Дикое сердце

      У Вернона Роше ничего не осталось. Ни короля, ни родины, ни дома в Вызиме. Смело, как буря сметает на своём пути всё живое. Покосилось, сломалось, как гнётся под ветром стройная берёзка.       Каждое утро Вернон просыпается в своей новой жизни. Он привыкший, любая боль становится такой родной, близкой. Во снах он видит обрывки собственной жизни. Каждое утро лишает его зрения.       Велен — не Флотзам. Велен пахнет отсыревшей листвой, болотами. Роше прижимается сухой рукой к грубоватой коре берёзы, гладит и прислоняется ухом, словно он может услышать гудящий внутри ствола кровоток. Флотзам остался где-то там, уже совсем далеко. Там, где лес дышал воспоминаниями, где земля напиталась кровью. Кровью людской и эльфской. А теперь — неважно.       Воспоминания оседают на языке. Во снах Вернону Роше является дикий, изумрудный взгляд.

***

      У Иорвета ничего не осталось. У него ничего и не было. Не было дома, в который можно вернуться. Мечта, хрупкая, отчаянная — рассыпалась с уходом из Вергена.       Иорвет достаточно стар, чтобы понимать, чего он хочет на самом деле. Недостаточно молод для того, чтобы таить в сердце надежду на осуществление этих мечтаний. Иорвет чувствует себя особенно усталым, когда зловонная нить чумы расползается по лесам.       Иорвет привык терять боевых товарищей.       Жжёной плотью пахнет.       Иорвет трёт болезненно-красные руки, не может согреться у костра. Сухие деревья, пламя огня и надвигающееся утро — всё исчезло, оставив перед собой неизвестность грядущего.       Иорвет почти не видит снов. Но когда ему всё-таки удаётся провалиться в сахарное забытье, то ему снится что-то, чего никогда не будет. Эти сны всегда ускользают из его пальцев, как ускользает вечная синяя тень, человеческий голос.

***

      Партизанская весна посреди осени.       Уже не важно — опало, как горчащая сырая листва.