На следующий день
В шоковом состоянии позвонила Амалии и попросила встретиться. Она будет ждать меня на квартире. — Что-то с Сэмом? — открывает дверь, — с папой? — Со мной, — прохожу, — сядь, а то наебнёшься. Из пакета достала несколько бутылок рома и газировки. Открыв алкоголь, сделала пару мощных глотков и села на диван. — Я такая дура, — смотрю в одну точку, — те же, блять, грабли… — Отвечай на вопросы. — С Сэмом всё нормально, с папой тоже… — Говори, Жень. — Слушай…За несколько часов до события
Когда мы вернулись в поместье, то я заметила на Яре кровь. — Это, — в ужасе. — Моя, — МакАллистер успокоил меня, — все хорошо. Лишь царапина. Через пятнадцать минут залетела Бежецкая. Она в каком-то странном состоянии. — Вы целы? — оглядывает нас, — что с рукой? — хватает дочь на руки. — Порезали, — накладываю повязку, — на нас напал Иордан. — Четверо. — Прости, Амалия, мы даже подумать не могли, — Сэм скривился. — Всё обошлось. — Женщина, которую я повалила, — успокаиваюсь, — сказала то, что следили от дворца. — Я давно Николаю говорила, я знала, что во дворце есть крысы, — злится, — не пойму одного, — шипит, — для чего им принцесса? — Шантаж, — МакАллистер, — ты — мать единственного ребёнка царя, а значит, похитив Яру, они смогли бы манипулировать вами так, как захочется. — Суки, ну суки… Через несколько часов вернулся папа. Разбитая бровь и гипс. — Уснул? — Сэм уже ждет меня. — После двух бокалов виски, — киваю, — какой-то дурдом начался. — Разберёмся. Давай спать. Он обнял меня сзади, и оставил лёгкий, почти невесомый поцелуй на шее. С ним так хорошо и спокойно.Утро
Первым делом нужно раздать пиздюлей. Я была так зла на Бриллинга, что чуть не задушила его, как только открылась дверь. — Протрезвел?! — Вполне. Иван Францевич встретил меня в одних пижамных чёрных штанах. Видимо, только что вышел из душа. Волосы слегка влажные. — Ты хоть помнишь, что сделал? — Да, — кивает, — у меня память не отшибает. Мне нужно о чём-то пожалеть? — Хотя бы извиниться, — в ярости, — меня же подставил… — Ваши отношения настолько серьёзные? — усмехается, — почему ты здесь? — Хочу высказать тебе то, какое ты говно. — Или же. Мужчина вплотную подошёл ко мне и прижал к стене. Его серые глаза пожирали и уничтожали меня одновременно. — Твои попытки соблазнения могут пойти нахуй. — Или ты, — облизнул губы, — на меня. — Завязывай, — рявкаю. — Нас тянет друг к другу, это же так очевидно, Карницкая, — прошептал, — для чего ты это отрицаешь? — На одном притяжении семью не построишь. Мы разные и нам тяжело. — Да-а-а-а, — простонал, — но мы можем выполнять другую функцию, как и планировалось изначально. Я, ты, горизонтальное танго в кровати и никаких обязательств… — Я с Сэмом. — А я с Ханаби, — расстегнул мою куртку, — согласись, ты скучаешь по нашим играм… — Нет. — Да, — уверен в своих словах, — да. Ты уже здесь, а значит, не представляешь во что ввязываешься. Он смаковал каждое слово, наслаждаясь моей безоружностью и тем, что контролировал каждое действие. — Я возьму тебя прямо здесь и сейчас, а ты не посмеешь сопротивляться. — Пошёл нахуй, проклятый эгоист. — За такие слова и по губам получить можно, — улыбается. — Отпусти меня. — Уверена? — Да. Бриллинг отошёл на несколько шагов, больше не ограничивая. — Не звони мне, понял? — Понял. Схватив за рукав, он резко притянул к себе и вновь прижав к стене, впился в губы горячим поцелуем. Я тут же обмякла в его руках, теряя любой рассудок. Бриллинг нагло снимал с меня одежду, откидывая её в сторону. — Нет, — прихожу в себя, — нет… — Да-а-а-а. Мой сладкий наивный котёнок, я же прекрасно знаю, что ты грязная шлюха, которая обожает скакать на мне… Каждое слово звучало как искушение. У меня голова кружится. — Облизывать головку члена, — шепчет, — царапать мою спину, кричать до хрипоты в голосе… — Бриллинг… — Самое интересное то, что у тебя было огромное количество возможностей уйти, но всё ещё остаёшься здесь, — слегка придушил, — потому что, тебе это нравится. Ты — моя секс-кукла. Запустив руку в его волосы, сжала так, что Бриллинг прорычал и укусила в шею, вызывая более громкое рычание. Ему это нравится. Закинув на плечо и стянув штаны, Ваня хорошенько отшлёпал меня. Кожа горела от его рук. Слегка небрежно швырнув на диван, он избавил меня от штанов и лонгслива, оставляя в одном нижнем белье. — Всё ещё хочешь уйти? — навис сверху. — Хочу. — Через часик уйдёшь. Перевернув на живот, отодвинул край насквозь мокрых трусиков и провел пальцами по половым губам. — Мне… Именно мне принадлежит каждый миллиметр твоего тела. Ты позволяешь ему прикасаться к себе, но об этом потом, — усмехнулся, — а сейчас, я свяжу твои руки и оттрахаю тебя во все дыры, да так, что ты позабудешь обо всём, обо всех, кроме моего имени, — шлёпнул, — ты меня поняла? Он имеет надо мной власть. — Попробуй, — обернулась. — Хорошо. Подойдя к комоду, Иван Францевич достал верёвку и действительно связал меня. — Будешь сопротивляться — вообще не уйдёшь. Он вошёл в меня без малейшей прелюдии, и от нахлынувших ощущений, мы синхронно застонали. — Как я скучал, — укусил за плечо, — с ума сходил, — оставил поцелуй. С каждым движением его бёдер, мои стоны становились всё громче и громче. Ногти впились в диван, царапая натуральную кожу. Мы трахались как бешеные животные. По-другому никак не сказать. И да, Бриллинг выполнил своё обещание. Я кричала только его имя, когда мужчина жёстко трахал меня, накрутив волосы на кулак. — Чёрт, — закатил глаза, — да-а-а-а, поскачи на мне… Мои оргазмы были яркими и продолжительными, что заводило Ивана ещё больше. Умопомрачительно. Лёжа на полу, восстанавливая дыхание и пытаясь унять дрожащие ноги, осознала, что произошло. Он лежал рядом и молча курил, глядя в потолок. Его тело покрыто царапинами и засосами, а на шее след от укуса. — Ненавижу тебя. Себя. — Брось, — рассмеялся, — тебе всё понравилось. — Шантажировать будешь, да? — Нет, — мотнул головой, — зачем мне кому-то что-то доказывать? Нам двоим всё предельно ясно. — Это не любовь, — прошептала, — это какое-то безумие. — На этом основываются наши отношения. Друг без друга тяжело, но вместе быть невозможно. — Мне лучше уйти… Боже, идиотка тупая. — Я ему не скажу. Это наш маленький секретик. — Мы оба можем пострадать. Ханаби тебя любит. — Я знаю, — кивает, — этот секс ничего в наших жизнях не изменил. Ты продолжишь жить с Сэмом в Германии, а я с Ханаби. — Ты получил что хотел. Отстанешь? — Да, вполне. Я больше не буду беспокоить тебя и выносить мозг из-за Сэма. Считай, успокоился. Мы оба остались при своём.Сейчас
Амалия в ужасе слушала меня. — Ты ебанутая… — Знаю, — киваю, — знаю. Что мне делать? — Во-первых, иди умойся холодной водой, смой размазанную помаду и стрелки, во-вторых, не подавай виду, а в-третьих, думай головой, а не пиздой, Женя! Сэм оставил несколько сообщений, но я ответила, что нахожусь на массаже. — У меня всё тело, — показываю, — вот такое. — Дам мазь от кровоподтёков. Нанесла и через час ничего нет. — Я последняя мразота, — голос задрожал, — пристрелить мало. — Так, — села рядом, — собралась с силами и выдохнула. Сейчас же. — Не получается, — слёзы навернулись. — Карницкая, если ты сейчас же не придёшь в себя, то превратишься в Бриллинга, и тебе будет нравится трахать всё вокруг. Умойся. Умываясь, я не сдержала свои эмоции и сев на ванну, расплакалась. — Эй, эй, — Амалия подбежала, — ты чего? — Ужасно, — взвыла, — просто ужасно. Самое тупое то, что мне хотелось этого, хотелось там остаться, а дома, в это время, меня ждёт охуенный мужик, который ценит и слышит, понимает. — Жек, Женя, — обхватила лицо руками, — убирай слёзы. Иногда такое дерьмо случается, да, я сама на этих граблях танцевала, но не с Бриллингом. Несколько недель ты будешь чувствовать себя тварью, знаю, поверь, оно пройдёт. — Кому ты изменила? — Николаю с Ипполитом. — Это хуже Бриллинга. — Да… Фу, блять. — Как мне ему в глаза смотреть? Как разговаривать и делить одну постель на двоих? — Обычно. Тем более, если Ваня что-то пизданёт, то ты с лёгкостью можешь выдать это за изнасилование. Сфоткай свои отметины. — Он сказал, что будет молчать. Так удобнее обоим. — Вот и всё. Ваши отношения с Сэмом только начались, особых клятв и признаний не было! Считай, что это недоразумение. — Да! — киваю, — этому недоразумению тридцать шесть, сука, лет и зовут его Иван Францевич Бриллинг! Завтра же вернусь в Германию. — Правильно! Главное — ты уехала, и больше к нему не вернёшься. — Нет, — мотнула головой, — никогда. У Амалии привела себя в божеский вид. Она подкинула меня до поместья и дала волшебную мазь. Сэм с папой смотрели баскетбол, наслаждались малиновым кексом и о чем-то болтали. — Как массаж? — МакАллистер просиял. — Ужасно, всё тело ноет. — А ты у Бриллинга не была? — отец. — Его дома не было. Хотела устроить взбучку за вчерашнюю пьяную сцену, но Ване повезло. Пиздец как повезло. — Эта сучка весь день дома, но на звонки не отвечает. — Похмелье, пап. Дрыхнет и ничего не слышит. Первый день его знаешь? — Нет конечно. — Я к себе пойду. Переодеться надо. Под струями воды провела целый час. Я не изменяю, я верная и любящая, но это был первый и последний раз. Минутная слабость не разрушит мою жизнь. Чувства есть только к Сэму, именно с ним у меня будет будущее, семья, то, о чём мечтаю, а Бриллинг из разряда памяти, и ничего больше. Мне противно от самой себя. — Шлюха. Я сняла обручальное кольцо, убрав его подальше. Даже видеть не хочу. Нанесла мазь, переоделась, и спустилась вниз. Как хорошо, что под одеждой ничего не видно. — Веди себя естественно. Сэм подошёл ко мне и спрятал руки за спиной. — Угадай, — улыбается, — в какой руке? — В левой? — прищурилась. — Возможно… — В правой? — Может быть. — В руке? — Да! Он протянул мне билеты на самолёт и маленькую коробочку. — Мы летим в Берлин! — радуюсь, — ура-а-а! — Послезавтра ночью вылет, а завтра мы поедем кое-куда. — Куда? — К лучшему тату-мастеру в стране. Я давно хотел продолжить тему татуировок, и вот, этот человек наконец-то открыл запись. — Офигеть! Что будешь делать? — Посмотрим. Открой коробку. Тоненькая цепочка из белого золота и подвеска в виде круга с россыпью камней. Какая красота. — Спасибо, — голос задрожал, — спасибо большое, Сэмюэль. — Почему ты плачешь? Тебе не нравится? — Очень нравится. Привстав на цыпочки, обняла его и поцеловала в щёчку. Слёзы полились рекой. — Евгения, — прижимает к себе, — чувствительная моя… Малыш, что такое? — Ничего. Всё нормально… Я не достойна этого такого мужчины, он слишком хорош для меня.