Дар морей

      Через минуту заглянула Аджена, проверяя, почему я кричала, и всë ли в порядке. Убедив еë в том, что мне померещилось что-то во тьме, я получила предложение зажечь две большие свечи, и сразу его приняла. Надеюсь, мои волосы она не увидела.       Немного успокоившись, я присела на мраморный бортик и глубоко вдохнула.       «Всë хорошо. Ничего странного не происходит. Может, это всë сон. Да, наверное так и есть. Я не умерла, я лежу в коме, и вижу этот бред из глубины своего сознания. Никакого перемещения в «другую эпоху» не существует, и существовать не может впринципе.»       Но снова взглянуть в зеркало не решилась. Вместо этого я подумала, что надо наконец приняться за то, зачем я здесь — помыться.       Я подобрала с пола мантиль и миску, оставив однако лежать длинный стул. Находилась я в какой-то старой рясе, что выглядела скорее как мешок, чем как одежда. А может, мешком она и была.       Сняла я еë минут через десять, ибо она оказалась чрезвычайно длинной.       «Интересно, где моя одежда. Там были мои любимые брюки!»       Но никаких брюк, разумеется, нигде не было, да и не так уж сильно они меня волновали. Важно другое — сколько мне сейчас лет? То, что меньше пятидесяти, это ясно, и то, что колено не ноет при ходьбе, тоже. Значит, не больше тридцати, и не меньше восемнадцати, ибо синим волосы я покрасила ровно на совершеннолетие, и проходила так чуть ли не до сорока, а уж потом ударилась нахрен в блонд. Сокращаем дальше: шрам под подбородком мне вручили в двадцать три, а его нет, значит теперь колеблемся в пяти годах. И напоследок: тату я сделала как подарок себе на двадцать лет, и через полгода случайно обожгла еë утюгом.       Я отбросила от себя одеяние и повернулась к зеркалу. Совсем свежая, расположенная на слегка красной коже правого бедра большая татуировка тут же отозвалась лëгкой болью, стоило к ней прикоснуться. Но что гораздо важнее — голова льва и череп не сливались в один ужасный ожог, а значит, что я не успела ещë так нелепо пострадать. Это радует.       Через полчаса, когда ко мне вернулся потерянный было оптимизм, я довольно вышла из бани, обëрнутая в огромный халат и прячущая под тем же цветастым платком синие волосы. Как хорошо, что я решила тогда сделать скрытое окрашивание, а не сплит: так хоть меньше заметно.       Добрая Аджена показала прекрасную старомодную комнатку с низким потолком, а так же дала платье, что было некогда синим, но сейчас стало голубым, и красивый белый платок с узорами. — Переодевайся и спускайся в столовую, сейчас я подам ужин. — я кивнула так энергично, что плохо закреплëнный платок чуть не слетел. Наверное, его нужно было слегка набрасывать на волосы, а не мотать на голову, будто тюрбан, но что поделать?..       Облачившись в платье, что оказалось чуть больше, чем я ожидала, я принялась за головной убор. Мягкая скользящая ткань никак не хотела держать на голове полусинюю копну, потому пришлось надеть еë, как подобает. Чтож, хоть что-то она всë же скрывала.       Я спустилась вниз, чуть не заблудившись по дороге. Всë здесь было для меня странным, но до ужаса интересным. А может, меня просто грела мысль, что я могу начать всë сначала, в своëм теле, и этот шанс был мне послан с небес... Непонятно, за какие заслуги.       За столом сидели семеро. Только я преодолела последнюю ступеньку, на меня сразу же воззрились все четырнадцать глаз. Какие-то — с непониманием, какие-то — с интересом, и лишь одни смотрели с теплом и заботой — так смотрит только Аджена.       Внимание к своей персоне я любила. А ещë любила восхищение публики моими навыками в спорте, восхищение мужского пола своей фигурой и внешностью... Какая я была глупая... Неужели теперь это всё откроется мне заново? — Проходи, милая, садись. Не бойся нас.       Я села между двумя девушками примерно моего возраста, тут же принимаясь их разглядывать. Одна была с длинными тëмными волосами, чëрными, как ночь, глазами и смуглой кожей. "Кара" представилась она глубоким бархатным голосом.       Другая словно ей в противоположность обладала кудрявыми золотыми волосами, светло-серыми глазами, обрамлëнными пушистыми ресницами, и кожа еë была будто прозрачной, с россыпью веснушек на лице и плечах. Звали еë Ары.       Слева от Кары сидела Хазан — красивая и весëлая шатенка с совсем коротенькими волосами, что едва доставали до плеч. Она прошлась по мне оценивающим взглядом и мило улыбнулась.       Мужскую часть данного коллектива помимо Батура составляло двое парней. Одному едва можно было дать двенадцать, другому явно доходило тридцать. Они были похожи друг на друга непослушными русыми волосами и яркими зелëными глазами. — Ну что, Ева-хатун, я погляжу, ты хорошо себя чувствуешь. Такая бедняжка, что же с тобой на улице случилось? — с сочувствием произнëс Батур.       И мне пришлось на ходу выдумывать легенду про тяжëлую жизнь в ветхой избушке на берегу моря. Припомнив частые монологи Ибрагима по телевизору, во время которых я всегда отходила заварить чай, я наплела про греческое происхождение и расставание с братом в десять лет. Про то, как отдали меня слугой в поместье доброй женщины, а дальше решила повторять историю Хюррем: мол, набежали татары да продали в Крым, а оттуда повезли в Стамбул, а в Стамбуле на рынок невольничий, а потом сбежала от них, да сознание потеряла.       За их сочувствием наблюдать было странно. После на меня посыпались расспросы. "А ты из какого города в Греции?" — "А... Из Парги". "А брата как звали?" — "Нико". "А как зовут тебя?" — "Ева". "А что сейчас с ним?" — "А не знаю". "А лет тебе сколько?" — "Пятьдесят шесть." "..." — "Папе было, когда разлучили нас. А мне сейчас двадцать". "А ты неверная?" — "А что поделать..."       Итак, допрос с пристрастием окончился и меня провели наверх, в комнату Кары, Ары и Хазан. Постелили на полу — чтож, я не жалуюсь. Правда, потом оказалось, что постелили для Ары, и я ночью, когда погасили свет, позвала еë к себе в кровать.       Спать было так мягко, что я мгновенно провалилась в сонное царство, слушая размеренное дыхание за спиной и считая трещины в потолке.       Спасибо тебе, Господи, что я всё ещё жива. Надеюсь, завтра я смогу разобраться со всеми своими проблемами.       И почему, сука, мои надежды не сбываются никогда?