груди, к плоский животу. Он познавал ее тело и делал это с невероятным наслаждением. Гермиона была вся Чертовым блаженством и Джеймс уже еле сдерживался. Было важным запоминать, где и как ей больше нравится. От каких действий стоны становились громче, а дрожь заметнее. Ее проворные руки уже расстегнули ремень и стащили с него брюки до бедра, пока он возвращался к ее губам. От нее пахло ванилью и чем-то еще. Этот запах был потрясающим, хотелось им напитаться и впитать в себя. Под кожу. Там где и была его хозяйка уже долгое время. Закрепить на подкорке мозга. Сохранить. Запечатать. Только для себя. Не для кого другого. Думать о том, был ли у нее кто-то, ему отчаянно не хотелось. Это будило в нем зверя и оттого движения стали резче, грубее, но кажется она заводилась от этого только сильнее. Сигнал, что ему можно больше. Он им воспользовался. Резким движением он повернул ее к стене, направляя руки на книжную полку, которая держалась на святом духе. Стянув с нее брюки, Джеймс откинул буйную косу на одну сторону и укусил за шею. Сильно. Наверное больно. Но Гермиона не возражает. Другой рукой опустился на свой член и провел туда-обратно. Ему казалось, что если сейчас не войдет в нее, то просто разорвет эту хижину гребанной бомбардой. Его даже сам Мерлин не остановит, восставший из могилы. Под этой какофонией запахом возбуждения и ванили он слишком грубо вошел в сладкое лоно. Так отчаянно. Так нужно. Ей кажется нравится. Простонала что-то невнятное, кажется это было его имя. Уши заложило, в глазах потемнело. Все, что он мог это вбиваться в нее и заставлять ее кричать громче. Потому что до сих пор не верит. Нужно больше. Ближе. Теснее. Глубже. Снова стон, такой соблазнительный. Ладонь нашла сосок и стала вырисовывать какие-то непонятные узоры, ведомая инстинктами. Легкое скольжение вниз. Пальцы затерялись в складках и найдя бугорок, стали вынуждать сжимать бедра. Он не позволил. Развел их обратно, рыкнув прямо под ухо. Снова укусил. Зализал. Вернулся к клитору. Движения стали интенсивнее, толчки резче, стоны превратились в крики. Он должен сдержаться. Гермиона будет первой. - Ну же, Гермиона. Кончи для меня. - зарычал Джеймс, уже теряя себя в этих ощущениях. Он был близко. Прогнул ее в пояснице глубже, меняя угол проникновения. Завораживающий вид ее узкой талии и округлых ягодиц, которые тряслись от его члена, сносил крышу. Он сейчас сорвется. Чувствовал приближение, не мог контролировать. Уже теряя надежду ощутил, как ее стенки сжимают его. Сладкие судороги и тягучий стон. Да. Она кончила. Выдохнув, накрутил ее косу в кулак и подвел себя к освобождению несколькими толчками. Яркими вспышками его окутал мощный оргазм, от которого дыхание прервалось, а кончики пальцев онемели. Джеймс не знал сколько времени они так простояли, возвращаясь в сознание из сладкой неги. Его член все еще был в ней, а сама девушка уперлась лбом в стену и громко дышала. Это зрелище заставило его жадно улыбнуться. Позволяя себе немного больше, он провел ладонью по спине, опускаясь на ягодицы и сжимая их. С большой неохотой все таки вышел. Поиски палочки не заняли много времени, поэтому он быстро нанес на обоих очищающее и застегнул брюки. Гермиона уже обернулась к нему и приводила себя в порядок. Натянула мантию, которую он хотел сейчас же сжечь. Такое полюбившееся тело скрылось за толстой материей. Это разочаровало. Ухмыльнувшись своей ненасытностью этой девушкой, он подошел ближе и наконец сказал то, что так давно сидело на его кончике языка. - Я тоже люблю тебя, Гермиона. Просто безумно. Порой мне кажется, что это может меня разрушить. - Слова срывались так легко, что даже стало не по себе. Однако, он быстро отмел от себя эти ощущения. Взгляд девушки потускнел. Это было странно, учитывая, что он сейчас признался ей в любви. Колкое предчувствие чего-то плохого дало о себе знать, но поспешило убраться, стоило ей улыбнуться. Джеймс наслаждался ее близостью, пока не провалился в сон на трансфигурированном матрасе. Даже мысль о том, что он так и не вернулся в назначенное время, его не волновала. Он был счастлив впервые за очень долгое время. **** Гермиона смотрела на мужчину, которого вопреки всему полюбила всем сердцем. Ее разрывало от чистейшего счастья и разрывающей нутро боли. Ей бы так хотелось, чтобы все сложилось иначе. Хотелось просыпаться с ним и засыпать в его объятиях. Хотелось свободно целовать его, заниматься с ним сексом, держать его за руку. Хотелось для него научиться готовить. Хотелось остаться. Но она не могла. У них никогда бы ничего все равно не вышло. Это ломало. Слезы катились по ее щекам, но она не отрывала взгляда от него. Впитывала. Запоминала. Желая забрать этот образ с собой. - Если бы только все было иначе, Джеймс, я бы выгрызала эту возможность зубами, чтобы остаться с тобой. Но я не могу. Я должна все исправить. Одно радует. Когда я уйду, ты не будешь испытывать боли, потому что не вспомнишь. - голос с каждым словом становился более надломленным и безжизненным, но она продолжала. Ей это было нужно. Было важным попрощаться, пусть и Джеймс этого не услышит. Это для нее. - Это наш последний шанс. Когда боль стала уже невыносимой, она поняла, что пора. Закрыв глаза, подняла стены окклюменции. Гермиона медленно вытерла слезы и как можно тише встала. Заставляя себя всеми силами не оборачиваться. Это было сложно. Невероятно сложно, но она понимала, что, если обернется, не сможет уйти. И даже окклюменция ей в этом не поможет. Каждый еле слышимый шаг отдавал отчаяньем, но Гермиона уперто продолжала идти дальше. Рука потянулась к ручке двери. Хотелось обернуться, всего на секунду. Нет! Вдох. Выдох. Выскользнула за дверь и прикрыла ее, прижимаясь спиной. Прикрыла глаза, вспомнила ради чего все это делает и пошла дальше. Все та же хижина. Тот же гвоздь, который впился ей в коленку когда-то. Тот же артефакт заблестел в руке, нашептывая, что она совершает ошибку. Горькая улыбка осветила ее лицо под лунным светом. Все правильно. Никакой ошибки нет. Последний беглый взгляд на дверь и тихий шепот. «Я люблю тебя. Прощай. Импортум.» Скрежет артефакта и знакомое свечение. Рывок. Тишина. Гермиона так и не заметила, когда исчезала, что ее побег не остался незамеченным. Темная фигура стояла у выхода и наблюдала за ней. Обреченный вздох и скупая слеза Сириуса Блэка так и осталась для нее неузнанной, как и влюбленность Бродячего аристократа. **** Шум в ушах почти дезориентировал ее, но Гермиона вовремя опомнилась и взяла себя в руки. Она знала к чему быть готовой, но все же видеть перед собой живого Гарри, ее лучшего друга было дикостью. Несмотря на рвущееся желание обнять его и сказать, как же ей его не хватало, было остановлено. У них нет на это времени. Оглянувшись, она убедилась, что переместилась в самое нужный момент. Они только что аппарировали от продажного предателя. У нее всего тридцать секунд до того, как тут появятся Пожиратели. - Гермиона, ну же, быстрее. Они скоро будут здесь! - Закричал Гарри, не понимая, почему она стоит. Снова откинув свои чувства в сторону, она сделала шаг вперед и невербально при помощи Акцио притянула к себе артефакт, который был у него под мантией еще секунду назад. Под непонимающий взгляд друга, она сделала последний шаг и взяв его ладонь, положила в него предмет. - Гермиона, что ты.. - договорить он не успел. - Импортум. Палочка направилась на него, пока в голове четко появилась точка отправления. Все было слишком быстро, чтобы Гарри мог все осознать. Знакомый щелчок заставил ее улыбнуться. Она сделает в этот раз все правильно. Возможно, у них получилось бы сделать это вместе, но видит Мерлин, у нее больше нет на это сил. Слишком много борьбы, войны и страха. Слишком много ошибок, приводящий к плачевным последствиям. К тому же, Избранным всегда был именно он. Так было предначертано. Время не прощает, если только не приведен баланс. Это никогда не было ее миссией. Он должен был быть там вместо нее и поэтому эта ошибка исправиться сейчас. Сзади послышались хлопки аппарации. Пожиратели здесь. Ужас в глазах друга от понимания происходящего загорелся в тот самый момент, когда в ее спину прилетело проклятие. Зеленый луч вернул все на свои места, так как и должно было быть изначально. Теперь все правильно. Последнее, что увидел Гарри прежде, чем ощутить рывок, это странные черты подруги. Глаза, которые постарели на десяток лет, несмотря на то, что он смотрел в них и не видел этого еще десять минут назад. И улыбка. Облегченная и счастливая, словно ее хозяйка наконец свободна. Тихое «нет», которое она не услышала. **** Джеймс проснулся от того, что чьи-то волосы щекотали ему лицо. Сладко улыбнувшись, он потянулся на почему-то мягком матрасе и обнял девушку, что лежала рядом. Ему хотелось продлить это мгновение на дольше, но внезапно он понял, что запах не имеет ничего общего с ванилью. Нахмурившись, он приоткрыл глаза и в ужасе выскочил из кровати, на которой мирно спала Лили. Полное непонимание ситуации выбило его из колеи. Джеймс пытался вспомнить, быть может он все таки ушел вчера из хижины? И почему в Годрикову впадину? Они с Лили уже давно разъехались. Да и не мог же он оставить Гермиону. Или она его сюда отправила? Но как? Через портключ? Он бы почувствовал. Тихо выйдя за дверь, чтобы не разбудить бывшую супругу, он быстро переоделся и уже собирался аппарировать в хижину, как увидел календарь. Календарь, на котором было написано 24 октября 1981 год. Желание воспринять это как глупую шутку исчезло, как только он увидел голубоватое свечение Фиделиуса вокруг своего старого дома. Но в этих чарах не было уже надобности давным давно, если только… Догадка была просто ошеломительной и до такой степени ужасной, что внутри что-то надорвалось. Мысль о Гермионе вернула его в готовность бежать. Это он и сделал, стремительными шагами выходя за границы чар Фиделиуса и антиаппарационого купола. Мгновенная трансгрессия и уже вместо него на дороге подлетела одинокая листва. **** Не тратя время на воспитанность и уважение к директору школы, Джеймс грубо проговорил пароль и вбежал по витиеватой лестнице. Ворвавшись в кабинет, он не сразу заметил мужскую фигуру. - Альбус, я не понимаю, что происходит! Вчера я был с Гермионой в визжащей хижине, а сегодня просыпаюсь у себя дома, а на календаре, мать его, 24 октября! - еле сдерживаясь от накатившей паники, прорычал Джеймс. - Ее нигде нет и более того, когда я спрашиваю о ней, никто ничего не помнит! Будто всех конфундусом или обливиэйтом приложили! Что вообще происходит? Тихий вздох сорвался откуда-то с угла комнаты. Резкий поворот головы и Джеймс стоит, не двигаясь, смотря на молодого парня в очках и странной мантии. Этот человек был точная копия его самого, кроме, что шрама в виде молнии на лбу и глаз. Они были зелеными, как у … Лили. Вот только его малыш сейчас спит в своей кроватке. А этот человек, был никем иным, как «ее Гарри». Друг, по которому она так скучала. Брат, смерть, которого ее сломала и лишила красок жизни. Семья, без которой она не жила, а существовала. Несколько секунд прошли в могильной тишине. Никто не решался начать разговор, боясь моргнуть. Первым нашелся директор и предложил всем сесть и выпить чаю с лимонными дольками, как будто это хоть кого-то волновало в данный момент. Однако, спорить никто не стал и прилежно все уселись на свои места. - Что ж, на самом деле, я тоже не помню никакой Гермионы. До того, как Вы сюда ворвались, Джеймс, Гарри как раз рассказывал о своей подруге, которая отправила его сюда. В наше время. - Тактично заговорил директор. Он говорил это так спокойно, будто сейчас жизнь Джеймса не переворачивалась и не горела душа. Шок от того, что его взрослый собственный сын сидит перед ним, не имела должного эффекта от правды, что Гермиона вернулась в прошлое. Однако, одна предательская надежда все еще теплилась в нем, поэтому он рискнул. Сжимая кулаки из-за страха услышать ответ, но при этом жаждая этого ничуть не меньше. - А Гермиона, она… - Джеймс не мог найти в себе сил задать четко сформулированный вопрос. Его трясло и он не в силах был сдержать себя. Взгляд парня потускнел, а скулы дернулись от того, как сильно тот сжал свою челюсть. Надежда ускользала, как песок сквозь пальцы от этой тишины. Внутри заболело. - Гермионы больше нет. - Хрипло проговорил он в ответ, отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть слезы. Боль. Такая яркая. Чистая. Все скрутило и раздробило на мелкие щепки от того, какова была ее сила. Не имея больше ни желания, ни сил оставаться здесь, Джеймс на подкошенных ногах поднялся с кресла и не разбирая дороги побрел к выходу. Ему нужно было дойти до места, где он сможет побыть один. Кажется, сзади подскочил этот парень, но настойчивый отказ в чем-то Дамблдора заставил его остановиться. Джеймсу было плевать. Плевать на все. Кое-как добравшись до темной ниши недалеко от директорского крыла, его накрыло. Ее больше нет. Глаза цвета, карамели, которые еще вчера погрузились во тьму от взгляда на него. Ее больше нет. Улыбка, которой она ему улыбалась. Ее больше нет. Буйные кудри, которые всегда лезли ей на лицо, от чего приходилось сдувать их. Ее больше нет. Книги, которые были абсолютно везде в ее квартире. Ее больше нет. Творческий беспорядок, которым она называла свой хаос. Ее больше нет. Стоны такие живые, будто слышно их до сих пор. Ее больше нет. Вкус ее губ. Ее тела. Ее больше нет. «Я люблю тебя, Джеймс» «Джеймс» «Джеймс» Ее больше нет. Джеймс не в силах больше стоять, упал на колени, и кажется, впервые в жизни заплакал. Он больше не знал, как жить дальше без нее.