A creature with a thousand faces

Он был из тех людей, которые приезжают в определенное место, чтобы освежить в памяти воспоминания, упрямо игнорируя их всё остальное время. Это место не вызывало светлой тоски или улыбки, это была неизменная сокрушительная боль, которая не становилась меньше. Он знал, что со временем многие вещи действительно воспринимались легче, но его личная трагедия даже спустя долгое время была как свежая кровоточащая рана. Из года в год оказываясь на том самом пляже, где изменилась вся его жизнь, Чонгук давал волю чувствам, прокручивая в голове каждый момент, каждое слово, которое ещё не успел забыть. Он не хотел отпускать эти воспоминания, но стремился проживать их снова и снова хотя бы раз в году. Это было невыносимо мучительно, но это было и его спасением, мотивацией продолжать жить. Он не хотел, чтобы жертва Тэхёна была бессмысленной. Каждый раз, приезжая на побережье, он брал с собой и сломанную на части стрелу. Прикосновение к ней заставляло его неизменно вздрагивать — древко и наконечник всегда ощущались раскаленными огнём. И этот раз не был исключением. С чрезмерной осторожностью положив части стрелы перед собой, Чонгук сидел на холодном и влажном песке, устремив взгляд на непривычно спокойное море, и впервые думал не о том дне, когда потерял Тэхёна, но о всей своей жизни после. Он отчаянно старался взять от неё всё то, чего так долго желал, и ему почти удалось сделать это, если бы не горькая пустота где-то внутри, которую ничем нельзя было заполнить. Наивные надежды на чудо были разрушены слишком быстро. Он едва помнил те недели, когда не мог прийти в себя от горя. Тогда он позволил быть рядом с собой одному единственному человеку, который понял его трагедию и принял его вместе с ней. Чонгук чувствовал себя обузой, но когда боль потери слегка притупилась, он снова и снова благодарил Минхо, не зная, что в его друге было столько сострадания. И то, что Минхо был рядом с ним до сих пор, было сравни последнему подарку судьбы, чтобы его жизнь была не столь печальной. После того дня, когда он расстался с бессмертием и запредельно важной частью самого себя, Чонгук видел Юнги бесчисленное количество раз. Он хотел бы испытывать ненависть к жнецу, нет, теперь к человеку, но не мог. Минхо и Юнги были неразделимы даже спустя прошедшие годы, и Чонгук удивлялся самому себе, тому, что ни секунды не испытывал к ним зависти. Пусть он и потерял ту возможность, которая была у них, то, что этим двоим удалось невозможное, он воспринимал как личную победу. Всё это время Чонгук так хотел спросить Юнги, зачем он должен был сохранить стрелу, но что-то останавливало его. И он прятал этот вопрос так глубоко, как только мог, боясь, что услышит правду о том, что оставить стрелу себе было чем-то бессмысленным. Он никогда не носил её при себе, ощущая странный липкий страх, от понимания того, что это было настоящим орудием убийства. Сумерки принесли за собой и непривычный холод. Чонгук поёжился от усиливающегося ветра, и шмыгнул носом, с раздражением понимая, что у него шла кровь. Это стало для него столь привычным, что он безразлично сидел, чувствуя, как теплые капли падали с его подбородка, пачкая одежду. Он почти не чувствовал металлический вкус на своих губах, все его ощущения в теле давно притупились, превратившись в нечто отдаленное, словно плохая копия того, что он должен был испытывать на самом деле. Отведенной ему человеческой жизни было ничтожно мало, и если бы он знал, что проживет всего лишь четырнадцать лет, то дрался бы за них с куда меньшим энтузиазмом. День постепенно клонился к вечеру, вокруг медленно темнело, пока он не перестал видеть ничего, кроме очертаний окружения, пока его голова не стала столь тяжелой, что ему пришлось лечь на песок. — Токкэби появляются из предметов, запятнанных кровью хозяина. Чонгук ухмыльнулся уголком губ, слыша столь знакомый голос, заставляющий его сердце болезненно сжаться. Очередная галлюцинация, к которым он успел привыкнуть, но эта была приятной, её хотелось удержать как можно дольше. — Я же обещал, что мы встретимся. Его губы вздрогнули от едва ощутимого прикосновения чужих чуть теплых губ, которые он не мог спутать ни с кем другим. Едва найдя в себе силы ответить на поцелуй, Чонгук наконец-то почувствовал, что всё действительно было не зря. Его последний вздох был подхвачен солёным ветром.

Они наконец-то встретились.