Stockholm Syndrome

This is the last time I'll abandon you And this is the last time I'll forget you I wish I could

Каждый раз, когда Ли Ран вспоминает, как брат обвинял его в смерти невинных, ему хочется рассмеяться. Он бы хотел снова оказаться в том моменте, опять ощутить, как Ли Ен вспарывает ему живот, лишь бы сказать ему тогда: «Как будто тебе не плевать на всех этих людей, лицемерный ублюдок». Он бы точно так же перерезал им глотки, если бы они что-нибудь сделали с его девкой, сделал бы вид, что никогда не слышал слов «сострадание», «милосердие», «гуманность» или что там еще; забыл бы о наказании и расплате, о старой ведьме, о божественном предназначении, и уж тем более о брате. Резал бы направо и налево, стараясь только не вымазать ханбок в крови, которую потом не отмыть. Ему всегда было плевать; даже когда люди возле горы голодали и мерзли, он убивал каждого, кто приходил в лес нарубить дров или поохотиться, чтобы остальным неповадно было. Его не волновало, что потом трупы умерших от голода шарахались потом по его лесу и жрали все, что двигалось. Он был готов даже на это, лишь бы не помогать людям, потому что их он считал презренным отродьем. Родные лисички, волчата, ежата, даже ива у реки всегда были Ли Ену дороже и ближе, чем любая человеческая тварь. Так было до тех пор, пока не появилась девчонка. Ран был уверен, что брат не пришил ее на месте чисто из жалости к тупому маленькому человеческому существу; наверняка она ему в то время напоминала какого-нибудь щеночка. Подумал, наверное: «эта маленькая тварь из моего леса много не унесет, так что пусть поживет еще немного». Жаль, думал Ран. Лучше бы убил тогда суку. А Ран, вопреки убеждениям старшего братца, всегда был умным парнем; ему не надо было брать пример с Ли Ена, чтобы научиться ненавидеть людей. Он любил только мать — вопреки всему. Он вообще так и не научился любить никого и ничего «потому что», а только умел «вопреки». Он старался лишний раз не вспоминать о матери. Только когда напивался, не мог не думать о ней, и всегда ему было обидно. Всегда, хоть и прошло уже несколько сотен лет; он все не понимал, в чем он был виноват. В том, что его отец не умел держать член в штанах и изнасиловал мать? В том, что ей не удалось выкинуть его мертвым, раньше срока? В том, что выжил после того, как его побили мужики в деревне? Чем тот ребенок заслужил, чтобы она оставила его в лесу, кишащем неупокоенными? Солгала, глядя ему в глаза, что пойдет за орехами, ушла, не оглядываясь, и больше он ее никогда в жизни не видел. Когда он был особенно злой и пьяный, он надеялся, что ее тогда сожрали чертовы трупаки, и так ей и было надо. Но в глубине души он все равно чувствовал, что любит ее, и страшно злился на себя за это. Что-то в нем всегда теплилось глупое, нерациональное, какие-то оправдания всегда находились: а вот если бы она родилась чуть позже, в другой эпохе, когда у людей стало чуть побольше мозгов, может, она и была бы другой. Но она была всего лишь женщиной в 14 веке в деревне, далекой от цивилизации. Она была жалкой и глупой, и все, что было жалкого и глупого в Ли Ране — было от нее. Но то, что, видимо, досталось ему от отца, было не лучше. Ли Ран в целом сам себе не нравился — и характером, и внешностью он уступал брату: самое главное доказательство его, Ли Рана, ущербности, было рядом с ним с тех пор, как его оставила мать, а потом — всегда в его голове, в виде стыдного счастливого воспоминания. О том, как он впервые увидел Ена, Ли Ран тоже не мог вспоминать без шкодливой улыбки. В темном, сумрачном лесу, полном разъяренных голодных мертвецов, к избитому, грязному деревенскому мальчику вышел Он — сиятельный, длинноволосый, стройный, высокий и крепкий, словное молодое деревце, юноша, одетый в парчу и шелка, с лентами в красно-белых волосах. У него тогда перехватило дыхание, и он на всю оставшуюся жизнь запомнил, как впервые почувствовал в сердце что-то странное, как будто укол иглой. Даже когда он украдкой, из-за чьей-то юбки разглядывал картинки в книжках у заезжего торговца — там не было ничего настолько прекрасного. Ничего в его предыдущей жизни не было похоже на это, ему не с чем было даже сравнить. «Удивительно, — язвительно говорил ему внутренний голос, когда Рану было около шестнадцати, — просто невероятно, что после этого тебе не нравятся женщины, да, Ли Ран?». Конечно, первое, что сказал этот неотразимый ублюдок грязному голодному ребенку — это то, что он жалкий и не может за себя постоять. Всегда он был позером, это в нем не меняется, несмотря на годы и обстоятельства; как можно упустить шанс покрасоваться перед слабым? Ран опустил голову на сложенные руки, мазнул мокрыми губами по ладони и улыбнулся. Он всегда немного сходил с ума, когда находил очередные доказательства того, что его брат — плохой. Такой же ублюдок, как и он сам. Как бы он не старался делать вид, что он взрослый, мудрый и спокойный, Ли Ен был тем еще мудаком в глубине души, и Рану ужасно нравилось это. «Я бы с радостью порезал тут всех, дорогой братец, — думал Ран, бездумно глядя на публику в глубине бара, — лишь бы ты улыбался мне». Он был уже очень пьяный. Алкоголизм был благословением с тех пор, как люди научились делать нормальное пойло, от которого потом не выворачиваешься наизнанку в ближайшей подворотне. После пятого виски ему захотелось покурить. С тех пор, как люди понатыкали камер на каждом шагу, жизнь стала значительно менее веселой: ни ограбить никого толком, ни убить, даже покурить в общественном месте нельзя было, не нарвавшись на скандал. А от скандалов Ли Ран немного подустал; вернее, они теперь быстро ему наскучивали, потому что нельзя было просто перерезать всех нахрен. Так что он встал, как хороший мальчик, и поплелся к выходу, на ходу ощупывая карманы в поисках сигарет и зажигалки. Черт, теперь даже чтобы купить сигареты, нужно было прилагать усилия… Он тряхнул головой, зажмурился. Ему, наверное, показалось. Сознание лихорадочно выхватывало знакомые куски из реальности, но Ли Ран не верил: да, этот парень, сидящий за баром, такой же высокий, и фигура похожа. И пальцы, обхватившие стакан, такие же длинные. Только волосы — темные. Ран судорожно втянул носом воздух. Конечно, лисой вокруг и не пахло, и запах Ли Ена он бы учуял за несколько километров. Пахло потом, пылью, каким-то парфюмом, от которого хотелось чихнуть. Мужик быстро его заметил и с подозрением разглядывал его в ответ через зеркало в стенке бара. Затем обернулся и посмотрел на него еще раз в упор. Жалела или насмехалась над ним природа, Ли Ран никак не мог решить, но факт оставался фактом: люди с лицом Ли Ена рождались в Корее редко. Или просто судьба оберегала его от встреч. Но этот чертов человечишка был как две капли похож на брата. Ран пулей вылетел из бара, встал неподалеку от какой-то припаркованной тачки и дрожащей рукой вытащил сигарету. Закурил, все еще тревожно поглядывая на двери бара. Это был не Ли Ен, он был уверен почти наверняка. Он бы учуял его; скрыть лисий запах невозможно ничем. По крайней мере, Ран о таком не слышал. Он не знал, почему так нервничал. Ран не видел брата уже лет шестьдесят: тогда Ен осел где-то в пригороде Сеула в большом и охренительно дорогом доме. Все еще страдал по девке, третировал слуг, разогнал всех соседей своими тупыми фокусами и истериками. Ничего нового, и как самому не надоело? Мог ли брат перебраться в Сеул? Мог, только зачем бы ему. Тут ко всему надо привыкать заново, Ран по себе знал. После пары десятков разборок с полицией он устал делать новые документы, стирать память, менять обличья, бегать, прятаться. Слишком стало все сложно у людей, да и случайные кровавые расправы в какой-то момент перестали радовать так, как раньше. Мужик вышел из бара и оглянулся по сторонам, потом заметил его и медленно подошел, глядя на него с нескрываемым подозрением. — Знаешь меня? — спросил он, внимательно его разглядывая. — А должен? — грубо ответил Ран. Незнакомец усмехнулся. — Обычно те, кто так смотрит на меня, а потом сбегает, либо что-то прячут при себе, либо недавно сделали что-то плохое. Рана так и подмывало сказать, что у него с собой куча наркоты, а потом смотреть, как придурок ощупывает его со всех сторон. — Правда? И какие у тебя ставки? «Ен» пожал плечами. — У меня хорошая память на лица, и я тебя где-то видел, только не могу вспомнить, где? На телеке не снимаешься? Я бы так и подумал, если бы ты не пялился на меня в баре. Обычно айдолы так на меня не смотрят. — Ты коп, да? — устало спросил Ран. Хоть у незнакомца и было лицо Ена, этот разговор начинал ему надоедать. Придурок ничего на это не ответил, так что Ран просто продолжил думать, что он коп: — Слушай, мистер коп, думаешь, если бы я таскал при себе наркоту или недавно убил кого-то, стал бы я тут с тобой разговаривать? Подумай своей очаровательной башкой, она ведь тебе не только для красоты нужна. Ран развернулся. Говорить с ним больше было не о чем, но… все-таки, вдруг бы ему захотелось увидеть близнеца Ена еще раз? Ну так, чисто от скуки. И вообще, если этот парень действительно коп, то можно было бы изредка смотреть за тем, как он круто гоняется на тачках за плохими парнями. Это было бы неплохо. Ран просто помирал от скуки иногда. Так что он развернулся обратно и потребовал показать удостоверение. — А еще что тебе показать? — усмехнулся «Ен». — Сразу весь список озвучь. Но бейджик из-под пиджака вытащил. — Я Рю Су Ель. Отдел по борьбе с коррупцией. Ран подумал, что этот хрен, должно быть, с ума сойдет, пытаясь выяснить, откуда у него огромный пентхаус в центре города и четыре машины за несколько десятков миллионов вон каждая. Просто, блять, мозгами забрызгает весь свой опенспейс. От этого Ран не выдержал и улыбнулся. — Чего? Вспомнил меня? — уточнил Су Ель. Ран помотал головой. — Ты просто забавный. Я люблю забавных людей. Су Ель с недовольным лицом запихнул бейджик обратно. — Я представился. Теперь твоя очередь. — Нет. Я ни в какой очереди не участвую, мистер коп. — Если ты не скажешь, я задержу тебя до выяснения обстоятельств. Уж поверь, я могу найти повод. Ты все еще вызываешь у меня подозрения. — Вот неудобненько будет, если окажется, что я ни в чем не виноват. Я даже все штрафы свои оплачиваю. «Старший инспектор Рю Су Ель задержал меня, потому что я слишком долго смотрел на него», — издевательским обиженным голосом сказал Ран. — Звучит как повод провериться у психиатра. На это коп ничего не ответил, и Ран, напоследок еще раз неприятно оскалившись, ушел к своей машине, которую припарковал за углом. Су Ель не пытался остановить его, но если бы он мог воспламенять глазами вещи, то в спине у Ли Рана была бы дыра.