Шун Идзаки
Идзаки закурил сигарету и откинулся на спинку своего кресла. Совещание проходило уныло и размеренно. Впрочем, как и все остальные. — Ну что ж, вот мы и обсудили все текущие вопросы, — заместитель директора собрал все бумаги со стола и заложил их в папки, — но у нас есть ещё одна небольшая проблема. — Корпорация Рейсо? — усмехнулся Такеру Кейко, второй заместитель. Шун устало закатил глаза, ему безумно не нравились разговоры на такие проблемные темы, потому что каждый раз они заканчивались одинаково — чьей-то смертью. Все люди, присутствующие в зале заседаний, имели абсолютно одинаковые права, и голос каждого имел одинаковое значение. Семь заместителей главы корпорации, имеющие по пять процентов акций, и сам директор, владеющий пятьюдесятью одним. Как Идзаки удалось затесаться в эту семёрку? Он и сам не знал, так легла его карта. Быстрый карьерный рост, которому способствовала деловая хватка, хорошая память и усердность. И плюс к этому три года работы. А вообще — дуракам везёт. — А что они опять натворили? Шун затушил сигарету в хрустальной пепельнице и оттолкнул её от себя. Она проехалась по отполированному столу, мерцая гранями в приглушенном свете ламп, все присутствующие проследили за ней взглядом и только потом посмотрели на главу компании. — Заместитель их директора снова организовал покушение на меня. Ответы директора всегда были простыми и по существу, наверное, именно поэтому он был единственным человеком, который не раздражал Идзаки. — Ну, так нужно просто устранить его. Вот и началось «любимое» развлечение Шуна. — Верно мыслите, — а вот за кровожадность Идзаки директора не любил. Все стали выражать своё полное согласие с главой. Один за другим они подписывали человеку смертный приговор и даже не морщились. — Ну, а что скажешь ты, Идзаки-кун? — директор выжидающе посмотрел на Шуна. — Я воздержусь, — Идзаки поднялся со своего места и, поклонившись, направился к дверям. — Ну-у-у, как всегда, — протянул Такеру и, встав со своего места, нагнал Шуна. — Послушай, почему ты никогда не поддерживаешь большинство? — Я не подписываю людям смертного приговора, — Идзаки поморщился, озвучивая собственные мысли. — Но ты не говоришь нет, — улыбнулся Кейко, приобнимая его. — А это значит, что ты такой же, как и мы. Шун перевёл на него взгляд и, раздражённо фыркнув, убрал чужую руку со своего плеча. Двери без труда открылись, выпуская Идзаки в пустой коридор, за спиной слышался звонкий смех Такеру, а от его слов на душе остался неприятный осадок.***
Рука неприятно ныла, а когда-то белая рубашка, неприятно липла к телу. Алое пятно расползалось по ткани вместе с тем, как сочилась кровь. Стены забытого людьми и Богом сарая, стоявшего на отшибе города, непрерывно гудели от разбушевавшегося на улице ветра. Одна единственная лампочка безумно крутилась на тонком проводе, протянутом от ближайшего столба. Здесь не было слышно шума города, ближайшее здание находилось почти в километре отсюда. Деревянные коробки, разбросанные у стен сарая, кое-где уже гнили и рассыпались от малейшего к ним прикосновения. Неприятное место, наполненное затхлым запахом сырой земли и пыли. Симпатичный парень, чуть младше самого Идзаки, лет двадцати трёх отроду сидел на земле и неотрывно следил за Шуном. — Кто тебя послал? — Идзаки в третий раз повторил свой вопрос, но так и не услышал ответа. Взгляд светло-карих глаз продолжал неотрывно следить за ним. Шун устало выдохнул и поднялся на ноги. Это впервые за три года его работы в компании, когда кто-то покушался на его жизнь, и ещё чуть-чуть и жизни бы он лишился. Теперь он начинал понимать, почему люди так ею дорожат. Неприятно осознавать, что кто-то целится тебе в голову. Ещё неприятнее осознавать, что кто-то мог попасть тебе в голову. — Он ничего не скажет. Они всегда молчат, — хмыкнул кто-то из охраны. И правда, с того момента как его поймали, он не промолвил ни единого слова. Крепкий малый, верный своему делу. — Хорошо, пристройте его куда-нибудь. Поговорю с ним потом, — Идзаки направился к разваливающимся дверям. — Идзаки-сан! Осторожно! Нож! Шун развернулся на чужой крик и увидел, как парнишка оседает на пол и заваливается на спину. Кровь чуть ли не фонтаном бьёт из раны в животе, заливая и без того сырую землю. Идзаки подошёл к парню и присел рядом с ним. Танто, зажатый в руке, блестел от крови. Шун коснулся кончиками пальцев рассечённой плоти, провёл по ровной линии, ощущая, как горячая кровь продолжает течь из раны. Светло-карие глаза слепо уставились в потолок.Юджи Токаджи
Крики, хруст костей, кровь на костяшках, запах пороха, холод стали — всё это стало главной составляющей жизни Юджи Токаджи. Таинственный незнакомец, заинтересовавшийся им три года назад, оказался главой специального подразделения, работавшего на правительство, Униёда Хонзо. Главная задача этой организации — устранение нечистых на руку людей. Таким человеком мог стать кто угодно: банкир, застройщик, врач, шишка из того же правительства. Главным условием являлось наличие чужой смерти на руках преступника. Хонзо называл своих людей весьма романтичным термином — Жнецы, реже — Проводниками. Все отшучивались от первого и называли себя вторыми. Путь в кабинет Униёды Токаджи мог пройти с завязанными глазами. Хорошо освещённый коридор резко сворачивал влево, и прямо за углом была дверь, отпирающаяся только со второго подхода. Старая и скрипучая щепка, как любил говорить сам глава подразделения. Войдя в кабинет, Юджи остановился у закрытых дверей, не проходя дальше. В этот раз Хонзо был собран, а пиджак был застёгнут на все пуговицы. Это могло значить только одно — кто-то из жнецов не вернулся с задания. Причиной тому могла быть только смерть. — Проходи. Токаджи послушался и прошёл к столу начальника, сел, когда ему указали на стул. — Это твоя новая мишень. Униёда пододвинул папку к Юджи и устало откинулся на спинку своего кресла. Токаджи взял документы в руки, но открывать не стал. — Они убили его? — Нет, он сам, — ответил Хонзо, закрывая глаза. — Ясно, — пробормотал Токаджи, сжимая папку в руках.***
Ночной город пролетал перед глазами. Мерцая и отражаясь в забрале шлема. Подъехав к ресторану, Юджи остановил своего железного коня у красной ковровой дорожки и криво ухмыльнулся. Охрана, стоявшая у дверей, заметно напряглась, но и паники поднимать не стала. За стеклянными дверями появилось знакомое лицо, которое за семь лет почти не изменилось. Идзаки вышел на улицу, бросил мимолётный взгляд на чёрный байк и попытался прикурить, но так и не донёс сигарету до рта. Токаджи стянул с себя шлем и довольно ухмыльнулся: — Может, прокатимся? Шун удивлённо таращился, даже не думая натянуть на лицо более приличную маску, отвечающую его обычному образу. Охранники неуверенно топтались на местах, словно раздумывая, отбить Юджи почки или нет. — Или ты боишься помять костюмчик от Армани? — Токаджи опять улыбнулся, блестя глазами в свете вывески. Идзаки поймал летящий к нему шлем, не переставая таращиться на старого знакомого. Оглянулся, посмотрел на недоумевающих охранников и, махнув рукой, направился к Юджи.***
— Такое чувство, что я вернулся в прошлое, — улыбаясь, пробормотал Шун. Они остановились на городском мосту и сейчас смотрели на отражение звёзд в речной глади. — У-у-у, кажется, поездка на тебя немного неправильно повлияла, — усмехнулся Юджи. Если бы не фонари их бы никто не мог увидеть, но поздний час решил эту проблему радикально, разогнав всех по кроватям. Городские часы только-только отбили два часа ночи и затихли. Идзаки облокотился о перила и, склонив голову на бок, вгляделся в лицо Токаджи. — Что? — Юджи удивленно изогнул брови. — Как ты нашёл меня? — сухо спросил Шун. — Это было не очень-то легко, так что я тебе не скажу. Идзаки недовольно фыркнул, но не стал допытываться до подробностей. — Теперь ты обязан отвести меня домой, — требовательно проговорил Шун, беря шлем в руки.***
Всё происходило как в тумане. Руки, так сильно обнимавшие за поясницу во время поездки, мёртвой хваткой вцепились в рукав камуфляжа и потянули наверх. Идзаки целовал властно, кусая губы, как голодный хищник, которого не кормили долгое время. Токаджи позволял ему это, открыто получая кайф от таких действий, и по возможности отвечал тем же. В квартиру они почти завалились, сбив при этом стоящую у входа вешалку. — Не думай, что тебе можно всё, — рыкнул Юджи, прижимая Идзаки к стене и расстёгивая на нём рубашку. — Не думай, что я подставлю тебе свою задницу, — парировал Шун, резко дёргая за бегунок на кожаной куртке и откидывая её в сторону. Ловким движением он стянул с Токаджи белую футболку и рвано выдохнул, прикоснувшись к рельефному прессу. — Это у тебя сидячая работа, — пробормотал Юджи, прижимаясь к нему всем телом. — К чёрту всё, — бросил Идзаки, обнимая его за шею. Токаджи приглушённо рассмеялся, подхватывая его на руки, и пинком открыл дверь в спальню. Всё-таки у Шуна губа не дура. Огромная кровать, занимающая большую часть спальни, радушно приняла двоих, окутав своим свежим ароматом. Засмеявшись, Идзаки утянул Юджи вслед за собой и крепко обнял, целуя обнажённую шею. Вывел извилистую линию кончиком языка и, удовлетворенный ответным стоном, прикусил кромку уха. — И многих ты тут соблазнял? Токаджи и сам не мог понять, откуда всплыл этот вопрос и, как ему хватило мозгов его озвучить. Шун замер на мгновенье, но резко скинув его с себя, залепил звонкую пощёчину. Повалил Юджи на спину и, вскочив на него, нанёс ещё пару ударов. Токаджи пропустил оба удара, но всё же смог схватить вскочившего Идзаки и повалил его обратно. — Ублюдок! Отпусти меня! — Заткнись! — гаркнул Юджи, зажимая ему рот одной рукой и воюя с его брюками второй. Буквально содрав с него штаны, Токаджи подмял вырывающегося Шуна под себя и заткнул его уже поцелуем. Идзаки в очередной раз укусил чужие губы и слизнул кровь, пробуя её на вкус. Вспоминая, её вкус. Изогнулся под Юджи, когда тот ощутимо провёл ладонью по его члену, руки у него были как обычно горячие, за семь лет ничего не изменилось. Глухо застонал, когда Токаджи стал кусать кожу на ключицах, и скользнул горячим дыханием ниже по груди. — Ненавижу тебя, — вконец осевшим голосом прохрипел Идзаки, чувствуя, как Юджи входит в него, вцепился руками в обнаженные плечи. — Я тоже тебя люблю, — прошептал Токаджи, входя до самого конца. Всё происходило жестче, чем раньше. До крови. Крови на губах от поцелуев. Крови на спинах из длинных лент-царапин. Крови между ними от долгой разлуки.***
Идзаки сидел на берегу и наблюдал за разбушевавшейся стихией. Море не голубое, не синее и не зелёное, а по-настоящему чёрное, первородная пучина, готовая поглотить в любой момент. Тёмные волны, украшенные белой пеной, наскакивали на берег, а затем отступали, унося вместе с собой золотистые песчинки. Волны, что бушевали дальше от берега, сталкиваясь друг с другом, поднимали в небо облака белых брызг. Спасаясь от этой влаги, птицы поднимались к грозовым тучам, теряясь на их фоне. Судзурановец тщетно старался разглядеть их. «Раз уж летают над морем, значит, чайки, но бывают ли чёрные чайки?» Повернувшись на странный звук, он увидел ворона, терзающего пластиковую бутылку. Тот в ответ склонил округлую голову набок и уставился на парня глазами-бусинами. Рассмотрев Шуна, ворон удовлетворённо каркнул и взмыл в небо. В какой-то момент ветер усилился, а вместе с этим горизонт словно перестал существовать. Идзаки уже не мог определить, где потемневшее небо со вспыхивающими от молний облаками, а где — чёрные воды с их белоснежными гребнями. Они смешались и поглотили Шуна вместе со стаей чернокрылых воронов. Вырвавшись из власти чёрно-белого вихря, Идзаки сел на кровати и вздохнул: всё это было лишь сном. Но в воздухе по-прежнему витал аромат моря. Шун повернул голову — Юджи по-прежнему спал. Идзаки встал с кровати и направился в ванную. Босые ноги неприятно стыли на кафеле, и Шун уже успел отругать себя, за не любовь к тапкам, когда за спиной что-то шлёпнулось. Развернувшись, он заметил босого Токаджи за порогом, а опустив взгляд, увидел тапки. Юджи всегда любил, когда тепло и уютно, плюс ненавидел сквозняки и дождь. Полная противоположность. — И чего тебе не спится по ночам? — спросил Токаджи после того, как Идзаки влез в обувь. Шун предпочёл промолчать. Не будет же он выкладывать Юджи, что его уже семь лет мучают ночные кошмары, абсолютно беспочвенные кошмары. «Абсолютно не касающиеся этого чертового брюнета!» — подумал он, умывая лицо прохладной водой. Повесив полотенце обратно на крючок, Идзаки повернулся к Токаджи. Тот по-прежнему стоял в коридоре, закутанный в простыню по самые уши; недовольно зевал и балансировал на одной ноге, почёсывая её другой. Всем своим видом он демонстрировал крайнее недовольство из-за того, что ему пришлось встать посреди ночи. Взъерошенный, но не безучастный, слишком уж обеспокоенный взгляд. Выйдя из ванны, Шун выключил свет и потянул Юджи за собой, точнее потянул простынь, а Токаджи потащился за ним по инерции, не желая оставаться без источника хоть какого-то тепла. Кровать радушно скрипнула, давая понять, что ещё одной такой ночи может не выдержать. В окно уже начали заглядывать первые лучи солнца, опадая на пол прямо перед кроватью. Идзаки почти сразу задремал, стоило только его голове коснуться подушки. Юджи мягко улыбнулся, убирая с его лба светлые волосы, всё-таки даже статус и годы не смогли вытравить из Шуна дух противоречия. Токаджи провёл подушечкой указательного пальца по кончикам ресниц Идзаки и прислушался к его недовольному фырканью. Тот наморщил нос и зарылся поглубже в подушку. Юджи поймал себя на мысли, что всё запуталось.Спустя месяц
Идзаки стоял у окна и всматривался в заходящее солнце. — Ну, наконец-то ты пришёл, — устало бросил он. Юджи стоял у него за спиной у самых дверей, молча прошёл и остановился в центре кабинета. — Когда ты понял, что я Жнец? — В ту ночь, когда ты появился у ресторана. Люди из прошлого не возникаю в настоящем просто так, — Шун повернулся к Токаджи и ласково улыбнулся. «Ты сможешь отомстить, кем бы ни был обидчик», — прозвучали в голове знакомые слова. Юджи сглотнул и с трудом выговорил: — Ты ещё можешь вернуться в город. — Нет, — Идзаки обошёл стол и прислонился к столешнице. — Ты ведь знаешь, никому из воронья ещё не удалось встать на ноги, а если и удалось, то в качестве якудзы. А я боялся такой участи, — голос у Шуна был спокойный и размеренный, словно он рассказывал сказку своему ребёнку. — Судзуран привязывает к себе. А если это не удаётся, то он приковывает к людям. И я не стал исключением из правил. — Что за бред ты несёшь? — рыкнул Юджи, желание выхватить пистолет из кобуры под курткой, нарастало с каждой секундой, но выражение лица Идзаки останавливало. — Это не бред, — тихо ответил Шун. — Я привязался к GPS. В тебя влюбился… как последний дурак. Все эти семь лет я бегал от самого себя. В конце концов, на моих руках слишком много смертей, а иначе тебя бы не послали за мной. В глазах Идзаки не было ни намёка на панику. Он уже всё решил. Он подписал свой смертный приговор и готов к его исполнению. Токаджи впервые стало страшно. За все три года, что он работал в составе Проводников, он ещё ни разу так не колебался. Шун сел за стол и, откинувшись на спинку стула, тихо пробормотал: — Исполняй приказ. Юджи вытащил пистолет и выставил руку в его сторону. Шун всё так же улыбался.***
В голове жутко гудело. Спустившись на первый этаж и вырвавшись из здания корпорации, Токаджи перешёл через дорогу и остановился у входа в парковую зону. Перед глазами всё ещё стояло лицо Идзаки, алое пятно, расцветающее на белой рубашке, и улыбка, застывшая на губах.***
Токаджи вошёл в главный зал, где должен был зачитать отчёт о проделанной работе. За главным столом сидела очередная шишка из правительства, Униёда Хонзо и его секретарь. Он шёл между ровными рядами стульев, на которых сидели остальные Проводники, все они удивлённо таращились на него. Подойдя к главному столу, Юджи швырнул к политику папку и свой пистолет. — Что это такое?! — разгневанно выкрикнул тот. — Это отчёт. Это моё табельное оружие, — Юджи покрутил в руке оставшееся лист бумаги и кинул его вслед за остальными вещами. — А это моё заявление об уходе. Спасибо. Последнее слово Токаджи произнёс для Хонзо, тепло улыбнувшись бывшему начальнику. Развернулся и направился обратно к выходу. — Идиот! Из этой организации нельзя уйти самому! Все Жнецы об этом знают! Юджи остановился в проходе и, едва слышно выдохнув, бросил через плечо: — Значит, я буду первым, кто подаст им правильный пример. Ошарашенный политик опустился на стул. Закрывая за собой двери зала, Токаджи слышал тихое перешептывание Проводников: «Видели? Его волосы». Спустившись по лестнице на первый этаж, Токаджи остановился у зеркала, убирая со лба челку. Среди чёрных, отсвечивающих синевой волос проскальзывали серебристые, почти белые. И всего за пару дней.***
Городское кладбище встретило Юджи распахнутыми воротами и начавшимся снегопадом. Первым в этом году. Пройдя к нужной могиле, Токаджи сел на землю рядом с памятником и прислонился к нему спиной, прижавшись затылком к холодному камню. На серой глади аккуратно было выгравировано имя и фамилия. Иероглифы складывались в знакомое, родное и до сих пор тёплое — Шун Идзаки. Сердце болезненно сжалось, отчего Юджи невесело рассмеялся. В голове проскальзывали события прошедшего месяца. Как Шун часами валялся на кровати, среди разбросанных книг, как они читали друг другу. Вели себя глупо, как будто им снова по восемнадцать и жизнь только начинается. Среди туч на секунду выглянуло солнце, золотя снежное покрывало окутавшее землю. Юджи мягко улыбнулся и отсчитал последние удары одинокого сердца.