Российская Империя Петергоф Бриллинг
Император предоставил нам с Женей убежище. А значит, на Родине нас преследовать не будут. Первым делом я встретился с Амалией. — Это всё из-за вас! — толкнула меня, — вы виноваты, что сейчас эта дура будет присутствовать на смотринах Яры! А если что-то случится?! — На то и расчёт, — киваю, — выманим её. — Моя дочь — не приманка! — ударила по руке. — Ещё раз, — прорычал, — прикоснёшься ко мне — ляжешь. Поняла? — Вообще-то, я будущая жена императора! — ещё раз, — не забывайся, пёс. Не выдержав, схватил ее за горло, с силой прижимая к стене. — Это не ты забывайся. Я тебя подложил под Николая, и благодаря мне ты тут стоишь, и строишь из себя аристократку. Николай — твоё задание, следовательно, будь добра выполнять и не пиздеть. В противном случае, прострелю тебе черепушку, поняла? — Чудовище, — прошипела. — Не удивляйся. — Оставишь ребёнка без матери? — У неё есть отец, а мать, — улыбнулся, — лишь расчётливая сука. — Как твоя? — рявкнула. — Моя сдохла. — Если бы, — рассмеялась, — живее всех живых. — Врёшь, — усилил напор. — Нет! — прокряхтела, — спроси у дяди Миши! Бриллинг, скотина, успокойся! — Я спрошу, — отпустил, — а ты, впредь, не вздумай мне перечить. Поняла? Девушка прокашлялась. — Однажды, ты поплатишься за своё зло, ненависть и жестокость самым дорогим, что имеешь. Все мучения, которые людям причинил, вернуться к тебе в одночасье. — Звучит как пророчество, — рассмеялся. — Смейся, Бриллинг, смейся. Ты вспомнишь мои слова. Карницкая идиотка, раз вернулась к тебе. Я всеми силами пыталась её отговорить, и показать, что ты Сэму в подмётки не годишься. — Значит, ей не пригодились твои советы. — С ним бы она увидела лучшую жизнь, а с тобой только бесконечная война и разочарование. Я буду надеяться, что Женя поймёт это и сбежит от тебя с концами. Моему счастью не будет предела. — Ты закончила? — прикурил, — яд твой выплеснула? — Закончила. — Аллилуйя! Значит так, император закрывает границы, выезд из города, и отменяет смотрины. Мы ловим Марию на территории Петергофа. — Исключено. Я не могу сказать Николаю всё, как есть. — Интересно… Подожди, он не знает о том, что ты одна из нас? — улыбаюсь, — серьёзно? То есть, в его глазах, — задумался, — жёнушка белая и пушистая, без греха, почти девственница, да? — Замолчи. — Вы что, в темноте трахаетесь? Он татуировку на спине не видел? — Бриллинг, затухни. Николаю не нужно знать об этом! — Правда? Просто познакомила императора с нами, а сама не при делах. Иди сюда. — Нет. Положив сигарету в пепельницу, заломил Бежецкую и отодвинул ворот блузки. — А татуировки нет… Ах, ты, двуличная дворцовая крыса-а-а… — По регламенту не должно быть тату. — Так я тебе и поверил, — кивнул, — обманщика не обмануть, дорогуша. — Пусти, — вырвалась, — грубое животное. — А раньше тебе всё нравилось, — подмигнул. — Фу, — вся скривилась, — мерзость. — В моём стиле. Если церемонию не отменить, то готовься. — К чему? — Узнаешь. Дома хорошо, особенно, когда тебя встречают с тёплыми объятиями. Я скучал по своему старику. — Иван Францевич, — дядя Миша обнял меня, — ох, мой Иван Францевич. — Привет, — хлопаю по спине. — Иди пока в мой кабинет, а я принесу еды. — Спасибо. Помнится мне, как мы с тётей Олей носились по этим лестницам, играя в догонялки. Никогда не мог ее поймать. Дверь в одну из комнат была приоткрыта. Женя спокойно спала, обнимая подушку. Наконец-то на её лице умиротворение, и нет какого-то беспокойства. Я тихонько достал плед из шкафа, укрыл её, всё поправил и ушёл. Пусть отдыхает, она устала больше моего. — Ты чуть не придушил Амалию, — заходит с подносом. Прошмандовка. — Слишком много себе позволяет, — смотрю на тучи, — не позволю так с собой обращаться. Единственная женщина, которая может меня лупить — Евгения. Прозвучало так, словно я люблю, когда меня трахают и бьют. — Ты возвращаешься в привычное русло. Это радует, но Бежецкую душить не надо. — Учту. — Ваня, у меня к тебе серьёзный разговор. Как мужчина с мужчиной. — Слушаю… — Я доверил тебе самое дорогое и ценное, что у меня есть, — вздыхает, — мою дочь. Ты за неё в ответе. — Знаю. За Женю готов получить все пули мира. — И получишь, если понадобится. У всего есть свой срок работы: у людей, у машин. — Ты на что намекаешь? — Я передаю тебе управление корпорацией, и с этого дня, ты — новая глава «Азазеля». Я что, умер, и попал в Рай? — Чего? — Того. — Подожди-подожди, сегодня не первое апреля? — Июнь. — С чего ради? Ты же сам кричал и бил в грудь, что никогда не передашь мне корпорацию! — Времена меняются, мнение тоже. Не побоюсь этих слов, но я уверен, что именно под твоим руководством «Азазель» поднимется на новый уровень. Я стар, много не понимаю, и за сорок лет, признаться честно, устал. Пора дать дорогу молодым. — А Женя? Она же твоя дочь, твоя кровь! — в шоке. — И ты моя кровь. — Я же не родной, — шёпотом. — И что? Пойми, ты изначально был наследником всего дела, я тебя воспитывал под это. Никому из дочерей я бы не передал корпорацию, понимаешь? — Почему? — Во-первых, есть ты, во-вторых, они женщины, без сексизма, а в-третьих, у девчонок опыта нет, совершенно никакого. — Я в ахуе. — При одном условии. — Вот этого и ждал. Выкладывай. — Когда вы найдёте Марию, то не убивай её. Я лучше сделаю это сам, чем позволю кому-то из вас. — Я бы эту… Эту, — пытаюсь не оскорблять её, — даму, лично… — Всё, всё, я понял, — перебил меня, — Мария — лишь часть беды, не забывай про Николая и «Иордан». — Амалия сказала, что ты видел мою мать, — взглотнул, — это правда? — Да, — кивает, — Леона, как оказалось, жива. — Отлично, на ней и оторвусь. — Вань, она же твоя мама. — Ой, — закатил глаза, — и что, мне надо расплакаться и побежать обниматься? Не, нихуя. То, что умерло, должно быть мёртвым. Тем более, она меня обманула. Я бы в неё весь магазин разрядил. — Не бери грех на душу. — Скорее, душу на грех. А где она? — В отеле «Монарх». Пойми, оно тебе не надо. — Разберусь. — Вань… — Просто хочу посмотреть на эту суку! В машине меня трясло как последнюю проститутку. Я даже не помню, как она выглядит, все образы какие-то размытые. Благодаря своему очарованию уговорил администратора помочь мне, и поднялся на этаж. Леона открыла дверь и мило спросила: — Вы кто? — Приглядись. — Иван. Не узнала, заходи. Не удивила. — Для чего ты появилась? — Ты мой сын. — Я тебе не сын, — перебил, — то, что ты меня кое-как до четырех лет растила, ничего не значит. С какой целью? — Увидеть тебя. — Тридцать два года не видела, а тут опомнилась, — рассмеялся, — интересно. Она постарела, но выглядит хорошо для своего возраста. — Ко мне пришло осознание упущенного, хоть и поздно. — Лучше бы никогда. — Ванюш, я хочу попытаться с тобой наладить общение, ты же моя кровь, так похож на меня. — Ни капли. — Давай забудем прошлое? — Прошлое?! — взревел, — я три дня провёл с трупом какой-то бабы! Голодный, грязный, и одинокий! Если бы Карницкий меня не забрал, я бы сгнил в этом детдоме! А ты, сука, всё это время где-то была. Ты бросила меня! — На то были причины! — Нет таких причин! Я из-за тебя детей не хочу, боюсь стать таким же, как ты. В чём была проблема забрать меня с собой, воспитывать, любить? Как делают это другие матери. Что, нежеланный ребёнок помешал стать подстилкой «Иордана»?! — Я не подстилка, мы с Николаем, — замялась. — Трахаемся. — Коллеги. Это было необходимо. — Я тебя ждал. Каждый чёртов день, я ждал, когда ты за мной придёшь, а ты не появлялась. — Сейчас хочу исправить ситуацию. — Мне не четыре года, и мать мне не нужна. — Даже выслушать не хочешь! — Не хочу, — начал злиться ещё сильнее, — я тебя ненавижу. — Может, ты действительно прав, и твой зомбированный Карницким мозг, превратился в кашу и полностью атрофировался, а значит, это бесполезно. Кстати, а ты зачем пришёл, если я такая плохая? Думал, твоя пламенная речь что-то во мне разбудит? Увы. — Вот это я и хотел услышать. А кто мой отец? — Без понятия, — пожимает плечами, — в девятнадцать лет, — подходит ближе, — я думала о мужчинах, сексе и наркотиках, а когда узнала, что беременна тобой, то было поздно. Пришлось рожать. — Пришлось? — Именно. — Почему сразу в детдом не сдала? — Пособие. Когда познакомилась с Николаем, то пал выбор: ты или «Иордан», — поправляет мои волосы, — пойми, если бы осталась с тобой, то моя жизнь превратилась бы в Ад. — Не трогай меня, — сбросил её руки, — не смей прикасаться ко мне. — А то что? — Убью. — Правда? — продолжает, — силёнок хватит? — Хватит. Лёгким движением, я обхватил её за голову и звонко свернул шею. Сделал это так, словно, каждый день практикую. Она упала, а глаза её остались открытыми.Несколько часов спустя
Я нажрался как скотина. Сидел с бутылкой виски напротив Эстерната, вспоминая то, что хотелось бы забыть. — Что с твоим телефоном? — рядом сел дядя Миша. — Не знаю. Разрядился, наверное. — Леону нашли мёртвой в номере отеля. Твоих рук дело? — Моих, — кивнул, — умерла же, пусть будет мёртвой. Я, — голос дрогнул, — был ребёнком и такого отношения не заслужил. Хоть и говорю, что многого не помню, но на самом деле… — Знаю, — приобнял за плечо, — я всё знаю, сынок. — Прости, — быстро вытер глаза, — что редко это говорю. Я люблю тебя, и вы с Женей — моя семья. — Ох, Бриллинг, — рассмеялся, — мой милый мальчик. Помню, в детстве ты постоянно говорил о любви ко мне, а потом стал взрослым, ревнивым. — Очень ревнивым, — тихо усмехнулся, — спасибо, что не оставляешь меня. — И не оставлю. Первые капли дождя упали на землю. — Пойдём. Женька тебя обыскалась. — Не пойду, — мотнул головой, — хочу побыть один. Чуть-чуть. — Ладно, — кивает, — не задерживайся. Ливень вот-вот начнётся. — Его я и жду. — Будем ждать дома. Подожди, ты за рулем? — Ага, — отпиваю из бутылки. — Какая по счёту? — Вторая. — Приходи в себя, — похлопал по плечу. И вот так, сидя в одиночестве, посреди безлюдной улицы, когда дождь барабанил по крышам и гром оглушал людей, я орал, срывая голос. Тяжёлый сегодня день был. Я вымотан до ужаса, устал, хочу спать. Когда в последний раз я высыпался? Когда отдыхал целый день, не думая о работе? Когда не пил, чтобы просто заглушить поток бесконечных мыслей? Не помню, кажется, никогда.