preacher’s son

Донхек,  Я не знал, как начать это письмо, но прошло много времени? Да? Как ты? Наверное ты изменился, многое поменялось в тебе, ты стал взрослее, как и я. Но я знаю точно, что ты все еще ходишь каждое воскресенье в церковь. Правда ведь?  Я тоже. Каждый день я хожу в церковь, все дни недели, чтобы помолиться за тебя, лишь бы ты был в порядке. Я бежал от церкви и отца, но в итоге сейчас стал священником. Каждый раз я думаю почему? На самом деле я знаю ответ на этот вопрос: потому что мне стыдно за нарушенное обещание перед тобой, и я так виноват, и это единственный способ хоть чуть-чуть облегчить это бремя. Мне хочется верить, что ты не винишь себя в нашей разлуке, для меня это будет хуже смерти, твои слезы будут моей самой глубокой раной. По ночам я просыпаюсь, потому что слышу твой плач, перед глазами мелькает картинка того дня. Мне так жаль, Донхёк…  Мне хочется царапать свою кожу, ведь я больше не помню твоей ласки, и это ужасно больно. Только кресты ней напоминают о том кем мне суждено было быть. Раньше я смотрел на эти кривые черные линии, улыбаясь и вспоминая тебя, но сейчас стыдливо прикрываю их, так как они напоминание о том, что я ранил тебя, о том, что я ужасно поступил с тобой. Если бы я только мог вернутся назад и спрыгнуть с поезда никогда не думать о побеге, то сейчас мы были бы по-настоящему счастливы. Представь, как каждое утро мы бы делали вид, что между нами ничего нет, а потом бы встречались за церковью и шли в заброшенный дом на отшибе. Вот бы вновь обнять тебя, подарить все те годы, что горят в моем сердце, все те возможности дарить тебе любовь и нежность. Ты бы тянулся ко мне на носочках и смеялся, а я бы краснел и тянулся к твоим губам…Кто теперь будет целовать тебя на прощанье?  Я сейчас очень далеко от нашего городка в Небраске, дорога привела меня в Сиэтл, где практически нет солнца. И от этого тоже невероятно тяжело. Словно Бог лишил меня всех воспоминаний о тебе, — самое теплое и яркое, как наши теплые летние дни на поле, зной и касания солнечных лучей. Я никогда так сильно не хотел солнечных дней. Мой мир теперь сырой и холодной, в нем идет дождь, все окутано туманом, в котором я теряюсь и брожу в поисках своего счастья.  Я скучаю по пению дрозда на закате, по шелесту пшеницы на поле, по твоему звонкому смеху и мягким рукам. Я не знаю как мне еще вернуться назад. Мне очень хочется вернуться в общину и жить с тобой счастливо, но я все разрушил, ничего не будет как раньше, да и в целом мне очень стыдно. В тот день я покинул не только тебя. Джено и мама тоже наверное переживали. Как я буду смотреть вам в глаза, зная, что причинил столько боли? Камень вины будет до конца моей жизни висеть на моей душе. Простите меня.  Знаешь, иногда я вспоминаю тот вечер на старом матрасе в заброшенном доме, наши тела среди пыли, горячие и залитые солнцем.  Воспоминание о нем душит меня, во мне что-то умирает каждый раз, когда в голове всплывает твой образ. В тот раз мне показалось, будто я поймал ангела, сделал с ним нечто непотребное, нанес глубокие раны и оставил как трофей. Мне не хочется думать об этом, но ты тогда был так счастлив быть настолько близко ко мне, что превозмогая боль, продолжал улыбаться и говорить о том, как ты рад быть со мной. Ты всегда жертвуешь собой ради меня, и мне тоже хочется сделать принести такую жертву для тебя, лишь бы ты был счастливым и не плакал, чтобы не было боли.  Как бы грустно мне не было, как сильно бы я не ненавидел себя, где-то внутри я верю и знаю, что мы встретимся. Я молюсь об этом перед сном, за завтраком, когда есть свободная минута, я молюсь о нашей встрече постоянно. Я не знаю дойдет ли до тебя это письмо, как скоро мы увидимся, и смогу ли я сказать тебе все то, что накопилось в моем сердце за эти долгие пять лет, поэтому хочу сказать сейчас, что я очень сильно тебя люблю, я очень скучаю и мне жаль, прости меня, Донхек. Передай маме и Джено, что я тоже их люблю, папе тоже. Прости меня, прости…                                — навеки твой Марк