Умный мужчина жене не противоречит, но ждёт, когда она начнет сама себе противоречить.
© Hamphrey Bogart
Фэн-шуй — Глюк'oZa
Несколько дней не происходило ни-че-го.
Вообще.
О Вэнь Юншэне вестей не было, Лан, разумеется, приходил, делал свою незатейливую работу, однако, не втягиваясь в очередные пикировки, вовремя покидал дом Киры.
Согласно докладам Айминь, Император перестал терроризировать Сад Аметистового Сияния, чем он там заниматься выдумал далее, оставалось загадкой. Огинская начала понемногу походить на типичную бабу, которая увидела большого паука, потом тот от нее скрылся, но она-то, она точно знает, что паучара всё еще где-то в комнате, просто его не видать. А это, как известно, еще хуже.
Мучимая паранойей, запутавшаяся в своих чувствах окончательно, Кира Львовна сперва схватилась за классическую женскую отдушину. Поскольку в распоряжении у ней не было Инстаграма, наборов для пэчворка и скрапбукинга, девушка принялась за косметику. Которой не было (в прямом смысле этого богатого понятия).
Так что дня полтора Огинская в муках «рожала» тушь для ресниц. Методом ошибок, мучительного напряга памяти первый рецепт был рожден, базой послужили сок алоэ и уголь. Плакать в такой экологичной туши не рекомендовалось. Еще пара дней ушла на слюду, крема, тот же уголь, рисовую пудру во имя создания теней. На третьи сутки Огинская нервно породила консилер. В четвертые сутки «тишины и покоя» Ши Лан застал Киру Львовну с сексапильным черным «смоки», грамотно скульптурированными чертами лица, густыми вразлет бровями и длиннющими ресницами. Весь визит лекарь молчал и загадочно посматривал на наложницу Нин. Ушел вспотевшим, с румянцем на щеках.
На пятый целителя встретило уже совсем отмытое, расчесанное и даже кудрявое нечто, которому и костыли уже особо нужны не были. Ши Лану становилось всё хуже, Кире — хуже, нежели Ши Лану. Но, как и водится, чем женщине поганее внутри, тем лучше она выглядит снаружи. Самое паскудное — Император куда-то из столицы вообще смылся, так что пожаловаться лекарь никому не мог, как и испросить совету. Спать Лан почти перестал, даже ставшие ежедневными визиты в собственный гарем не могли мужчине жизнь облегчить. А Нин Юймин с каждым днем становилась всё красивее, всё холоднее и отстраненнее. Дошло до того, что и Айминь она использовала скорее как посыльную для добычи разных снадобий, работу по дому, уборку госпожа взяла на себя. До объяснений такой внезапной дистанции с доброй служанкой Нин не снисходила.
Всё равно никто бы не поверил, что это из добрых побуждений.
Если бы Юймин находилась в Саду, однозначно ее воспринимали бы как заносчивую, горделивую и бессердечную блядь. В этой же сюжетной сети, сотканной Юншэном, Нин оказалась немножечко спасенной от народного порицания. Надолго ль — вопрос десятилетия, но походила Кира Львовна на «книжную» Нин Юймин, походила всё больше… и даже Айминь, долго привыкавшая к нормальному для Огинской, но чуждому Китаю образу, в итоге признала — ее госпожа крайне красивая женщина. А уж когда Юймин «собралась» в своей обреченности и внутренней решимости, а ее движения, голос приобрели прежнюю «реальную» стать и расслабленный похуизм, и у «Анечки» закрались сомнения насчет местных стандартов красоты.
Через неделю Кира выбросила и костыли, а Лан застал наложницу… качающей пресс. Какое-то время целитель стоял в дверях, изображая контуженного барана, пока Кира не закончила упражнения, не заметила гостя.
— Ч-что вы… вы… что вы делали?..
— Разрабатывала мышцы, — Огинская прошла к столику, взяла оттуда непонятную трубочку, что ли, бумажную, открыла фонарь, склонилась над ним, пыхнула.
Когда девица поднялась, у Лана последние ноги отнялись — во рту наложница Нин держала дымящую каким-то удушливым дымом ерунду.
— А это…
— А это чтобы мышцы убить, — криво улыбнулась Кира, уселась на сундук, сложила ногу на ногу. — Гармония. Дао. Да.
Лекарь оторопело мотнул головой.
— Лекарство? Яд?
— Яд.
— Бросьте немедленно!
— Нет.
— Госпожа Нин!
— Да вы хоть представляете, как я на этом «сижу» плотно, что мне пришлось достать табак здесь?!! Какие новости? — перевела тему Юймин и выдохнула сизый дым из ноздрей.
Лан медленно моргнул, отвернул голову.
— Что вас интересует? В провинции Ся задержали группу провидцев-сказителей, в районе Мин рухнул Дом Удовольствий.
— Юншэн, что ли, туда наведался? — улыбнулась Кира.
Лан вспыхнул, со гневом во взоре уставился на девицу.
— Держите свой острый язык за зубами! Дома падают, такое порой случается!
— Простите.
— И не смейте в присутствии Императора называть его по имени! Это запрещено!
Огинская помрачнела.
— Он зовет меня?
— Нет.
Кира приподняла бровь.
Может, он вовсе забыл про нее? Может, забыл, а?
Девушка было обрадовалась этой мысли, но радость быстро оставила беднягу. Она всё еще чувствовала легкое головокружение, а это значило только одно — Вэнь Юншэн вертел на своем великолепном хую и её саму, и её планы.
Огинская, погрузившись в размышления, позволила целителю осмотреть стопы, на автомате поддержала беседу, однако всё казалось ей, что где-то вот прямо тут и сидит этот вредный паук, и, стоит расслабиться, непременно прыгнет из самого неожиданного места.
Вяло спровадив расстроенного лекаря, Кира закурила вторую «сигаретку», подперла щеку рукой и задумалась еще крепче.
На Моей Луне — Мёртвые Дельфины
О чем же он думает?
Зачем ему давать специальное образование женщине? С их-то порядками? Её ж сожгут моментально… за колдовство или что-то подобное… А самого Императора его ж подопечные на вилы подымут.
Нет, никак не удавалось Огинской уловить логику в деяниях Хуаншана. А всё потому, что в книге речь шла о его губительной красоте, длинных ногах и кубиках пресса, о страстном нраве, сильных и нежных руках, но вот что там по мозгам, автор толком не распространялся. Это был персонаж в вечном сиянии, идеальный, которому всегда благоволят судьба и сюжет.
Но книжная Нин Юймин совершенно точно не принесла Вэню какой-либо фундаментальной пользы. Даже наследника, несмотря на многочисленные встречи, подарить не сумела, ибо по воле автора оказалась бесплодной. В том числе и из-за этого Император отдалил от себя наложницу, прислушавшись ко мнению советников. А там и Бянь Янлин подвезли, та с первой ходки залетела…
В чем вообще смысл происходящего?
Информации перестало хватать, непонятно, на что Кира и рассчитывала ранее, в общем-то.
Девушка кинула взгляд на дальний длинный и широкий стол, что приказал установить в ее покоях Лан, большое количество посуды и трав. Посмотрела на ту тайную дверь, за которой были галерея и обещанная целителем библиотека.
Скривившись, Кира нервно схватила со стола пару самокруток, фонарь, поднялась, быстро прошла по комнате, пнула дверь ногой, поморщившись от боли в стопе, шагнула во храм знаний.
И заблудилась.
Библиотека оказалась огромной, со множеством рядов стеллажей по обе стороны, да еще и высотой около трех этажей. Указателей не было, толковой систематизации по темам — тоже. Потому обескураженная Кира, побродив по первому этажу, уселась на пол в дальнем правом углу, поставила рядом фонарь, закурила и взяла из-за головы первую попавшуюся табличку. Тут лицо у девушки знатно перекосило, ибо читать ей эти многочисленные иероглифы было тяжело, взгляд вечно скакал на «слева направо и сверху вниз», забывая про древнее «сверху вниз, справа налево». Столбики еще эти, мать их! Однако ж радоваться было чему — она умела, блин, читать по-китайски! Без регистрации и смс! А уж как быстро или медленно — вопрос времени и терпения.
Табличка рассказывала об отце Юншэна. Судя по тексту, мужик он был добрый, с неба звезд не ловил, полюбил прекрасную наложницу, жил-поживал, добра наживал. Конец.
Огинская в недоумении повертела «повесть» в руках, не сдержав писательской критики, фыркнула, поставила на место, взяла следующую табличку. Та тоже была про Вэнь Фухуа, повествовала о том, какие блюда любил покойный Император. Конец.
— Ебанутые…
Кира затушила сигаретку, для надежности потоптала ее ногой, снова обернулась к стеллажу, загребла оттуда сразу столько табличек, насколько хватило размаха рук. Сев удобнее, скопом высыпала их себе на бедра, громко шмыгнула носом и принялась изучать местную литературу. Видимо, весь стеллаж был посвящен Фухуа, поскольку две таблички повествовали об одежде Императора, о моде в его правление, две — про самые знаменитые праздники. На новой, пятой, Кира приостановилась, нахмурилась.
В ней сухо говорилось о смерти Императора Вэнь Фухуа во дворцовом пожаре на двенадцатый день месяца Белых Рос. Вскользь парой иероглифов — кажется, о чудесном спасении двух сыновей.
Двух?
Кира отложила табличку отдельно от остальных, взяла следующую. В той речь шла о почетном путешествии всеми любимой Вдовствующей Императрицы, матери Юншэна, в монастырь в месяц Начала Зимы. По типу, через семь, что ли, лет от пожара? Вэню пятнадцать.
Огинская задумалась.
Рановато для монастыря-то по возрасту? Зачем ребенка бросила?
Просидела Кира в библиотеке до раннего утра. Понемногу правление Вэнь Юншэна стало ей напоминать историю Александра Великого. Этот мужик точно родился не в свое время: слишком новационный подход к политике, слишком жесткие и резкие перемены. Понятно, что историю пишут нужные люди, но даже их мягкие формулировки не могли сокрыть того ощущения в девушке, что и Хуаншана ждет тот же фееричный пиздец, что и Александра: куча лизоблюдов, море крови, великие свершения, разочарование, пышные похороны и крах империи после его гибели.
Огромное бесчеловечное одиночество.
Но невозможно было не пропитаться уважением к этому мужчине, его мудрости, стойкости и запредельной смелости. Таких качеств и в современном мире найти почти нельзя. На онемелых ногах Огинская вернулась в домик, снова посмотрела на склянки.
Как говорится, не приведи Бог жить в эпоху перемен.
Девушка прошла к кушетке, рухнула плашмя, лицом в жесткую подушку, вновь из-под волос уставилась на склянки.
— Но, раз уж привёл, чё б и не?
Она закрыла глаза и мгновенно вырубилась.
Снились ей пожар, орущие китайцы, копоть и дождь, маленький Юншэн, напуганный грозой. Снились комично-злодейская Вдовствующая Императрица и холодное лицо подростка-Вэня, шугающего матушку расправой за мятеж.
Снился взрослый Юншэн, пиздящий Сводом Законов по лицам провидцев-религиозных фанатиков. И снился Император, в своих одиноких покоях за час до постылого Совета. Без улыбки на лице, как и говорила Айминь — сдержанный, холодный. Долго, долго, долго люди будут соображать, что он делает для них, медленно, медленно будут расти плоды в том саду, что посадил Хуаншан. И, дай Бог, ему бы увидеть хотя б зеленые побеги.
Она звезда — Ваня Люленов
Проснулась Кира за минуту до того, как в двери постучали. Не дождавшись ответа, вошел Лан, обеспокоенный слишком уж «бревнистым» видом наложницы Нин, прошел по комнате к кушетке, склонился над девушкой.
— Здравствуйте? Вам худо?
Юймин посмотрела на мужчину.
— Император здоров?
— Что? — лекарь Ши аж вздрогнул. — Почему вы вдруг спрашиваете такое? Здоров. Только что вернулся во дворец.
Кира закрыла глаза.
— Я с ним с ума сойду, не так, дак этак. Он меня в могилу сведет.
— Опять вы за свое, — напрягся целитель. — Ведь его даже в столице не было, а вы себя накручиваете.
— Ой, — Огинская махнула рукой на Лана. — Ну что за пилорама с утра?
— Да вы…
— Он еще хочет «живность»? — девушка вновь взглянула мужчине в глаза.
— Обратного приказа не поступало, — прищурился Ши. — А что?
Наложница присела, обняла ноги руками, уставила подбородок на колени и снизу вверх уставилась на целителя странным взглядом. Лан обмахнулся принесенной табличкой.
— Я приключения не люблю, — замысловато поделилась Огинская. — Моя бы воля — всю жизнь бы пролежала в темном углу под обоями. Понимаете?
— Нет.
— Вот и я тоже… не понимаю. Знаете… — девушка отбросила покрывало, с легким стоном поднялась на ноги, став ближе к чуть отшатнувшемуся мужчине. — Всё это напоминает мне сюжет: «Мы бежим, как слепой лось через горящий лес, нас ведёт судьба».
— Кто «мы»? — облизнул губы Лан.
Огинская, не сразу услышав реплику, очнулась, посмотрела на лекаря, опустила взгляд.
— Это какая-то иррациональная история, целитель Ши. А Император ваш — перерожденная душа какого-то древнего дикого Бога, не иначе.
— Дикому Богу про это не говорите.
— Зовет меня?
— Нет.
— Неужто? — наложница на секунду развернулась к лекарю. — Хм, что ж.
— Но он спрашивал о вашем самочувствии...
— Кхш-ш-ш-ш! — вскинулась от вздрогнувшего Лана Кира, был бы у нее хвост, он бы трубой встал.
— Что такое?!
— Махаться хочет со мной, до крови, до смерти… — шипела почему-то вдруг обрадованная Юймин, побежала к столику. — Мы ему покажем кузькину мать!
— Вы меня сами до могилы доведете, — взмолился Ши.
— Не исклю-ючено-о… — рассеянно сипела Кира над листом бумаги.
— В смысле?!
— Вот потому я и придумала!
Девушка подозвала лекаря жестом, ткнула кистью в корявый рисунок:
— Вы стекло делать нормальное умеете?
— Вы насмехаетесь? — глянув на пергамент, взвился Лан.
— Это «да» или «нет»?
— Это «попробуем». А зачем такой срам?
— Вэня в угол загонять.
— Этим-то?! Ох, я имел в виду, как вы смеете говорить такие ужасающие вещи?!!
— Не, не этим, конечно. Это замануха.
— Как этим можно заманить? Отсюда даже не выпить!
— Вам бы только.
— Что?!
— Сделайте к вечеру…
— Вот еще! Я не за…
— …и сами приходите, как солнце сядет.
— Сделаем, конечно, тут и работы-то… ничего особенного.
Лан замолчал, с тоскою вообразив себе реакцию на лицах мастеров.
— Можете побыть со мною часок? Я хочу, чтобы вы передали Императору от меня послание.
— Да Небеса же! Что вы опять выдумали?!
— Так поблагодарить же Великого Хуаншана надобно. За оказанную честь, за заботу. Передадите?
— Госпожа Нин, у нас не принято…
— Вы не представляете, как замечательно я пишу тексты! Да я гений слова! — опять отмахнулась Кира. — Уверяю, всё пройдет хорошо. Хуаншан будет растроган.
Бесприданница — DEAD BLONDE
Усевшись на пол, Огинская взяла новую кисть, подвинула себе бумагу и со всем энтузиазмом уселась за сочинение.
До девицы наконец дошло, что если проблема не решается известными способами, то это не значит, что решения нет в принципе. Просто оно максимально неочевидное.
И в данной ситуации был один рисковый, но изящный выход, который позволил бы избежать интимной связи с Императором, влюбленности в него, а заодно дал и некислое поднятие рейтинга Хуаншана среди простого народа, этих дворцовых подпевал. И это если не принимать во внимание тот восторг, который бонусом испытает живой, вечно ищущий ум мужчины.
Словами самого Юншэна: Кира знала, где достать «груши» в молодом саду Владыки раньше положенного срока. И готова была подарить эти плоды Вэню. В обмен же просила не так много. Проблем возникнуть не должно, ведь парочку прецедентов история уже видала.
И потом, насколько «Лепесток хайтана» знала нрав Императора, упорядочив знание еще и библиотечным чтивом, Вэнь уважал нетривиальный подход. И вряд ли ждет вообще, что наложница охуеет до такой степени, что первой установит с ним связь.
Кира злорадно зашипела над листом бумаги, и Лана от такой картины посетило нехорошее предчувствие.
— Госпожа Нин… быть может, мне вам помочь?
Памятуя о прошлом ее списке по зубной пасте, целитель опасался, что полноценное письмо выйдет куда хлеще. Говорила Нин бойко, но вот с письменной речью у девицы почему-то были проблемы…
— Это конфиденциальная информация! — тявкнула Львовна, воровато прикрывая свою писанину широким рукавом. — Говорю ж, я гениальный писатель! Виртуоз слога!
В своих опасениях после таких слов Ши Лан убедился окончательно, но спорить больше не стал.
В конце концов, Хуаншан всё это заслужил. А утренняя встреча с Владыкой вселила в целителя уверенность, что, пусть Вэнь и молчал все дни, молчание его не имеет ничего общего с «забывчивостью» или «прощением». Больше того, кажется, время выходило, и буквально со дня на день Император призовет главного лекаря и затребует каких-то результатов. А у Лана только по отчетам выходило, что «все мероприятия ведутся в полном объеме, есть значительные успехи, планируется завершить работу в согласованные сроки, однако на данный момент есть несущественные дефекты, ввиду которых представление промежуточных результатов просим отложить».
Лан, вынырнув из своих мыслей, с тоской глянул на наложницу Нин и обомлел. В глазах у девушки стояли слезы, выражение лица было таким… таким возвышенным и печальным, что у лекаря сердце задрожало.
Да что она там пишет?!
В подтверждение его мыслей Юймин громко всхлипнула, утерла щеку тылом руки и прошептала себе под нос:
— Милый мой… я помогу тебе… помогу… только ты мне тоже помоги… что ж мы с тобой бедовые такие…
Ши поднял брови, зачем-то даже отвернулся, сложил руки на груди.
«Бедовым» это животное точно назвать было нельзя, что за фантазии такие по поводу Хуаншана?!
В течение часа Юймин то плакала над письмом, то нежно улыбалась иероглифам, то ехидно хихикала. Лан решил, что читать такое не будет. Ему еще работать и детей на ноги ставить, в конце концов. Потому, когда наложница, вспотевшая, обмазанная чернилами, подошла к целителю и вручила ему послание, мужчина только кивнул, принял, помахал листом в сторону, осушая чернила, спокойно свернул в трубочку и, проникновенно посмотрев девушке в глаза, молча кивнул да и пошел себе на выход.
Дождавшись, когда Ши покинет домик, Кира взвизгнула, подскочила на месте и бросилась в потайную дверку.
Еще через двадцать минут, когда Огинская уже вовсю стряхивала с полок таблички и свитки по строительству, главный лекарь стоял перед приподнявшим правую бровь Великим Сияющим Хуаншаном, склонив голову, седея, протягивал тому письмо.
Вэнь Юншэн некоторое время смотрел на свиток в руках слуги, хмурясь, всё же принял бумагу. Проницательный взгляд скользнул к обескровленному лицу Лана.
— Ты надоумил на такую дерзость? — сурово вопросил Император.
— Я бы не посмел!
— Ступай.
Лана как ветром сдуло из кабинета начальства. А Начальство, добившись одиночества, подкинуло свиток левой рукой, поймало его правой и за спиной. На губах Хуаншана расцвела удовлетворенно-хитрая улыбка.
Он, конечно, был уверен, что Нин Юймин «тишины в эфире» не выдержит, однако даже не представлял, чтó его ожидает.
OST Маски-шоу — Еврейская
Прекрасные глаза Хуаншана, подернутые прозрачной влагой, в третий раз пробежали первую вертикальную строку письма.
Мужчина отвернул голову, рука, держащая пергамент, дрогнула, Юншэн, испустив тихий стон, прикрыл веки. Закусив нижнюю губу, он снова покачал головой, будто сомневался, опять скосил ясный взгляд к иероглифам. Пальцы, удерживающие бумагу, задрожали еще сильнее. Из груди Вэня вырвался тихий-тихий, почти неслышный всхлип. Император отвел взгляд к окну, махнул ресницами, и с нижних справа скатилась скупая слеза. Хуаншан сдался, отложил письмо, накрыл лицо обеими ладонями, склонился к правому колену и испустил жутковатый хриплый вой. Плечи у Государя затряслись, по всему видать было: послание явило Императору неутешительные вести. Но не таков был Юншэн, чтобы спасовать перед расстраивающими его вещами!
Собравшись с последним надорванным нервом, Вэнь злобно схватил лист бумаги, смаргивая слезы на заалевшие ланиты, дрожа, как новорожденный телёнок, развернул письмо поудачнее и со всем вниманием принялся за чтиво сызнова.
Итак…
«Гигантский Горящий Хуа Хах!»
Вэнь взвыл, но уже тише, гавкнул на себя ж, заставляя читать дальше.
«Мне надо поговорить с тобой, а то я не могу, что ли, объяснить? Я сказал, хочу тебя со мной и чувствую себя хорошо для этого! Конечно, могло бы комфортно ныть при использовании, но!»
На бумагу упала слеза, размыла кривой иероглиф. Юншэн изо всех сил сжал зубы.
«Как говорили, тушите вёсла, однако мы помним про ручной марихуёй, понятно?! Это у вас тут принято, чтобы анчутки бегали, а я мужатицей быть не желаю! Сёмга мудак»
Император почесал висок, уложил голову на ладонь, умиленно поднял брови. Вздохнул.
«С конца. Ах, если б вы знали, шлёндяет меня тут и кругом голые голодные ребята. Я готова пережаловать вам формочки пирожные с плесенью. Но взамен не хочу условий, так то! Вам, навеное, увлекательно, как? Из сплава мертвецов мужская ожерелья, естественно! Обсмоктать края, будта шляпотень, и готово. Сверкать будешь, как зубы младенца, верно говорю!»
Вэнь закрыл глаза, закусил щеку, через нос шумно перевел дыхание. Проморгавшись, продолжил читать.
«Согласитесь, шлыкаться тут мне смыслы не есть. Но помимо прочего я захватываю вас! И требую. Заплатите носками!!!»
— Пощади-и! — глухо простонал Юншэн, задыхаясь.
«Только носками. И носки — назад! Формочки вперед плесень! Это простая, чтобы не обмишулить. Ну, простым нёбовом. Вы вообще не извинение, я прост со свиньями первый раз разговариваю…»
— Уык!
Император упал лицом в коленку, затрясся по-новой.
Хуже всего, что ум Хуаншана продолжал бесполезное сопротивление и всё пытался проанализировать мозгой, так сказать, скрытые смыслы послания наложницы Нин. Понятное дело, это не представлялось возможным. Короче, упарывался в данный момент Юншэн собственным интеллектом фактически насмерть. Мозга лагала, выдавала системную ошибку, мужика трясло от гогота и изумления, и остановить этот ядерный процесс было не можно.
— А-а!
Вэнь дернул письмо к коленке, сквозь мутную завесу уставился на текст.
«Мы старые люди, Хуа Шах, всё понимание… да?»
— Да-а! — прорыдал в бумагу Хуаншан и тут же замотал головой. — Не-е-ет!
«Понимание формочек плесень. Хило вам, поди?»
Вэнь закивал.
«Но есть в носках сокровищница…»
— Опять…
«Та я фактически вукердырдыр!»
— А?
«Вундеркурдыр»
— А.
«…из чего слепляешь гусятник себе, э?»
Юншэн растерянно пожал плечами.
«Кисловодск!»
В Вэня будто выстрелили Кисловодском, он, протяжно ыкнув, вновь приложился к коленке.
«Рисовые лепёшные гусятки, — неумолимо вещало почти лежащему уж Императору письмо. — Добро поехали! Шпырит крышу любую под когда я буду тебе сюрприз сказать. Ты очень красавицая и с котлованом жарким. Но рисявое… ты просто не хочешь быть счацливой звездой. Только я ни дам бесплатная, во. Сядь мне на лицо? Ну хошь попшаемся, ты мне не веришь что сказать тебе ни хочешь тебе сказать. Мне. Я твои губами сниму. Хошь?»
От резкого поворота сюжета у «голодного» второй день Юншэна бумага выпала из рук. Мужчина внезапно перестал хрипло ржать, нахмурился, склонился, поднял письмо. Не веруя своим глазам, перечёл еще раз, но не про лепёшный гусятник, конечно.
В голове у него даже успела промелькнуть мысль: «Да неу-у-ужто…».
«Хотел посмотреть на вас. А после решил поздороваться!»
Вэнь залагал снова, пробежал взглядом весь прочтенный ранее текст.
— Ну, здравствуй…
«Зачем усажнять сложное? Стань моей женой, чо ты булка! Эй ты, ответ наъ!!! У меня нормальный характер, не думай другое. Я становлюсь навсегда. Друг друйгим уснаем если хошь мета жит будими. Я всё тебе подарю. Маш… шмя… ну тоже подарю. Сделай меня коротко недоступно, будем друг другу помогат. Всё сбудется твоим словам цвета мужчины. Что ты по жилиешь так будет. Со мной точно не соскусися, я обишаю. Уф-ф, зверька, ну как мне показать тебя, шо я не бандит?»
— Уже никак…
Обессиленный агрессивным флиртом Вэнь опрокинулся на спину, накрыл лицо письмом и затих.
«Будешь так доставать меня, да? Ты как ангела красивое. Я хочу видеть тебя в. Я не собираюсь тебя угрожать. Приходя через трое дня и увидишь. Но таращиться выше груды незь! Зачайкаешься.
Не забудь, ты твердый обещание носки!»
— Четыре — один, — прошептал Вэнь промежуточный счет с наложницей Нин.
Ага, Юймин еще не «вела», но уже показала, что живая.
