Урана́йя или Сказание о Юджине и рыцаре Ивао

Not a sinner, she's a lover. AURORA «Blood in the Wine»

      — Госпожа, Вы такая развратная дырка!..       Ива́о проводит рукой между мгновенно сжавшихся ягодиц Ю́джина и, несмотря на его протестующее попискивание, ненадолго задерживается, задевая пальцами нежную кожу вокруг ануса.       — Я не Госпожа, я Принц! Твой Принц, между прочим! — возмущённо лепечет Юджин, — А ты, как мой рыцарь, должен меня защища-А-А!              От прикосновения уши Юджина резко вскидываются вверх, и он торопливо прижимает их к голове руками, ещё сильнее утыкаясь в подушку лицом — почти зарываясь в неё, так что на поверхности остаётся только загривок его белёсых, совсем коротких на затылке и оттого всклокоченных волос.       — Если Вы думаете, что это поможет скрыть, как сильно Вы покраснели, моя юная Принцесса, то Вы очень сильно заблуждаетесь, — Ивао делает несколько коротких вдохов через нос, как их учили на непродолжительных курсах воинской подготовки и самообладания, прежде чем бросить на убой диким зверям. Не хватало ещё, чтобы сейчас, после его слов о покрасневшем лице Юджина, у него самого пошла носом кровь, как это случилось в их первый раз.       А как тут не пойти?.. Нежнейшая светлая шёрстка, поднимающаяся от кроличьих ступней вверх по ногам, немного редеющая на внутренней части бёдер, окончательно сходя на нет в манящем пространстве между чуть пухловатыми, вызывающими какие-то хищнические позывы полупопиями, но вновь прорывающаяся возбуждённо подрагивающим хвостиком на копчике, а с другой стороны — спереди — мягким пучком опоясывающая небольшой, уже наверняка ставший упругим, с выступившими капельками смазки член. Сейчас член.       Ещё когда Ивао впервые увидел идеально женственного — «и не забывайте об осанке, Принцесса Юджи́на» — принца возбуждённым, в прозрачных одеждах на Церемонии Совершеннолетия, он понял, что пропал, влюбился по уши. Обречён вожделеть его — безоговорочно, навсегда.       И какого же было удивление Ивао, когда он узнал, что несмотря на всё ужасное детство Ю́джина, которое тому пришлось прожить в роли принцессы, наследницы династии, подавляя свою переменчивую сущность, отказываясь от двойственной природы юра́нни, в постели принцу нравится быть развратной девчонкой, шлюшкой, жалкой дыркой, которая только и мечтает, что о члене внутри. Его члене.       Дыхание Ивао вновь сбивается. «А Юра́йй с ним! Даже если залью Юджина своей кровью с ног до головы — всё равно мой», — думает он, просовывая вторую руку тому под живот, протаскивая её под новую порцию протестующего писка выше и нащупывая небольшие, будто идеально ложащиеся в ладонь, холмики грудей. Сжимает, чуть оттягивая соски, мнёт.       Юджин издаёт судорожный вздох, замолкает, а затем неожиданно сам тыкается попой навстречу пальцам.       «Ну наконец-то», — тихонько бормочет Ивао. Не то чтобы ему не нравилась эта видимость недовольства, даже сопротивления, которую раз за разом устраивал Юджин. Вовсе нет. Это будоражило, провоцировало желание обладать, снова и снова доказывать, кому же в действительности принадлежит высокомерный Принц Кролю́мии — все его стоны, все жалобно-похотливые «пожалуйста», когда у того уже окончательно срывает крышу. Впрочем, сейчас до этого ещё только предстояло дойти. Ивао мечтательно улыбается. Но всё же, всё же, больше всего ему нравился именно этот момент прекращения сопротивления и притворства — момент, когда Юджин отпускал себя, сдавался, показывал искренние эмоции и желания. Ивао всем сердцем любил эти моменты, помнил их все и гордился, что именно с ним его гордый, непокорный Принц мог расслабиться, показать настоящего себя.       — Вы настолько покраснели, Принцесса, что это уже видно на вашем затылке, — продолжает Ивао, вновь перехватывая Юджина под живот и приподнимая его над кроватью. — Да и боюсь, что в подушке, даже если Вы не погибнете от жары, вскоре Вы попросту задохнётесь! А этого я, как Вы справедливо отметили ранее, допустить не могу, поскольку отвечаю за Вашу безопасность.       «Интересно, какое лицо сейчас у Юджина — думает Ивао — по-прежнему высокомерное или уже нет?»       Поднять и развернуть к себе субтильного принца для рыцаря, прошедшего суровые тренировки и выигравшего не один смертельно опасный бой, не составляло никакого труда. Юджин — подхваченный за подмышки — безвольно повис у него в руках, словно игрушка, даже не пытаясь скрыть до предела набухший и покрасневший член. Хрупкая, ещё чуть-чуть и хотелось бы сказать болезненно худая фигура, удивляющая при этом мягкостью форм в нужных местах — действительно, откуда взялось? — бледная нежная кожа, с таким же мягким белёсым пушком на ногах и полоской от живота к груди, светлые волосы, коротко остриженные от затылка к шее, но более длинные спереди, образующие ниспадающие локоны по бокам от чёлки, ещё не острые, но ясно очерченные скулы, как будто подчёркивающие величину зеленовато-жёлтых глаз, длинные ресницы, словно бы слегка великоватый для изящного лица нос с горбинкой и, как прекрасно знал Ивао, чаще всего скривлённые в презрительную полосу, но прямо сейчас томно полуоткрытые, чуть пухловатые губы с выбившейся из причёски и прилипшей к ним прядкой волос. И, конечно же, опадающие вниз от макушки, с изящным надломом, бархатисто-белые кроличьи уши.       «Неудивительно, что к Принцессе Юджи́не сватались отпрыски знатных семей со всего королевства — привычно залюбовался рыцарь — сватались они, но достался Ю́джин именно ему, Ивао».       Ивао кладёт обомлевшего Юджина себе на колени лицом вниз и легонько шлёпает по ягодицам.       — Ай! — приглушённо пикает тот.       — Ай? — удивлённо интересуется Ивао, — А я думал, такая шлюшка, как Вы, только и ждёт, чтобы её выпороли.       — Я, я… не… — изображать полноценное сопротивление Юджин уже явно не может.       — Конечно, шлюшка, — Ивао уверенно отвешивает ещё несколько шлепков по начинающей краснеть попе принца. — Иначе с чего бы Вы так намокли?       Чуть разведя ноги Юджина, он просовывает под него руку и нащупывает и в самом деле ставший совсем скользким член принца. Пару движений и остановиться. Аккуратно обхватив член пальцами, Ивао протаскивает его назад, так что теперь тот начинает упираться в кровать, стремясь снова принять стоящее положение.       — Аа-а-вх-х-в! — то ли скулит, то ли стонет принц, — Мне же больно!.. Его хвостик нетерпеливо мотается в предвкушении, а затем, мелко подрагивая, прижимается к спине, будто приглашая нащупать колечко ануса, нежно пройтись по нему пальцами, поглаживая и подготавливая, растягивая. Чтобы наконец, преодолев мягкое сопротивление стенок, продвинуться дальше...       Довольно хмыкнув, Ивао проводит рукой по раскрасневшимся ягодицам, цепляет основание хвоста, вызвав судорожный вздох — особо чувствительная область на попе Юджина, а затем кладёт два пальца на пока что ещё узкую дырочку и замирает. Сперва Юджин начинает часто-часто дышать, потом, осознав коварство замысла, хныкать, затем тереться о пальцы, елозя из стороны в сторону бёдрами и размазывая по простыне капельки смазки с упирающегося в неё члена, после чего, окончательно отчаявшись, принц подаётся навстречу Ивао, пытаясь самостоятельно насадиться на его пальцы.       — Нет, зайка, тебе придётся просить, — чуть осипшим от возбуждения голосом произносит тот, отодвигая руку вместе с ягодицами наседающего принца. — Ты же знаешь, я люблю, когда ты просишь.       — И люблю, когда ты такой жалкий, что от возбуждения даже не можешь связать и двух слов, а только тычешься своей голодной дыркой, как последняя похотливая дрянь, — чуть подождав, договаривает Ивао.       Особенно теперь, с разведёнными ногами и жадно приподнятой попой, стало максимально заметно, насколько же широкие бёдра у Юджина — таким позавидовали бы многие девушки, для парней же подобные габариты и вовсе всегда оставались недостижимой величиной. Впрочем, Юджин и не был обычным парнем — в определённом смысле, а вернее сказать, в определённые моменты, он не являлся парнем вообще.       Громко вздохнув в ответ на совсем грязное обращение, Юджин предпринимает ещё одну попытку завладеть вожделенными пальцами.       — Нет, так не пойдёт! — Ивао отвешивает несколько звонких, намного более ощутимых, чем раньше, шлепков. — Маленькая шлюшка не хочет знать своё место и просить, как полагается.       — Я, я… — От шлепков Юджин съезжает вперёд, распластавшись грудью по кровати, так что его попа, окончательно задравшись наверх, оказывается ровно на коленях Ивао,       — Пожалуйста…       — Пожалуйста что? — ухватив Юджина за волосы и приподняв голову принца, непреклонно интересуется Ивао. — Разве на занятиях этикета тебе не говорили, что принцессы должны красиво и внятно излагать свои мысли?       — Пожалуйста… Войди в меня… — после произнесения чего-то настолько банального и пошлого одновременно, Юджина словно переключает в другой режим, — Пожалуйста, я хочу тебя, Ивао! Трахни меня уже!       Принц перестаёт казаться маленьким, сжавшимся от стыда и покорно ожидающим, когда же до него снизойдут, пушистым комочком. В его наполненном придыханиями от похоти голосе появляются нетерпеливые властные нотки, и лёжа на коленях своего верного рыцаря как на пьедестале — троне — трясь грудью о простыни, разводя ноги, приподнимая попу ещё выше в требовании наслаждения, он действительно выглядит абсолютно по-королевски. Словно только так и должно всё быть. Шлепки, пошлые словечки, заботливые руки сильнейшего воина Кролю́мии — принц жаждет быть удовлетворённым, и он получает своё.       — Я хочу тебя, Ивао.       — Я хочу тебя, Юджи́на, — нежно вторит ему рыцарь.       Ивао подцепляет рукой подогретое ароматное масло из пиалы, предусмотрительно стоящей рядом с кроватью, и размазывает по попе принца. Один его палец, а потом и второй — ты готов, сладкий? — мягко прогнув стенки, проникают внутрь Юджина.       Аккуратные, явно выверенные неоднократными повторениями движения мгновенно превращают сбившееся дыхание принца в постанывания. Он окончательно расслабляется, подставляясь и открываясь пальцам рыцаря. Два, затем три — добавившийся четвёртым мизинец проскальзывает только на одну фалангу, туго входя дальше под протяжный то ли стон, то ли вскрик Юджина, отмечающий грань наслаждения и боли. «Хорошо, оставим это на другой раз — думает Ивао — я знаю, если постараться, влезут и все пять, но сегодня у меня другие планы».       Оставив только два пальца, он нащупывает бугорок простаты. Есть и более простой способ превратить гордого принца в самую распоследнюю нуждающуюся шлюшку. Сначала лёгкие круговые поглаживания, потом нажатия подушечками чуть согнутых пальцев с мягкими толчками туда-сюда — Юджин, будто желе, растекается по коленям Ивао, проминается под руками рыцаря, ещё сильнее разводя ноги и уже, кажется, не дыша, а исключительно издавая сладкий непрекращающийся стон.       Ивао резко сглатывает подступившую слюну — «так, не торопись, нельзя дать ему кончить раньше времени, даже когда он такой — особенно, когда он такой».       — Пожалуйста, возьми меня, — в ответ на замедлившиеся движения бормочет слегка пришедший в себя принц, — хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.       Ивао аккуратно перекладывает Юджина со своих колен и стягивает уже порядком давящие штаны — даже непонятно, кого именно здесь дразнят всё это время. Вжав принца грудью в кровать — выше попу, принцесса! — он плавно входит в него.       Подготовленная дырка Юджина легко принимает член рыцаря, и тот, перестав беспокоиться, размашистыми движениями вбивает принца в кровать, сводя на нет послушные попытки приподнять попу повыше. Ивао запускает руку в прядь волос Юджина и тянет на себя.       — Тебе нравится такое обращение, да, моя сладкая шлюшка?       Раскрасневшиеся щёки принца, расслабленно полуоткрытый рот со стекающей с уголка слюной и совершенно неосмысленный взгляд лучше любых слов отвечают на вопрос рыцаря. Да, это именно то лицо, что хотел видеть Ивао. Он заламывает руку принца за спину и ещё больше увеличивает темп.       Ивао чувствует, как свободной рукой Юджин пытается подлезть под себя, чтобы дотянуться к члену — ещё, Ивао, пожалуйста, ещё! — ладно, пускай. Он склоняется к голове Принца, прикусывая его за ухо — можешь кончать подо мной, зайка! — слова даются с трудом, больше всего хочется просто рычать, разъёбывать свою ненаглядную, развратную принцессу, пока та не начнёт просить о пощаде. И даже после этого не останавливаться, не останавливаться.       Ивао понимает, что уже не вполне контролирует происходящее — плевать, и когда жалобно всхлипнувший принц стремительно обмякает под ним, а член сдавливается волной сокращений, наконец-то полностью отпускает себя, в несколько движений кончая вслед за Юджином.       Подрагивающий, растянуто-раскрытый анус, сперма, стекающая между ягодиц, распластанные по кровати уши, тяжёлое дыхание, всё также полуоткрытый рот и тёмная лужица слюны на простыне. Ивао сграбастывает своё сокровище в объятия и прижимает к себе.       — Я люблю тебя, Юджин.       — Я люблю тебя, Ивао.       Забравшись с ногами в просторное кресло, Юджин меланхолично оглядывает раскинувшуюся — сколько хватает глаз — скалистую местность с кое-где пробивающимися через камни деревцами, переливающейся порогами речкой и озером далеко внизу. Ещё полчаса назад он стонал на всю округу и мог думать только о члене Ивао, но теперь уже вернулся в своё обычное чуть замкнутое состояние, когда мысли и образы стремительно проносятся перед внутренним взором, а весь окружающий мир становится не более чем декорацией, едва ли способной всерьёз удержать внимание.       Ивао, завёрнутый в полотенце, выходит на террасу к своему принцу и, заметив его задумчивость, молча прислоняется к перилам — Юджин, и обычно-то вздрагивающий от неожиданных звуков или движений, уж точно испугался бы, если его окликнуть, когда он так погружён в свои мысли. Да и просто — некрасиво это, отвлекать человека от захвативших его размышлений.       Ивао уже давно привык, что мало какие вещи были настолько важны для Юджина, как его собственный внутренний мир — идеи, образы, переживания. Принц мог подчиняться в сексе, его не особенно волновало, где они будут находиться или какую еду есть — всё это мог решить за него верный рыцарь. В целом материальный мир часто ускользал от внимания Юджина, кажется, не играл для него какой-то существенной роли, и он с радостью был готов отдать его на откуп.       Но вот к мыслям, идеям и идеалам принца стоило проявлять особую внимательность и бережность. Здесь Юджин не был готов уступать и пяди, а за разрушенный ход размышлений мог бы обидеться надолго и всерьёз — для него это не казалось пустяком или бытовой мелочью. Именно это — недоступные внешнему наблюдателю картины — и составляли основное наполнение жизни Юджина, являлись местом её сосредоточения. По крайней мере так было до встречи с Ивао, и тот ни за что не предал бы этого доверия — моментов, когда Юджин открывал перед ним свой внутренний мир.       Волосы рыцаря развиваются на ветру, рисуя каплями узоры на дощатом полу, сам же он остаётся абсолютно недвижим. Замерев, почти уснув, он будто бы растворяется, сливается с окружением. Одна из полезных привычек, приобретённых во время дежурств на границе с Дикими землями — пока тело отдыхает, разум очищается от любых мыслей и беспокойств, расширяясь, вбирая в себя всё происходящее вокруг. Каждое новое движение, каждый мелкий звук — мгновенно фиксируются, отпечатываются в сознании, как невозможно было бы пропустить движение собственных рук и ног.       — Иногда я думаю, как грустно, что есть люди, которым недоступна эта красота, — прерывает молчание Юджин.       — Которые считают секс, свои же собственные тела, удовольствие от них, чем-то запретным и стыдным, — продолжает он. — Как будто это не самая первая и основная вещь, что у нас есть. Радоваться своему телу, что вообще может быть естественнее?!       — Опять вспоминаешь детство, Ю? — мягко интересуется рыцарь.       — Вот хотя бы няня Аóи! — игнорирует вопрос в секунду распалившийся Юджин, — Готов спорить, она даже слово «член» не смогла бы произнести! «Эта греховность» или «Проклятье Юра́ййя»… А ведь она раньше была знахаркой, её не должно смущать тело!       — Ну, если она так говорит в спальне, это даже может быть сексуально, — смеётся Ивао. — Главное, чтобы «проклятье» было достаточно мощным.       — Да… — на мгновение заминается Юджин, — Но речь не об этом! Для них же всё это всерьёз, а не шуточки. Какое рабство, какой мрак — жить так, что твоё тело, его желания, греховны сами по себе, а секс нужен лишь для рождения детей. Это не жизнь — это медленное угасание ради какой-то воображаемой «высшей» цели. Запрет на собственное удовольствие, свою же радость, не проходит бесследно! Такая закостенелость, жёсткость не могут оставаться только внутренними — они всегда превратятся в жестокость и злобу внешнюю. Мама это понимала, но ей не помогло… Юджин мрачнеет. Ивао придвигается, чтобы обнять загрустившего принца, но тут из комнаты доносится тихий стук.       — Пришли с докладом, наверное, — разводит руками он.       Открывая дверь, рыцарь отмечает, как резко меняется осанка, взгляд и, что ему было прекрасно известно, даже манера речи принца или, теперь вернее было бы сказать, Юджины, законной принцессы Кролюмии.              — Принцесса Юджина, командир Ивао, — кланяется вошедший седой воин, с головы до ног обвешанный портупеями с многочисленными мечами самых разных размеров и форм, — разведчики сообщают, что в ближайшие дни планируется очередная атака на наши поселения и лесопилки у самых границ.       — Уже пятая за два месяца… — недовольно кривится Ивао, — Всё без толку, а они прут и прут!       — Возможно, нам стоило бы отвести солдат… — голос старого воина теряется в кашле, — Встретить противника на более укреплённых позициях, и тогда…       — Нет, уважаемый советник, — обрубает его принцесса Юджина, — это совершенно недопустимо. Нужно отправить туда больше людей и укрепить этот рубеж. Вы же знаете, что именно через дальние поселения к нам бегут жители, которые устали мириться с рабством. Мы не можем отнять у них эту надежду — а преодолеть большее расстояние по Диким землям им не поможет никакая удача.       — Но тогда они так и продолжат атаковать, — устало вздыхает Ивао, иногда идеалистичность принцессы раздражала даже его, — а у нас тоже есть потери.       — Конечно, продолжат! — резко возвращается к более твёрдым интонациям Юджин, — Я же говорил, они никогда не смогут простить нам свободу, сами которой лишены. Они никогда не смогут принять нашу независимость. Только мы заставим их прекратить.