Да прибудет царствие мое

            Он заставлял повторять профессора эти слова из раза в раз, как мантру, ибо ему не нужны были сопливые словечки о любви. Необъяснимое чувство между ними было куда могущественнее и сильнее, а также опаснее: любой неверный шаг и пропасть навсегда разлучит их. Но сейчас ничто не заставит этих двух существ оторваться друг от друга, ибо они, лобызаясь на мягкой широкой кровати со скомканной простынëй, предавались грехам целиком и полностью, бесповоротно.       По всему телу разливался жар, а разум окутывал дурман, когда демон властно сжимал сквозь тонкую ткань нижнего белья член Фауста, царапая ногтями и сдавливая, тем самым доставляя сладостное мучение партнёру. Задыхаясь от накатившей пелены возбуждения, доктор успел пропитать запах в комнате потом и каким-то слабым, едва уловимым запахом лесных трав. От демона же по прежнему пахло проклятыми, непонятно откуда взявшимися, пряностями. Навалившись сверху он сорвал с профессора уже мокрую рубаху, провёл обеими руками по оголенному торсу, оставив незапланированные красные полосы на бледной нежной коже, которые вполне его устроили. Пылавшее пламенем и на всё готовое тело под ним только будоражило фантазию, как впрочем и весь организм. Фауст протянул к демону руки, но их быстро перехватили и зафиксировали над головой, прижав к подушке. Мефистофель бы с ума сошёл, если бы этот человек вздумал его ещё и трогать, ибо тогда живым из постели доктор не выбрался бы.        Их первый поцелуй выбивает из доктора начало загадочной мантры...               Dein Reich komm nicht        Тёплые пухлые губы соприкасаются с холодными бледными ниточками, впиваются в них, словно там ещё есть что пить, языки сплетаются в сумасшедшем танце, заставляя обоих потерять рассудок в этой агонии страсти и порочной любви.               Und dein Wille geschicht nicht        Жар и холод, огонь и вода, движение и бездействие, о, он мучительно медленно провёл вдоль от основания до головки по налившемуся члену профессора и два оголённых тела одновременно дернулись вперёд, подталкивая их обладателей к большему. Мефистофель, сжав до боли и крови бёдра Фауста, резким толчком пропихнул своё достоинство внутрь уже растянутого, похотливо снимающегося кольца мышц. Этого было более, чем достаточно, чтобы глаза партнёра закатились, руки сжались в кулаки, а протяжный стон вырвался изнутри и загадочные слова, сливающиеся в нём в продолжение мантры, заполнили комнату...               Nicht im Himmel        Беспорядочные движения, не имеющие определённого темпа, с постоянными переменами "угла преткновения" доставили обоим партнёрам небольшой дискомфорт, однако вскоре Мефистофель нашёл нужную точку и задал нужный темп. Фаусту пришлось приложить усилия, чтобы расслабиться и не сжимать внутри партнёра так сильно, ведь это довольно непросто. И всё таки было в их первой, неуклюжей любви что-то особенное: прикосновения рук, биение сердец, сбитое дыхание, теплота тел, запах кожи и затуманенный взгляд - всё это здесь и сейчас, окутанное таинством, а что будет дальше - уже другая история.        Поцелуи доставались профессору на совершенно различные участки тела, не говоря уже о бордовых засосах и мелких редких укусах в области шеи. Звуки наполняли скромную комнатку жизнью, такой, какая она есть на самом деле: активная, порывистая, ненасытная, опасная, яркая, чувственная, живая. И никого абсолютно не волновало с чего всё это началось, кто там, за стеной, и правильно ли это. Важно было лишь одно: они вместе, они сильны, одиночества больше не существует в их, теперь общем, мире.        Заметив, что партнёр ерзает от скопившегося напряжения внизу живота и силится поскорее разрядить себя, Мефистофель, будучи сам на пределе, опередил его, крепко сжав член у основания. От такой неожиданной подлости Фауст выгнулся дугой и жалобно заскулил.        — Прошу... Не мучай ты меня..       — Ещё проси.        — Молю! И я,        на что угодно впредь готов.        —Тогда предай своих Богов,        и для меня в лесной тиши        Дыханием мёртвым ты дыши.        Только проговорил это демон и сразу стал двигать рукой вдоль члена человека, наслаждаясь его стонами и всхлипами, и в конечном итоге излившись вместе с ним практически в одно время, услышал в очередном, победном стоне, заключение заклинания...               Und auf Erde sowieso nicht        Так пролежали они бог знает сколько, слушая мерное дыхание друг друга и ощущая недавнее тепло близости, которое никуда не уходило. Фауст поглаживал широкую, мощную грудь демона и размышлял о том, сколько, вероятно, у него было и есть любовниц, с таким-то телом, да харизмой. Мефистофель смотрел в потолок и, будто прочитав его мысли, повернул к нему голову и сказал:        — По молодости я, бывало, ходил налево и направо. И без разбору брал, что глазу, казалось сорта высшего алмазом. Но время шло, а я старел.. Дух мой иссяк и охладел.. И запер я проклятую любовь, на тысячу замков, чтоб боль не испытать мне вновь.        — А тут я...        — Ты, Генрих, как проклятый бес, разворошил мой тёмный лес, и отыскал любовь мою, забрав с собою как трофей и наглым образом теперь мне шепчешь на ухо "люблю". — усмехнулся черт и прикусил мочку уха своего доктора.        — Люблю! Ещё раз повторю,        возьми с собой меня, молю,       и всю тебе любовь свою        я безвозмездно подарю.        Они на минуту замолкают, впервые задумавшись о последствиях в будущем, не без опаски и неприятного чувства страха представляя, что их ждёт в дальнейшем. В последний миг Фауста одолевают сомнения, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но его губы плавно накрывает тёплая ладонь и Мефистофель серьёзно отвечает:        — Как скажешь, просьбу выполню твою...