Драгоценности Глорианы (The Gloriana Set)

Карта Мародеров довольно упрощала навигацию по подземелью Слизерина, хотя Тео потребовалось смехотворное количество времени, чтобы выйти из своей комнаты и отправиться на ужин во вторник вечером. Гермиона подождала в нише за гобеленом Мерлина, пока он пройдет, затем подошла к портрету Заклинателя змей. — Не титулы делают честь людям, — сказал чародей, откладывая флейту. Кобра приветственно кивнула. — Люди чтят титулы, — ответила Гермиона. Никколо Макиавелли явно был слизеринцем. — Хорошо сказано, маленькая морозница, — сказал Заклинатель змей, когда портрет открылся. Дверь Драко легко открылась Алохоморой, открывая безупречную, грациозную комнату. Стол, покрытый кружевом, сверкал хрусталем, фарфором и накрытыми блюдами. Губы Гермионы сжались. Это было действительно возмутительно, маленький отровок роскоши Драко здесь. Голубые бархатные шторы, расшитые золотыми геральдическими лилиями, были плотно закрыты. Стол украшал серебряный чайный поднос, на чайнике которого был выбит герб Малфоев и слова «Sanctimonia Vincet Semper». Чистота всегда победит. Не было никаких признаков французского принца в резиденции. Очень хорошо, она подождет. Гермиона налила себе чашку чая и добавила два кусочка сахара. Когда она потянулась за блюдцем, её внимание привлекли три серебряные рамки для фотографий, выстроившиеся в аккуратный ряд. Она подняла первую картинку: Драко и Нарцисса на платформе 9 3/4. Очевидно, это был первый курс, и маленькое заостренное личико с любопытством смотрело на неё, его волосы были зачесаны назад. Улыбка Нарциссы не касалась её голубых глаз. На втором снимке Малфой и его друзья сидели на трибунах на матче по квиддичу, одетые в серебристо-зеленые шарфы. «Наверное, поют «Уизли — наш король», — язвительно подумала она. Рука Драко обнимала Пэнси, его лицо раскраснелось. Гермиона была поражена, увидев Тео по другую сторону от Драко, его лицо такое яркое и молодое, чёрные волосы развевались. Тогда она почти не замечала Нотта. Движение краем глаза привлекло её к третьему фото, овальному, с переплетёнными серебряными розами. В кадре была фотография самой Гермионы из «Пророка», снятая не где-нибудь, а на пирсе Азкабана. Она держала в руках полдюжины букетов ромашек, а её волосы взъерошились от ветра Северного моря. Ведьма улыбалась, потому что первая группа освобождённых маглорождённых шла (или хромала) от Харона. Это было на следующий день после битвы за Хогвартс, и Гермиона впервые почувствовала, что они действительно победили, что жертвы стоили того, чтобы увидеть, как все эти маглорождённые освобождены и снова в объятиях семьи и друзей. На фото ничего этого не было видно, только Гермиона снова и снова улыбалась, сжимая ромашки, а длинный локон хлестал ей по глазам, и она нетерпеливо встряхивала его. Как долго эта фотография пролежала на столе Драко? Девушка не помнила этого со своего первого визита, но она была… отвлечена. Серебряный чайник вдруг блеснул зловеще-зелёным в темнеющей комнате. Другие предметы тоже ненадолго засветились зелёным: фарфор, ковер, даже расчёска с серебряной подкладкой на комоде. Нефритовые часы Драко с серебряной чеканкой и настольные подсвечники тоже светились. Гермиона хмуро оглядела комнату, но вдруг всё стало как раньше. Она поспешно отложила фотографию Драко и Нарциссы. Семейным реликвиям не понравилось, что она прикасается к вещам Драко? Sanctimonia Vincet Semper, в конце концов. Она фыркнула, ей не понравилась эта мысль, и отстранившись ударилась бедром об обеденный стол. Его блокнот по Травологии лежал на стуле раскрытым, и Гермиона помедлила, потом вскинула голову. Никакая чёртова расчёска не могла указывать ей, что делать. Итак, Грейнджер устроилась в кресле, потягивая чай и листая блокнот Драко. На его рисунке Дьявольских силков было недостаточно шипов. Гермиона вздрогнула и захлопнула блокнот. Где он вообще был? Прекрасная комната теперь казалась тесной, почти гнетущей. Sanctimonia Vincet Semper. Гермиона внезапно почувствовала себя нарушителем, несмотря на приглашение Драко. Эхом отозвались ядовитые слова Нарциссы: «Ваше общество заставило его на время забыть о долге перед семьей, невестой и самим собой…» Гермиона вскочила на ноги и очутилась у закрытой шторы, держа руку на толстом золотом шнуре. Богатая, скрученная веревка была тяжёлой в её кулаке. Комната закрывалась. Она знала, что лучше не слушать Нарциссу, но мог ли Драко действительно избавиться от старых привычек? Сможет ли он построить настоящее будущее с маглорождённой? Она злобно дёрнула за верёвку, и бархатные портьеры разошлись, открывая взволнованное Чёрное озеро, заросли водорослей, встревоженные сильными течениями. Шторм, угрожавший днём ранее, разразился в полную силу, его мощь чувствовалась даже под водой. Она слышала приглушенный рёв и плеск воды. Мимо пронеслись плавники: рыба бросилась в укрытие. С илистого дна озера поднялись тёмные тучи. — Гермиона, — прозвучал тихий голос. Она вздрогнула, испугалась и обернулась, уронив золотую верёвку. Драко стоял там, его сумка и чёрная мантия были перекинуты через руку. На его острых чертах отразилась усталость. Он закрыл за собой дверь спальни. — Извини, что опоздал, — сказал он. — Всё в порядке, — заикаясь, пробормотала ведьма. Кусок коряги ударился о стекло, и взгляд Драко метнулся к окну, а затем снова к ней. — Мы можем не есть здесь, если не хочешь, — сказал он, — а можем пойти в Большой зал. Гермиона сглотнула. — Нет, я хочу остаться, — сумела она сказать. — Это красивый стол. К тоже же, обед, скорее всего, уже закончился. Драко кивнул и обошел стол, небрежно бросив мантию и сумку на кресло и сняв галстук. Он не сделал попытки поцеловать девушку, просто отодвинул один из обеденных стульев, и Гермиона села, проводя руками по юбке. Малфой сел напротив неё и привычным движением пальцев развернул салфетку. Он играл идеального хозяина, обслуживая каждого из них и наливая бокалы бледного эльфийского вина, но его мысли были явно в другом месте. Обед прошёл тихо, странно скованно. Гермиона приложила усилия, рассказав Драко о последних выходках Писклявых мышей и попытках Хагрида импортировать дюжину стимфалийских птенцов, хищных птиц с бронзовыми клювами и острыми металлическими перьями. Парень вежливо выслушал и рассказал несколько историй из своего урока магловедения. Но он всё ещё был рассеян, не совсем встречался взглядом с Гермионой и постоянно возился с чем-то в кармане брюк, потом снова наполнил их бокалы с вином, но ни один из них не выпил слишком много. Золотые лампы в комнате стали ярче, когда свет от озера потускнел. Драко поднялся, чтобы снова задернуть шторы и подложить в огонь полено. Это была уютная сцена, но молчание становилось всё длиннее. Нефритовые часы тикали, огонь в очаге потрескивал, и за тяжёлыми портьерами слышались слабые звуки бури, редкие раскаты грома, приглушаемые озером. Сам воздух был тяжёлым от невысказанных слов. Наконец парень отложил десертную вилку и посмотрел прямо на неё. — Гермиона, что такое? — голос Драко был мягким. — Поговори со мной. Гермиона посмотрела на хрустальный стакан в своей руке. Она не хотела говорить об этом. Ей хотелось закрыть глаза и избежать всего разговора, но это было бы не очень по-гриффиндорски. Поэтому она выпрямилась в кресле и посмотрела на него через стол. Он выглядел таким идеальным, почти светящимся в свете лампы. Всё было идеально, слишком идеально. На данный момент. — Драко, я рада, что ты здесь. Я рада, что ты в безопасности, — сказала она, — но я не забыла. Ты нарушил своё обещание. Ты… ты бросил меня. — Знаю, и мне жаль, — плечи Драко слегка поникли. — Я думал, что так будет лучше… — Не тебе решать, что для нас лучше, — перебила Гермиона, стараясь, чтобы её голос звучал ровно, — если твои чувства изменились, если тебе уже всё равно, это одно. Но когда тебе не всё равно, когда ты любишь меня и всё равно уходишь без предупреждения и обсуждения, ты просто бросаешь меня…— её рука начала дрожать, и она поставила стакан. — Я не могу так жить. — О чём ты? — парень моргнул. — Я люблю тебя, Драко, — сказала Гермиона. — Никого другого не существует, но я не вынесу, если ты снова уйдёшь, если ты решишь, что я не… — Этого не произойдёт — его рука потянулась, чтобы накрыть её на кружевной скатерти, успокаивая дрожь. — Теперь всё в порядке. Мы справимся с разговором, моя мать переживет Азкабан до весны, и мы… Гермиона отдёрнула руку. — Нет, нет, ты не понимаешь. Ты сам сказал, Люциус никогда не сдастся. Что, если он снова вырвется из Азкабана и впадёт в кровавую ярость? Я буду его первой целью. Что если Министерство конфискует всё ваше имущество и активы? Что если суды найдут лазейку и вернут вас в тюрьму? Что если на тебя нападёт оборотень, или тебя проклянет кто-то пострадавший от рук семьи Малфой, или ты наконец доведешь кого-то до жестокого безумия на улице? — её глаза выдержали его. — Ты снова решишь, что слишком опасен для меня, и уйдёшь? Драко замер, глядя на нёе в ужасе. — Я серьезно. Я не буду так жить, Драко, — холодно повторила Гермиона, отодвигая стул и стоя над ним, как мстящий ангел. — Я принимаю решение. Я выйду из… Драко тоже встал, выпрямившись во весь рост. Звуки бури снаружи усиливались, пробивая тяжёлые шторы: брызги воды в окна, снова слабый удар чего-то по стеклу. Гермиона ожидала, что он повысит голос, закричит, что она принадлежит ему, что он никогда не позволит ей уйти, но слизеринец ничего не сказал, его лицо ничего не выражало. Ничего. Но тогда что он мог сказать? Гермиона не знала, что ей нужно услышать, но ей нужно было что-то. Она отвернулась, желая посмотреть на что-то ещё, на что угодно, кроме этой слизеринской маски. Девушка снова отдёрнула штору, открывая штормовое озеро, но тёмная вода отчетливо отражала Драко: он стоял позади неё, его рука снова скользнула в карман брюк. Вытащит ли он свою палочку? Не попытается ли он поймать её здесь? Но Драко просто застыл на бесконечные удары сердца. Затем он вынул руку из кармана и поднял небольшой предмет. Гермиона моргнула — она знала эту форму, блеск оникса в свете лампы. Девушка снова повернулась к слизеринцу лицом. — Очень хорошо, — сказал Драко, подходя ближе. — Вот что я сделаю. Теперь его серые глаза смотрели жёстко и решительно, челюсти были сжаты, и Гермиона не могла отвести взгляд. Он сглотнул и произнес ясным голосом: — Клянусь своим кольцом и своей душой, что, несмотря на любое количество ужасов и несправедливостей, которые могут обрушиться на меня и тех, кто мне дорог, я не оставлю Гермиону Грейнджер, пока мои чувства не поменяются или по личной просьбе Гермионы Грейнджер. Apertus Sum , — кольцо засветилось зелёным, а затем погасло. — Что это было? — она посмотрела на него, потом на кольцо. Драко не ответил, просто надел кольцо на палец. Оно, казалось, уменьшилось, изменив свой размер, чтобы соответствовать. Парень вздохнул, напряжение покидало его тело. — Ты носишь кольцо. Ты изменил девиз своей семьи, — Гермиона задохнулась. — Да, — спокойно сказал Драко, — ты права — я не могу дождаться идеального момента, чтобы надеть это кольцо и заявить о себе. Я заявлю об этом сейчас, когда оба родителя в Азкабане, а моё имя стало синонимом зла. Я заставлю это имя означать что-то другое, — слабая улыбка. — И я, конечно, не мог сохранить старый девиз. Это совсем не вписывалось в мои планы. Он протянул руку, чтобы она могла лучше видеть кольцо, и Гермиона уставилась на герб, щит, окружённый драконами и змеями по бокам, центральную букву «М» и два слова, сияющие ярко-серебристым светом. — Apertus Sum, — сказала она. — Я подумал: «Мы, Малфои, обещаем больше не служить злу, на этот раз всерьез», но это было слишком долго, — сказал Драко. — Мне нужна была Блюмбелл, чтобы помочь изменить это,— его брови слегка опустились, — это заняло некоторое время. Кольцо… сопротивлялось. Решительно. Грейнджер переводила взгляд с его лица на кольцо, потом обратно, не зная, что сказать. Малфой поднял другую руку, и она почувствовала дрожь пальцев на своей щеке. Она была тронута его клятвой оставаться с ней, но клятвы могли быть непостоянными и бессмысленными, их легко было обойти. Более значительным был сам девиз. — Я люблю тебя, Гермиона, — прошептал Драко, подходя еще ближе. — Скажи мне еще раз, что я не разрушил всё. Гермиона посмотрела в эти умоляющие глаза. Её сердце сжалось в груди, и она бросилась в его объятия, крепко сжимая его. Руки Драко обвились вокруг неё. Он свободен, действительно свободен. Он освободился. — Ты ничего не разрушил, — сказала она ему в свитер. — Я люблю тебя и останусь, пока ты хочешь меня. Я твоя. Они стояли там бесконечное мгновение, почти отчаянно цепляясь друг за друга. — Ты не пожалеешь об этом, — хрипло сказал Драко, — я не позволю тебе пожалеть об этом. Знаю, что я придурок, знаю, что я невозможен, но… — Я не пожалею, — сказала Гермиона, всё ещё уткнувшись лицом ему в грудь. Как и сказал Гарри, ни у кого из них больше не было выбора. Если Драко снова попытается уйти, девушка погонится за ним на край света, а что касается Малфоя, то он сам предупредил её, что будет преследовать до конца её дней. Любовь на века. Она почувствовала, как его руки нежно откинули её голову назад, чтобы он мог поцеловать, на этот раз без колебаний. Ошеломленная ощущением, она не сопротивлялась, когда тёплые пальцы двинулись, чтобы расстегнуть её кардиган. Девушка прервала поцелуй, чтобы посмотреть на него, но голова Драко была склонена, его белокурая челка скрывала глаза. — Слишком быстро? — спросил он ей на ухо. — Торопиться некуда, мы можем… — Недостаточно быстро, — Гермиона покачала головой. Наступила тишина, слышно было только тиканье часов. Даже буря снаружи, казалось, прекратилась. Затем губы Драко снова оказались на её губах, резкие, требовательные, и раздался резкий звук рвущейся ткани. Так много для этой юбки. Малфой отпустил её и одновременно стянул с себя свитер и рубашку. В свете костра и лампы его серебристые шрамы от Сектумсемпры светились. Он подошёл к кровати, сбросив с себя остальную одежду, и многозначительно посмотрел на неё. Девушка присоединилась к нему, чувствуя под руками вышитые жемчужины. — Моя прекрасная девочка, — прошептал Драко, притягивая ее к себе. — Гермиона. Волосы ведьмы рябью упали на его голую грудь, когда она выгнулась над ним. Сверкнула молния, её серебристый свет пролился сквозь воду в комнату сквозь открытые шторы. Глаза Драко сияли. — Пришла поухаживать за мной, Грейнджер? — спросил он со следом своей прежней улыбки. — Да. Гермиона убрала его волосы с его лба, затем наклонилась, чтобы провести губами по огрубевшей челюсти. Он пах точно так же, даже лучше, антисептический запах лазарета сменился каким-то восхитительно ароматным кедровым мылом. Мерлин, она скучала по нему. Она больше никогда не отпустит его. Ее рука скользнула по его животу и дальше вниз, и вздохи Драко заставили её тело пульсировать от желания. Её рот переместился с челюсти на грудь, а затем ниже, и он тихо застонал. Малфой пробормотал ее имя, когда ее губы сомкнулись над ним, теперь его руки были в её волосах, когда он давал ей затаившие дыхание инструкции. Такой властный, и это только еще больше возбудило её. — Остановись, пожалуйста, — взмолился он наконец, — или все кончится прямо здесь… Гермиона отпустила его и посмотрела на это почти разбитое лицо, его глаза блестели. Она снова поднялась по его телу и поцеловала его, и теперь она чувствовала на себе его руки, стягивающие слизеринское белье, гладящие и кружащие, пока она не застонала. Ведьма пробормотала невербальное Акцио и почувствовала в своей руке древко палочки. Глаза Драко распахнулись, когда услышал пробормотанное ею противозачаточное заклинание. Береженого Бог бережет. — Гермиона… — начал он. Гермиона шлепнула палочкой и оттолкнула его руку, а затем одним резким движением опустилась на него. Драко задохнулся, когда она оседлала его, положив руки ей на бедра. — Я… я… собираюсь… блять… — простонал он и одним плавным движением перевернул её. Позволь мне, — выдохнул он, — или все будет кончено через несколько секунд. Конечно, никто этого не хотел, так что Гермиону это изменение устроило. Она была более чем в порядке. Волны удовольствия прокатились по её телу, и Драко продолжал толкаться, его рот накрыл её, его рука снова между ними, пока она не вскрикнула, её голос смешался с новым раскатом приглушенного грома. — Иди ко мне, Грейнджер, — пробормотал он, перейдя на её фамилию, и это сделало своё дело. Она звала его по имени, когда волны её оргазма поднимались одна за другой, в то время как она чувствовала, как он входит в неё, снова и снова, пока они, наконец, не рухнули, и единственными звуками в комнате были их тяжёлое дыхание и волны снаружи. Затем он отчаянно целовал её, бормоча ей в рот, и Гермиона смогла уловить только странное слово: «Назад… останься… моя». Он повторил последнее слово снова и снова, и она почувствовала, как щёки покрылись влагой. Грейнджер была почти обеспокоена — он звучал немного истерично, эмоции вечера настигли их обоих, — но Драко через некоторое время успокоился, снова перекатившись на спину и увлекая её за собой. В комнате было совсем темно, буря утихла. Тёмный профиль парня резко выделялся на фоне угасающего огня. Теперь его дыхание стало мягче, и она лежала, положив голову ему на плечо, пока он натягивал на них обоих одеяла. Девушка знала, что они оба были истощены после нескольких недель напряжения и недосыпа накануне вечером. — Я остаюсь, — прошептала она и почувствовала, как его тело ещё больше расслабилось. — Засыпай. Драко пробормотал что-то, чего она не совсем расслышала, поэтому она лишь издала смутно ободряющий горловой звук. Сработало, он вздохнул, и его дыхание выровнялось, медленное и глубокое. Девушка прижалась к его теплу и заснула, окружённая запахом кедра и Драко.