Доверяю

Два месяца спустя

Я счастлива. По-настоящему счастлива. Мы отметили папин день рождения, и это было очень весело. Отца впервые в жизни макнули лицом в торт. Кто это сделал? Ваня! Как же Бриллинг заливисто хохотал, аж подавился. Иван Францевич вместе с Азазелевцами выполнял миссии по всей стране, осваивая свою новую должность. У него это получалось отлично, и я гордилась им так сильно, что не описать словами. Я, в свою очередь, сидела в офисе, и занималась всей документальной работой как генеральный директор Российского филиала корпорации. Да, должность Бриллинга, отныне, моя. Какой-то семейный бизнес. С Амалией мы так и не встретились после того инцидента. Николай и певица готовятся к свадьбе, которая состоится буквально через две недели. Про «Иордан» и Михаила Карницкого-младшего, ничего не слышно. Видимо, после смерти Марии корпорация решила отсидеться. О сестре даже не думала. Ненавижу её… Мы поставили маме и Сашке общий памятник. На фотографии Саша обнимает матушку сзади и они улыбаются. — Карницкие, — вздыхаю, — Ольга Николаевна и Александра Михайловна, — провожу рукой по камню, — как же я скучаю… Война продолжалась, и Бриллинг вновь там. Конечно же, были слухи о Мирном Договоре, но это лишь слухи. Перед его отъездом, мы все же сходили в центр планирования беременности. Сдали анализы, прошли полное обследование. — Евгения Михайловна, к вам претензий нет, всё в полном порядке, но советую пропить курс витаминов, — пишет, — а вот вы, Иван Францевич, с вами проблемы. — Какие? Ваня очень ответственно подошёл к вопросу о детях. Бриллинг даже стал меньше курить, перестал есть жареное, что-то вредное, и наш холодильник превратился в холодильник спортсмена. За день он мог выпить четыре литра воды. — Ваша терапия очень, — подбирает слова, — эффективная, сильная, и как итог, ваши сперматозоиды, грубо говоря, спят. Они хорошего качества, их много, но активности нет. — И что делать? — сжал мою руку. — Я переговорил с вашим врачом, достаточно грамотный инфекционист, и вот что хочу сказать. Мы решили ослабить дозировку, дабы позволить сперматозоидам ожить. — Но? — Но ослабив терапию, шанс заразить Евгению Михайловну больше в разы, это мы говорим о естественном оплодотворении. В таком случае мы рассматриваем лишь экстракорпоральное оплодотворение. Сдаем биоматериал, и в лабораторных условиях происходит оплодотворение, а после, мы уже подселяем. На Ване лица нет. Он аж побледнел. — Никакой вероятности, что выйдет с первого раза… — К сожалению, но лично я, вижу только такой вариант. — А если ослабим терапию, ребёнок родится с вирусом? — Мы подберём такие препараты, которые не позволят этого допустить. Иван Францевич, я понимаю ваши чувства, переживания, но в этой профессии я уже двадцать с лишним лет, и такие случаи встречались. Всё получилось в лучшем виде, потому что мы профессионалы своего дела. Такие манипуляции дорогостоящие… — Деньги вообще не вопрос. Любые средства. — Но помимо требуется серьёзная подготовка, в том числе и гормональная, Евгения Михайловна знает, что это такое. — Конечно, — улыбаюсь. — Ладно, — выдохнул, — давайте попробуем… Выйдя из клиники, Ваня чуть ли не плакал. — И нужен я тебе такой? — нервно прикурил. Я аж опешила. — Ты чего хоть? — прильнула, — Бриллинг, прошу тебя, успокойся. Всё нормально, ситуация решаема. — А если не выйдет? — Детдома полны. Я люблю тебя любым, — целую в шею, — и это главное, а с остальным мы разберёмся. После этого разговора он отвез меня домой, а сам поехал к инфекционисту. Следующим утром они отправились на Ближний Восток. Мы не виделись практически месяц. Ужасно по нему соскучилась. Даже не знаю, когда вернётся. Отец предложил мне встретиться в ресторане. — Привет, — целую его в щёчку. — Привет, Евгешка, — улыбнулся, — садись. Мы заказали напитки и салаты. — Ну, рассказывай. Как на пенсии? — Красота-а… Давно надо было всё на вас скинуть, — закинул руки за голову, — райское наслаждение. — Какой интересный, — рассмеялась, — как там Сэм? Практически не общались. — Неделю назад вылетел к Бриллингу. — Когда они вернутся? — Без понятия… Ситуация сложная, Ваня мало чего рассказывает, сам всё контролирует. Кстати, — достаёт конверт, — это тебе от Амалии. — Ого… Приглашение, — беру в руки. — Не вижу особой радости. — В последнее время я общаюсь с тобой и Ваней. — А Бежецкая? — Нет. Я писала несколько раз, говорила о том, что хочу встретиться, но в ответ «Жень, мне некогда. Давай потом?». Сейчас же, я не пишу уже больше месяца, да и она тоже. А ещё, меня очень задело то, что было перед смотринами и во время. Каким образом, мы с Бриллингом виноваты? Неужели, мы специально Марию привели в Россию? Так истошно орать, проклинать нас, кидаться вещами. — Материнские эмоции. — Все равно надо держать себя в руках, — прошипела, — я столько дерьма потом выслушала. Она зазналась, строит из себя аристократку. — Как Бриллинг говоришь. — И да, за Бриллинга она мне тоже высказала, мол, я дура, он козёл и всё в этом духе. — И всё же, Жень, она вас ждёт. Она ждёт тебя, — выделил интонацией. — Не хочу. — Подумай. Ещё две недели. — Посмотрим… — Как у вас с Ваней жизнь? Мы разговаривали по этому поводу, и решили сообщить отцу о планах на будущее. — Решили завести ребёнка. — А Ваня знает? — Он был инициатором. Папа снял очки и протёр глаза. — Серьёзно? — Да. Он улыбнулся, и взяв меня за руку сжал её. — Я очень этому рад. Получается, совсем скоро, в поместье будет слышен детский смех и оно наконец-то наполнится жизнью? — Да, но у нас возникли определённые трудности. — Дети никогда легко не даются. — Мы будем делать ЭКО. — Даже так… — Даже так, — кивнула, — ты в офис? — Хотел. Поехали? — Поехали. В лифт я зашла одна, но двое мужчин попросили придержать двери. — Спасибо, — кивнул один из них. — Вам на какой? — Мы с вами. Со мной? Я еду на административных этаж, доступ к которому есть у меня, Бриллинга, папы и Аластара. Этих двоих вижу впервые. — Пока мы не начали, — коснулась ножа в кармане, — никто не желает выйти? Один из них схватил меня сзади, заводя руки за спину, и тут же получил удар ножом в бедро. Второго пнула по рёбрам, с максимальной отдачей. Выхватив у раненого пистолет из рук, достала нож, и приставив к горлу, чётко спросила: — Кто вы такие? — Евгения Михайловна, — с акцентом. — Говори нахуй, или его зарежу, а тебя пристрелю. Кто вы? — Это проверка, — прохрипел, — отпустите нас, это проверка… — Не верю. — Госпожа Карницкая… — Я Бриллинг. Дверь лифта открылась, и папа, увидевший эту картину, чуть ли не упал. — Я тебе про проверку не сказал, да? — Нет! — закричала. — Забыл… Потерпевших отправили в медпункт, а мы с отцом прошли в мой кабинет. Я сразу же рванула в кабинет Бриллинга, и взяв бутылку вискаря, вернулась. — Как ты мог забыть о проверке? — наливаю. — И мне плесните, — улыбается, — ну забыл. Война войной, а проверку не отменяли. — Пиздец… — Что, Ваня не рассказывал? — Нет! Вообще первый раз слышу о возобновлении, пап. У вас что, там свой междусобойчик? «Без Жени»? — Покалечила двух Азазелевцев из Парижа… — А нехуй. — Ты носишь с собой нож? — Да, — показываю окровавленное оружие, — всякое бывает. Имеем следующее: семь швов и два сломанных ребра. Я как лошадь копытом лягнула. Зайдя домой, Велиар меня даже не встретил. Ногти ему подстригла, и он со мной не разговаривает. Кот сидел на подоконнике в спальне круглыми сутками. Бриллинга ждал. — Тунец будешь? — захожу в комнату, — свежий, с маслом. Могу даже огурец тебе дать. В ответ лишь тишина. Какой обидчивый. — Извини меня! Ты изодрал весь диван и переключился на мои руки, Велиар! Мне нужно было что-то делать! — Мя-я! — агрессивно. — И уши тебе ещё почистила, да, — киваю, — это необходимо. В следующий раз поедем к грумеру, я просто не знаю, куда Ваня тебя возит! — Мя-я-я-яу! — обернулся. — Не оправдание, хорошо. Пойдём покушаем? Мне одной грустно. Вот всё понимает, только говорить не умеет. Спрыгнув с подоконника, Велиар всё же решил составить мне компанию. Прибравшись на кухне, закончила кое-какие дела, приняла витамины и легла спать. — Мр-р-р… — Я тоже по нему скучаю, — глажу кота, — ложись давай. — Р-р-р… — Не знаю, когда вернётся. Ничего не говорил. Посреди ночи заорала кошачья сирена в виде Велиара. Сфинкс сидел на подоконнике и орал как волки воют. Выглянув в окно, увидела подъезжающую машину, а после мы с котом рванули наперегонки вниз, сшибая всё на своём пути. — О, Господи… Я налетела на Бриллинга так, что его аж пошатнуло. — Я та-а-а-ак скучала! — прижимаюсь. — И я скучал, — слабо улыбнулся, целуя в макушку, — привет, моя хорошая, привет. — Мя-я-я! — ещё громче. — Как без тебя-то? Перед самым отъездом Бриллинг перекрасился в свой родной цвет. Сейчас же он бородатый, обросший, и очень-очень уставший. Волосы чуть ниже уха, на скуле синяк и красные глаза. — Иди в душ, а я пока покушать разогрею. — А что покушать? — Пюре с куриной котлетой, и борщ был. — О-хо-хо, — усмехнулся, — хороший у вас аппетит. — Салат будешь? — Ебашь, — махнул рукой. Он вернулся каким-то другим. Чересчур поникший. Рельеф шрамов подчёркивал подтянутое тело Бриллинга, создавая образ нечто прекрасного и божественного. Каждую часть тела украшала вмятина: торс, руки, спина, где их было особенно много. Несколько ссадин, кровоподтёков. Иван Францевич восхищал своей красотой. Постепенно его взгляд смягчился, и Ваня уже с улыбкой на лице сидел за столом. — Рассказывай. — Да нечего рассказывать, сама же все знаешь, — ищет глазами хлеб. — Держи. — Спасибо. Меня так с новых препаратов хуёвило, — выдыхает, — я думал, что помру, хотя, дозировка меньше стала, но подыхал где-то недели две… — А сейчас как? — Нормально. Просрался, — рассмеялся. — Ваня, ну не за столом же. — Да похуй. Кстати… Приподнявшись, он вскрикнул и ухватился за край стола. — Ты чего? — подлетела. Приподняв край халата, показал перебинтованное колено. — Сквозное. Нога адски болит, думаю, что хромать буду. Пуля под чашечку залетела. — Что сказали врачи? — Заживает, но прогнозов нет. — Скажи, что надо принести и я принесу. — Сиди, ты и так набегалась за день. Сам схожу. Тихо матерясь, мужчина всё же поднялся в спальню. Вот упёртый. Вернувшись, он аккуратно сел на место, и взял меня за руку. — Больше не снимай. Бриллинг надел на мой безымянный палец правой руки обручальное кольцо. Волнуется так же, как в первый раз. — Нашёл его у папы? — Купил новые, — усмехнулся, — моего же нет. — А где оно? — У Велиара на ошейнике медальон видишь? — Ну… — Вот там… — Ты сделал коту медальон из белого золота? — А что? Кто-то уехал к МакАллистеру, а кто-то обиделся и бухал с котом! Взяв коробочку, повторила это же движение и тихонько провела пальцем по сбитым костяшкам. — Весь какой-то покоцанный, чумазенький. — Помылся же, — вытирает лицо, — не наговаривай на меня… — Я шучу. Наелся? — До отвала… — Иди ложись, я скоро приду. — Давай помогу? — Мне три тарелки помыть, — махнула рукой, — Иван Францевич, будьте добры, идите в спальню. — Обожаю, когда ты командуешь. К моему приходу Ваня уже спал. Дождавшись своего хозяина, Велиар развалился как царь рядом с ним. Я же разобрала его сумки, закинула всё в стирку, а берцы выкинула. Подошва отошла, и кажется, им уже давненько плохо. Вещи пропитаны запахом крови и сыростью. Так и не удалось уснуть. Почистила оружие, убрала всё это дело в арсенал, чуть-чуть поработала, приготовила завтрак. — Тебе чего не спится? — Трясёт всего. На голове гнездо. Уснул с мокрой головой. — Ну-ка, — прикоснулась ко лбу, — ты весь горишь… — Тебя увидел. — Я серьёзно. Горло болит? Сопли? Жар? — Нос заложило, и голова болит. — Так, мы едем в больницу. — Не-не-не, я к гражданским не поеду. — Но… — Это другое. Едем к нашим. Ваня сдал анализы, и когда нам огласили диагноз, я чуть не умерла со смеху. — Ветрянка? Какая, блять, ветрянка? — Обычная. Вы что, не заметили высыпания? — Я думал, это комары! — Ты что, в детстве не болел? — Нет! — в шоке, — мне тридцать шесть лет, какая ветрянка? Это я должен ходить две недели как далматинец? Только зелёный? — Да, Иван Францевич, вы правы. — Пиздец… Ты болела? — Дважды. Здесь и в Германии. Врач выписал нам лекарства, и мы отправились домой. Я написала папе о болезни. Увидев зятя, отец стартанул от него. — Ты куда? — Я не болел! Смерти моей хочешь? — Ебать того рот. Пока Бриллинг не увидел шприцы на столе, то вопросов не было. — Это… Это зачем? — взглотнул. — Уколы ставить. — Куда? Тупой вопрос. — В жопу. — Ты будешь ставить мне уколы в жопу? — Ага, — киваю. — Я лучше умру. — Перестань, — улыбаюсь, — это всего лишь укол. Раз и всё. — Это адские муки… — Вань, ты себе руку зашивал. — Совершенно разные вещи. Тут я вижу что происходит, а там нет! — Дам тебе зеркало, пошли! Во время того, пока я всё готовила, он пытался меня отговорить. — Не доверяешь мне? — Не доверяю ей, — указывает на иглу, — а можно это выпить? — Дебил? — Да. Женя-я-я, умоляю… — Ложись на кровать и снимай штаны! — командую, — чего как маленький? — Вот тебе и женитьба, — закатил глаза, — одни страдания. Кажется, он пищал дольше, чем я укол ставила. — Ты мне решила весь курс сразу захуярить? — Вань, я уже минуту как закончила, а ты всё ещё лежишь и орёшь. — А сказать нельзя было? — Так орал, что решила не отвлекать. — Злыдня, — поднимается. — Сейчас будет самая приятная часть. Таблетки и зелёнка. — Прелесть… Официально заявляю: это самый красивый далматинец в моей жизни. — Ты прекрасен. — Ага, — смотрит в зеркало, — я Гринч. — Почти… Ложись-ка спать. Тебе сейчас это необходимо. — Я с тобой хочу побыть. — Ты болеешь, организму нужен отдых. — Но не клонит в сон. — Давай-давай, и не спорь. Я ушла работать в кабинет, забрав кота с собой. Кто ж его знает, вдруг коты тоже болеют? — Чёрт… Он нарисовал Велиару сердечко на заднице. Бедный котик. — Жень, — стук в дверь. — Ты на карантине. Бриллинг зашёл в противогазе. — Блять, — расхохоталась на весь дом, — Господи, Ваня. — Чтобы тебя не заразить. Я готов сидеть в нём, но рядышком с тобой. Можно? Стоит такой в этом противогазе, лохматый, в зелёную крапинку, в пижамных мятых штанах. — Сними его и садись. — Спасибо! Не могу отказать этому чуду с хвостиком.