Несколько часов спустя
Все спецслужбы работали над тушением полыхающего офиса. Спасатели эвакуировали выживших, а вокруг кружили журналисты. От её тела меня оттаскивали вчетвером. Мне хотелось остаться там. С ней и навсегда. Она умерла на двадцать седьмом году жизни. А я умер на тридцать восьмом. Нас всех привезли в больницу. Кто-то был в тяжелом состоянии, кто-то отделался синяками. У меня лишь рассеченная скула. Ерунда. — Вань… Дядя Миша сел рядом со мной. — Это я виноват, — слезы вновь полились рекой, — не успел… — Мы не знали, что так будет. — Почему она? Почему я жив, дышу этим ебаным воздухом, а она там? — указываю на МОРГ, — почему? Я не хочу жить без неё, я и не буду! У меня вновь началась истерика. — Я должен был умереть! Смерть всегда рядом со мной! Я это заслужил, у меня руки по локоть в крови! Я! — бью в грудь, — но не она… Михаил Александрович крепко обнял. Я пытался вырваться, но не смог. Лишь зарыдал. — Мой милый мальчик… Я понимаю, как тебе тяжело… — Я умереть хочу, — шмыгнул носом, — что мне теперь делать? — Не знаю, Ванечка, не знаю, — его голос дрогнул. — Что с остальными? — МакАллистер мёртв. Он подорвал офис, тем самым убив Николая и всех остальных руководителей «Иордана». — Пожертвовал собой? — Да, — кивнул. — А Карницкий? — В том числе. Сэм, твою мать. Сукин ты сын, чего наделал? — Видимо, Сэмюэль дал Женьке шанс сбежать, а сам остался. И она успела. — Кто-то выстрелил ей в спину. — Ты попал в него. Один из Иорданцев. Поехали домой…День похорон Карницкой
Я даже не мог пить, курить, есть. Двое суток пролежал в нашей спальне, не вставая с кровати. Ненавижу себя. Я не справлюсь с этим горем. Смысла больше нет. Подойдя к комоду, нашёл её табельное оружие, и передёрнув затвор, направил дуло пистолета на свой висок. Спустил курок. — Сука-а! Пуль, блять, нет! — заорал, — ёбаный в рот! Я заслужил эту боль. Мне было страшно увидеть Женю мёртвой. Так боялся, что даже не хотел идти на похороны. Выпил всё успокоительное, что было в доме. Последний раз увидел её в МОРГе. Перед этим получил свидетельство о смерти, справку и заключение. Три пулевых ранения. Разрыв печени, селезёнки, задеты жизненно важные органы, в том числе сердце. Красивая, спокойная, умиротворённая. Словно, она спит. Мне дали время попрощаться. — Моя девочка… Я обессилен и убит. Достал из кармана её обручальное кольцо и надел его на окоченевший палец. Какие же руки холодные… Просто ледяные. — Ничего, — глажу по волосам, — я скоро к тебе присоединюсь. Мне здесь делать нечего, моё место рядом с тобой, Жень… Я позволю смерти догнать себя, и мы встретимся, — вытер слёзы, — я люблю тебя, — поцеловал в лоб, — до встречи, моя Афродита. На отпевании в церкви, я стоять не мог, и слёз своих скрывать не стал. У меня вообще сил нет. Умереть хочу. Мне больно. Мне чертовски больно. Пусть те, кто причастен к этому, кто выбрался живым, знают, что я за ними приду. Приду и заставлю страдать. Амалия стояла в углу. Боится подходить ко мне? На улице сильная метель и снегопад. Погода тоже скорбит по ней. Собралось около трёх сотен человек. Гражданские и наши. — Я, — Михаил Александрович начал речь, — благодарю всех, кто пришёл попрощаться с нашей Женей. Она была лучиком света, который ежедневно освещал мрак, моей отрадой и лучшим другом. Моё горе не описать словами, — взглотнул, — и гнев тоже. И пусть это прозвучит как угроза, но я скажу. Безнаказанным никто не останется. — Я об этом позабочусь. Ветер завыл ещё сильнее, что стало подтверждением моих слов. Уже в поместье, Бежецкая подошла ко мне. — Прими мои соболезнования, — вытерла слёзы платком, — мне очень больно. Она была моей единственной подругой. — Спасибо, — кивнул, — и ты держись. Я притянул её к себе, и обнял. Девушка прижалась к груди, тихо-тихо заплакав. — Как твоя щека? — Болит. — Боль пройдёт. — Нет, — тихо усмехнулся, — не пройдёт… Она поняла, о чём говорю. — Женя кое-что отдала мне перед, — замялась, — отдала. Бежецкая протянула мне папку документов с центра репродукции, где мы состояли на учёте и пытались забеременеть. — Не понял, — забираю, — когда? — Перед вашим отъездом в Израиль… Чего? — Она сказала, что это должно быть у тебя. Сказала, что доверяет. Клянусь, я ничего не читала и даже её не открывала. Когда дом опустел, я сделал себе зелёный чай с мятой. Никогда не понимал, как Женя пьёт эту гадость. — Вкусно, — удивился, — очень даже вкусно. В папке лежала записка. Своеобразное письмо.«Бриллинг, мой любимый Бриллинг. Если ты читаешь это, то получается, я мертва. Паршиво, да? Тебе очень больно, но хочу сказать, что всегда буду рядом с тобой, как и обещала. Не смей опускать руки, не смей думать о смерти, умоляю, не жри себя. Твоей вины нет. Я знала, что погибну, знала, что эта история закончится для меня именно так. Более того, я говорила тебе об этом. Мне не описать словами, насколько сильно я люблю тебя. Таких слов не придумали. Спасибо, что перевернул мою жизнь, что появился с ней, что дарил мне всего себя. Одного тебя не оставлю. Никогда. Жаль, что я не увижу нашего ребёнка, но хочу, чтобы у тебя всё получилось. Нет, я знаю, что всё получится. У меня при жизни не получилось. Если это будет мальчик, то Ксавьер. Бриллинг Ксавьер Иванович, как по мне, то очень красиво. А если девочка, то Кира. Бриллинг Кира Ивановна. Да, имена странные, но мне нравится. Хотя, уже на твоё усмотрение. В любом случае, имя будет красивым. Его выберешь ты. У тебя всё получается идеально. Ты со всем справишься, а я помогу. Буду присматривать за тобой. Люблю тебя. Твоя Карницкая.»
На листочке были следы высохших слёз. Она плакала, когда писала это. Минут пятнадцать не мог понять, к чему Женя сказала про имена. Последние попытки не были успешными, и яйцеклеток больше не осталось. Хотя… — Так, — начинаю что-то вспоминать. Порывшись в бумагах, увидел справку. — Она сдала яйцеклетки за неделю до… Боже мой! Вылетев из комнаты, рванул в гостиную, где сидел дядя Миша. — Женька яйцеклетки сдать успела! — показываю, — у меня есть её частичка. — Да ладно? — надел очки, — точно, она же ездила на сдачу! — А вдруг, в этот раз получится?! Пап, это же шанс. Я снова заплакал, но уже от радости.Утро
Еле как дождался открытия центра. — Здравствуйте, — подхожу к стойке администратора, — меня зовут Иван Францевич Бриллинг, и моя жена, — прикусил губу, — мы… Говорить не могу. — Доброе утро. Я вас помню. — Это хорошо. Евгения Михайловна скончалась несколько дней назад, но успела сдать биоматериал в вашем центре, — показал свидетельство о смерти. — О, — поникла, — примите мои соболезнования. — Благодарю. Я хочу переговорить с главным врачом по поводу суррогатного материнства. — Хорошо. Присаживайтесь на диванчик, вас пригласят. — Спасибо. Главный врач, мягко говоря, был в шоке. — Случай, конечно, страшный, но… — Это возможно? — Возможно. Проблема лишь в том, что у нас ограниченное количество яйцеклеток. Иван Францевич, всего три попытки. — Я понимаю. — Подготовка, анализы, выбор суррогатной матери, сама беременность, это всё требует… — Любые деньги мира. Я всё сделаю, только скажите, что нужно. — Давайте определимся с суррогатной мамой. У нас есть несколько вариантов. И ваше заболевание. — Я на терапии. — Для начала проведём обследование, сдадим биоматериал на анализ, посмотрим в каком состоянии сперматозоиды. Стандартные процедуры. — Хорошо, — киваю.Семь месяцев спустя
Боль не прошла. Я просто научился жить с ней. Точнее, я пытался. Срывы, конечно же, были. — Блять, — смотрю на дверь, — пятая за месяц… Опять менять… Понял смысл слов Михаила Александровича, когда тот сказал, что схоронив жену, похоронил и себя. Из Германии перевёз все Женины вещи домой. Наткнулся на фотоальбом. — Япония? Там были фото с путешествия Сэма и Жени. Они выглядят такими счастливыми. Карницкая была бы жива, оставшись с ним… МакАллистера мы похоронили на родине. Похоронили как Азазелевца, со всеми почестями. Он заслужил хорошее прощание. Сэм был отличным солдатом, и судя по реакции других, другом тоже. Я его особо не любил, но благодарен за то, что отпустил Женьку, а сам пожертвовал собой во благо общего дела. Азазелевцы, в том числе и я, искали оставшихся Иорданцев и уничтожали их. Истреблю до последнего… — Ты собрался вырезать целую секту? — И вырежу, — разминаю шею, — не позволю этой дряни существовать. — Вань… — Дядь Миш, я изначально предлагал устроить геноцид. Меня никто не послушал, и что из этого получилось? Дерьмо. Больше такой ошибки не допущу. Каждую неделю ездил на кладбище с огромными охапками кустовых роз. Каждой Карницкой по букету. Мама, Сашка и Женя. — Привет, — сажусь на скамейку, — моя родная. Я делился с ней событиями прошедшей недели, планами на будущее и радостными событиями. Конечно же, рыдал. — Мы начали восстановление офиса. Работы очень много… Единственное, что удерживало меня от того, чтобы не вскрыть себе вены — ребёнок. — Кстати, — вытираю лицо, — у нас всё получилось. Со второго раза, но всё же. Суррогатная мама — чудесная девушка. Наташа очень весёлая и приятная хохотунья. Ростом и телосложением как Женя, волосы тоже светлые, но глаза зелёные такие, как у кошки. — Смотри, — достаю снимок УЗИ, — уже шесть недель. Беременность протекает хорошо, и глядишь, где-то в апреле мы уже встретимся. Я ремонт в детской начал, времени мало, но что-то делаю потихоньку, — шмыгнул носом, — скучаю по тебе очень… Амалия была рада за меня, и весь мозг вынесла. — Вань, ребёнку нужна мать. — Она у него есть, — не отрываюсь от ноутбука, — вон, — показал на Женин портрет, — посмотри, если забыла. — Бриллинг… Да и тебе нужна жена! — Я женат! — прикрикнул, — вот кольцо! Какие вопросы? — Живая нужна, — прошипела, — ты не справишься один с новорождённым ребёнком! — Ты поможешь! Я женат и у ребёнка есть мать. — В свидетельстве о рождении мёртвую запишут? — Запишут. — Где её обручальное кольцо? — На ней. — Серьёзно? — опешила. — Серьёзно, — передразнил, — ещё раз повторяю, я не женюсь, и хватит мне об этом говорить. Мне другая не нужна, ясно?! — разозлился, — я женат! — Я понимаю твою боль. — Нет, Амалия, ты не понимаешь. Я не хочу, да и не буду жить с другой женщиной, спать с ней, целовать её. Мне это не нужно, меня от таких мыслей трясёт. Противно, блять. У тебя каким-то образом получилось пересилить себя. — И ты сможешь. — Не хочу и не буду. Её здесь нет, но Женя всегда рядом, просто, — замялся, — пока что, нам не встретиться. К сожалению… Обещаю, я научусь заново жить. Мне есть ради кого стараться. Теперь есть.