Ключ

      Люцерис не был в Королевской гавани с их последнего семейного ужина, ещё до смерти деда Визериса. Казалось, будто много лет прошло с тех более-менее мирных деньков. Сейчас ему пятнадцать, он вновь шагает по величественным коридорам Красного замка, однако в этот раз уже не в качестве внука короля и наследника Дрифтмарка. Его руки крепко завязаны за спиной, а сопровождают юношу аж пятеро стражников. Его ведут в тронный зал к королю Эйгону, второму своего имени. Люк шёл с прямой королевской осанкой, однако внешний вид его всё ещё оставлял желать лучшего: рваная одежда, грязная кожа, поломанные ногти и отросшие до плеч испачканные в пыли и гнили волосы, прежде всегда хорошо уложенные и причёсанные. Он давно не принимал горячую ванну с ароматическими маслами, не вдыхал запаха свежести, и в данный момент ему бы совершенно не помешал подобный уход.       Внешность его стала совершенно другой. С той поры, когда он едва не погиб при падении с Арракса, прошло немалым девять лун. Сломанное плечо, ключица и ребра до сих пор болели, так как Люк практически не отдыхал, не восстанавливался и старался выбраться из ныне враждебного ему Дома. Баратеоны тогда ясно дали понять, чью сторону выбрали. Он сильно похудел, пухлые прежде щёки исчезли, словно и не бывало. А лицо… Люцерис Веларион уже не был тем маленьким мальчиком, который привык к мамкиной юбке. Выглядел старше своих лет, сильнее и серьёзнее, он без труда мог бы обойти в рукопашном бое даже Джейкериса. Во всяком случае, попытки бы не казались такими глупыми, как раньше. Интересно, как он там?       Люцерис практически ничего не знал о том, что происходит у его семьи, лишь отдалённо какие-то преувеличенные слухи, из правды там практически ничего не было. Лишь одно было ясно — Деймон вот-вот захватит Харренхолл, и об этом говорили практически во всех уголках южных земель. Наверняка у зеленых в замке сейчас полный переполох. Интересно, как долго такими темпами сможет удержаться в роли десницы Отто Хайтауэр. Люк не думал об этом. Он вообще мало о чём думал последние дни. Утомлённый долгой дорогой, лишениями и плохо зажившей травмой, Веларион лишь хотел прилечь на траву помягче и спать крепким сном до самых первых солнечных лучей. Уже две луны он спал только таким образом, выработав в себе закалку и приспособляемость. Однако крепко уснуть он, казалось, теперь и вовсе не мог. Каждый раз приходилось реагировать на все посторонние шумы, чтобы вдруг кто-то его не обнаружил.       Двери в тронный зал грузно распахнулись, и Люк поднял усталый взор прямо, всё ещё держа ровную осанку. Увиденное его не сильно обрадовало: на троне сидел его дядя, любитель вина и женщин. Выглядел он неважно: под глазами залегли синяки, а кожа бледна, словно молоко. Он явно мало спал и много пил. Эйгон нервно теребил пальцы руки, грозясь вот-вот порезаться о трон, однако этого всё не случалось. Возле него стоял десница, от вида которого Люцерис мрачно закатил глаза. Ублюдок, сделал всё, чтобы его внук взошёл на престол раньше законной наследницы. Алисента по-прежнему носила зеленые одежды, выглядела статной и достойной своего титула. И всё же в ней тоже что-то подломилось за то время, что горит война внутри семейства Таргариенов. Они проигрывали, и по их лицам легко читались все эмоции. Однако одна эмоция перевешивала все остальные — изумление. Ни один из присутствующих не оказался готовым к подобной встрече спустя столько времени. Особенно оказался не готов кое-кто ещё.       Взгляд Люка сместился левее от Алисенты, минуя Хелейну, и застыл на ошарашенном бледном лице, единственный лиловый глаз на котором внимательно изучал пришедшего «гостя». Люк знал, что с той минуты, как его обнаружили стражники, он уже точно не гость, а самый обыкновенный заложник. Дополнительная фигура на полях войны, где происходит кровавая схватка. Зелёные не побоятся воспользоваться своим козырем, это точно. — Боги… В самом деле он… — произнесла практически одними губами Алисента, и пальцы её задрожали, а голос сел. Эйгон даже встал, чтобы получше рассмотреть пришедшего, всё ещё не доверяя своим глазам. Хелейна улыбалась. — Закрыта та дверь, что ключ потеряла, — спокойно проговорила девушка, однако никто не услышал этого. Только лишь Люцерис обратил внимание на голос своей заботливой тёти. Кажется, она единственная, кто не удивлён его появлению. — Ты же погиб?! — воскликнул неожиданно для себя надломившимся голосом Эймонд, привлекая к себе всеобщее внимание. Люк перевёл на него свой усталый взгляд колючих светлых глаз, и тот содрогнулся. Перед ним совершенной новый человек, другой. Не тот, что прежде, с глазами лани и робкой улыбкой. Этот парень уже точно не спрячется за юбкой матери. — Как видишь, я живой. И готов вырвать у тебя второй глаз, — процедил Веларион, что заставило стражу напрячься. Люк хмыкнул. — Жаль руки завязаны. — Как ты выжил? — спросил Отто, осторожно спускаясь ниже, чтобы подойти. Люк на него не смотрел, глядя прямо в единственный лиловый глаз виновника всего, что происходит в данную минуту. — Боги уберегли. Ну что, камеру уже подготовили мне? Или сразу заколете, чтобы было куда меньше претендентов на этот трон, что отсиживает мой прелестный дядюшка? — Люк перевёл взгляд на Эйгона. — Вам он там ничего не натирает, Ваше Величество? Не жмёт чужое? — Эйгон — законный наследник своего отца, первый по мужской линии. Этот трон его по праву, — проговорила Алисента, более-менее приходя в себя. Люк совершенно изменился с их последней встречи, одним словом — вырос. И это скорее сочувствие, чем комплимент. — Называйте узурпаторство как хотите, Королева, — бросил Люцерис, выпрямляясь. Женщина нервно поджала губы и, оглянувшись на старшего сына, решила сгладить острые углы. — Мы приготовили тебе ванну, после чего ты поужинаешь, а вечером отправишься в подготовленные тебе покои. — Благодарю за гостеприимство, но мне бы хотелось вернуться к своей семье, — голос юноши был абсолютно холоден. Предложение, безусловно, заманчивое, однако здесь он будет на цепи. — Это невозможно, Мой Лорд, — раздался голос Отто, и Люцерис поспешил его перебить. — У Короля нет своего языка? Почему он сам не может сказать мне, что я останусь здесь в качестве заложника? — Веларион не хотел слушать ничего лишнего, наконец посмотрев в глаза Эйгону. Тот, казалось, не мог и слова вымолвить от удивления. Оно и понятно, Люк долгое время считался погибшим, когда останки его дракона нашли рыбаки. — Ясно. — Пойдём, — заговорила вдруг Хелейна, безо всякого страха подходя к Люку и помогая развязать ему руки. Юноша потер запястья, мрачно осмотрев остальных присутствующих, затем направился следом за своей тётушкой, что решила сопроводить его сама.       Люк напоследок ещё раз взглянул в лицо Эймонда. Таким он его ни разу прежде не видел, однако усталость и больная рука не позволяли думать о чём-то кроме тёплой постели и хорошей еды. Да, давно он не ел по-настоящему сытно. Глядя в спину Хелейны, одетой в красивое платье коричневого цвета, Люцерис думал. Первым делом о том, как ему отсюда сбежать, однако понимал, что тайные ходы знают и другие члены семьи. Все попытки будут бесполезны. Во всяком случае, в первые дни или даже недели. Люк провёл погрубевшей ладонью по грязным волосам, ощущая тот забытый запах ароматических масел от своей тёти, какими раньше пользовались и другие члены его семьи, и отчего-то на мгновение в душе стало тепло. Хелейна единственная, кто, по сути, не делал никому ничего плохого за всё время, что Люк ее знал. Даже сейчас она с ним на самом деле добра и безо всякого страха идёт впереди, открывая спину для нападения. Наконец девушка остановилась перед деревянными дверьми, поворачиваясь к племяннику лицом с доброй и спокойной улыбкой. — Заходи в эту комнату, там уже налили горячую ванну. Если что, зови меня. Слуги принесут всё, что тебе потребуется. — Меня отсюда не отпустят к моей семье, пока мама не сдастся и не перестанет воевать? — задал вопрос Люцерис, и улыбка пропала с её лица, взгляд сменился на сочувственный. Хелейна без капли брезгливости взяла его за руки, хотя они и были грязные от земли и сажи. — Мы ведь тоже твоя семья, Люк, — лишь сказала она, затем сразу же удалилась, оставляя юношу одного возле больших дверей, откуда доносился запах свежести и тёплый пар горячей воды. Некоторое время юноша смотрел ей вслед, размышляя над услышанным. Ведь она так-то права, они все одной крови Таргариенов. И что-то всё же не позволяло ему так легко довериться. Открыв дверь, он вошёл и тёплое помещение и глубоко вздохнул. Давно он не испытывал такого умиротворения! Неловко войдя в помещение, где поодаль стояло несколько девушек-слуг, Люк неловко замялся. Он так давно не принимал ванну с кем-то ещё в помещении, что совершенно отвык и смущался. Вежливо попросив девушек отвернуться, Люцерис скинул с себя рваную одежду и осторожно залез в воду, позволяя жару наполнить его душу и тело. Внутри стало неожиданно спокойно, он прикрыл глаза и грузно выдохнул. Служанки медленно повернулись, заглядывая в лицо Люцериса. Он повзрослел, это было видно невооруженным взглядом. Девушки увидели у него множество не заживших прорезов на спине и плечах, двигался он неловко и скованно, словно что-то ему мешало. Проведя ладонью по руке, он шикнул, зажмурившись. Боль прошлась от плеча до самых кончиков пальцев, и Люк оглянулся на смущённых девушек. — Вам плохо? — спросила одна, тут же приближаясь. — Позвать мейстера? — Нет! — воскликнул Люк, выставляя здоровую руку вперёд и останавливая симпатичную брюнетку. Сразу затем он задумался, следует ли отказываться от медицинской помощи. Девушки переглянулись. — Мой Лорд, простите, но… Королева Хелейна дала нам понять, что если возникнут какие-то проблемы, то следует сразу звать мейстера, — голос её слегка подрагивал, она даже не смотрела на его лицо. Люцерис нахмурился, поджав губы, затем тяжело вздохнул. — Приводите своего мейстера, так и быть.       Одна из девушек удалилась, и Люк прикрыл глаза. Он мог позволить себе потерять бдительность, так как этих девушек поставила Хелейна. Уж она-то точно не подошлёт никаких убийц. Повисла тишина, и Веларион наконец выдохнул. С горячей водой отступала усталость, мышцы расслаблялись, а сознание туманилось под воздействием ароматических свечей и масел. Складывалось ощущение, будто он дома с мамой, как это было раньше, и Люк позволил себе ненадолго провалиться в сон. ***       Пульсирующая головная боль вкупе с жутким запахом сырого мяса с кровью пробудили Люцериса из бессознательного состояния. Распахнув глаза, он захотел было вскочить, остатки страха и паники эхом отзывались в памяти, однако так просто у него это не получилось. При попытке развернуться на правый бок он ощутил такую адскую боль, что непроизвольный стон боли сорвался с его губ, а сам он зажмурился. Кое-как он повернул голову в сторону плеча, левой рукой трогая его до самого локтя и понимая, что там наверняка перелом. Дыхание перехватывало, двигаться оказалось целым испытанием. Боль отдавала в области груди, он не мог толком сказать и слова, не говоря уже о спокойном передвижении.       Левой рукой Люк провёл ладонью по лбу, к которому прилипли влажные тёмные волосы, однако пальцами он нащупал ещё что-то, не похожее на обычную воду. Едва сфокусировав затуманенный взгляд на своей ладони, он понял, что это была уже засыхающая кровь, потому отшатнулся. Волна боли вновь окатила его до кончиков пальцев, и Люк замер, боясь усугубить своё состояние. Воздуха не хватало, а дыхание Велариона оказалось достаточно поверхностным. «Похоже на перелом рёбер» — пронеслось у него в голове, и оно неудивительно. Люцерис поднял голову к небу и понял, что на улице уже была глубокая ночь. Значит, он пролежал здесь достаточно давно. В голове проносились воспоминания того, как он поворачивает голову и видит распахнутую пасть Вхагар. Как Арракс скидывает его с седла. Он видел, как дракон раздирает своими зубами его маленького друга, который позаботился хотя бы вполовину о спасении Люка, ощущал скручивающее чувство страха и боли, что заполнило его сердце при виде такой ужасающей картины. Повернув голову, Веларион наконец понял, в чьей крови его голова измазана: он всё это время лежал головой на куске крыла своего собственного дракона. Рвотный позыв не заставил себя ждать, Люк едва смог подавить его в себе. Адреналин от увиденного ударил в голову, юноша кое-как отполз, нервно осматриваясь по сторонам и всё ещё пытаясь как-то подняться на ноги. Выходило хуже, чем просто скверно.       Он всё ещё был на земле Баратеонов. На ныне враждебной ему земле, Боррос чётко дал понять, на чьей стороне отныне его Дом. Предатель! Осмотрев свою одежду в алых цветах, Люцерис стал судорожно расстёгивать застёжки в виде драконов на ней, стараясь скорее всё с себя стянуть. Уберегите его Семеро, чтобы никто не увидел этот цвет и символику! Боль из-за переломов сковывала всё его тело, но Люцерис держался изо всех сил, борясь с самим собой, потому каждую из застёжек он срывал с большим усилием и волей. Любое резкое движение давалось ему с трудом, отзываясь пульсацией в груди и голове, но Веларион не останавливался, собирая каждую из застёжек в карман камзола. Почти вся одежда и без того была порвана, однако так быстро он не спешил её с себя сдёргивать. Ночь на дворе была достаточно прохладной. Люк осмотрелся. «Нет, я не могу здесь оставаться» — подумал он, вновь посмотрев на оставшуюся часть крыла его дракона. На глазах выступили слёзы, которые он поспешил смахнуть грязными ладонями. Некогда плакать, нужно спасаться самому. Арракса он ещё успеет оплакать. Кое-как Люк заставил себя подняться, не думая о том, что сломанные рёбра могут запросто проткнуть его лёгкие. Получилось не с первого раза, однако в конце концов он поднялся, держась здоровой рукой чуть ниже рёбер, будто его это как-то поддержит. Бросив короткий взгляд на останки Арракса, юноша медленно побрёл в сторону густой стены деревьев возле моря. В глазах постепенно темнело, а боль возвращалась с новой силой. Люк уже слабо соображал, думая лишь о том, как не выдать себя, потому с остатками сил стал стаскивать с себя верхнюю одежду. Левый рукав оказалось снять достаточно просто, он вообще был фактически оторван и висел на паре ниток, хотя и приходилось терпеть жуткую боль в груди, а вот с остальным пришлось попотеть. Благо, что практически вся одежда на нём была прилипшая к коже отдельными кусками, и её можно было стащить по частям. Сломанные кости давали о себе знать в каждом движении, однако в конце концов Люк остался в нательной рубахе, выбрасывая драный камзол в огромный куст, куда точно никто бы не полез, после чего продолжил брести куда глаза глядят. Усталость, боль и шок давали о себе знать, и Веларион всё же остановился, не без труда присев возле огромного дуба. Дышать становилось практически невозможным, он прикрыл глаза, сдерживая стоны боли. Люцерис ощущал, как сознание уплывает от него, не позволяя сфокусироваться на мыслях и собрать их во что-то полноценное, и вскоре юноша попросту сполз спиной с дерева, падая набок без сознания. *** — Лорд Люцерис, — послышалось со стороны, и Люк вскочил, хватая пришедшего за руку с силой. Осмотревшись, он понял, что уснул прямо в горячей ванне, а возле него замер напуганный мейстер, позади которого стояли те две служанки и Хелейна. — Расслабься, Люк, мы тебе поможем. Скажи, у тебя что-то болит? — спросила тётушка, и тот неуверенно кивнул. — Рука и плечо. Отдаёт в шею и голову, — проговорил он, нервно осматриваясь по сторонам и отпуская врача. Мейстер вдруг выпрямился, оглядываясь на королеву. — И спина. — Ваше Величество, это обследование нужно провести в спокойной обстановке и в постели, если угодно. Скорее всего, у Лорда плохо срослись кости после вероятного перелома. — Ясно. Благодарю, мейстер, я позову вас позже.       Хелейна сочувственно посмотрела на племянника, который выглядел, словно забитый зверёк. Взгляд был рассеянный и мрачный, Люк смотрел в пустоту, всё ещё испытывая некий диссонанс. Мейстер вышел из помещения, оставляя девушек наедине с Веларионом. Он обратил на тётушку внимание лишь тогда, когда она присела возле него и посмотрела прямо в лицо. — Девушки помогут тебе вымыться, постригут и приведут в порядок, а потом я за тобой вернусь, — она улыбнулась, но Люцерис видел печаль в её взгляде. Хелейна коснулась его ладони, после чего вновь покинула комнату. Юноша осмотрел двух скромных служанок, и сразу затем прикрыл глаза со вздохом. — Делайте всё, что потребуется.       Лишь спустя целых полтора часа слуги смогли привести его в порядок. Умытый, постриженный, побритый — теперь он выглядел, как и год назад, однако лицо его всё же изменилось. Посуровело. Хелейна предложила сразу же помощь мейстера, но Люк сообщил, что не отказался бы от горячей похлёбки. Девушка удивилась, вскинув брови и удаляясь с ним в сторону столовой: — Думаю, ты бы не отказался от оленины с овощами, Люк, — проговорила она с лёгкой улыбкой, и Веларион едва заметно улыбнулся, впервые за всё это время. Кивнув, юноша продолжил с ней свой путь, размышляя только лишь о том, как ему отсюда сбежать. Хотелось увидеть свою мать, утешить и доказать, что он не умер. Может, это придало бы ей сил воевать ожесточённее. Люк ужасно по ней скучал. Посмотрев на Хелейну, он вдруг вспомнил её первую фразу, когда Велариона привели в тронный зал. — Что ты имела в виду, когда говорила про ключ и дверь? — Мм? — она оглянулась на племянника, затем вдруг удивилась. — Ничего особенного. А что? — Звучало просто странно, будто… Ты пророчишь что-то, не знаю, как лучше сказать, — эти слова показались ему самому уже смешными и глупыми. Хелейна улыбнулась. — Тебе надо поесть и вылечиться в первую очередь. Не думай ни о чём, просто отдохни. Никто в этом замке не причинит тебе вреда. — Я бы так не был уверен, — мрачно отозвался Люцерис, входя в обеденный зал и сталкиваясь взглядами с Эймондом. При виде Велариона тот аж вздрогнул, напрягаясь всем телом. Алисента, которая сидела возле своего сына, вежливо улыбнулась и указала на стул напротив Эймонда. Как иронично, в последнюю их встречу Люцерис тоже сидел напротив того. От этой мысли вдруг стало даже смешно, Люк улыбнулся, усаживаясь за стол.       В нос ударил запах горячего мяса, и он неожиданно забыл обо всём, что до этого беспокоило. Люк заметил на столе мясо, овощи и прочие некогда привычные закуски. В кубке было уже налито вино, и Люцерис глубоко вдохнул, прикрыв глаза. Эйгон переглянулся с матерью, которая тихо кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Все повернулись на неё, и женщина пожелала всем присутствующим приятного аппетита. Люк практически сразу набросился на еду, чем безумно удивил своих родственников. Будто он не член королевской династии, а какой-то дикарь или простолюдин. Одна лишь Хелейна спокойно ела, игнорируя происходящее. — Люцерис, — позвала его наконец королева, и юноша поднял на неё свой взгляд, тщательно прожёвывая курицу. — Не мог бы ты рассказать, как спасся?       Эймонд подавился, и все на него посмотрели, пока он старался проглотить застрявший кусок с помощью пары глотков вина. Люк на него мрачно посмотрел, слегка сощурившись, затем заметил стражу, готовую в случае чего скрутить его. Как жаль, он даже не успеет выколоть второй глаз. Оглянувшись на Королеву, которая ожидала ответа, как и остальные, юноша язвительно улыбнулся. — Ох, а Ваш прекрасный сын не соизволил рассказать о случившемся? Мне казалось, ему хватит чести и достоинства признаться во всём. — О чём Вы говорите, Мой Лорд? — десница короля, кажется, не вполне понимал, о чём таком может говорить Люцерис. Эймонд напрягся всем телом, глядя в горящие гневом глаза Велариона. О да, он не упустит шанса рассказать всё. К счастью, память всё ещё при нём, и Люк помнит каждую секунду того ужасающего вечера. — Эймонд, уважаемый мой дядюшка, не хочешь ли ты наконец сказать о том, что произошло тогда? Полагаю, твои ближайшие родственники имеют право знать, — Люцерис оторвал кусок курицы, закидывая в рот, пока Эймонд не был в силах и звука издать. Он представлял, какая реакция была бы у его матери, у брата. — Гляжу, он не совсем желает говорить. Не так ли? Хорошо, я расскажу, как всё это было. — Люцерис, не пугай нас, — Алисента выглядела взволнованной, однако всё же хотела услышать историю от второго участника событий. Люцерис ощущал закипающий в нём гнев, в памяти всплыли обрывки воспоминаний об Арраксе, и сердце болезненно сжалось. Ублюдок. — Мой любимый дядюшка устроил целое представление под крышей у Баратеонов, едва не грозясь вырвать мой глаз и подарить Вам, Моя Королева, — кисло улыбнулся Люк. Алисента содрогнулась всем телом, но не смотрела на Эймонда. Всеобщее внимание сейчас было приковано лишь к Велариону. — Однако я не стал играть по его правилам, и решил улететь домой к матери. Но Эймонд не хотел оставлять всё так просто, он гнался за мной на Вхагар. Арракс…       Люцерис вдруг замолчал, едва сдержав дрожь в голосе от имени своего любимого дракона. Эймонд нахмурился, руки тряслись от злобы и вместе с тем бессилия. Отчего-то внезапное изменение в голосе его племянника обескуражило, не позволяя встать и атаковать. — Арракс испугался Вхагар, которая несколько раз пыталась его укусить, поэтому перестал слушаться меня и опалил её огнём… — О, Боги… — Отто прикрыл глаза, догадываясь о дальнейших событиях. Эйгон выпил пару больших глотков вина, пока Алисента содрогалась от новой информации. — Дядюшка, не расскажете, как там было дальше? — Люк на него посмотрел таким яростным взглядом, что тот вскочил, ударяя ладонями по столу. Удивительная ностальгия. Кажется, подобное уже было. — Вхагар тоже перестала меня слушать, — голос эхом отзывался в помещении, Эймонд выглядел уязвлённым, зажатым в угол. Теперь все смотрели только лишь на него. — Я старался её остановить, но она одним укусом разорвала его дракона на куски. Я не видел тела Люцериса. Мне казалось, что она его сожрала или выплюнула. — Арракс сбросил меня с седла ровно за пару мгновений до её укуса. Я выскользнул прямо между её зубами, — голос Люка стал твёрже стали, он медленно поднялся с места и, глотнув вина из кубка, посмотрел в лицо Эймонда. — Значит, долг за глаз наконец уплачен, — съязвил тот, слыша недовольный возглас матери. Ярость закипала в Люцерисе, однако он заметил взволнованный взор Хелейны, потому взял себя в руки и удивительно быстро угомонил желание разорвать того на месте. Хотел ли он вообще это сделать? — Ты забрал у меня куда больше, чем я у тебя, — Веларион в гневе смахнул пару тарелок и кубков со стола, тут же удаляясь из помещения. Повисла гнетущая тишина, каждый старался прийти в себя, пока наконец Алисента не заговорила первая. — Ты говорил, что не имеешь понятия, как мог погибнуть Люцерис! — воскликнула она, на что Эймонд среагировал практически молниеносно, поворачиваясь к ней лицом. — Да, я так и сказал. Откуда мне было знать, разорвала она его или сожрала. Тела я не видел. А то, что он выжил и спасся — чудо. Удивительно, как он вообще не помер от падения в воду с той высоты, — Эймонд также вышел из-за стола и удалился, оставляя прочих членов семьи с королём сидеть за столом в смятении. Хелейна медленно встала из-за стола, оглядываясь на присутствующих. — Прошу прощения, Ваше Величество, я бы хотела проведать нашего племянника, ему требуется помощь мейстера из-за плохо сросшихся переломов.       Эйгон махнул рукой, напряжённо глядя в стол перед собой. Хелейна удалилась, направляясь по коридорам в сторону комнаты для Люка. Постучавшись, она услышала раздражённое «Войди», после чего тихонько отворила двери. Веларион смягчился, увидев свою тётю. Хелейна вошла в помещение, дав понять служанкам, чтобы они позвали мейстера, а сама присела на постели возле племянника. Постриженный, умытый и хорошо одетый, Люк был похож на себя куда больше, чем при первой их встрече пару часов назад. — Я бы хотела сказать, что понимаю боль твоей утраты, но ты не поверишь мне, — начала она, и Люцерис вздохнул. — Я знаю, что ты хочешь меня поддержать, — заговорил юноша, начиная теребить пальцами края новенького камзола. Хелейна положила ладонь на его пальцы. — Но я вырос с Арраксом. Он был членом семьи, как второй Джейс, только… Иная связь. А этот ублюдок считает, что такая цена может сравниться с потерей глаза!       Хелейна сочувственно на него посмотрела, обнимая за левое плечо. Люк выдохнул. — Это несоразмерная цена за потерю глаза. — Я знаю, Люцерис. Мы никогда не можем знать, что происходит на душе у другого человека, так? Как, к примеру, Эймонд не понимает тебя, а ты не понимаешь его. — Мне плевать на него, — шикнул Люк, и не успела тётя ответить, как в комнату вошёл мейстер, чтобы проверить состояние здоровья юноши.       Люцерис лёг на постель, ощущая, как мейстер сжимает его плечо и руку пальцами, прощупывая, всё ли там в порядке. В голове крутились самые разные мысли о том, что ему могут сделать хуже, чтобы наверняка уж не сбежал, но Хелейне хотелось доверять. Да и поводов для подобного предательства у нее попросту не было, вроде как. Она ведь сама сказала, что они — тоже часть его семьи. — Мой Лорд, как именно вы чувствовали себя при переломе? — Паршиво, уважаемый мейстер. Я упал с высоты сотен метров в воду, как о каменные глыбы, сломал ключицу, руку, плечо и рёбра. Как Вы полагаете, что я мог испытывать?       Мейстер промолчал, щупая его плечо, и Люцерис неожиданно шикнул, дёрнувшись на постели. Мужчина хмыкнул, убирая руки и оглядываясь на присутствующих. Кажется, ему всё стало ясно, и Люку хотелось скорее услышать вердикт. — Рёбра срослись хорошо, грудь у Лорда ровная, не деформированная, однако плечо и рука срослись плохо. Из-за этого боль отдаёт в шею и спину, нужно заново ломать и затем оставить Лорда в покое, пока кости не срастутся правильно. — Ломать заново?! — воскликнул тот, вскакивая на постели. От одной только мысли ему стало плохо, а воспоминания о боли нахлынули с новой силой. — Можно как-то иначе? — Вы ведь правша, господин? — осторожно спросил мейстер. — И планируете остаться в дальнейшем воином? — Я понял Вас, — после недолгого молчания проговорил Люцерис, глядя в пустоту. Он хотел, чтобы в дальнейшем мог держать меч и стоять рядом со своей матерью, а не оставаться калекой. Потерпеть боль от перелома ещё раз не так страшно, как всю оставшуюся жизнь испытывать угрызения совести за неспособность защитить любимую маму. — Ломайте скорее.       Крик Люцериса достиг ушей прохаживающегося по коридорам Эймонда. Он услышал, как разносится вопль, потому поспешил на звук, чтобы узнать о происходящем. Возле резной двери он заметил стражу, у которой сразу же поинтересовался о том, что происходит. Они лишь пожали плечами, мол, не могут знать, не заглядывали. Эймонд нахмурился, осторожно приоткрыв дверь. Единственным глазом он увидел, как мейстер изо всех сил вправлял неправильно сросшуюся кость в плече, стараясь сместить его в правильную точку, пока помощник сидел сверху на Люцерисе и держал его, чтобы не дёргался. Хелейна отвернулась, чтобы не видеть этого, безумно переживая за племянника. В груди у Эймонда вдруг заскребло, он отодвинулся от двери и отошёл ещё на пару шагов назад, задумчиво глядя перед собой пустым взглядом. Из-за него Люцерис сейчас снова переживает ту боль, что была несколько лун назад. По его глупости из-за вспыльчивого решения преследовать и запугать.       Эймонд не убийца. Он лишь хотел получить взамен равноценную жертву, глаз Люка. Не его здоровье, не жизнь его дракона. И, естественно, ни в коем случае жизнь самого Велариона. Когда Таргариен не увидел в небе падающего тела Люка, то в ужасе подумал, что Вхагар попросту его сожрала, а это даже хуже, чем просто смерть. Порой ему всё ещё снились кошмары, в которых он видел смерть Люцериса, а останки Арракса всё ещё мелькали перед глазами, падающие вниз с огромной высоты. Эймонд в самом деле этого не хотел.       Когда известия о живом Люцерисе Веларионе дошли до его ушей, Эймонд не поверил. Он считал, что некий самозванец представился Люком, чтобы спастись от стражи и тюрьмы. Однако, лишь его взгляд пал на пришедшего юношу, у Таргариена по спине пробежались мурашки. Это в самом деле был выживший Люцерис, и в груди возникло сразу два противоборствующих чувства. Первым являлся гнев и страх, что теперь правда вскроется, и каждый поймёт, что в вероятной смерти был виноват Эймонд. Это ужасно, стыдно и пугающе, однако второе чувство оказалось сильнее. Облегчение. Счастье наполнило его сердце, он осознал, что не остался убийцей своего родственника. Убийцей Люка. Но в Веларионе словно что-то надломилось, он стал другим, и оно неудивительно. Потерять разом всё, даже имя, это ужасно давит. Эймонду было стыдно, но он бы ни за что в этом не признался. Помимо стыда он ещё испытывал и ужасное чувство вины, из-за чего неосознанно хотелось как-то проверить состояние Люцериса, возможно даже что-то сказать, однако гордость не позволяла. И, вероятно, остатки гнева из-за некогда причиненного ущерба. Эймонд отошёл от двери и под крики Люка удалился к себе, чтобы не ворошить в себе эти мерзкие и причиняющие дискомфорт воспоминания.       Люцерис уже полчаса как остался один в своей комнате с новыми переломами и перевязками, глядя в потолок комнаты, освещённой тусклым светом свечей. Он вспоминал всё, что было до тех злополучных событий. Как он спокойно жил под крылом матери с братьями, спал сладким сном на мягких подушках и совершенно не думал о войне. А она тем временем уже идёт. В носу защипало, и на глаза стали наворачиваться слёзы. Люцерис хотел попасть к матери раньше, чем сюда, но у Богов свои планы на его судьбу. Он снова увидел его… — Пекло! — шикнул Люцерис, ударяя ладонью по кровати.       Эймонд всегда был примером для подражания: сильный, целеустремлённый, смелый. Из двух дядей, что были у Люка, он был лучшим. На фоне пьяницы и гуляки Эйгона тот выглядел настолько превосходно, что у Велариона дух перехватывало. Это восхищение пошло с детства, когда он видел, насколько стойко младший Таргариен выдерживает все удары судьбы. Многого Люцерис тогда не понимал, но что-то всё же тянуло к этому загадочному и строптивому дракону. Да, Эймонд был настоящим драконом, а Люк даже не Веларион. От этого становилось ещё обиднее и больнее. Как он мог так восхищаться человеком, который его едва не убил? В груди всё сжималось от боли, Люк совершенно не был готов к такой встрече и так скоро. Но ещё больше он в этой ситуации ненавидел себя. Даже после стольких лишений, что выпали на долю Люцериса из-за Эймонда, горечь осознания стремительно настигала его — он никогда не сможет причинить такую же боль намеренно, как мог бы его дядя. Он слишком отличался от Эймонда, ему не хватало силы воли, чтобы навредить. Тот единственный раз, когда Люк в самом деле причинил вред, случился лишь из-за страха за жизнь брата. И он до сих пор не может себя простить за содеянное. То ли от бессилия, то ли от гнева на самого себя, Веларион обречённо прорычал, жмурясь. К ушам потекли капельки слёз, и Люцерис окончательно расклеился. Последний раз он так плакал лишь когда впервые выпал шанс оплакать потерю своего дракона, через месяц после трагедии в заливе.       Мысли поглощали его целиком и полностью. Отвлекаемый лишь болью в области плеча, Люк всё же успокаивался под воздействием макового молока, из-за которого рассудок немного плыл. Он пытался понять, почему та душевная боль, что он испытывает, не вяжется с его ожиданиями. Люцерис считал, что он должен был злиться, желать смерти или всего плохого Эймонду, пытаться навредить, но только теперь Люцерис осознавал всё. Может в начале, первые пару лун он и в самом деле хотел убить Эймонда, ослеплённый яростью. Однако сейчас Веларион ощущал лишь страх, скорбь и некое сожаление о случившемся. Оглядываясь назад, он осознавал, что Эймонд пронёс с собой тот гнев и злобу через всю свою жизнь. А Люк не был готов ранить свою и без того истерзанную душу каждый день долгие годы, ему достаточно было утраты Арракса. Веларион ощущал, что какая-то часть его оставалась прежней, незапятнанной злобой и отторжением из-за испытаний, выпавших на его долю, и нужно было во что бы то ни стало дотянуться до неё, найти настоящего себя. Пока ещё он оставался тем добрым Люцерисом, который никогда бы не смог причинить вред близким, Хелейна напомнила ему об этом своей заботой и лаской, от которой юноша успел отвыкнуть. Вскоре маковое молоко подействовало, и Люк провалился в беспокойный сон, оставляя размышления на завтрашний день. Он ещё успеет подумать о том, как именно вернётся к матери.