Волчьи кости

      В день, когда Луна закроет солнце. В час, когда Земля погрузится во тьму. На свет родится ребёнок…             — Рейнари! — Женский голос раздался откуда-то снизу и нарушил покой что так ласково нашёптывал свои тихие песни о ясном дне.        Девушка, что притаилась на самой высокой ветке большого раскидистого древа, лишь успела натянуть тетиву своего лука и удачно прицелиться. Как вдруг голос матери всё испортил. Олень, которого с таким трудом выслеживала Рейнари, дёрнул ушами, тоже заслышав крик, и сорвался с места, убегая в лесную чащу. С недовольным, даже раздраженным вздохом рыжеволосая сложила своё оружие и, перекинув его за спину, начала спускаться со своего убежища. Непринуждённо ступая с одной ветки на другую своими движениями она напоминала рыжую белку.       Деревья для неё родные. На них она проводила большую часть своей сознательной жизни, ловко выискивая самые крепкие ветки для засады. Охотиться с высока было её личной задумкой. Так она была менее заметна для своей жертвы и видела в разы больше, чем живность, что обитала внизу. Эту идею она позаимствовала у птиц. Проводила долгие часы в засаде, наблюдая за тем, как хищные пернатые охотятся за своей добычей. И раз уж летать она не умела, то карабкаться по деревьям стало её талантом.        Лес был ей домом. В нём она родилась и за его пределы почти никогда не выходила. Там, за непроходимой чащей, был другой мир. Чужой и очень опасный. Много воды утекло с тех времен, когда и туда дороги были открыты. Времена, в которых люди и эльфы существовали бок о бок, прошли задолго до рождения Рейнари. И всё, что она знает о людях, заканчивается на страницах книг, которые хранились в самой дальней секции королевской библиотеки. Люди злы и жестоки. Они покинули Мать Природу. Развязали войну, а вскоре и вовсе позабыли о том, что в мире всё ещё живёт магия. Теперь между их мирами вражда. Они слагают мифы и легенды о коварстве эльфов и о том, как искусно они заманивают смертных своими коварными сделками, а после сжирают на ужин. Практически тоже самое эльфийские дети слушают о своих смертных соседях. Никто уже и не помнит, что стало камнем преткновения у этих двух рас. Но ныне они слишком далеки друг от друга, чтобы пересекаться.       Но Рейнари мир смертных вовсе не интересен. У неё и в своём забот хватает с головой, чтобы времени на фантазии вовсе не оставалось. Девушка спрыгивает с последней ветки на шапку большого красного гриба, а её юбка, что напоминает бутон распустившегося колокольчика, разлетается в стороны. Она забирает с сучка верёвку, на которую аккуратно нанизаны три тушки белых зайцев, и, вешая их себе на пояс, бежит в сторону дома.        Её босые ноги щекочет трава, на которой ещё сохранились капли недавно прошедшего дождя. А Рейнари абсолютно этого не замечает, петляет меж кустов и деревьев, завидев мать, что выжидающе стоит на пороге их дома.              — Это что за ужас?! — Восклицает женщина, прикрывая своей ладонью с болезненно худыми пальцами рот. — Ты опять за своё. — Хмурит свои розовые брови Эльрида.       Она не в восторге от увлечений дочери. И каждый раз впадает в дикий ужас, видя, как её девочка покоряет очередное дерево или приходит домой в разорванном платье.              — Это просто зайцы, мам, — с улыбкой отзывается дочь, демонстрируя свои окровавленные трофеи за сегодняшний день. Платье её опять безнадёжно испорчено. Светло-голубая, переливающаяся на солнце ткань запачкана кровью, что накапала Рейнари на бедро, пока она бежала с подвязанными на поясе зайцами. Подол нещадно изорван. А разрез, которого с утра ещё на юбке не было, красуется вплоть до пояса, оголяя светло-серую девичью кожу. Рыжие волосы спутанные, а от гладко приглаженной причёски осталось лишь воспоминание. В длинные рыжих косах виднеются маленькие веточки вперемешку с травой, и Эльрида уверена, что если порыться там по лучше, то и живность какая-нибудь точно найдётся.        Улыбка Рейнари положение не спасает. Эльрида опускает глаза и видит замызганные в траве и грязи ноги дочери и, кажется, становится ещё бледнее, чем обычно. Женщина в ужасе продолжает прикрывать рот ладонью, рассматривая своего ребёнка. А девушка уже готовится к тому, чтобы выслушивать нотации, которые зазубрила наизусть.              — Иди в дом, — командует мать, решая избавить свои глаза от этого ужаса, что предстал перед ней и который она зовёт дочерью. — Отец звал тебя к ужину, но сначала я прикажу набрать тебе ванну! — С возмущением прикрикивает женщина, указывая своими худыми пальцами на открытую дверь, что ведёт в дом.             — Он мне не отец! — Зло отзывается Рейнари, забегая внутрь.       Это она произносит довольно часто, когда мама называет своего мужа её отцом. И Рейнари искренне не понимает, почему она сама должна так считать. Харбор появился в их жизни, когда девочка была совсем ещё маленькая. Она не помнит их свадьбы. Не помнит того дня, когда мужчина привёл их в свой дом. И когда они все вдруг стали семьёй. Но беда вся в том, что и своего родного отца Рейнари не помнит. Она не знает о нём ничего, кроме того, что видит в отражении зеркала. Рыжие волосы и зелёные кошачьи глаза. Это вся память, что сохранилась о нём и живёт в ней. Потому что, сколько бы Рейнари не пыталась, Эльрида ни слова о нём не говорит. Даже имени не называет. Девушка лишь знает, что он, возможно, уже давно умер. Даже не успев застать её рождения.        Сбрасывая свой улов у подножья лестницы, девушка взбегает на второй этаж, чуть не сбив с ног гнома. Отскакивает в сторону и, на скорую руку лепеча извинения, скрывается за дверью своей комнаты. В их доме всегда полно народу. И порой Рейнари это бесит. Муж её матери входит в совет Верховного Короля, являясь одним из военачальников. И потому стены их жилища почти никогда не выдыхают от собраний и не всегда желанных гостей.             — Что ты опять учудила? — Раздаётся писклявый голос за ширмой. А вскоре оттуда же показывается и его обладательница.       Пикси по имени Триса подходит к Рейнари и осматривает её с ног до головы. Её худые ноги выгнуты в обратную сторону, а зелёный цвет кожи добавляет ещё большее сходство с кузнечиком. На спине трепещут тоненькие, почти прозрачные крылышки. Но летать Триса, увы, не может. Она приставлена в дом Харбора уже слишком давно, чтобы Рейнари помнила и тот день тоже. Девушка знает лишь то, что когда-то пикси была шпионом. Её маленький рост и способность летать служили Верховному Королю эльфов хорошую службу. И в итоге Триса за неё поплатилась. Проклятье, которое снять в итоге не удалось, лишило её главной способности — летать. И за ненадобностью при дворе, Верховный Король отдал её в услужение Харбору. Так что с тех пор эти красивые крылышки стали ей лишь украшением.              — Ходила на охоту. — Бормочет Рейнари, снимая запачканное платье через ноги.              — И какой улов? — Суетясь вокруг девушки и вытаскивая из её кос веточки, спрашивает Триса. А девушка уже по привычке наклоняется, чтобы пикси было удобнее дотянуться до её головы.             — Три зайца. И почти один олень, — распутывая волосы вместе с пикси, более оживленно заявляет Рейнари.              — Это как? — Удивляется Триса, толкая обнажённую девушку к ширме, за которой уже источает пар тёплая ванна.              — Мама помешала выстрелить в него. — Бурчит она в пол голоса.       Рейнари нравится Триса. Она заботится о ней, сколько девушка себя помнит. И напоминает ей бабушку с тёплыми морщинистыми руками которые умеют убаюкивать одними лишь прикосновениями. Пикси благодарна Харбору за то, что он принял её. И сколько бы лет не прошло, она отплачивает его семье добротой и заботой за то, что ей дали пристанище.        Всё то время, пока Триса живёт в их доме, она была Рейнари порой ближе матери. Всегда с восхищением отзывалась о всех её увлечениях и постоянно поддерживала. Лечила синяки и ссадины. Прикрывала, когда Рейнари задерживалась до поздна. И помогала справляться даже с самыми серьёзными болезнями.        Девушка проходит за ширму и вдыхает аромат чистотела. Из-за него вода в ванне приобрела желтоватый оттенок. Но прежде чем залезть в горячую воду, Триса указывает девушке на таз, чтобы та отмыла в нём свои грязные ноги. Рейнари не понимает, для чего это нужно. Ведь после её купаний вода и в ванне станет грязной но Трисе не сопротивляется. Ступает в небольшой деревянный таз и поднимает одну ногу, опираясь руками на край ванны. Триса берёт в руку жесткую щётку из ворса дикого кабана и без лишних церемоний натирает девушке пятки до тех пор, пока те не начинают розоветь.        Рейнари морщится и шипит, пока пикси причитает, что та сама виновата в том, что сейчас ей приходится это терпеть. Она и сама прекрасно может о себе позаботиться. Но Триса никогда не позволяет ей сделать этого, говоря, что Рейнари не может отнимать у неё работу.        Пикси омывает её уже чистые ноги прохладной водой, чтобы та сразу же с таза могла переступить в ванну и вновь не запачкать ноги в грязной воде. И после недолгих мучений девушка, наконец, опускается в тёплую воду целиком. Кости приятно ломит от долгой и изнурительной прогулки. И чтобы расслабиться окончательно, Рейнари ныряет под воду с головой. Этот момент самый приятный. Грудную клетку приятно сдавливает от давления под водой. В мгновение пропадают все мысли. И девушка остаётся лишь наедине с самой собой.              — Как же прекрасно. — Шепчет она на выдохе, вновь появляясь на поверхности. — Не хочу отсюда вылезать. — Зажмуриваясь, Рейнари ладонями сгоняет воду с лица, потирая глаза.              — Сначала гуляешь до темна, а потом хочешь на ужин не являться? — Причитает Триса за её спиной, начиная намыливать её уставшие плечи. — Твоя мама и так не в восторге.        Как бы близки они не были, Триса никогда не произносит ничего лишнего. Всем известно, что лесные жители не умеют лгать. Они говорят всегда то, что у них на уме. Но никто не говорил о том, что они умеют юлить и уходить от точных ответов, не желая рассказывать абсолютно всего. Так и Триса умеет вовремя держать язык за зубами, чтобы ненароком не поставить авторитет Эльриды в глазах дочери под сомнение, хоть сама и не всегда поддерживает её поступки.        Трисе кажется, что женщина излишне придирчива к Рейнари. И что крики её порой бывают излишне. Но кто она такая, чтобы говорить о подобном. Ведь всё, что делают её хозяева, не может быть неверным. Тем более, когда дело доходит до воспитания единственной дочери. От того она чаще всего и помалкивает. Стараясь ни словом, ни действием не показать Рейнари своих истинных мыслей.              — Мама всегда не в восторге, — заключает Рейнари, медленно окуная руки под воду. Она наблюдает за тем, как вода искажает её пальцы, от чего они тотчас становятся похожи на длинные паучьи пальцы её матери. — Я ведь не такая, как ей нужно, — вздыхает девушка, принимаясь вымывать грязь из под коротких ногтей.        Они с Эльридой слишком разные. Это касается как внешности, так и поведения. И порой Рейнари действительно кажется, что всё поведение её матери обосновано тем, что она не тот ребёнок, которого хотела видеть Эльрида.              — Глупости говоришь, — хмыкает пикси, гребнем прочёсывая длинные рыжие волосы девушки, что от воды стали казаться темнее. Триса по обыкновению наносит на них масло репейника, чтобы после ванны волосы вновь вернули свой чарующий блеск и напитались после дня, проведенного под палящим солнцем. — Твоя мама просто очень переживает.              — Да за что она может переживать! — Возмущается Рейнари. Она хотела было повернуться лицом к пикси, чтобы смерить её недовольным взглядом, но та оперативно положила руку девушке на голову, заставляя не вертеться. — За то, что я вновь испортила одно из её драгоценных платьев? — Фыркает девушка, оставаясь сидеть спиной к Трисе.              — Я не желаю больше обсуждать эту тему с тобой. — Отрезает Триса и убирает руки с волос девушки.        Она спрыгивает со стула, на котором сидела, чтобы ей было удобнее купать Рейнари, и, наконец, показывается перед её лицом. Лицо Трисы спокойно. Впрочем как и всегда. Она лишь смотрит на недовольную Рейнари и умудряется издать смешок от того, что девушка сейчас ей напоминает того маленького обиженного ребёнка, которым когда-то была. А Рейнари недовольно закатывает глаза и напоследок окунается в воду ещё раз по самые уши, чтобы смыть с себя пену.         Девушка тянется за двумя полотенцами, что подала ей пикси, и ставит мокрые ноги на прохладный деревянный пол. Одно, чтобы закутать волосы. Второе, чтобы вытереть тело.                    Волосы в их мире имеют большее значение. Только имеющие и приближенные к власти женщины имеют право отращивать их ниже пояса. Это символ власти. Показатель того, что у тебя достаточно помощи, чтобы содержать такую капну в надлежащем виде. Ты не ведёшь хозяйство. Не следишь за лошадьми и оленями. Не выполняешь тяжелой работы. И времени у тебя предостаточно, чтобы ухаживать лишь за собой. Но как же Рейнари это бесило. Раздражало вечно выпутывать выпавшие волоски из гребня. Собирать их на постели по утру. Она ненавидела по несколько часов мокнуть в ванной для того, чтобы Триса вымыла их начисто в дни, когда они особо плохо выглядели. И будь её воля, она бы распрощалась со своей рыжей копной, не разу не пискнув. Просто чтобы голове её стало легче. Или уж, на худой конец, для того, чтобы выразить свой протест против дурацкого, устоявшегося веками правила.       Рейнари презренно хмыкала, каждый раз слушая комплименты о своих волосах. Ведь помимо известной всем истины, некоторые дамы и вовсе не задумываются о мороках, которые ждут их с этими волосами. И пусть она не входит в царскую семью. Положение мужа её матери обязывает их обеих следовать всем устоям и правилами королевского двора. А их Рейнари тоже не особо любит. Когда-то её мечтой было покинуть родные края и уйти к свободным эльфам. К тем, кто не присягнул Верховному Королю Иде́ну и был далёк от всего, чем жили те, кто признал его правителем земель и лесов. Они были свободны от его правления, могли не подчиняться его законам. И образовали свой маленький мир у самого края границы с миром смертных. А посланник их двора входил в круг Королевского Совета, изъявляющий волю своего народца перед Иденом. Потому что, хоть они и не были под его властью, те эльфы тоже были частью одного большого народа, жившего в тёмных непроходимых чащах. И с ними нужно было считаться. Ровно также, как и с королевой подводного мира. И той, что правила далеко в горах, у самого севера.        Из-за не присягнувших мир Рейнари был окутан легендами и сказаниями о не честных сделках и пожирании людских детей на ужин. Но никто не мог сказать того, что это было чистой неправдой. В сделках с эльфами всегда был подвох. И то было не тем, чем кажется. И самые приятные слуху условия в конечном итоге могли обратиться в сущий кошмар со своими необратимыми последствиям. Но зачастую среди своих такие сделки могли напоминать лишь детские шалости. Чего нельзя было сказать о несчастных смертных, кто случайно забредал в их леса и не могли уловить того самого подвоха в словах эльфов, от чего в последующем жестоко расплачивались. Ведь единственными, кто после сотворённого оставался в плюсе, были как раз те, кто условия этих сделок и диктовал. А пожав руку и только после этого поняв подвох, расторгнуть сделку было невозможно, пока на это не согласится пойти тот, кто и взялся воплотить самую сокровенную мечту просящего в жизнь.       Слова эльфов, будь то проклятия или же диктовка условий соглашения, носили магическую силу и имели веса больше, чем любое людское обещание. Их слова действительно могли лечь тяжестью на грудь тому, к кому адресовывались. И обратным действием, при котором эту самую тяжесть можно было снять, так же обладали лишь те, от кого изначально это всё и было услышано. Это умение для каждого эльфа могло считаться как и даром природы, так и её проклятьем. Не умение лгать и вечный контроль каждой произнесённой фразы - вот что было со всеми ними на протяжении их долгих жизней. И если большинство действительно понимало ответственность, возложенную на них Матерью Природой, то как раз те, кто решили остаться не присягнувшими, порой и становились плохим лицом всего эльфийского народа. Они больше остальных любили глумиться над смертными. Могли проклясть ради забавы. Подсунуть заплутавшим путникам эльфийский фрукты, а после смотреть, как те несчастные в дурмане эйфории сходят с ума. Уводили обманными тропками на свои территории и заманивали в непроходимые болота. И когда ты ребёнок, взращенный на всё такой же ненависти к людскому роду, то подобные истории тебя настолько захватывают, что ты и сам порой задумываешься о том, что не прочь в таком веселье поучаствовать, только бы насолить столь недоброжелательным соседям, которые порой забредают в твои леса.       Но все те мечты Рейнари оставила в далёком прошлом. Она выросла, пересмотрела свои взгляды на жизнь. И если длинные волосы оставались единственным неприятным аспектом её существования, то она готова была с ним мириться. Потому что в основном. С учётом положения Харбора. С тем, как счастлива её мать. Рейнари тоже неплохо живёт. Ведь как бы Эльрида порой не ругалась, она не запирает Рейнари дома. Не отбирает её лук и за шкирку не стаскивает с тех самых деревьев, на которых пропадает девушка. А что до людей. Рейнари толком их никогда воочию и не видела. Тех самых злых и жестоких, которыми то тут, то там пугают детишек, чтобы они сами не уходили далеко от своих домов. И даже для случайной встречи жила она слишком далеко, чтобы на кого-то подобного наткнуться на опушке. От того со временем все эти рассказы о похождениях её не присягнувших соседей перестали девушку так сильно манить, чтобы она всерьёз могла начать задумываться о жизни с ними бок о бок.       Недовольство Рейнари от того, что Триса решила воздержаться от разговоров, поутихло. Она успела переодеться в свежее платье цвета жёлтой осенней листвы. Его золотистые рукава доходили ей до запястья, а узор на них напоминал мелкую паутинку. Плотная юбка с нашитыми на неё светло-желтыми кленовыми листьями касалась лодыжек, оставляя ступни открытыми. Подпоясалась кожаным тёмно-коричневым широким поясом, отпуская его длинные завязки по левому бедру. И обулась в лёгкие чёрные тапочки на тонкой подошве с заострёнными носами. Хоть девушке и привычнее было ходить босиком - так она больше ощущала связь с лесом и природой, обувью она всё же не гнушалась.        Рейнари спустилась вниз. Огибая пустую гостиную, завернула на кухню и вышла в небольшую столовую, где за столом уже был Харбор. Девушка тоже садится за стол, негромко вздыхая. После горячей ванны тело её от усталости заломило ещё сильнее. Нещадно напоминая о том, как много сегодня ей приходилось подтягиваться и перепрыгивать с ветки на ветку. И сейчас Рейнари очень хотелось оказаться в мягкой постели. Уткнуться лицом в подушку, которая набита ромашкой. Вдохнуть её приятный аромат и безмятежно заснуть. Но вместо этого ей нужно было сидеть здесь, потому что совместный ужин в её семье пропускать не принято. И от этого осознания её недовольство вновь разыгралось.              — Что с лицом? — Интересуется Харбор,  рассматривая хмурую Рейнари. Его кроваво красные глаза медленно и с теплотой изучали девушку, пока та думала над ответом.        Харбор всегда относился к ней с отцовским обожанием. Совместных детей у них с Эльридой не было. И он воспринимал Рейнари как свою кровную дочь, не обращая особого внимания на то, что девушка с годами так и не стала к его персоне терпимее. Харбор всё ещё видел в ней просто дитё. Ту, которая слишком молода, чтобы думать о каких-то серьёзных вещах. И потому относился ко всем её колкостям в свой адрес как один из этапов взросления.              — Устала, — буркает девушка Харбору в ответ.              — Конечно, устала! — Всплескивает руками мать, появляясь в столовой. — Кто же не устанет весь день носиться в лесах, как оголтелая пикси.  — Судя по её хмурым бровям, женщина всё возмущена тем, в каком виде её дочь явилась домой.        Эльрида всегда была утончённой. Любые её движения можно было сравнить с лёгкостью парящего на ветру лепестка. И даже в моменты, когда от злости щёки её розовели, она продолжала оставаться такой же лёгкой и непринуждённой в любых своих движениях. Она худая и высокая, а всё, что переняла от матери дочь, была светло-серая, напоминающая туманную дымку кожа.       Сейчас Эльрида была слишком раздражена, чтобы с ней можно было вести беседу. И потому Рейнари учтиво пропускала её нелестные комментарии мимо ушей. Она и вправду слишком устала, чтобы пытаться оправдаться за свои поступки.              — Тебе скоро замуж выходить. А ты всё бегаешь, кроликов стреляешь! — Продолжает сетовать мать, садясь за стол по левую руку от мужа.              — Ты охотилась на кроликов? — Кажется, услышав только последние слова из всего монолога Эльриды, в разговор вклинивается Харбор. — Скольких убила? — С неподдельным интересом он двигает свой стул ближе и, кладя руки локтями на стол, сцепляет их в замок, упираясь в сомкнутые ладони подбородком.             — И ты туда же?! — С ещё большим возмущением Эльрида смотрит на мужа, хлопая своими округлившимися розовыми глазами.              — Зайцы, — тихо бубнит Рейнари, не поднимая своих кошачьих глаз. — Это были зайцы. — Она берёт серебренную вилку, что лежит подле неё. — Их было трое. И я почти убила оленя. — И принимается нещадно издеваться над куском жаренного ягнёнка в тарелке, которую только что поставила перед ней служанка.              — Что значит почти? — Харбор склоняет голову на бок под недовольный вздох жены. И, кажется, делает это больше не из-за того, что хочет поймать взгляд Рейнари, а потому, что массивные закруглённые рога мешают ему держать голову прямо. Хоть это и может казаться так, на самом деле Рейнари знает, что такого просто не может быть. Ведь он живёт с ними всю свою долгую эльфийскую жизнь.        Харбор всегда поддерживал интересы дочери к охоте и оружию куда яростнее, чем мать. Ей хотелось, чтобы Рейнари коротала часы за рукоделием и собиранием полевых цветов. Проводила дни в кругу придворных дам, попивая травяной чай и мило беседуя. А она вместо этого рвала платья, валялась в траве, предпочитая плетению венков дружбу с мальчишками. И приносила домой тушки убитых животных.              — Потому что мама сбил меня и не дала выпустить стрелу. — Всё так же бурчит Рейнари. Хоть она и рассказывает эту историю уже второй раз, ей по прежнему кажется, что если бы не голос матери, то всё получилось куда удачнее.              — И правильно сделала, — хмыкает Эльрида, наконец, вставляя своё слово.              — У настоящего охотника не может быть отговорок. — Наконец приступая к еде отзывается Харбор. — Твоя стрела не попала в цель, потому что ты недостаточно сосредоточилась, — пережевывая кусок мяса, добавляет он. — А не потому, что мама отвлекла тебя. — Он вновь поучает её. Он всегда так делает.        И, кажется, так же, как и Рейнари, наотрез отказывается восприниматься возмущения своей жены. И хоть Харбор больше подходит по описание на рыцаря, чем охотника, его занятия тоже можно приравнять к охоте. Только на себе подобных, а не на животных.        Он выслеживает изменников Короны. Предотвращает нападения и следит за общими настроениями целой страны. Отправляется в походы и ведёт сражения. И так как Рейнари не может биться с ним бок о бок, Харбор все цело поддерживает её увлечение убивать зверушек.              — Но три зайца - тоже неплохая добыча, — добавляет Харбор с тёплой улыбкой. — Завтра у нас будет вкусный ужин. Потому что добыча, пойманная своими руками, всегда вкуснее мяса, которое просто купили.              — Не потакай ей. — Всё пытается Эльрида воздействовать на мужа.        Ей приятно, что Харбор, в отличие от Рейнари, всегда на её стороне. Но порой бывают моменты, в которые Эльриду злит поведение мужа. Потому что она считает, что Рейнари давно пора бы взяться за голову и начать думать о том, что действительно важно, вместо того, чтобы пропадать в лесу и вести себя так, как она делала это в детстве. Ведь ей действительно скоро идти под венец. Становиться замужней женщиной. И перед тем, как сделать это, Эльрида считает, что Рейнари пора бы повзрослеть. А Харбор, вместо того, чтобы поддержать в этих мыслях Эльриду, продолжает быть на стороне Рейнари. Будто ему самому далеко безразлично будущее ребёнка. Словно его вполне может устраивать, что она всю жизнь проживёт под его крышей, не задумываясь всерьёз о своём будущем. Ведь пока жив Харбор, он вполне готов сам задумываться о всяких важный для Рейнари мелочах, по мнению жены. А она пусть продолжает свою беззаботную жизнь. И Эльриде иногда кажется, что делает он это для того, чтобы попытаться сблизиться с Рейнари ещё сильнее. Или же, может, из-за того, что где-то в глубине самого себя мужчина просто не готов ещё отпускать единственную дочь из дома в самостоятельную жизнь. Но как бы там не было, поведение его порой так сильно злит женщину, что она просто не в силах молча выносить подобного.               — Кто потакает? — С непринуждённой улыбкой Харбор, наконец, поворачивает голову к жене. — Дочь просто делится тем, что произошло с ней за день. — Хмыкая пожимает плечами он.       Дочь. Он опять назвал её дочерью. Порой Рейнари казалось, что Харбор слеп ко всем её выпадам в его сторону и напрочь отказывается принимать реальность, в которой она отказывается считать его своим отцом. Но сейчас она слишком устала даже для противоречащих вздохов. Готова пожать ему руку за то, что он на её стороне и не даёт маме вставить своё недовольное слово. Но за большее ей благодарить его не хочется. Да и по большому счёту, пока и не за что. Ведь то поведение, которое он демонстрирует сейчас, для мужчины вполне естественно.       Харбор - выбор её матери. Тот, чьё наличие в своей жизни Рейнари не может оспорить. Но и принимать его она не обязана. Её не спрашивали, хочет ли она видеть его своим отцом. Хочет ли жить с ним под одной крышей. Желает ли находиться под его покровительством. Всё это не волновало её мать, когда она выходила за Харбора. И раз она с ним счастлива, то Рейнари этого достаточно. Но просит она всю жизнь лишь об одном - чтобы Харбора не пытались сделать её отцом. Не пытались заставить её забыть того, который действительно был причастен к её появлению на свет. И пусть родной отец Рейнари является запретной темой для разговоров, она всё же порой не прекращает пытаться хоть что-то узнать о нём.              — Ты, кстати, помнишь, что со дня на день ко двору прибудет твой жених? — Решает Эльрида всё же отвлечь свою семью и перевести тему к более насущным вопросам.        На самом деле, этот насущный вопрос так часто слышится в стенах этого дома, что его впору уже считать таким же обыденным, как и поведение Харбора каждый раз, когда он безоговорочно выступает в защиту Рейнари. Но вот делает он это ровно до тех пор, пока Эльрида не начинает в серьёз заводить разговоры о будущем муже её дочери. Тут его защита полностью прекращается, и на смену ей приходит лишь тишина, порой сопровождаемая неоднозначными вздохами. Он будто намерено пропускает эти разговоры мимо ушей, желая ни слова не говорить как за, так и против. И если задумываться, Рейнари действительно не может вспомнить и дня, где бы Харбор что либо сказал про её жениха, или же хоть как-то бы намекнул на то, кого на самом деле девушка ожидает.             — Как можно на полном серьёзе звать женихом того, кого я в глаза ни разу не видела? — С тяжёлым вздохом отвечает Рейнари, ковыряясь вилкой в тарелке и накалывая очередной кусочек мяса.              — Вот совсем скоро и увидишь, — с тёплой улыбкой произносит мать. — Завтра с утра у тебя примерка платья для банкета. Тебе оно должно понравиться.        Воодушевлению Эльриды от предстоящего знакомства не было пределов. Рейнари казалось, что мать буквально светится от счастья каждый раз, когда речь заходит об одном из сыновей Верховного Короля Идена. Естественно, она считает Ама́адона лучшей кандидатурой для своей дочери и просто не видит ему равным во всех известных и не известных мирах. Но Рейнари её восхищение от персоны принца разделить не в силах. Хотя бы из-за того, что ничего, кроме слухов о нём и не знает. Даже представить, как он выглядит, может лишь опираясь на внешний вид короля Идена. Ведь если другие дети короля обитали где-то вблизи дворца и всегда становись участниками любых из устраиваемых их отцом вечеров и банкетов, то принц Амаадон всегда оставался вне всех празднеств, так как большую часть своей жизни прожил вдали от дворца.              — Жду не дождусь, — пробубнила Рейнари, поднимаясь из-за стола. — А сейчас я предпочту отдохнуть. День был насыщенным, — известила девушка свою семью с лёгкой натянутой улыбкой.              — Ты ведь не доела. — Привлёк Харбор внимание девушки к её тарелке, указывая на неё вилкой.              — Аппетит пропал. — Более сухо добавила рыжеволосая и поспешила уйти.        Аппетит у Рейнари не просто пропал. Его напрочь отбили решив, что вновь заговорить о помолвке сейчас будет уместнее всего. Она не очень любила разговоры об этом. Ведь совершенно не хотела задумываться о том, что в скором времени жизнь её должна измениться. Не могла представить себя чьей-то женой. Смириться с осознанием, что больше не сможет днями пропадать в родном лесу, вместо этого погружаясь совершенно в иные заботы. Что больше не будет свободной, как раньше.        Брак этот был важен. Любые браки с Короной не заключались по любви. Ведь любить того, кто правит целым миром, не просто сложно, это очень опасно. Поэтому большинство из браков являлось лишь холодным расчётом. Выгодной партией для обеих сторон. А так как Рейнари является частью дома Харбора, она так же желая того или нет, принимает во всём этом участие. И пусть момент влюблённость в своей будущего мужа её не сильно та и волнует. Но вот то, что она из-за этого брака способна потерять очень большую часть самой себя, Рейнари не нравится. Ведь браки без любви для Короны гораздо проще. Практически отпадает стимул вредить второй половине короля в надежде, что жена его будет слабым местом. А вот любимых любовниц среди придворных дам отыскать куда сложнее. И Рейнари безумно радует тот факт, что она, скорее всего, большую часть своей жизни будет лишь куклой, сидящей рядом со своими мужем и не привлекающей к себе взгляды ненужных глаз.       Девушка вернулась в свою комнату. По обыкновению заперла дверь. Так она показывала прислуге, что больше ни в чём не нуждается. И, наконец, осталась одна. Прошлась по спальне, где уже была расправлена кровать, а в камине играли оранжевые язычки пламени. В каждом углу её больших покоев была видна любовь отчима к своей падчерице. Ведь он отдал ей самую большую, из всех имеющихся комнат второго этажа. Отдал выбор декора полностью в её руки, запрещая матери прикасаться к этой спальне со своими дикими идеями и любовью к роскоши. Не скупился на любые, даже самые дорогие ткани для пошива постельного белья. И с тем, как росла Рейнари и менялись её вкусы, всё время угождал ей и любым её переделкам.        Так с годами у изголовья кровати, на когда-то пустой коричневой стене появился огромный гобелен с изображением охоты верхом на оленях, вышитый вручную самыми редкими нитями, которые только смогли найтись в их мире. Рейнари любила разглядывать его, когда ей становилось одиноко. Она перекладывала подушки на противоположный край кровати и рассматривала детали вырисовывающейся перед ней сцены. Раскидистые оленьи рога, что были расшиты золотыми нитями, всегда приятно поблескивали в жёлтом свете комнаты. Два всадника верхом на них, в рубиново - красных доспехах всегда казались Рейнари такими свободными, что она часто представляла себя на их месте. Несущуюся вдаль на своём олене и не поглощенную никакими заботами. Так она и засыпала, свернувшись колечком в море подушек и мечтающая о завтрашнем беззаботном дне. Всегда, но не сегодня. Сегодня погрузиться в сон Рейнари не дали.        Не громкий стук камешков в окно выдернул её из раздумий, заставляя подняться с постели и прийти на источник звука. Девушка потёрла глаза ладонями, заставляя сон, что так и не успел полностью окутать её в свои объятия, отпустить. И, открыв одну из деревянных створок, выглянула на улицу. Окутанный ночной теменью, под окнами второго этажа стоял тот, с кем Рейнари росла бок о бок, и улыбался ей, приветливо махая рукой.             — Неужели ты забыла! — Увидев помятое лицо подруги, которое просто кричало о том, что она только что пыталась заснуть без зазрения совести, Тирон вскрикнул быстрее, чем понял, что может быть слишком громким.        Единственный сын царицы подводного мира, в отличие от своей матери, всё своё детство провёл на суше. И меньше всех остальных подводных обитателей походил на того, кто когда-то может сесть на подводный трон. Его тело не покрывала чешуя.  Не было в волосах запутавшихся водорослей. И к великому удивлению каждого, кто с ним был знаком, Тирон на дух не переносил рыбу в качестве еды. Всё, что могло в нём выдать принца подводного царства, была лишь кожа светло-голубого оттенка и острые, больше напоминающие акульи зубы. Жабры его, что располагались на шее, от долгого пребывания на суше иссохли больше, теперь напоминая три ровных шрама по обеим сторонам. Но это никак не мешало ему возвращаться в воду и прекрасно в ней дышать. Ведь стоило парню оказаться в родной среде, как все его способности тут же к нему возвращались. Из-за этого парня никогда не брали в любые детские соревнования по плаванию. Ведь он однозначно всегда становился лучшим из всей их компашки, что собралась ещё в школе.              — Дай мне минуту. — Негромко отозвалась Рейнари и скрылась в своей комнате.        Неприятно было признавать, но Рейнари и вправду забыла о ночной вылазке, про которую они с друзьями договорились ещё несколько дней назад. Да и разговор, что начинал завязываться за ужином, выбил из её головы все мысли о чём-то другом. Но сейчас она рыскала по спальне в поисках более удобных вещей для намеченного похода, стараясь не заставлять Тирона долго ждать под окнами. Наконец, девушка могла сменить платье на удобные бриджи с высокими кожаными ботинками. И нацепить тёмно-серую рубаху, в которой любые высоты преодолевать ей было куда проще, чем во всех тех нарядах, которые она примеряла на себя в течение белого дня.        Прежде чем покинуть спальню, она ещё раз убедилась в том, что дверь закрыта изнутри, и если никому в голову не придёт её выломать, то она так и останется не рассекреченной в своих ночных вылазках. А после Рейнари потушила все свечи, оставив камин догорать в темноте, и выбралась через окно на карниз. Закрывать за собой ставни Рейнари не стала, ведь ей этим же путём предстояло после вернуться. Она лишь немного прикрыла оконную раму, вставляя в защёлку заранее заготовленную деревяшку, чтобы порыв ветра ненароком не захлопнул окно. А после спустилась по ветвям дерева, что так удачно росло прямо под окнами, на землю.              — Ты чего один? — Обнимая друга за плечи, поинтересовалась девушка.              —  Брит и Тарра уже ждут на месте, — Тирон погладил Рейнари по спине, обнимая её в ответ. — Я был с ними, но, начиная догадываться, что ты, скорее всего, уснула, решил прийти и проверить.              — И ты, как всегда, оказался прав. — Усмехнувшись, девушка кивнула в сторону поросшей травой тропинкой, которой пользовались лишь они, и первой направилась к месту сбора остальных друзей.              — Ну, ещё бы! — Расправляя свои худые плечи, заявил Тирон. — Столько лет тебя знаю. Ты бы точно такое по своей воле не пропустила.        Тирон нравится Рейнари. Она зовёт его своим самым лучшим другом из троих своих лучших друзей. И если уж ей бы всё-таки предоставили выбор в качестве своего мужа, она наверняка бы выбрала его. Хотя бы из-за того, что с ним, в отличие от Амаадона, она знакома очень давно. И просто уверенна в том, что жизнь с Тироном была бы куда веселее. Но он наследник своего мира. А такие женятся на представительницах своей крови. И если уж её другу и суждено жениться, то, скорее всего, это будет одна из принцесс любого из миров, который захочет более тесный союз с Подводным царством, но никак не дочь главнокомандующего Харбора.        Рейнари не может представить, что когда-то её лучший друг сядет на трон и покинет сушу. Она не может думать о таком, потому что просто не желает лишаться его в качестве своего верного союзника и хорошего друга рядом. И всячески готова благодарить королеву Фогг за то, что та в качестве дипломатической миссии позволяет своему сыну жить на суше и находиться рядом с той, кто по чину ему не ровня. Но пока эти двое всерьёз никак не задумываются о своём будущем в качестве правителей или чьей-то второй половины, их жизнь продолжает быть наполнена весельем и затеями, за которые можно схлопотать по самое не хочу.       В одну из таких затей компания друзей решила ввязаться и сейчас. Как бы не был прекрасен мир эльфов и как бы не восхваляли его в своих песнях и балладах его жители. Здесь отнюдь не всё было так радужно. Природа гибнет. И виной тому вернувшаяся в их мир, когда-то считавшейся полностью уничтоженной, чёрная магия. Она, как зараза, от которой не было противоядия, расползалась по лесам, превращая всё на своём пути в пепел. Травила воду и разрушала горы. Причин её появления никто не знал. И как бороться, тоже известно не было. Всё, что оставалось от зараженных территорий - чёрная выжженная земля. И всё, что оставалось жителем лесов - это спасаться бегством, чтобы не стать зараженными скверной. Она не щадила ничего живого. Губила всё на своём пути и нещадно расползалась, пока король Иден вместе со своим придворным колдуном Иода́ном пытались остановить заражение земель и как можно дольше сохранять спокойствие, чтобы не сеять панику среди жителей.       Благодаря Тирону и его очень частому пребывания во дворце, он стал тем, кто разнёс среди своих друзей слух о том, что скверна впервые подобралась так близко к поселениям, что теперь появилась возможность увидеть пустошь, что она оставляет после себя воочию. Этим и занялись друзья в ночи. Решили пробраться к месту гибели так близко, как только смогут, и своими глазами увидеть то, что приносит их миру разрушение. Они дружно плелись по лесу в предполагаемое место катастрофы, пока Тирон вместе с Бритом травили сочиняемые на ходу байки, в надежде, что им удастся запугать подруг. Хотя сами парни тоже не много чего понимали из того, что им предстоит увидеть.              — Вам не кажется, что стало холоднее? — Всё же поддавшись вселяемому от друзей страху, поинтересовалась почти шепотом Тарра.              — Всё может быть, — зловеще прошептал Брит у девушки за спиной, касаясь кончиками пальцев её кожи на шее, изображая то, как ползают пауки.        Тарра вздрогнула и ударила друга по ладони, одаривая его недовольным взглядом. Рейнари лишь усмехнулась, наблюдая за их небольшой перепалкой, а сама подумала о том, что холоднее действительно стало. Сообщать вслух о том, что по её спине пробежались мурашки, девушка не желала. Ей не хотелось сильнее подкреплять страх своей подруги, и уж тем более давать двум своим друзьям новую почву для шуток. Ведь пока что она сама не боялась. Да и бояться толком ей было нечего. Повсюду всё тот же родной лес и не единого признака, что вокруг что-то могло случиться. Зелёные деревья и знакомые глазу тропки. Всё это никак не могло заставить Рейнари переживать о чём-то всерьёз. Ведь пока всё, что она видела, находилось в блаженном ночном покое. И на мгновение ей уже начало казаться, что зря они затеяли всю эту вылазку, опираясь на какие-то нелепые слухи. Но стоило им четверым выйти на поляну, которая обычно была густо усеяна ночными мирабилисами, сердце у девушки замерло. От привычного сладостного цветочного благоухания теперь осталось лишь воспоминание. А некогда зелёная поляна и вправду напоминала лишь горстку пепла и выжженную кругом чёрную землю.             — Что всё это такое? — Прошептал остолбеневший Брит. Он, который мгновение назад шутил больше всех, сейчас стоял как вкопанный, даже не решаясь подойти к чётко очерченной границы, где жизнь земли встретилась с её смертью.              — Это крах, — поспешно ответил на вопрос друга Тирон. — Крах всего. — Вытянувшись от напряжения по струнке «смирно» добавил парень.        Деревья вокруг больше не полыхали жизнью. На месте них теперь были обугленные сгорбившиеся коряги. И если погрузиться в молчание, то казалось, что можно услышать их плачевные завывания. Ведь очевидно, как день, что кроме стенаний боли тут явно больше нечего было слушать.        Все эльфы считали лес живым. Оживляли природу вокруг себя, наделяя её сознанием. И примерно так же, как люди верили в богов, они все верили в Мать Природу, которая существовала на порядок дольше даже самого старого, известного им эльфа и знала ответы на все вопросы. Сейчас их "божество" умирало. И эта смерть не сулила ничего хорошего всем обитателем здешних земель.        Рейнари было больно смотреть на раскинувшуюся впереди чёрную пустошь. Её сердце плакало сейчас вместе с умершей вокруг природой. Ведь каждый из них прекрасно осознавал, что теперь это больше не слухи, а реальная угроза, которая уже буквально стоит на пороге их домов.       Девушка подошла ближе. Почти к самой границе и присела на корточки, желая лучше рассмотреть то, что осталось. Перед её ногами действительно лежал чёрный пепел. И на мгновение она поймала себя на желании коснуться его. Но стоило девушке протянуть вперёд руку, как её тут же отдёрнул голос подруги.              — Рейнари, не делай этого, — дрожащим голосом произнесла Тарра. — Вдруг опасно. — Предостерегая подругу, она подошла ближе и положила руку ей на плечо, желая, чтобы та встала и отошла вместе с ней на безопасное расстояние.        Рейнари сглотнула тягучий ком, что образовался в горле, и буквально через силу поднялась на ноги, чтобы отойти вместе с подругой. Она не могла объяснить себе природу такого внезапного интереса. Словно невидимая сила тянула её туда. Тянула прикоснуться к пеплу. Зловеще шептала на ухо, желая забрать девушку в свои чёрные объятия. А у Рейнари вместо страха было ответное желание окунуть руки в пепел и перенять себе всю его зловещую силу. Будто тьма, что пришла в их дом, тоже была живой, как и природа вокруг. Словно она тоже о чём-то желала поговорить.              — Я надеюсь, король Иден что-то предпринимает, чтобы скверна не расползалась, — поёжившись, заявил Тирон. Теперь и он чувствовал необъяснимо сильный холод. Неприятные мурашки, что бегали по спине и рукам, заставляя каждую клеточку тела содрогнуться.              — Тебе та что. — Вдруг хмыкнул Брит. — В любой момент можешь сбежать к себе в воду и оказаться в безопасности, — он громко сглотнул, убирая онемевшие руки в карманы брюк. — А вот нам бежать некуда.              — Не неси чушь! — Отдёрнул друга Тирон. — Мой мир так же страдает от этой заразы. — Теперь парень с полной уверенностью может говорить подобное. Ведь самый большой его страх о том, что все эти разговоры не слухи прямо сейчас сбылся у него на глазах.              — Король просто обязан это остановить, — желая предотвратить ссору между друзьями вмешалась Тарра. — У него же есть Иодан. Он точно знает, что делать, — с неким воодушевлением в голосе проговорила она.        Иодан был единственным смертным человеком, которого знали друзья. Королевский Белый маг. И тот единственный, которому разрешили остаться в мире эльфов после войны с людьми видел восхождение на эльфийский престол уже троих королей. И при каждом служил верным советником. По меркам эльфов, жизни людей очень скоротечны. В большинстве своём их существование они сравнивают с яблоками, что гниют и разлагаются буквально на глазах. В то время как у самих эльфов в запасе могут быть столетия. Но Иодан, благодаря всем своим знаниям и умениям, уже пережил любого обычного смертного. Подпитываясь от белой магии, мужчина обладал таким же долголетием, каким и все здешние обитатели. Его не брали ни проклятья, ни коварные яды. Ходили слухи, что силы свои он черпает от луны. Ведь она - олицетворение того светлого, что остаётся на небосводе даже в самую чёрную ночь. Да и то, что он является человеком, выдавали лишь его уши и когда-то круглые карие глаза. Но таковым его уже давно никто не считал.        Белый маг сумел забраться туда, куда обычные смертные никогда, даже во времена Великой Дружбы народов, не сумели забраться. Его слушали. Почитали и уважали. Приходили за ответами на извечные вопросы. И получали благословения. И сейчас. В минуту, когда перед глазами друзей предстал необъятный ужас, как бы они не были молоды и беспечны, все разом так же вспомнили именно об Иодане. И уверовали в то, что такой, как он, точно может их всех спасти.        Вновь думая о людях, Рейнари вдруг задумалась и о том, что впервые за всю свою жизнь смогла пожалеть о том, что умеет видеть в темноте. Ведь люди такой способности не имеют. И как же сейчас она могла бы быть рада не видеть этой глубокой черноты перед собой и не чувствовать того исходящего от неё напряжения, которое заставляет каждый волосок на её теле встать дыбом. Холод пробирал её до костей. И девушке начало казаться, что её и без того серая кожа стала в разы серее. Словно действительно начала вбирать в себя эту неизвестного происхождения черноту вокруг.              — Вам не кажется, что это место будто живое? — Вдруг решилась на волнующий её вопрос Рейнари.              — Оно мёртвое. — Отрезал Брит. — И мне кажется, что ему очень плохо.              — Да, я понимаю, — кивнула Рейнари. — Но мне почему-то кажется, что чернота эта живая. Она будто понимает, что делает. Знает, зачем убивает всё на своём пути. — Девушка только сейчас смогла отвести взор от безжизненной ныне поляны и посмотреть на своих друзей.              — Ты просто слишком впечатлительная. — С тёплой улыбкой произнёс Тирон, погладив подругу по плечу.        Ему сейчас было не по себе. Вдруг резко захотелось наведаться к себе домой и из уст матери узнать, что происходит с его миром. До куда там смогли дойти разрушения и что уже невозможно спасти. Тирону было страшно думать об этом. О том, что вода может быть отравлена, и представлять, что настанет момент, когда ему просто некуда будет вернуться. Ведь если на суше, расползаясь, скверна могла хоть где-то на время остановиться, чем позволяла королю Идену подумать над своими последующими действиями. То представить, как она может остановиться в воде, Тирон не мог.       Вода - это нечто иное. То, что не имеет формы и осязаемых границ. Капля крови в ней могла раствориться и уплыть на сотни километров. И если та самая кровь, перемешиваясь с водой, в конечном итоге в ней растворялась, не неся особого ущерба ничему живому. То как могла остановиться расползающаяся скверна там, где просто не за что споткнуться, Тирон не понимал. Ему казалось, что если эта зараза вдруг коснётся воды, то его мир просто уже будет невозможно спасти. И даже тот самый Иодан ничем не поможет.       Но, несмотря на весь бушующий внутри страх, парень пытался улыбнуться своей лучшей подруге. Ведь суша - такой же его мир, как и тот, что существует под толщей воды. Он ведь тут вырос. Так же, как и Рейнари, бродил всё детство по этим лесам и любил это место, как родной дом. Ему также было больно от происходящего. И страшно от того, что по большому счёту никто не знает, откуда всё это взялось и как с этим можно бороться. Но он старается держаться для неё. Для каждого из них. Потому что просто не может иначе. Не желает, чтобы его вдруг оттолкнули в момент, когда он тоже скорбит. Ведь Брит уже попытался это сделать, чётко указав другу на то, что его мир совершенно в другом месте, а здесь он просто гость. И если раньше на подобные выпады со стороны друга, которые по большей части всегда были лишь шутками, Тирон не обижался. То сегодня эти слова от Брита смогли его задеть. Он и сам прекрасно помнит, откуда он. Знает, что в итоге унаследует. Если, конечно, останется то, что можно наследовать. Но парень не желает быть оттолкнутым. Не желает, чтобы в такой момент ему хоть кто-то указывал на его истинное место. Ведь он не только наследный принц подводного царства, но и такой же житель суши, как и они все.              — Я думаю, что нам нужно уйти отсюда, — поёжившись от напряжения, напомнила друзьям Тарра. — Мне как-то не по себе.              — А мне кажется, что нам нужно остаться и пройти вон туда, — Брит поднял сухую ветку, что валялась под ногами и указал вдаль, где так же была видна выжженная земля. — Что, если пройтись по кромке в сторону, откуда пришла скверна мы найдём её источник?              — И что ты будешь делать, если найдёшь его? — Хмыкнула Рейнари, скрещивая руки на груди. — Не думаю, что мы хоть что-то способны сделать.              — Мы в силах сообщить о находке Иодану. — Пожал плечами Брит.       Парень явно не собирался стоять на месте и, не дожидаясь, пока его друзья соблаговолят с ним согласиться, первым отравился на дальнейшее изучение местности.              — И тогда сам король Иден вздёрнет нас за то, что мы влезли туда, куда нам не следовало, — пытаясь воззвать к голосу здравого смысла своего друга, вставил Тирон, но всё же пошёл вслед за Бритом.        Рейнари решила воздержаться от комментариев. Её саму тянуло вперёд. Больше того, эта пустошь по прежнему завораживала её и продолжала нашёптывать что-то на ухо. То, что и двигало девушкой, напрочь пресекая любой страх. Она взяла Тарру под руку, чтобы та ненароком не отстала, и потащила вслед за собой.              — Я постараюсь выведать у Харбора, что он может знать об этом. — Вдруг заявила девушку.              — Он до этого ни о чём подобном не говорил? — Повернувшись к подруге лицом, спросил Тирон.              — Харбор предпочитает не говорить о том, что происходит во дворце дома, — поморщилась от досады Рейнари. Сейчас ей впервые стало жаль, что дела дворца её никогда не интересовали, и что в действительности, если бы не Тирон, она сама вряд ли бы когда-то узнала о происходящем.              — А как ты объяснишь ему то, что тебе что-то известно? Твоя мать может прийти в ужас, если узнает, что ты была тут с нами. — Продолжал спрашивать её Тирон, идя спиной вперёд.              — Не сильнее, чем если узнает, что я откажусь от помолвки с Амаадоном. — Усмехнулась девушка.              — Ты правда откажется? — Подключилась к разговору Тарра. Ей было страшно. И девушке казалось, что так, как она сейчас, не боится никто из её друзей. И пусть она прекрасно была осведомлена, как сильно Рейнари не нравится углубляться в тему своего замужества. Сейчас ей хотелось говорить о чём угодно, кроме проблемы, которая находится по левую от неё сторону и никак не пропадает из виду.              — Нет, конечно, — фыркнула Рейнари.       Девушка была первой из них четверых, кто скоро свяжет себя узами брака. И как бы в действительности ей не хотелось от этого отказаться, она понимала, что не может сделать этого.        Позорить Харбора и маму ей не хотелось. Прослыть ужасной дочерью, которая даже отплатить за доброту отчима не в состоянии, она также не горит желанием. И если уже ей суждено стать разменной монетой, то она вполне готова с этим смириться. Если уж, конечно, жених её не будет полнейшим уродом, рядом с которым даже стоять будет страшно. Ведь где-то глубоко внутри себя Рейнари надеялась на то, что замужество не слишком сильно повлияет на её жизнь. При идеальном раскладе она вообще мечтала о том, что Амаадон просто мог стать пятым в их безрассудной компашке. И тогда всё вообще могло быть прекрасно. Ведь он старше неё всего на восемь лет. И хоть девушка в глаза его ни разу не видела, она смела надеяться на то, что он, при всём его воспитании, не слишком далеко ушёл от них всех и с удовольствием способен принять ту жизнь, в которую она однозначно попробует его втянуть.              — Ходят слухи, что Амаадона воспитывали в очень жестоких условиях, — подключился к разговору Брит. — Что если его специально держали в дали от дворца, потому что он какой-то с изъяном? — Парень мотал перед собой палкой, которую так и не выкинул, словно орудовал мечем и сражался с невидимыми существами.        С изъянами в мире Рейнари называли тех детей короны, которые по каким-то причинам имели свои дефекты. Например, брат короля Идена, который изначально должен был взойти на престол вместо него, был рождён от смертной любовницы их отца и был похожим на человека куда больше, чем на эльфа. Его изъяном было слабое человеческое здоровье. Не возможность иметь иммунитет к заколдованным фруктам, которые при воздействии на организм людей сводили их с ума. И до сих пор блуждает легенда, что именно один из таких фруктов в конечном итоге и погубил принца. Будто сам Иден в борьбе за корону подсунул брату яблоко, что лишило его рассудка.       Наследование престола в королевской семье было не по старшинству. Чаще всего детей у короля было достаточно, чтобы из большинства он мог выбрать самого лучше и отдать ему власть, когда время его придёт. Остальных же ждали удачные браки с детьми других королевств для закрепления давно устоявшихся связей. Подтверждение тому, что все миры по прежнему верны друг другу и готовы поддерживать их договора, отдавая своих детей за других наследников.             — А я слышал, что именно Амаадона король уже давно рассмотрел на роль своего приемника, — попытался опровергнуть слова Брита Тирон. — Поэтому его и воспитывали отдельно, чтобы никто из братьев не навредил ему.              — Ну, не знаююю, — безмятежно протянул Брит, перепрыгивая через большой камень. — До сих пор ведь не известно, кто его мать. Я больше склоняюсь к тому, что у Амаадона могут быть беды с башкой. — Поднеся палку к своим тёмно-синим волосам, Брит покрутил её у виска.              — Надеюсь, что ты ошибаешься, — хмыкнула Рейнари. — Мне же с ним жить.              — Не переживай. Если это будет правдой, то Тирон развяжет с ним войну и отвоюет тебя у этого ненормального, — засмеялся Брит, впервые за всё время своего похода оборачиваясь.        Любовь Тирона к Рейнари не была чем-то тайным. Все друзья уже давно знали о тех чувствах, что он испытывает к ней, и сама Рейнари воспринимала их уже как что-то обыденное. Тирон никогда не докучал ей. Не старался завоевать её сердце более настырно, потому что и сам прекрасно осознавал, что в мире, в котором они живут, быть вместе им просто невозможно. И раз он не мог обрести эту девушку, как что-то большее в своей жизни, то предпочитал быть её лучшим другом, нежели находиться где-то поодаль.              — Я первым нарушу все договорённости и нападу на Двор Леса, если тебе что-то будет угрожать, — поддакивая словам друга, с лёгкой улыбкой кивнул Тирон.              — Я всё же склонна верить в то, что войны не случится, — так же мягко улыбнувшись в ответ, сказала Рейнари. — Хотя бы за время моей жизни.              — Как вы можете судить о нём? Вы ведь с ним ни разу не встречались, — отозвалась чуть тише Тарра. — Может, Амаадон очень хороший парень. — Пожала она плечами.        Тарра была самой романтичной из всех них. Ей всегда хотелось верить в некое подобие сказки, обязательно со счастливым концом. И брак своей подруги она как раз и видела одной из таких сказок. Искренне верила в то, что её родители просто не могли выбрать ей в мужья кого-то плохого, ведь знала, как сильно они любят её. Могла от всего сердца порадоваться за то, что Рейнари в пару достался не просто парень с королевского двора, а один из тех, в чьих жилах текла по истине королевская кровь. Ей нравилась мысль о том, что подруга могла стать принцессой. Ведь так всегда было во всех тех сказках из мира смертных, что она бережно хранила на полках в своей комнате. Принц на белом коне. Огромный сияющий замок, чьи шпили уходили далеко в небеса и своими острыми макушками касались самих облаков.       Отец девушки был одним из немногих, кто входил в разведывательный корпус и мог уходить в мир людей. Ведь, несмотря на утерянную в далёком прошлом связь, король Иден считал, что следить за своим врагом всё равно нужно. Никто не знает, когда люди могут вновь вспомнить о их мире и пожелать напасть. На чеку нужно оставаться всегда. И как раз из того мира отец Тарры и приносил ей все те прекрасные истории, из которых девушка и черпала образы идеальных принцев. Она искренне верила, что когда-то такой же «принц» обратит и на неё своё внимание. Сможет отбросить в сторону всё своё ребячество и, наконец, взглянуть на неё тем взглядом, о котором мечтает каждая влюблённая девушка. Но пока это было не так Тарра могла радоваться за свою подругу и предвкушать веселье, в которое окунется на её свадьбе.               — Ох, девчонки! — Фыркнул Брит. — Я вот никогда не женюсь. Уйду в армию и буду как Харбор. — Направляя свой воображаемый меч на друга, Брит словно пригласил его на дуэль.              — Но у Харбора есть мама Рейнари. — Обратил внимание своего друга на очевидный факт Тирон, пальцами отпихивая от себя конец палки, что была направленна прямо ему в грудь. Так он отказался от воображаемой дуэли.              — Да, но когда он поднимался по ступеням к власти, что сейчас имеет, у него никого не было, — задирая нос так, словно своим отказом Тирон уже проиграл ему, парировал Брит. — И я остановлюсь на моменте власти, предпочитая не заводить себе жену.        Тарра едва заметно поджала губы, слушая, как воодушевленно Брит болтает про свою будущую службу, и отвернула голову в сторону, желая, чтобы никто из друзей не заметил досады от его слов, что промелькнула на её лице.       Друзья продвигались дальше по лесу, идя точно у кромки выжженной земли, чтобы ненароком не сбиться с намеченного курса. Но чем дальше они продвигались, уходя глубже в лес, так и не находили ничего стоящего. По левую сторону всё так же была мёртвая земля, усеянная пеплом и не единого намёка на то, откуда же всё это началось. Рейнари уже начала уставать от не приносящей плоды прогулки.        Если в обычном состоянии она могла пройти слишком много, прежде чем начала чувствовать хотя бы лёгкую усталость, то сейчас на ней сказывалось отсутствие так и не случившегося сна и день, что она и так провела на ногах. Ей уже хотелось вернуться домой и вновь попытаться уснуть. Она правда надеялась на то, что её усталости хватит, чтобы отбросить из головы увиденное и просто уснуть. Думать о надвигающемся кошмаре девушке хотелось меньше всего. Провести ночь без сна перед утренней примеркой платья - тем более. Ведь, несмотря на природную серость её кожи, мать в любом случае сможет с утра увидеть то, что дочь провела ночь вне постели. А слушать её возмущения с самого утра ей тоже не сильно хотелось.