Третья сторона

Предательства верного наместника Мелькор не ожидал. Потрясение сменилось чистой, ледяной яростью и жаждой крови одного конкретного майя. Убивать Саурона Мелькор не собирался. А вот превратить его жизнь в одну сплошную пытку, заставить самому желать смерти, и жить, не имея возможности прекратить свои мучения, хотел. Это будет достойным наказанием за такой поступок. Но сперва надо разобраться с эльфами. Мелькор едва не облизнулся в предвкушении. Огромная фигура вала возвышалась над долиной. Замерла битва — главное сейчас решалось перед воротами Ангбанда. Маэдрос железной рукой удержал за плечо Тингола, рванувшегося было вперёд, сказал негромко, но очень отчетливо: — Мы им только помешаем. Я уверен, они это сами спланировали и это их битва, — от вида Моргота у него самого холодок пробегал между лопаток и ярость закипала в груди. Но решать им, и видимо за весь Белерианд решать. Троим, выступившим против вала — майя, полумайэ и искуснейшему из чародеев эльдар. Маэдрос мысленно пожелал им удачи, всем троим. Ярость вала была осязаема, пробирала ледяными иглами. Майрон почувствовал, как рядом поёжился Финрод, легко коснулся руки, ободряя. Ему и самому было страшно. Вот только он умел перековать страх в злость. Вспомнить каждый раз, когда хотелось ударить в ответ, когда в глазах темнело, когда своей же кровью давился, вспомнить. Злость огнём полыхнула в золотых глазах. Они не сговариваясь ударили, вдвоём с княгиней, без слов и без песни, чистой Силой, что спаялась воедино. Моргот пошатнулся. Он не ждал этой атаки, посчитав, что чародеи так близко не сунутся. Всё же они маги, ближний бой не для них. Тем неожиданнее был удар нанесенный одновременно с трёх сторон. Чародеи. Саурон. — Предатель, — шипение, полное ярости. Майя был угрозой. Особенно майя предавший его. Эльфы и люди только и могли что смотреть на битву между вала и тремя чародеями. Красивый и одновременно страшный, отчаянный бой, от которого кровь стынет в жилах. «Предатель» — почти весело подумал Майрон. Они не глядя взялись за руки, ударили уже все вместе и провалились. Этого Майрон подсознательно ждал. Это похоже на Песню Силы, это почти она. Мелькор не сможет причинить им вреда, только они сами. Что ж. Майя было даже любопытно. — Ты знаешь, что с тобой будет? — вкрадчивый шёпот из ниоткуда. И вокруг ничто. Иллюзия, но силой из неё не вырваться. Хорошо, что вала тоже вынужден застрять в этой иллюзии. — Если проиграем — знаю, — почти спокойно ответил Майрон. — Ты так надеешься победить, Майрон. Готов платить за победу? Туман. Почти такой же, как тогда, когда он умирал. Плотный, безжизненный. Полный неясных теней и запаха крови. Финрод обернулся вокруг своей оси. Скорее всего морок, иллюзия. Но почти осязаема. Короткий шаг и к его ногам подкатывается чья-то оторванная голова. Длинные волосы испачканы в крови, безжизненные серые глаза. Финрод содрогается всем телом глядя в мёртвые глаза Лютиэн. Боль остро режет по сердцу, разливается по венам. — Ты опять привёл их на смерть, Финдэ? —тихий голос звенит в ушах, — Скольким ещё придётся заплатить за твою Эстель? Финрод сглатывает, но голос твёрдый: — Это не Эстель, это выбор. Мой и их. Это всегда был выбор, — подвал всплывает в памяти сам. Только сейчас нолдо осознал, что не может быть вины, если ты ничего не мог сделать. Вокруг Лютиэн горит лес, слишком знакомый лес. Наваждение, только кашель раздирает горло. — Ты принесла в Дориат смерть, — голос глухой, как эхо. Лютиэн смахивает слезу. Больно. — Я? Или ты? — губы кривятся, усмешка больше похожа на оскал, — Ты выбрал нести смерть. Майрон понимает, что увидит дальше, вала легко копается в его памяти: — Я готов заплатить даже жизнью, лишь бы тебя не было в этом мире. Он оборачивается на стон. Изо рта Финрода толчками вытекает кровь. В развороченной грудине видны осколки рёбер. Позёр, с такими травмами не живут и не стонут. Майрон не подходит к телу, мороку. — Он же так дорог тебе, ради него ты предал меня, — шёпот сочится ядом, — Приползи ко мне и я оставлю ему жизнь. — Зная тебя — лучше смерть, — криво усмехается Майрон. Он видит, как копьё, сотканное из черноты с размаху летит в грудь умирающего. И в последний момент не выдерживает взгляда серых глаз, полных ужаса, бросается вперёд, заслоняя собой. От крика майя слетела иллюзия, рассыпалась громовым хохотом Моргота. Менегрот в руинах. Остатки дворца почернели. Лютиэн смотрит на остатки того, что было домом. Нет. Не домом. Дориат больше не дом. Она ушла, сбежала, сделав свой выбор. Внутри словно расползается тонким слоем лёд. Холодно, больно. Но можно дышать. Пока не видит любимого мужа, чьи останки доедает варг. Сердце на мгновение останавливается, под ногами словно пропасть распахивает уродливую пасть. Нет. Не может быть. Ярость поднимается изнутри, готовая разорвать любого, кто ей попадется. Опустив голову, Лютиэн сжимает кулаки так, что ногти до крови впиваются в кожу. Аванирэ встаёт намертво. Ярость растекается по телу, затихая. Губы едва двигаются, едва сдерживают крик. Шёпот складывается в осязаемые слова, становясь всё сильнее и громче: Лети ветер обернись Вокруг света и явись, Возьми за собою ввысь Потерянные души. И там у седьмой звезды Ты стань снова молодым, Пускай дождь живой воды Проклятие разрушит И запылают небеса снова. Лети ветер в руки к нам, Вода с кровью пополам, Земля пеплом и золой Огни костров потушит. И гром молнией сверкнёт, И тьму светом обернёт, И вновь ветер нам вернёт Потерянные души. И запылает небо новым огнём! Последние слова срываются криком. Страшную иллюзию разрывает на куски. Сгорая, она оседает пеплом на землю. Альквалондэ, Хэлькараксэ, Дагор Браголлах. То, что заставило его проиграть тогда, теперь отзывается тоскливой болью, но не виной. Финрод старается дышать ровнее. — Ты примирился с прошлым, — голос противно режет по ушам, — А с будущим? Что ты будешь делать, когда жажда крови возьмёт над ним верх? Горская деревня, убитые, раненые, растерзанные скорее зверем. Майрон смотрит на него и сейчас это Саурон. Руки у него в крови, а в глазах неутолимый голод. Ему мало, это всё не то. Финрод почти забывает, что это иллюзия, слишком боится этого, не признаваясь толком в этом даже себе. Майя делает шаг к испуганной девушке и Финрод преграждает ему дорогу. Он решил. — Возьми мою боль, — он смотрит в жуткие сейчас глаза и ему почти не страшно. Это уже было. Тогда, когда им надо было потянуть время. — Уверен? — голос майя искрится Силой. Боль бьет по нервам так, что Финрод падает на колени с криком. Майя наклоняется, повторяет свой вопрос, почти касаясь губ. И Финрод тянется, целует, жадно, до крови прикусывая губу. И не важно, насколько сейчас больно. В глазах на миг темнеет, а когда проясняется, Финрод понимает, что морок спал. Мелькор удивлён. Он ждал, что Саурон сможет сбросить морок, но эти двое? Такой силы от эльфа и полумайэ он не ожидал. И напрасно. Они смогли разорвать оковы его иллюзий, справились. Взгляд невольно падает на Майрона. — Ты... обучил их, — он почти уверен, если Майрон падет — эти двое не выстоят против него. Короткие мгновения, что все трое приходят в себя, Моргот использует для удара по одной единственной цели. Они бросаются к нему, инстинктивно, но им не успеть, в реальности на движение нужно время, а его нет. Майрон понимает, за долю секунды понимает, что сейчас обрушится на него — и открывается шквалу огня, пытается пропустить через себя родную в общем-то Силу. Защищаться всё равно было бессмысленно, только силы потратились бы впустую. Он не знает, кричит ли сейчас, в горло будто кипящее масло заливают. Огонь мечется по фане и по феа разом, отдаётся почти невыносимой болью, выжигает что-то глубоко внутри — и возвращается, идёт обратно, пусть и сильно ослабленный. Через глаза, выжигая их навсегда. Майрон закрывает лицо руками, усилием воли заставляет себя быть в сознании. Жуткая боль бросает его на землю, заставляет корчиться, не отнимая рук от лица. Собственный дикий крик Финрод почти не слышит. Сердце едва не останавливается, когда дикой силы удар обрушивается на Майрона. Вид корчащегося в невыносимых муках того, кто стал для Финдэ самой жизнью, ломает что-то внутри, смывает грань между двумя Силами, что живут в нём. Тьма и Свет сливаются в единую Силу. В какой-то момент Финрод становится ею. А новый удар, сплетенный из Тьмы и кровавого пламени, обрушивается на майя. Только в этот раз эльф оказывается быстрее. Финрод падает на колени, подхватывая Майрона на руки, закрывает собой. Чувствует, как знакомые руки обнимают, по телу легким холодом проходит знакомая Сила. Огромные крылья, сотканные из ожившей Тьмы распахиваются за спиной Финрода, чтобы в следующий момент схлопнуться, укрывая всех троих щитом. Боль, раздирающая на части, не своя, чужая, обрушивается, ослепляя, не давая вдохнуть. Лютиэн едва касаясь земли бросается к Майрону, чувствуя, как ужас поднимается из глубин души. Видит, как алые всполохи расцвечивают всё вокруг в новой атаке вала. Лютиэн почти падает на колени рядом с Финдэ. Обхватывает их с Майроном руками, живым щитом вставая между ними и Морготом, укрывая их собственной Силой. Над головой с шелестом схлопнулась Тьма. Земля содрогнулась от удара по троим чародеям. Теперь время было на их стороне, совсем чуть-чуть, но было. Моргот не мог поверить своим глазам. Мало того, что Саурон умудрился выжить, так они ещё и отбили его второй удар, вместе, как единое целое и не Свет — Тьма оберегала их сейчас. Ему доступна почти вся мощь Арды, но её ещё нужно призвать. А чуть в стороне, над равниной, происходило и вовсе немыслимое. Будто разрывалось само небо, словно ножницами в ткани прорезали дыру, а за ним... Никто даже потом так и не сможет объяснить, что было там, за гранью мира. Это выше понимания эрухини. Боль немного унялась, разлилась по телу, привычно переплавляясь в Силу. Майрон нутром почувствовал, что Галадриэль правильно поняла момент — именно сейчас. И это их последний шанс. — Помогите мне встать, — голос Майрона ещё искажён болью. Он убирает руки от лица, опирается на них. — Сиди, — голос у Финрода сейчас жуткий, столько всего в нем слышится сразу. Ярость, холодная, звенящая, растекается по телу вместе с тёмным желанием уничтожить того, кто посмел причинить вред его Сердцу. — И не рыпайся, — Лютиэн сейчас меньше всего напоминала нежную Соловушку, столько силы и ярости было сейчас в хрупкой эльфийке, — Присматривай за ним, — Майрона отдали в руки непонятно как оказавшегося рядом Берена. И рискнул же, отчаянный. Рыкнули, когда майя попытался возмутиться. На Моргота они напали одновременно с двух сторон, не давая призвать Силы Арды. Едва тот успевал отбить атаку Финрода, как на него обрушивался удар эльфийки. Эти двое, словно сотканные из самой Силы, нечувствительные к боли и огню, полные звенящей ярости, всю её обрушили на Моргота. Случилось немыслимое, Вала дрогнул. И начал отступать. Впервые в нём шевельнулось то, что казалось не возможным. Страх. Мелькору было страшно. Берена жуть пробирала от одного взгляда на Майрона. Даже он, адан, почти чувствовал, сколько боли сейчас плескалось в теле майя. Майрон повернул голову в сторону сражающихся. Он видел, как ярость его близких заставила отступить почти всемогущего вала. Видеть можно и не глазами. Он отчетливо видел нотку страха в образе Мелькора, в темном багровом пламени, увенчанным нездешним светом Древ. Ярость Лютиэн и Финрода пылала ярким костром. Только ярость имеет свойство иссякать. — Берен, — он наощупь нашёл руку князя, сжал, — Они мне очень дороги, но им нужна помощь. Помоги мне встать. — Ладно, но если они мне оторвут голову, ты её будешь обратно пришивать, — Берен спорить не стал. Очень аккуратно поднял Майрона, поставил его на ноги, удержал, когда тот пошатнулся, — Обопрись на меня всем весом. Я удержу. А ты колдуй, что надо. Майрон видел, как пятится Мелькор под последним ударом слаженной пары. Вот только действительно последним. Ярость исчерпала себя, иссякла. А на её место всегда приходит пустота. «Болью!» — практически рявкнул по осанвэ Майрон, сразу им двоим, у него самого этого добра сейчас было в избытке. Лишь бы поняли, как. Он мимолетно подумал, насколько благодарен Берену, ноги отказывались его нормально держать категорически. Поняли. Три ядовито-зелёных потока слились в один, ударили, сминая фана бессмертного, спеленали было метнувшийся прочь дух, поволокли, потащили. Мало. Память услужливо подкинула воспоминаний, поток Майрона стал гуще. «Вспоминай» — передал Финроду чудовищным усилием, кровь из прокушенной насквозь губы течёт по подбородку — «Представь» — это уже Лютиэн. С этим было не совладать даже сильнейшему из валар. Дух Мелькора просто вынесло куда-то за пределы Арды. Майрон всё-таки осел на землю, всё ещё опираясь спиной на Берена, запрокинул голову, глядя невидящими глазницами туда, где в мягко мерцающей ткани мира зияла прореха не черноты даже — Пустоты. Прореха медленно затягивалась. Он почувствовал касания таких родных рук, когда они обессилено опустились рядом. Все трое без слов понимали — не пришлось бы помогать. Осознание, что всё закончилось, приходило как-то медленно, словно через плотный туман. Берен пришёл в себя первым. Свистнул, подзывая варгов. Усадил на них Финрода и жену, те едва шевелились. Жестокая схватка лишила их всех сил. Майрона повез сам, бережно прижимая к себе. Надо найти Галадриэль, сдать всех троих целителям. Со всем остальным он потом будет разбираться. Больше всего Берен сейчас переживал за притихшего в его руках майя. Галадриэль чуть не врезалась в них на резвом галопе. Быстро окинула их взглядом — живы, выложились, оно и понятно, её саму в седле казалось одна тревога держала, но живы. Задержала взгляд на Майроне, зубами скрипнула — ей даже помочь ему нечем. Потянулась мысленно, поморщилась, продираясь через пелену боли — «Держись, слышишь, не смей умирать. Он сейчас не сможет понять, жить не станет». И почувствовала неожиданно ехидный ответ угасающего сознания — «Не сможет. Его жизнь принадлежит мне. Я запрещаю умирать, так ему и передай» — только после этого майя позволил себе наконец потерять сознание. Битва закончилась. Орки разбегались или бросали оружие, а люди и эльфы всё силились осознать произошедшее. Вот бросился к дочери Тингол, не обращая внимания на варга, вот эльфы Нарготронда обступили бывшего государя, вот Маэдрос подозвал своих помочь Берену. Сейчас не вспоминалось прошлое, сейчас они ещё даже толком не поняли, что и вправду победили. Всё смешалось в одну кучу. Майрона Берен сам отнес к целителям. Туда же увели и седого Фелагунда. Тингол сам отнес к ним дочку, едва сдерживая слёзы. Плевать что с Тьмой, плевать, что с аданом-бродягой. Главное, что живая. Вскоре они спали под присмотром Галадриэль, над Майроном колдовала сама Финдуилас. Берен же оказался лицом к лицу с тремя владыками. — И чего вы на меня так смотрите? — князь привычно прикинулся недалёким разбойником. Не помогло. — Хотим понять, как давно это всё началось, например? — в голосе Маэдроса больше не было злобы. Слишком дорого заплатил его недруг за эту победу. — Когда? — Берен задумчиво пожевал губу. Теперь уже можно было рассказать часть правды, — Наверное в тот день, когда моя жена пришла в одиночку вытаскивать меня из крепости Саурона. А пришлось спасать вместе с ним, вытаскивать Финрода с того света, потому что его вот та лохматая зверюга почти разорвала, — князь кивнул в сторону одного из варгов, — Наверное тогда Соловушка и увидела за маской зверя нечто другое, более важное и ценное. Вытащила на поверхность. Помогла вспомнить другим. То, что он успел забыть, попав в руки Мелькора. Тингол нахмурился. Вот почему так среагировала жена, слишком много увидела. И слишком мало. Дочь он не узнавал. И гордился. Линдо стремился слиться с местностью, что не укрылось от взора Артаресто: — А ты ведь знал и потому пошёл за ним, — укоризненно начал он, — Берен, а ведь нам впору вас благодарить. Не сдюжили бы мы с Морготом, потому даже темы этой не касались. Да и твои лучники пришлись очень кстати. Берен было выдохнул, но рано. — Что на самом деле с моими братьями? — в голосе Маэдроса пока нет опасности, только насторожённость. Берен как-то недобро оскалился, стоило Маэдросу вспомнить о братьях. Переглянувшись с Линдо, кивнул, словно давал разрешение. Эльфа как ветром сдуло. Только потом он повернулся к сыну Феанора. — Скрывать не буду, после того, что они уже сотворили и что пытались сделать, я бы их обоих убил. И был бы в своём праве. Но Финрод и моя жена решили иначе. Они живы, их привезут сюда, — ответил Берен Маэдрос помрачнел, но сдержался. Закрадывались у него подозрения, что братья могли оказаться в плену. С другой стороны прав был князь Дортониона. Тингол отвёл Берена немного в сторону: — И что теперь? Вы будете жить в Дортонионе с Лютиэн? — А теперь, когда всё закончилось, мы с Соловушкой вернёмся домой, в Дортонион, — пожал плечами Берен, — Теперь уже можно сделать это открыто. — Попроси её хотя бы писать мне, — неожиданно попросил Тингол, — Я виноват перед вами, но она все ещё моя любимая дочь, хоть она в это уже и не верит. — А Сильмарили там наверное, — неожиданно вслух понял Берен. — Нет их, — очень вовремя подошла Галадриэль, — Сгинули, вместе с Морготом, — ложь далась легко. Ну не объяснять же сыновьям Феанора, что прореху проще открыть, чем закрыть. Зато свет Древ с этим отлично справился. — Туда им и дорога, — хмыкнул Берен, повернулся к Тинголу, — Пусть прошлое будет прошлым. Двери Дортониона и нашего дома всегда открыты для вас, владыка Тингол. — Благодарю, князь, — серьёзно ответил Тингол. Праздновали сдержанно, больше хоронили. Куда девать пленных орков пока не придумали, решили дождаться, когда основные деятели этой битвы в себя придут, чтобы учесть и их мнение. Линдо с феанорингами тоже очень удачно задержался. Первым в себя пришёл Финрод. Открыл глаза, прислушиваясь к себе. Ощущения были словно по нему варг потоптался. Болело всё. — Я на этом свете или том? — пробормотал эльф пытаясь понять, где он, — Майрон! — потянуться по осанвэ было проще, чем вскакивать с кровати, когда тело едва слушается. Прислушаться к отголоскам. Майрон был жив, Финдэ уловил отголоски его боли и ещё чего-то тягучего. Лютиэн по ощущениям спала. Оба живы, уже хорошо. Встать сразу не получилось. Хватило сил с трудом сесть, отдышаться немного. Осмотрелся. Он был в палатке, в углу клинки явно эльфийской работы, сваленная в кучу одежда. Снаружи слышались чужие голоса. Финрод заставил себя встать, пошатываясь, медленно пошёл к выходу. Галадриэль встретила это умертвие на улице: — Здравствуй, братец. Ты бы не пугал честной народ. Хоронят и то краше, — она мягко улыбалась. Да, выглядел Финрод ещё отвратительно, но уже лучше, чем три дня назад. Она сама почти восстановилась. — Ничего, привыкнут, — Финрод криво усмехнулся, ловя на себе испуганные взгляды. Кое-кто откровенно шарахался от эльфа, ставшего серебряным, — Где Майрон? Насколько все плохо? Только правду, пожалуйста. — Вон в той палатке, с Финдуилас. Давай провожу, — Галадриэль всерьёз опасалась, что сам Финрод не дойдёт, — Он должен бы тоже скоро прийти в себя. Но глаза не восстановятся. — Я знаю, сестра, — Финдэ покачал головой, — Главное, что он живой. А со всем остальным справимся, не впервой, — он с благодарностью принял помощь сестры. Пока дошли до палатки целителей, пришлось пару раз остановиться, чтобы передохнуть. В палатке обнаружился Берен. Финрод улыбнулся, увидев спящего на стуле друга. Вспомнилось, как тот вот так же спал у его кровати. Финрод мягко коснулся его плеча. Берен вздрогнул, встретил взгляд Финрода, дёрнулся обнять, засомневался: — Судьба у меня такая видно, на стульях спать, — пошутил Берен. — А Лютиэн где? — спросила Артанис, наблюдая, как брат внимательно только что не ощупывает взглядом Майрона. — Она отсыпается в моей палатке. С ней отец, не отходит от неё. Переживает, — тихо ответил Берен, — Надо будет дать им возможность нормально поговорить друг с другом. Вот же неугомонный эльф! — Берен едва успел поймать резко начавшего оседать на пол Фелагунда, — Ничему не учится! — привычно подхватил на руки, не дав поцеловаться с полом, осторожно усадил на стул. Присев на корточки перед ним, тревожно заглянул в белое до синевы лицо, — Ты как? — Живой, — ответил Финрод тихо, потянулся к плечу Майрона. Галадриэль резко перехватила кисть брата, сжала до боли: — Руки тянуть не смей, рано тебе ещё, — под взглядом сестры он вынужден был сдаться, — Берен, иди к жене, я посижу. С обоими, его теперь всё равно не выгонишь. — Ладно. Если что, зови. А ты веди себя хорошо. Иначе Соловушке пожалуюсь, — пригрозил Берен, уходя. Теперь хоть за одного можно было быть спокойным. Тингол от дочери не отходил. Бледная до синевы, она была сейчас настолько хрупкой, что даже притронуться страшно. Им было до сих пор как-то странно неловко в обществе друг друга — правителю Дориата и князю Дортониона. Вроде бы ни один из них уже не держал на другого зла или обиды, а всё же молчание между ними всегда получалось напряжённым. Тингол подумал, что возможно Лютиэн сможет им помочь.