Госпиталь для ветеранов имени Сибил Бренсон-Кроули

Проснулся он так же резко, как уснул: с громким всхлипом сел на кровати и тяжело задышал. Ему приснилось, что он опять попытался... — Извини, — мягкий голос звучал виновато, — нож уронил. Я не хотел тебя будить. Не приснилось. Сглотнув, Томас провёл руками по лицу и не почувствовал привычной искусственной кожи слева. Да, так и есть — его раскуроченная ладонь во всей своей красе. Где он вчера оставил?.. Прижав руку ко груди, всё ещё не произнося ни слова, Томас зашагал в ванную. В углу лезвие бритвы блеснуло так внезапно, что он отшатнулся к двери, прижавшись спиной. Сердце панически забарабанило по рёбрам изнутри, и он едва удержал крик. Холодная вода помогла хоть немного успокоиться и прийти в чувство, но перчатки здесь он так и не нашёл. — Ты не видел, — хрипло начал он, выбравшись из ванной, — перчатку? Взгляд серых глаз обеспокоенно скользнул по Томасу сверху вниз и обратно, потом запрыгал по комнате. — Кажется, на полочке для ключей. Именно там она и лежала. Томас застегнул кнопку на запястье и наконец смог выдохнуть. Расправил плечи, выпрямил спину, повернулся к Ричарду. Тот разливал кипяток по чашкам и держался так, словно хозяйничать на этой кухне ему приходится уже не первый год. — Я только не знаю, с чем ты пьёшь чай, — виноватая улыбка прозвучала в голосе. — Утром — просто чай. Вечером с молоком. Днём, на работе, предпочитаю кофе, — отчеканил Томас, не вполне понимая зачем. — Буду знать, — осторожно рассмеялся Ричард. Чашки оказались на столе, а вслед за ними — бейглы с какой-то сложносочинённой начинкой. — У тебя в холодильнике ничего, кроме молока, не было, я взял на себя смелость. Ты не против? — Вовсе нет, — Томас отмер и опустился на стул напротив Ричарда. Желудок сжался, как только запах еды достиг носа. Томас впился зубами в собственный завтрак и тихо заурчал. Ричард тянул чай и тихо посмеивался, глядя на уничтожение бейгла, а потом подвинул к Томасу и свою тарелку. — Не голоден. Перехватил, пока собирал тебе завтрак, — улыбнулся он на вопросительный взгляд, и Томас подвинул к себе вторую порцию. Когда закончилась и она, стало ясно, что за едой от разговора прятаться больше нельзя. — Я должен... извиниться. За вчерашнее. — Что ты имеешь в виду? — широкие брови сошлись у переносицы. — Заставил тебя приехать. Ночью, — слова выходили трудно, и настороженный взгляд собеседника совсем не помогал. — Я приехал сам. Тебе было плохо, тебе нужна была поддержка. — Ты не обязан был... — Обязан, — прозвучало почти сердито. — В этом есть и моя вина. — Каким же образом? — горько усмехнулся Томас. — Я поторопился вчера, — Ричард отвечал медленно, терпеливо, а Томас понемногу закипал. — То есть, ты приехал, чтобы не чувствовать себя виноватым, если вдруг что? — на это Ричард вздрогнул и беспомощно моргнул. — И в мыслях не было. Я приехал, потому что ты попросил. Тебе нужна была помощь. — О, тут не переживай, со мной всё было бы хорошо, не в первый раз. Тогда не смог закончить начатое, и сейчас не получилось бы, — если бы Томас слышал свой голос со стороны, он бы и сам услышал нотки истерики. Ричард побледнел и еле слышно спросил: — Что ты имеешь в виду? Что значит «тогда»? Криво улыбаясь, Томас рванул застёжку на перчатке. — Думаешь, откуда у меня это сокровище? — он со стуком опустил левую руку самой уродливой частью шрама вверх. — Благородная травма? Нелепая случайность? Это напоминание, что я даже себя убить не в состоянии! — Боже, — выдохнул Ричард, но Томас не дал ему продолжить. — Когда Эдвард застрелился, я не понимал, почему я должен продолжать жить, зачем мучиться. Алкоголь хоть немного глушил эти вопросы, но они не пропадали. И я решился. Пришёл в очередной раз с кладбища, вынул отцовский револьвер из ящика, вставил патрон, приложил ко лбу, правая рука на крючке, левая на барабане. Жаль, что отец не научил меня, что оружие, особенно такое старое, надо постоянно чистить особым образом, иначе порох может отсыреть, дуло — заржаветь, а барабан — взорваться прямо в руке. В серых глазах мелькнул ужас. — Я не помню, как попал в больницу. Я только выл от боли и прижимал руку ко груди, пока мне не вкололи наркоз. Очнулся уже в бинтах по локоть, накачанный обезболивающими. Кларксон после операции заявил, что больше не готов собирать по кускам собственных коллег, и ушёл в реабилитацию. Так я стал его последним пациентом в старой должности и первым — в новой. Я послушно делал всё, что мне говорили, разрабатывал мышцы, заново учился держать кружку, развивал моторику, и всё это время пил не просыхая. На что я вообще годен, если застрелиться не смог? — с горьким смехом проговорил он. Ричард молчал, его взгляд испуганно метался между ладонью и глазами Томаса. — Меня прикрыли. Вытребовали, чтобы я сказал полиции, будто чистил револьвер, когда он рванул. Заставили ходить к Моузли, сначала на личную терапию, потом в группу, когда он понял, что наедине со мной у него ничего не выходит. Они надеялись, что я постыжусь приходить пьяным на групповую терапию. Трижды ха, — чем больше говорил Томас, тем холоднее становился его голос и тем теплее — взгляд Ричарда. — Со мной ругались и скандалили, угрожали уволить и сдать полиции. На группе терпели и поддерживали, но осуждение витало в воздухе. После того случая с Джорджем Мэри получила от меня обещание не пить на работе, и группа совершенно случайно решила, что собрания лучше проводить в рабочее время. Он откинулся на спинку стула, до одури жалея, что бросил курить, и закрыл глаза. Минута, две прошли в глухой тишине. — Всё это, — Ричард говорил глухо, медленно, осторожно, — это не должно... Томас, для меня это мало что меняет, — челюсть напряжена, в серых глазах какая-то твёрдость и решительность. — Я здесь, я хочу помочь, хочу, чтобы тебе стало легче. — Пожалуй, мне уже не помочь. Три года пытаются. — Может, им как раз не хватало меня? — улыбка выглядела виноватой. Томас почувствовал, как странных смех разбирает грудь. — А ты чуть ли не тупее и упрямее меня, да? — оскалил он зубы, надеясь, что хоть как-то дотянется, заденет, кольнёт. Ричард только поджал губы и кивнул с лёгкой улыбкой. Томас глубоко вздохнул, закрыл глаза и досчитал до десяти. — Извини. Мне не следовало это говорить. — Тебе больно. И ты пытаешься сделать больно другим. Как любой живой человек. Томас опустил голову и поднял руки в примирительном жесте. — Ты не мог бы... убрать бритву из ванной? — хрипло выдавил он спустя пару минут тишины. — Куда? — Ричард ответил очень быстро, будто ждал. — Куда угодно. На помойку. В комиссионку. В унитаз. Не могу её видеть. — Понял, — Ричард тихо выскользнул из-за стола и скрылся в ванной. Его не было слишком долго для человека, который просто поднял бритву и положил её на полку, так что Томас встал, потянулся, вынул из шкафа вчерашний костюм, скептически осмотрел его и принялся переодеваться. Ровно в тот момент, когда Томас избавился от домашней одежды, но влезать в выходную ещё не начал, дверь ванной открылась. — Извини, — прокашлял Ричард и снова исчез в ванной. Томас фыркнул. — Знаешь, было бы куда проще, если бы мы поменялись местами, — он подхватил плечики и постучал в дверь. — Хорошо, — сдавленно донеслось из-за двери. Ричард вышел из ванной, глядя строго перед собой, и Томас пересилил детское желание подставить ему подножку. Осмотрев себя в зеркале, кажется, впервые за три года, Томас вздохнул. Конечно, стоило поблагодарить матушку-природу, которая устроила его организм так хитро, что алкогольная одутловатость к нему не цеплялась надолго. После полугода запоя он был в полтора раза шире себя прежнего, но стоило сократить выпивку, и за пару месяцев он снова влез в привычную одежду. Вот только подтянутым быть перестал, редкие матчи в крикет да участие в разгрузке машин не тянули на активный образ жизни. — Ярмарка начинается в два пополудни, — он вышел из ванной и откинул вешалку на кровать. — У нас ещё больше часа. Если хочешь, можем осмотреть окрестности или пойти пораньше и помочь с расстановкой шатров. — Чего ты хочешь? — Ричард сделал шаг к нему, но остановился, будто напоролся на преграду. — Пойдём на площадь. Принесём пользу обществу. Томас, закончивший свой алкогольный отпуск на сутки раньше, был тем ещё событием для деревни («На двое суток!» — перешёптывались знающие соседи). Они с Ричардом помогали развозить рамки для шатров, вбивали колышки для верёвок, привязывали шары и ленточки. Томас постоянно отвлекался на детей: кого-то катал на спине, кому-то чинил поломанную куклу, кому-то заплетал растрепавшиеся косички, и левая рука послушно перебирала прядки, даже не думая дрожать. Кажется, минут через тридцать после прибытия он наконец-то смог вдохнуть. Ярмарка ещё не началась, а народу на площади было уже не протолкнуться. После начала праздника на площадь пришли работники госпиталя. — Вы оставили леди Мэри работать одну, мистер Карсон? — громко поприветствовал пришедших Томас, и на него тут же с объятиями набросилась Анна. — Миссис Хьюз, если что, обязательно придёт к ней на помощь, — приветственно поправил шляпу Карсон. — Рад видеть Вас в добром расположении духа. — Взаимно, мистер Карсон. — Мистер Эллис! Как хорошо, что Вы приехали! — казалось, Анна была готова обнять всю ярмарку, потому что Ричарду тоже досталось. Томас прищурился. «Позже», — одними губами шепнула она. — Мистер Барроу был крайне любезен и пригласил меня сюда, — со смехом Ричард приобнял девушку. — Миссис Бейтс, мне кажется, Вы радуетесь господину Эллису куда больше, чем ярмарке, — осуждающе прогудел Карсон. Анна в ответ пристально посмотрела на Томаса и ровным голосом ответила: — Так и есть. «Госпитальные», как их называли в деревне, поначалу перебирались от шатра к шатру, от аттракциона к аттракциону плотной толпой, почти не разделяясь. Но у бочек с яблоками Томасу удалось оттеснить Анну от супруга и остальных. — Что с тобой? — Что со мной? — глупо хихикнула она в ответ. — Ты ведёшь себя как пятилетка, объевшаяся сладкого, — самую малость раздражённо выдохнул Томас, но тут же взял себя в руки. — Обычно ты сдержаннее. — Обычно, — пожала плечами Анна, всё ещё хитро улыбаясь. — Если ты думаешь, что я буду играть в угадайку... — Да нечего тут гадать. Мы с Джоном... в общем, пополняем твой личный детский сад. Томас нахмурился. Какой личный детский сад и каким... О. Брови сами поползли вверх. Ещё четыре месяца назад Бейтсы, смущаясь и краснея, говорили, что пока не готовы к сексуальной близости, а теперь смотрите, кто скачет горной козой и объявляет о пополнении семейства. — Поздравляю, — улыбнулся он. — Кто ещё, кроме меня, знает? — Никто. И никто не должен, — погрозила она пальцем. — Я тебе-то рассказываю только по большой дружбе. Томас показательно закрыл ладонью рот и кивнул. Потом, нахмурившись, спросил: — А с каких пор у нас с тобой «большая дружба»? — Даже и не знаю, — протянула Анна. — Может, с тех, как я тебя, пьяного, домой отводила. Или с тех, как ты меня после того урода нашёл. Так или иначе, Джон одобрил, что я тебе расскажу. Но больше никому. Они нагнали остальную толпу как раз вовремя. Пришло время самого опасного и самого важного соревнования: госпитальные должны были сразиться с деревенскими в перетягивании каната. Карсон относился к этому аттракциону как к настоящей войне: голосил, как резаный, если выигрывали деревенские, и прыгал, как ребёнок, если платочек пересекал линию, принадлежащую команде госпиталя. Остальные были не столь азартны, но каждый год старались изо всех сил. — Энди, слышь, ты куда п'шёл?! — раздалось из толпы. Долговязый лопоухий парень, нарезавший круги вокруг Дейзи, опустил плечи и виновато заоглядывался в сторону голоса. Томас долго припоминал этого долговязого, пока не осенило: мастер, чинил подвесы с месяц-полтора назад. — Мистер Барроу, Вы участвуете? — Карсон с надеждой посмотрел в глаза. Редкая минута, когда старик обращался к Томасу уважительно. Осмотрев свою левую руку — та вроде бы с утра вела себя прилично — Томас кивнул, и Карсон едва ли в ладоши не захлопал. У каната уже стояли Джимми, Альфред, медбрат, имени которого Томас не помнил, и Бренсон. С противоположной стороны шестеро детин угрюмо поглядывали на них. — Нам шестого не хватает, — громко пожаловался Бренсон, и с десяток секунд никто не отзывался. — Позволите? — от толпы вдруг отделился Ричард, скидывая пальто и шляпу. Команда кивнула, и Томасу ничего не оставалось делать, как принять это тоже. — Вы же не работаете в госпитале, — наивно удивился Альфред. — Главное, чтобы они об этом не узнали, — хмыкнул Ричард, кивнув в сторону деревенских. Анна и Дейзи приняли верхнюю одежду, команды подняли канат. Ричард встал вторым, сразу после Джимми, за ним Альфред, Томас, Бренсон и тот медбрат. Схватка была тяжёлой. Громче всех в группе поддержки кричал Карсон, почти срываясь на ругань, когда платок на середине каната двигался в сторону деревенских. — Дайте ритм! — прокричал Ричард и сам же начал рычать с ровными промежутками, сочетая рывки с выкриками. Через десять секунд толпа скандировала «Раз! Раз! Раз!», пока команда госпиталя под каждый выкрик делала крошечный шаг назад. Ещё рывок! Ещё один! Крик толпы перекрыл оглушающий свисток, и побеждённые деревенские сердито бросили канат. Подчиняясь инерции, победители с довольным хохотом попадали друг на друга. Томас, валяясь в соломе, с наслаждением смеялся, пока Ричард, широко улыбаясь, не навис над ним и не протянул руку. Крепко ухватившись за протянутую ладонь, Томас рывком поднялся на ноги и тут же оказался в объятиях. Лёгкий хлопок по спине, щека, прижавшаяся к щеке на секунду — мелочей хватило, чтобы дыхание закончилось. Ричард, не выпуская его руку, потянул его обратно в толпу, и Томас подумал, что это к лучшему, потому что сам бы он сейчас просто застыл. — Благодарю вас, джентльмены, вы отстояли честь госпиталя, — объявил надувшийся гордым павлином Карсон. — И большое спасибо, мистер Эллис, за помощь. Хоть Вы и не работаете с нами. — Пока нет, — улыбнулся Ричард. — Я был счастлив поучаствовать. — И что значит твоё «пока нет»? — хмыкнул Томас, когда они отошли в сторону, чтобы надеть пальто. — То и значит, — мирно вздохнул Ричард. — Прямо сейчас я в госпитале не работаю, но никогда не знаешь, куда занесёт тебя судьба. А здесь мне определённо нравится. После каната персонал госпиталя, наконец удовлетворивший потребность Карсона в победе, вздохнул спокойно и разбрёлся кто куда. В импровизированном боулинге Ричард вызвался посоревноваться с Томасом и был позорно бит. «Мистер Барроу у нас удивительно меткий!» — заявила Дейзи, и Томас почувствовал на себе ревнивый взгляд того долговязого. Как проигравший, Ричард угостил Томаса мороженым с солёной карамелью. Как человек, который его пригласил, Томас купил им обоим по стакану кофе. — Мистер Барроу! — улыбалась им Гвен из-за прилавка. — Ужасно приятно видеть Вас таким радостным. — Хороший день сегодня, Гвен. — А познакомите с Вашим другом? — хитро прищурилась она. «Ты же замужем», — хотел напомнить Томас, но плюнул и представил ей Ричарда. — Рад знакомству, — улыбнулся Эллис. Гвен придирчиво осмотрела гостя, поманила его рукой и прошептала что-то на ухо. Ричард посмотрел на неё слишком серьёзно, кивнул и отошёл от прилавка. — Что такое? — Томас сдвинул брови, а Ричард тут же заулыбался. — Ничего важного. Просто, Томас, для одиночки, которого ты из себя строишь, у тебя немыслимо много друзей тут. — Я не представляю, откуда они берутся, — рыкнул он в ответ. Ричард на это только рассмеялся. Когда стемнело, они обошли уже, кажется, все аттракционы и развлечения, что-то даже дважды. Возвращаясь к дому, они громко обсуждали день и смеялись над забавной ревностью того Энди, который, кажется, ненавидел даже шляпку на голове Дейзи, потому что к ней девушка прикасалась чаще, чем к нему. У ворот Томаса они остановились. — Я поеду в Йорк, — вздохнул Ричард. — Должно же у тебя хоть одно утро пройти без меня. — Да уж. Завтра у меня рабочий день, так что утро будет мерзким и ранним, — ответил таким же вздохом Томас. — Думай о чём-нибудь приятном, — разговор приобретал оттенок, о существовании которого Томас успел забыть. Что ж, раз так. — Я постараюсь, — шаг, другой, и они встали вплотную, — что-нибудь придумать. И, пока он не передумал и пока Ричард не сказал что-то, что отвлечёт, Томас подался вперёд, сокращая последнее расстояние, цепляясь пальцами за отвороты пальто. Он уже знал эти губы, попробовал их вчера утром, но сейчас они пахли кофе и карамелью, а не бензином и печалью. Чужие прохладные ладони ласково охватили щёки, поднялись чуть выше и остановились на висках. В груди вдруг стало жечь, и Томас медленно отстранился, стараясь не испугать. — Отличная идея, благодарю Вас, мистер Эллис, — шутливо поклонился он и сделал шаг назад. — Рад помочь, мистер Барроу, — в тон ответил Ричард, отсалютовал пальцами и выпрямился. Томас провожал его взглядом, пока машина не скрылась за поворотом. В доме было всё так же пусто, как и три дня назад, но, кажется, впервые за три года Томас подумал, что может быть и по-другому. *** Утром, сразу после будильника, пришло сообщение. «Вызывают в Лондон, срочно, заехать не смогу». «Пожалуй, это и к лучшему», — думал Томас, хмуро разглядывая своё отражение. Зачем он вчера?.. Неважно. Подыграл. Расслабился. Забылся. Хватит. За первым сообщением пришло второе, с лондонским адресом и припиской «Если захочешь, приезжай, буду рад». Не отвечая, Томас покачал головой. Мэри пришла в его кабинет сразу после начала рабочего дня. — Как и обещала, ухожу в отпуск сразу после Вашего возвращения, Барроу, — протянув ему ключи, она продолжила, — держите, чтобы у меня даже соблазна не возникало. — Как скажете, мэм. Жаль, Вы мистера Карсона с собой не забираете, — вздохнул он, пытаясь изобразить притворство. Мэри подняла брови. — Почему же? — Боюсь, сейчас он и вовсе решит, что никто, кроме него, работать в госпитале не в состоянии. — Вы глубоко ошибаетесь, Барроу. Мистер Карсон дорожит Вами как работником не меньше, чем я, — женщина очень серьёзно посмотрела на Томаса. — Всё его поведение твердит мне об обратном, мэм. — Барроу, — вдруг как-то покровительственно вздохнула она, — дело не в Вашей работе. Мистер Карсон... скажем так, вырос в совершенно другом обществе, которое не было столь толерантным, и осознавать, что люди с Вашей ориентацией имеют право открыто об этом говорить и уж тем более заключать браки, для него очень сложно. — То есть, он преследует меня из-за гомофобии? — настала очередь Томаса вздёрнуть брови. — Из-за собственной борьбы с ней, — улыбнулась Мэри. — Он, как Вы выразились, преследует Вас, чтобы доказать себе, что Вы достойный человек и что Ваша ориентация никак не отражается на Ваших личностных качествах. Томас не смог удержать короткий смешок, и Мэри осторожно к нему присоединилась. — Так что, Барроу, поверьте, мистер Карсон знает, что я оставляю госпиталь в надёжных руках. — Благодарю Вас, мэм, — кивнул он, учтиво улыбаясь. — И передавайте большой привет мистеру Эллису. Мистер Карсон с восторгом пересказал мне вчерашние события на ярмарке, и мне кажется, что у мистера Эллиса начинает входить в привычку спасать наш госпиталь, — Мэри вышла из кабинета, прикрыв дверь, а Томас упал в кресло и попытался восстановить почему-то сбитое дыхание. Бейтсы, как обещали, ушли в трёхдневный отпуск, и два пустых стула на группе поддержки смотрелись как-то неправильно. Собрание началось с почти официального объявления от Дейзи. — Мне кажется, я влюбилась, — краснея, сообщила она. — После смерти Уильяма я была уверена, что больше ни с кем и никогда, потому что... Потому что его я любила. Думала, что больше не смогу так, что будет так страшно опять потерять, что я скорее заставлю себя не влюбляться. А тут... — А не вчерашний ли это Энди с ярмарки? — хмыкнул Джимми. Дейзи кивнула. — Да, он. Но я боюсь. То, что я так быстро отвлеклась, пережила смерть Уильяма... А вдруг это значит, что я его никогда не любила? Вдруг это значит, что я его предаю? Неожиданно для всех и даже самого себя Томас вдруг поднял руку. — Я думаю, — тихо начал он, и все затаили дыхание, — что это значит, что ты жива, Дейзи. Ты оказалась сильнее своего горя и смогла сделать шаг вперёд. У горя нет срока давности, оно всегда будет рядом с тобой, но это не значит, что ты обязана вечно в нём купаться. Нет обозначенного срока, который мы обязаны прогоревать, так что всех, кто будет пытаться тебе сказать, что ты горевала слишком мало или недостаточно сильно, можешь отправлять ко мне, — по группе прокатился лёгкий смех. — Во-первых, ты знаешь, что мне они не посмеют ничего сказать, а во-вторых, посмотри на меня. Три года, а я всё застрял в одной точке — разве это хороший пример? Так что если ты действительно влюбилась и чувствуешь в себе силы шагнуть вперёд — здесь, кроме поддержки, ты ничего не получишь. Он улыбнулся вслед за всеми и наткнулся взглядом на поднятую руку Бакстер. — Мне кажется, Томас, то, что Вы сейчас сказали, Вам и самому не мешало бы услышать. У горя нет срока давности, оно не закончится, да, но и не будет длиться вечно, да и Вы уже сами... — Не надо, — хрипло перебил он её, исподлобья глядя в глаза. Он осознал, что наговорил, и уже пожалел, что раскрыл рот. Было бы куда лучше, если бы это сказал кто-то другой. — Простите, Томас, но Филис права, — после короткой паузы заговорил Моузли, и Томас сжал зубы. — Каждому из нас нужны эти слова, и Вам тоже. Вы сказали потрясающе верную и нужную вещь. Я вижу, что Вам ещё тяжело повернуть эти слова к себе, но то, что Вы сами произнесли их, мне кажется хорошим знаком. И я очень жду, когда смогу применить эти же слова к Вам, потому что, будьте уверены, я их запомнил. Томас отвернулся, пытаясь не смотреть с холодной ненавистью на каждого в кругу. «Как вы не понимаете?! — изнутри о зубы бился крик. — Я убил его, я! Пусть не руками, пусть не я нажимал на крючок, но я сделал всё, чтобы это случилось! А вы пытаетесь мне сказать, что горе пройдёт. Горе — может быть, но что мне делать с виной?» Моузли понял, что больше с ним говорить не станут, и вернулся обратно к Дейзи. Почувствовав руку на своей ноге, Томас вздрогнул. Миссис Хьюз сочувственно похлопала его по колену и улыбнулась. Он коротко ей кивнул и снова повернулся ко группе, но до конца собрания молчал. Когда все расходились, Моузли зачем-то отозвал Бакстер, и они о чём-то перешёптывались, время от времени поглядывая на Томаса. Он не стал дожидаться, когда поймают ещё и его, так что выскользнул, едва от него отвернулись. Ричард коротко отписывался о своих делах и в четверг, и в пятницу. «Сегодня еду в Манчестер, вернусь только ночью». «И зачем я подписывался на ненормированную неделю?» «Все выходные в разъездах, хорошо, хоть ночевать домой отпустят». Томас чувствовал себя не вправе молчать и потому отвечал, хотя все его фразы казались ему наигранными. Вечером в пятницу он даже набрал честное сообщение, где благодарил за всё, что Ричард сделал для него, и просил прощения за то, что обнадёжил. «Между нами ничего не может быть. Я надеюсь, ты встретишь кого-то более достойного». Но так и не смог отправить — при мысли, как Ричард прочтёт всё это, сердце сжалось слишком болезненно. Однако возникла идея, как можно попытаться смягчить удар. По выходным Томаса и до смерти Эдварда крайне трудно было вытащить из кровати раньше десяти утра, а уж после это стало вовсе невозможным. Поэтому вид свежего, улыбающегося Барроу на вокзале в Йорке сильно удивил чету Бейтсов, вернувшихся из поездки в воскресенье в семь утра. — Томас? — удивлённо крикнула Анна и помахала ему. — Что ты здесь делаешь? — Доброе утро, — кивнул он обоим Бейтсам. — решил съездить в Лондон, накопилось дел. — Отличная идея, — хмыкнул Джон, пожимая ему руку. — Увидишь мистера Эллиса, — хитро прищурилась Анна, — передавай привет. — Если увижу, — Томас коснулся края шляпы и поспешил исчезнуть: как раз объявили его поезд. В Лондоне Томас бывал слишком давно, ещё до ранения Эдварда. Они тогда обновляли гардеробы друг другу, надеясь, что после возвращения с очередной операции поедут в отпуск. Как же. С тех пор Томас несколько поизносился. День в покупках и разъездах пролетел незаметно: он навестил пару знакомых, передал вещи, которые давно обещал отдать. Чемодан, в первой половине дня существенно полегчавший, снова наполнился покупками и стал неприятно оттягивать левую руку. До последней электрички в Йоркшир оставалось совсем немного, а он всё никак не мог решить, что дальше. И когда, как не в судьбоносную минуту, должен был завибрировать телефон? «Только добрался домой. Как ты?» Ну что ж, ладно, решено. Чем скорее он с этим разберётся, тем лучше. Он напросился на пару минут в гости к старой знакомой по пути, переоделся у неё в ванной («Это у вас йоркширская мода такая — перчатка на одной руке?» — «Нет. Шрамы прячу». — «О Боже. Прости, пожалуйста»), и через час после сообщения его рука уже стучала в нужную дверь. Если адрес указали верный, то открыть ему должен... — Да? — раздался вежливый возглас, но потом Ричард увидел, кто приехал к нему. — Томас! В рубашке с подвёрнутыми рукавами и парой расстёгнутых пуговиц он выглядел потрясающе по-домашнему. — Решил лично сообщить, как я, — улыбнулся Томас. — Ты не против? — Я очень за, — Ричард шагнул назад, пропуская гостя. — Выглядишь безупречно. — А раньше не выглядел? — поднял бровь Томас. — Выглядел. Раньше я не решался тебе такое сказать. Томас усмехнулся и вошёл в квартиру. Квартира выглядела... пустой. В прихожей шкаф и пара крючков для пальто. Диван в гостиной, напротив телевизор, в углу два складных стула. В спальню Томас не наведался, но подозревал, что, в лучшем случае, кроме кровати, увидит там ещё тумбочку. Ни штор на окнах, ни картин на стенах, ни журнальных столиков. — Я отвык обрастать вещами, — виновато улыбался Ричард, проводя гостю экскурсию. — Слишком много переезжал. Да и для комфорта мне нужно не так много, а квартиру, пока в разъездах, я всё равно сдаю. Кухня, где Ричард предложил обосноваться, сильно отличалась. Просторное помещение с яркими акцентами, барная стойка вместо стола, высокие стулья, мягкий диванчик в углу, огромный двустворчатый холодильник и встроенная кухня с таким количеством техники, что у Томаса глаза разбежались. — Тот ещё контраст, знаешь ли! — признался он, поворачиваясь к Ричарду. Тот смущённо пожал плечами. — Люблю готовить. И вообще на кухне провожу почти всё свободное время. А этого монстра, — он кивнул на холодильник, — жильцы купили. Старый сломался, они решили, что ждать, пока я выйду на связь из Бельгии, слишком долго, и выбрали это. Когда мы по видеосвязи созвонились, я в ужасе был. Голоден? — Немного, — вздохнул Томас. Он нервничал и поэтому готов был цепляться за любой повод отвлечься. — Ты ужинаешь так поздно? — Обычно нет, но я вернулся час назад. Ненормированный график. Могу отдыхать три дня, а потом за сутки объехать четверть острова. Как, собственно, и случилось. — Ты же с ног валишься, — вдруг дошло до Томаса. — Если я невовремя, только скажи... — Перестань, — Ричард опустил руку на его плечо и медленно спустил к локтю, — я рад, что ты здесь. Дыхание перехватило. «Вот оно. Вот зачем ты здесь». Торопливый шаг вперёд, и Томас впился губами в тонкие губы. Чужая ладонь обхватила затылок, Ричард ответил мягко, молча попросил притормозить, прихватил нижнюю губу собственными. Томас обхватил руками его лицо, спустил ладони на шею, наращивая напор. Но когда он потянул за полу рубашки, чтобы вытянуть из брюк, Ричард отстранился. — Погоди. Мы не торопимся? Не подумай, пожалуйста, я... хочу, но... Ты уверен? — Я флиртовал с аптекаршей, чтобы мне не было так неловко покупать всё, что может понадобиться. С женщиной, Ричард! — торопливо проговорил Томас и рассмеялся. — Я больше, чем уверен. — Предусмотрительно, — с улыбкой выдохнул Ричард. — Пустишь меня в душ на пять минут? Томас кивнул и тяжело сглотнул. Ричард выключил плиту, коротко коснулся губ Томаса ещё раз и исчез за дверью ванной. Томас прижался спиной к косяку и попытался успокоиться. Грудная клетка ходила ходуном, от паники стала кружиться голова. Он спустился на пол и зажал ладонью рот и нос. На глазах выступили слёзы, но, кажется, получилось взять себя в руки. Вынув из чемодана всё необходимое, Томас бездумно сунул тюбик и моток презервативов в карман пиджака и встал у двери. Дрожащие пальцы перескакивали от пуговицы к пуговице, он то поправлял волосы, то отряхивал пиджак, то подтягивал перчатку. Ричард вышел через пять минут уже без рубашки, влажная кожа на голом подтянутом торсе заставила Томаса сглотнуть. Вот уж кто точно собой занимался. — И стоило одеваться? — кивнул Томас на брюки, пряча трясущиеся пальцы. — Не всё сразу, — Ричард приблизился и взял его лицо в ладони. — Ты выглядишь так, будто сейчас развалишься. Томас, что такое? Я не сделаю ничего, чего ты не хочешь. Если скажешь, постелю себе на диване в гостиной. — Нет, — упрямо выдохнул Томас и потянулся за поцелуем. Секунда, две, три — и Ричард сдался, смелея, проходясь языком по губам. Он потянул Томаса в сторону спальни за отвороты пиджака и принялся прямо на ходу расстёгивать его рубашку. — Ты сверху, — выдохнул Томас своё последнее условие. — Как скажешь. И да, он был прав: в спальне, кроме двуспальной кровати, была только тумбочка. *** Утром Томас оделся бесшумно. Повреждённая ладонь болела, когда он застёгивал перчатку, будто не соглашалась с тем, что он делает. «Не надо. Просто не надо», — он оставил короткую записку на тумбочке. Ричард, к счастью, не проснулся, и Томас выскользнул из квартиры, удостоверившись, что замок защёлкнулся. В поезде он пытался дремать, но болтливые соседи постоянно мешали. Он приехал в Йорк в начале восьмого, успел на электричку до Даунтона, и даже хватило времени закинуть чемодан домой и переодеться в привычную рабочую тройку. Когда он в обед вышел из кабинета после подсчёта лекарств, мягкий голос заставил застыть. — Это было бы очень красиво, если бы я не знал, где ты работаешь. И живёшь. Выдох, второй. Томас развернулся на каблуках и жестом пригласил Ричарда в кабинет. Зашёл следом за ним и защёлкнул замок. — И почему ты здесь? В глазах напротив мелькнуло какое-то болезненное выражение. Сердце пропустило удар — и почему видеть его таким было..? — Из-за прошлой ночи. — А что с ней? — Томас начинал злиться. На Ричарда, который просто не остановился на том, что случилось, на себя и свою вчерашнюю выходку, на внезапное, дурацкое и совершенно необоснованное желание сберечь, смягчить происходящее. Какого чёрта? — С ней всё прекрасно. Я хочу понять, почему ты уехал, — в голосе Томас слышал какое-то вселенское терпение, и оно только сильнее раздражало. — Ты не видел мою записку? — Ты оставлял записку? — Ричард улыбнулся и развёл руками. — Извини, я слишком торопился, не заметил. — Мы получили, что хотели, зачем мне ещё оставаться, — Томас сам услышал, как жалко это прозвучало. Он знал, чего на самом деле хотел Ричард, знал, почему тот медленно и аккуратно его добивался. Знал и не мог дать. И потому злился только сильнее. Ричард протянул руку и мягко провёл пальцем по щеке. — Ты знаешь, что я хочу не этого, — Томас почувствовал, как щека стала влажной под чужими пальцами. Он отчаянно оттолкнул руку и зашипел: — Тогда тебе стоило обратиться к кому-то другому. Я, к сожалению, не в состоянии давать всем всё, что они хотят, не умею, с детства не приучен. Эгоист и сволочь — уж какой уродился! — Я в это не верю, — голос Ричарда звучал слишком заботливо, и Томас не выдержал. — Хочешь закончить, как Эдвард?! — рявкнул он. — Можешь уже заряжать, всё равно к этому всё и придёт! Поверь, я всех довожу до ручки, я проказа, от которой не сбежишь! Он чувствовал, как слёзы застилают взгляд, как становится тяжело дышать и держаться на ногах, но продолжал кричать. «Я рушу всё, к чему прикасаюсь», «Уходи, пока не стало слишком поздно». Он бы рухнул, если бы сильные руки его не подхватили и не прижали ко груди. Над ухом зашелестело: «Тише, хороший мой, тише, всё хорошо», — и Томас потерялся окончательно. Он рыдал уже не стесняясь, в голос, повиснув на Ричарде, а тот мягко гладил по волосам, шептал что-то дурацкое и держал в объятиях. Едва Томас притих, в дверь постучали. Ричард помог ему сесть в кресло и открыл. — Мистер Эллис! Что у вас происходит? — Мистеру Барроу нехорошо. Если Вас не затруднит, миссис Хьюз, подскажите, где можно добыть успокоительное. — Сейчас принесу, мистер Эллис. И мне нужно будет войти внутрь. — Конечно. Спрятав лицо в ладонях, Томас тяжело дышал. — Томас, — Ричард опустился перед ним на корточки и осторожно отнял руки от лица, — давай приведём тебя в порядок. — Это вообще возможно? — с остатками слёз в голосе поинтересовался Томас и тут же прокашлялся. — Не сразу, — понимающе ответил Ричард, аккуратно промокая платком его лицо. — Но это не значит, что я не буду пытаться. — Зачем тебе? — шёпотом выдавил Томас, ловя его ладонь. — Я ведь... Всё, что я сказал, правда. — Я в это не верю, — твёрдо прозвучало в ответ, — и хочу понять, почему веришь ты. Томас отвёл глаза, а Ричард продолжил возиться с его лицом. — Мистер Барроу, — ахнула Хьюз, когда её и Анну впустили в кабинет, — я могу чем-то Вам помочь? — Вы уже помогаете, — хрипло ответил Томас и выдавил улыбку. — Если это из-за Вас, — пока Анна отсчитывала капли в стакан, Хьюз повернулась к Ричарду, и в её голосе зазвенел холод, — то берегитесь. Госпиталь не даст Вам жизни. — Нет-нет, — бросился Томас на защиту, — это из-за... Из-за Эдварда. — Тогда наконец-то, — после паузы выдохнула миссис Хьюз. Анна, не отрываясь от подсчёта капель, самодовольно улыбнулась. — Залпом, и бегом обедать, — девушка всучила Томасу стакан и сердито проинструктировала. — И если ты об этом не расскажешь на группе, расскажу я. Моузли звонил мне после сессии, которую я пропустила, сказал... — Анна осеклась и бросила быстрый взгляд на Ричарда. — Я могу выйти, — тут же вежливо предложил он. — Останься, — Томас уже не видел смысла прятать что бы то ни было, и кивнул Анне: — говори при нём. Он знает... да всё уже знает. — Моузли сказал, что ты подошёл к прорыву, и сейчас надо проследить, чтобы ты не был один в этот момент. Иначе, — Анна замялась. — Иначе я попытаюсь снова руки на себя наложить? Уже попытался. — Боже, — ахнула миссис Хьюз и опустилась на кушетку. — У Томаса хватило сил позвонить мне, — осторожно проговорил Ричард. Хьюз подняла влажные глаза и протянула ему руки. — Когда Вам надоест нас спасать, госпиталь развалится! — Ничего подобного, — вдруг строго проговорил он, — госпиталь стоял и до меня. И я не спасатель, как вы все твердите. У меня полно эгоистичных мотивов. — Например? — Анна упёрлась кулаками в бока. Томас почувствовал, как греются щёки, когда взгляд Ричарда весьма красноречиво сдвинулся в его сторону. Девушка фыркнула. — Ладно, не будем вам мешать, — вмешалась Хьюз. — Томас, пейте лекарство, мистер Эллис, проследите, пожалуйста, чтобы он пообедал. Ричард кивнул и закрыл за визитёрами дверь. *** — У нас сегодня новичок, — спустя два дня на группе поддержки громко заявил Моузли, и Томас вздрогнул. Они всё это обсудили, и с Моузли тоже, но прозвучавшее вслух, перед всей группой, это стало будто необратимым. — Давайте представимся по порядку, покажем, как у нас это принято. Я Джозеф, психотерапевт госпиталя, ведущий группы. Мой друг погиб в аварии, и это стало моей травмой. — Дейзи, помощник повара. Вдова ветерана. — Анна, медсестра. Пережила изнасилование. — Джон, хирург. Муж Анны. Я здесь ради неё. — Томас. Вдовец самоубийцы. — Ричард, — с белозубой улыбкой проговорил Эллис, — водитель Лондонского союза ветеранов. Я пришёл сюда, чтобы научиться помогать. Мужчина, которого я люблю, пережил тяжелейшую травму несколько лет назад и до сих пор не оправился. Томас задохнулся. «Что? Какого?» Он не слышал остальных, глядя на широкую улыбку, обращённую к группе. Он не услышал, когда Моузли обратился к нему, потому что Ричард в этот момент наконец повернулся и улыбнулся ещё теплее. Хьюз вытащила его, опустив руку на спину. — Томас, Вы говорили, что хотели бы первым взять слово, — повторил Моузли. «Всё, отступать больше некуда». Кивнуть, сесть прямо. Увидеть протянутую ладонь Ричарда и вцепиться в неё. Не от страха, нет. Чтобы не передумать. — Три года назад мой супруг застрелился. Мы повздорили из-за какой-то мелочи, и я сказал ему: «Я выйду подышать. Приди, пожалуйста, в себя, пока меня нет». Я ушёл, а через полчаса мне позвонила соседка с вопросом, не взорвалось ли у нас что-то дома, потому что она слышала странный хлопок. Я прибежал домой и нашёл его мёртвым. И все три года я не перестаю винить себя в том, что произошло. За три года я пытался застрелиться, отравиться алкоголем, перерезать вены, прятался от одиночества и шарахался от людей, боясь, что сделаю с ними то же, что сделал с Эдвардом. Я так больше не могу. *** Какое-то время, месяца два или три, они пытались поддерживать свой роман на расстоянии. Ричард приезжал в среду утром, с грузом или без, приходил на группу, оставался на ночь, а в четверг уезжал в Лондон. Томас раз в две недели уезжал к нему на выходные, возвращаясь в понедельник и тщательно пряча шею от посторонних глаз, особенно от детских. Но долго так продолжаться не могло, и уже в конце июля Ричард с хитрой улыбкой поинтересовался, где тут кабинет леди Мэри. Они проговорили почти два часа, она вызвала Карсона, попросила секретаршу позвонить Эдит. Томас всё это время сидел в приёмной и места себе не находил, подскакивая каждый раз, когда открывалась дверь. Наконец, они втроём вышли из кабинета, и Карсон, пожимая руку Ричарду, твердил, что «очень рад» и надеется «продолжить общение». Мэри улыбнулась Томасу и скрылась в кабинете, а Ричард отвёл его в столовую и между делом сообщил, что переводится работать в госпиталь и переезжает в Даунтон. «Машину обеспечат спонсоры, леди Эдит была весьма уверена в этом. Я могу снять комнату в общежитии, если ты...» — «Никакого общежития». Ещё через три месяца из группы ушла Дейзи и оба Бейтса. Анна родила здорового мальчишку и неожиданно для всех потребовала, чтобы крёстными ребёнка стали Томас и Ричард. Когда Джордж выучил оставшиеся буквы, он принялся преследовать Томаса с требованием начать математику. А в конце осени у Томаса и Ричарда выпали две недели совместного отпуска, и они отправились в свадебное путешествие через океан, в Америку.