Король, Что Носит Меч

Эйлинор Даленнис В её жизни было немало моментов, что будоражили её кровь. Первый достойный меч, первый поверженный враг, первый исполненный контракт, первая любовь под открытым небом… а уж все стычки и заварушки так и вовсе не упомнить. Вся жизнь казалась сплошной мешаниной, сложенной из переживаний, волнений, тревог и побед. И, тем не менее, сегодня сердце билось особенно громко. Всё, что было в её прошлом, испытывали и ощущали сотни тысяч мужчин и женщин до неё. От Вестероса до И-Ти льётся кровь, славятся герои и празднуются победы. Многим, очень многим доступны удовольствие плотской близости, наслаждение победой на дуэли, радость от вида крови врага... Но сегодня ей, возможно, предстояло испытать нечто, в сравнении с чем всё это могло показаться незначительным и мелочным. Полёт на драконе. Визерис продолжал разрабатывать план покорения Вестероса, и ему в последние луны не давала покоя Сонарис. Растущая драконица по всем признакам была здоровой и прекрасно понимала команды Дейнерис, но по-прежнему оставалась без всадника. Таргариен не желал оставлять в Волантисе зверя, способного внести немалый вклад в его победу. Два дракона – это хорошо, но три куда как лучше. К тому же оставлять драконицу без присмотра в Волантисе, где желающих её оседлать наберутся тысячи и тысячи, было бы непростительной ошибкой. Но с поисками достойного наездника была проблема. Оставалось всего-навсего двое Таргариенов, и даже реши Визерис сохранить Сонарис для маленькой Дейны, пройдут годы прежде чем она сможет претендовать на дракона. А тратить столько времени на ожидание император не собирался. Семь Королевств и Железный трон предков звали его, и Визерис принялся размышлять над решением очередной проблемы. Решение он позаимствовал из истории своей семьи. Однажды, как он сказал, принц из дома Таргариенов в час войны объявил о «драконьем севе». С его помощью он нашёл нескольких всадников для свободных, неосёдланных драконов, намереваясь тем самым получить преимущество над врагами. Сейчас Визерис, по его собственным словам, столкнулся с похожей проблемой, но в то же время он надеялся, что сможет решить её куда удачнее. Нужно найти наездника всего для одной драконицы, и в распоряжении Таргариенов был Волантис, по сравнению с которым Драконий Камень будет лишь куском скалы в море. Старокровные гордились своими родословными, и старались не смешиваться с андалами, ройнарами и прочими инородцами: на то Визерис и уповал. Начать же он решил с неё. Сказать, что Эйлинор удивилась его предложению, значит, сказать ничего. Она сомневалась в правдивости семейных легенд, что всегда казались ей законченным самолюбованием. Она сомневалась в самой возможности покорить дракона. Она утверждала, что не сможет понять Сонарис. Она сомневалась, что достойна оседлать Сонарис, это сокровище Таргариенов, в своё пользование. Наконец, она напоминала об опасностях, что подстерегают людей при общении с драконами, на чьей спине ещё не бывало седла. Но на каждое её возражение у автарха уже был заранее готов ответ. – Я говорил с Хранителем Устоев, и он подтвердил правдивость старых хроник Даленнисов. Валирийская порода прослеживается чётко и однозначно. И твой предок, основатель семьи, летал на Красной Заре, драконе в семь раз крупнее Сонарис. Эта сила есть у тебя в крови. Не вижу причины, почему ты не сможешь полететь. – Никто не рождается драконьим всадником. Ими становятся. Можешь сравнить это с умением владеть мечом. Природные данные важны, но без тренировок и практики они ничего не дадут. А ты будешь заниматься под тщательным присмотром двух... Наверняка не лучших в истории, но ныне единственных возможных учителей. И никого мы не хотели бы наставлять так, как тебя. – Мой далёкий родич, принц Джекейрис, совершил ошибку, когда положился на честь Двух Предателей. Ещё больше ошиблась королева Рейнира, когда, уже зная об их жадности и тщеславии, попыталась откупиться от них крохами со своего стола. Эти ошибки едва не стоили победы в войне. Но в тебе, Эйлинор, я уверен. В тебе уверена и Дени. Мы столько всего прошли вместе, что нет смысла упоминать былое. Главное – другое. Никому из Старокровных этого города мы не верим так, как верим тебе. И, пока мы не испытаем эту возможность, я не стану рассматривать никого иного. Никаких кузнецов или пьянчуг с ломаным валирийским говором я не желаю видеть в седле Сонарис. Рядом со мной и Дени должен лететь преданный и проверенный годами человек, в которой мы не сомневаемся. – Мы отправимся вместе с тобой. Сонарис подчиняется приказам Дени, и она проследит, чтобы с тобой ничего не случилось. Исполняй все её приказы, и с тобой всё будет хорошо. Сестра заверила меня, что способна в случае угрозы защитить твою жизнь. – В лучшем случае, ты получишь дракона, а мы – всадника. Надеюсь, не надо объяснять, какие преимущества нам это даст. В худшем случае, мы просто прогуляемся. Тебе всё равно не помешает выбраться за стены дворца… Последнюю фразу Эйлинор припоминала всю дорогу, пытаясь убедить себя в её правдивости. Она ведь в самом деле видела, как послушны эти величественные звери воле Дейнерис. Что они не нападут ни на кого, кого она сочтет достойным защиты. И, в конце концов, в одном Визерис точно прав: в грядущей войне пригодится любое оружие, и уж тем более драконы. По всему Волантису уже гулял слух, что готовится «укрощение дракона» и, как знала Даленнис, почтенные эйксы и гелы уже вовсю готовили своих отпрысков к этому событию. И не удивительно: подобного шанса возвыситься у них не было давным-давно! Семья драконьего всадника обязательно получит привилегии, обязательно поднимется при дворе Таргариенов, обязательно будет распоряжаться теми или иными сокровищами. А уж какая возможность возвыситься над остальными Старокровными! И, тем не менее, Визерис велел ей первой испытать удачу. Удачу ли, кровь ли, благоволение ли Богов... А, может, и просто проверить, достаточно ли хорошо драконов кормят. – Твоё волнение понятно. – Раздался голос Дени у её правого уха. – Но, право, не стоит так переживать. Мы, в любом случае, вернёмся к обеду. – Благодарю, – от всего сердца призналась Эйлинор, – но... Вы и сами понимаете, принцесса. Одно дело возвратиться драконьей всадницей, и другое дело стать драконьим обедом. Старокровные тогда точно помрут со смеху. – Будто тебя заботят мнение Старокровных. – Усмехнулась супруга Визериса. – Нет, конечно же нет, но... Дени лишь легко улыбнулась своей любовнице и, не ответив, поехала впереди неё, желая остаться наедине со своими мыслями. Даленнис догадывалась, о чём именно её госпожа могла задуматься. Эйлинор хорошо помнила, как её госпожу разбила смерть первенца. На несколько лун Дени впала в чёрную тоску. Её сил хватало только на поесть, попить и забыться тяжким сном. Сейчас, по крайней мере внешне, принцесса держалась куда как лучше. Она, стоило ей оправиться, принимала участие в делах державы. Она, как могла, помогала царственному брату править страной. Принцесса исправно участвовала в приёме послов и просителей, охотно давала советы и рекомендации. Вечерами и ночами они с Визерисом были неразлучны: порой они даже звали её повеселиться втроём... Но Эйлинор помнила принцессу ещё маленькой, озорной и надоедливой девчонкой. За эти годы она успела хорошо изучить её повадки, её характер. И Даленнис вполне представляла, что должно происходить в душе у Дейнерис. И ведь, словно чужих бед было недостаточно, очередная трагедия Таргариенов вновь заставила Эйлинор задуматься и о собственном будущем. Точнее говоря, об отсутствующем будущем её семьи. Древний, некогда многочисленный и гордый род скорее всего обречён угаснуть вместе с ней. Родители наверняка пришли бы в ужас, а вот она с этой мыслью давно смирилась – как ей казалось. Но уже сколько времени эти мысли вновь и вновь возвращались. Пройдёт ещё лет десять, может, пятнадцать, и едва ли она сможет выйти на поле боя. Один щенок на Арене уже наглядно доказал, что её лучшие годы уходят. Не так уж долго осталось до того момента, когда автарх или даже её собственное тело скажет, что хватит с неё битв. И что ей тогда останется? Визерис, разумеется, не оставит её покровительством, но а что в итоге? Жить и гнить подобно всем этим старым, богатым и очень одиноким гелам? Искать утешение в вине, красивых молоденьких рабах и тонких шелках? Эйлинор с досады и волнения сплюнула на брусчатку. Подобное мерзкое существование её нисколько не прельщало. Во многом поэтому-то она и решилась исполнить волю Визериса, решилась испытать свою удачу. Она не могла упустить шанс – каким бы маленьким он не был – стать драконьей всадницей. Эйлинор никогда не простила бы себе трусость, сумей кто из Старокровных кровопийц оседлать Сонарис. Но навсегда остаться в истории одной из трёх наездников, что вновь покорили целый континент? Превзойти всех наёмников когда-либо живших в мире? Какой бы слабой эта соломинка, эта тихая, тщеславная надежда не была, Эйлинор не могла её упустить. Проблемы Таргариенов с рождением наследника заставили Визериса согласиться с предложением Дейнерис о поиске второй жены – но автарх не торопился с выбором. Эйлинор хорошо понимала его: подобное дело казалось очень уж нечистым и пахло циничным предательством горячо любимой женщины. Впрочем, у его сдержанности вполне могли быть и более практичные причины. Раструби автарх о своём желании заключить двойной брак, так его дворец тотчас начнут осаждать десятки Старокровных семейств. Немало этих пиявок осталось, и, стоит им почуять шанс, как они его постараются не упустить. Шутка ли, породниться с непобедимым императором! Пускай ему от твоей дочери и нужно только её тело, жениха завидней в Эссосе просто нет! Сотни валирийских красавиц возьмут штурмом дворец, и тогда уже придётся решаться. Визерису всей этой кучи проблем на пустом месте и даром было не нужно. Он намеревался подойти к делу выбора второй жены со всей возможной ответственностью, сохраняя за собой свободу выбора. И с этим желанием сложно было спорить. Союз должен быть одновременно и выгодным, и приемлемым для Дейнерис. Ведь автарх прекрасно понимал, как нелегко его сестре далось её предложение, и он надеялся хоть чем-то облегчить её ношу. Они ведь и так несли на себе тяжёлый груз. Как и весь Волантис, Эйлинор страшно удивилась помещению Бенерро в казематы Таргариенов на правах то ли заложника, то ли преступника. И при этом красные жрецы принялись с удвоенной силой проповедовать благость новых драконьих владык, требуя от верующих послушания их правителям! А ещё она помнила, с каким лицом Визерис возвратился в ту памятную ночь домой. Мужчина тогда показался Эйлинор бледной тенью самого себя, разом постаревшим лет на двадцать. И у Дейнерис на следующее утро вид был едва ли лучше. Только вечером следующего дня правители Волантиса вышли в свет, и только через пару дней они стали вновь похожи на самих себя. Она дважды попыталась добиться правды от Таргариенов. Визерис велел ей никогда больше не спрашивать его об этом, а Дени повторила эти слова лишь чуть более мягче. Зная своих господ, Эйлинор не стала настаивать. Раз они не намереваются делиться, они и не станут... Однако женщине никто не мог запретить строить догадки. Точно знала она совсем немногое: Таргариены услышали от Бенерро что-то, из-за чего красный жрец переехал под домашний арест в Старый Волантис. И, тем не менее, он приехал сюда живой, а не разрубленный на куски. Его не пытали, его не морили голодом, его не велели по-тихому удавить. И вот что он мог сказать императору? Чем он мог с ним поделиться таким волнительным и странным? Стоило ей подумать о Визерисе, как автарх Волантиса лично приблизился к ней. Он сказал, что дела могут подождать до вечера, и что он обязан проследить за тем, как она впервые оседлает драконицу. – Тебя словно на казнь ведут. Не надо выдумывать себе всякое страшное, – заговорил Таргариен, – сама ведь знаешь, что на бой нечего идти с похоронным настроем. – Вы с Дейнерис сговорились, да? – Она произнесла это чуть реже, чем хотела, и поспешила оправдаться. – Извини. Я... – Всё в порядке. – Уверил Эйлинор мужчина, положив руку ей на плечо. – Поверь, мне это чувство знакомо. Сам волновался и переживал, когда шёл в тот день к Эйксиону. Но я справился, и, уверен, справишься и ты. – Ты – Таргариен, – попыталась отмахнуться от этой непрошеной поддержки Даленнис, – ты знал, что тебе это по силам. Вы потомки известных драконьих владык. Мои же предки заключали браки внутри Чёрных Стен, тут старик прав, но последние всадники всегда были так далеко в глубине родословных... – Ты не права, Эйлинор. Далеко не все Таргариены были драконьими всадниками, а многие из тех, кто всё же ими был, седлали драконов в раннем детстве. Я не ребёнок, Эйксион тоже на младенца не был похож... К тому же, Эйлинор, когда драконы исчезли, Таргариены перестали блюсти чистоту валирийской крови с прежним рвением. В нас с Дени есть кровь Мартеллов, Дейнов и Блэквудов, но она нам не помешала. Если так подумать, то в тебе крови Старой Валирии будет побольше, чем в нас. Тем более, что порой драконов седлали такие люди, что никто не смог бы сказать с точностью, что же такого звери в них почуяли. – Его слова звучали привычно: убедительно, твёрдо и властно. Она хотела ему верить... Но сомнения упрямы по природе. – Не поймёшь, пока не проверишь. – Я помню твои рассказы. – Женщина говорила ровно, в сотый раз перебирая аргументы в голове. – И я согласилась ведь испытать свою... удачу. – И момент всё ближе. – Сказал Визерис, показывая рукой вперёд. Волантийское драконье логово же так и било жизнью. Из-за их невероятно скорого роста, драконы Таргариенов с каждой луной хотели есть всё больше и больше. Заготовка еды стала одной из главных головных болей местных начальников – и источником обогащения сразу нескольких крупных ферм и скотобоен, поймавших золотишко за драконий хвост. – Автарх Визерис, гела Дейнерис, драконов только-только закончили кормить. – Услужливо сообщил разодетый волантиец. Вроде, кто-то из дальних родственников Дориара. – Велите седлать Эйксиона и Рейллис? – Нет, не сейчас. – Ответила Дейнерис, слегка улыбнувшись смотрителю. – Просто отведите нас к ним. – И поживее. – Добавил автарх. – Как вам будет угодно. Драконьи блюстители присоединились к Чёрным рыцарям, и немногочисленная процессия двинулась на огромную арену. Драконов в самом деле кормили совсем недавно: слуги ещё не закончили убирать оставшиеся кости, а горделивый и агрессивный Эйксион спокойно лежал на чистом песке. Он заметил появление людей, но, увидев среди них свою мать, не придал этому никакого значения и продолжил свой отдых. Рядом с чёрно-красным зверем кружилась как всегда изящная и грациозная Рейллис, словно хвастаясь перед собратом своей изумрудной чешуей, своими блестящими на Солнце крыльями. Но тот покоился на песке, еле-еле поглядывая в сторону добивающейся его внимания сестры. – Это их... игры? – Не удержалась Эйлинор от этого замечания. – Да, так и есть. – Дени улыбалась широко, искренне и счастливо. Драконы продолжали её радовать и ей было приятно проводить время с ними. – И Рейллис, кажется, намерена довести дело до конца. – Едва ли получится. – Повела плечами Эйлинор. – Её брату до неё нет дела. По крайней мере, сейчас. – Он играется, – ответил заместо сестры Визерис, – и набивает себе цену. Как только спектакль ему надоест, он первым набросится на неё. – Помнится, раньше это Эйксион красовался перед ней... – Драконы нередко чередуются ролями, Эйлинор. Сперва самец показывает самке свою мощь, свою злобу и свой напор. – С энтузиазмом принялась объяснять Дейнерис. – Затем уже самка должна продемонстрировать самцу свою прелесть, грацию, красоту и выносливость. Процесс ухаживаний древние драконьи владыки созерцали со стороны, в него людям не стоит вмешиваться. Судя по тому, что я читала, Эйксион и Рейллис вскоре должны приступить к делу. – И породить яйца? – Мы надеемся на это. – Подвел черту под словами жены автарх. Тут глаза Эйлинор столкнулись с другим зверем. Белоснежная Сонарис лежала вдали от брата и сестры. В лучах солнца она казалась поразительно красивой в своей вынужденной скуке и, на взгляд Даленнис, превосходила свою более удачливую сестру. Чешуя переливалась десятком оттенков серебра, а тёмно-золотистые рога впитывали дневной свет. Раскинувшаяся на песке драконица будто пришла из какого-то прекрасного сна – Эйлинор могла только удивляться, почему прежде она этого не замечала. Как только она могла быть настолько слепой? – Драконы не обязаны блюсти верность, – заметил Визерис, – но самцы не заводят отношений с двумя самками одновременно. Пока не появится кладка, всё внимание принадлежит одной. И, похоже, Сонарис пока что придётся ждать своей очереди. – А почему не она, а Рейллис? – Эйлинор испытала неожиданный для неё самой укол в сердце. Словно вид отвергнутой драконицы смог её чем-то задеть... – Точного ответа дать не смогу. – Вздохнула принцесса, сожалея о своём неполном знании. – Старые книги и свитки полны самых разных догадок и противоречащих друг другу предположений. Кто-то говорил, что самец «чувствует», какая самка принесет ему самое сильное потомство. Другие возражали, мол, в их любви чувства играют ещё большую роль, чем в людской. Третьи полагали, что всё находится в руках то ли Богов, то ли простого случая. И каждый приводил убедительные аргументы: выбирай что хочешь! Боюсь, придётся ограничиться наблюдением за нашими драконами. И надеяться, что из этого наблюдения удастся сделать правильные выводы. Рассказ Дейнерис был интересен и познавателен – но чего стояли слова, пусть и разумные, в сравнении с настоящим чудом? Догадки и предположения давным-давно мёртвых драконорожденных интересовали Эйлинор куда меньше, чем сама позабытая драконица. Драконица, что, возможно, достанется ей... – И то, что он не выбрал для себя Сонарис, играет нам на руку. Иначе Эйксион точно бы не позволил подойти к ней даже на двадцать шагов. – Объяснила принцесса, смотря прямо в глаза растерянной Деве-от-Меча. – Время пришло, Эйлинор. Я пойду прямо за тобой и буду давать советы. Вперёд! Женщина направила взгляд на драконицу и сделала первый, самый сложный шаг. Он-то и помог ей обрести решимость: будь что будет! Она не отступит и не сдастся просто так, без боя. Ведь стоит Визерису в самом деле найти какого-то счастливчика из Старокровных, она саму себя проклянет! С каждым новым шагом мир всё уменьшался и уменьшался для Даленнис – пока в нём не осталось никого кроме неё самой и Сонарис. Драконица успела заметить появление человека, но её, казалось, это нисколько не интересовало. То ли потому, что прямо позади новоприбывшей она разглядела свою мать; то ли потому, что её совсем недавно сытно покормили. Так или иначе, Сонарис не спешила избавляться от такой компании. Подобное поведение драконицы давало Эйлинор лёгкую, практически наивную надежду... И ещё шаг. Разум Девы-от-Меча кипел, пытаясь припомнить все наставления Таргариенов о драконице. А ведь их было предостаточно! – Ровное дыхание и никаких резких движений. Иначе Сонарис может испугаться. – Подходить к ней нужно медленно и осторожно. Она признаёт людей, но уж очень любит своё уединение. – Говорить с ней можно только на высоком валирийском. Никакого иного наречия она не признаёт. На языке Фригольда отдаёшь команды, им же просишь и успокаиваешь. – Сонарис нравится, когда её гладят по чешуе. Медленно и любовно. Ни в коем случае не трогай рога! Это можно делать только и исключительно признанным всадникам – или самцам. – На то, чтобы погладить драконицу, нужно получать разрешение. Они его дают легким покачиванием головы перед человеком, которому это разрешение дано. – Ей по душе требовательные, решительные люди. Не дай ей почуять слабость! Таргариены предупреждали, что их помощь будет иметь свои ограничения. Да, они расскажут ей всё, о чём читали, что испытали сами, и о чём только подозревают. Да, они придут вместе с Даленнис в логово. Да, они поддержат её решимость. Но они не смогут помочь, когда наступит самый важный, решающий миг. Никто не помог бы на их месте. Связь дракона и всадника во многом куда более личная, чем даже любовная связь: и каждый претендент должен самостоятельно завоевать своего партнёра. Всё, что смогут сделать Таргариены – это убедится, что драконица не спалит их любовницу своим жарким пламенем. – Сонарис в хорошем настроении. Ей нравится внимание. – Подбодрила её Дени. – Теперь, Эйлинор, дело... Дело только за тобой. Между ней и драконицей осталось несколько шагов. Сонарис открыла свои чудные, пылающие, словно расплавленное золото, внутренним огнём глаза и взглянула на незваную гостью. Тотчас в голове Эйлинор мелькнул совет, поданный то ли Дейнерис, то ли Визерисом. Кто-то из них говорил, что драконы и драконицы прекрасно чуят человеческий страх. Стоит им его распробовать на вкус, как желающий может прощаться с любыми мечтами о полёте над облаками – это в лучшем для себя случае. А ведь летающий зверь может пожелать перекусить лёгкой добычей, что по глупости сама забрела в его пасть. Любимцы владык Старой Валирии требовали к себе подобающего уважения, и были готовы оказывать его взамен только достойным. И никто, испытавший вполне естественный для человека страх, не был, по их мнению, достойным. Припомнив это наставление, Эйлинор встретила пылающий взгляд драконицы собственными глазами. В этот несчастный миг, показалось, что вся жизнь пронеслась перед её глазами. Ей часто приходилось рисковать, и несколько раз за жизнь она была на волоске от смерти, но никогда угроза не принимала столь грандиозного, столь смертоносного облика. Одно дело парировать аракх дотракийца, и совсем другое – спокойно заглянуть в очи существа, способного в мгновение обратить тебя в пепел. Тем не менее, Даленнис заставила себя дышать ровно и взирать на драконицу, не отводя глаз. Подобное наглое поведение человека не осталось незамеченным: скука пропала из выражения глаз Сонарис, на её месте появилась лёгкая заинтересованность. Она уже видела Эйлинор рядом со своей матерью: сколько раз ей доводилось сопровождать принцессу до этих песков! Но только теперь драконица могла её рассмотреть, как подобает – если бы она того захотела. Впрочем, Даленнис твердо намеревалась завладеть её вниманием. – Sōnarys, dohaerās, dohaerās! – Чётко, едва ли не по слогам, и громко говорила Эйлинор. Классическое наречие никогда не было ее сильной стороной; оставалось надеяться, что её стараний будет достаточно. – Dohaerās! Теперь ленивое любопытство исчезло, уступая дорогу настоящему интересу. Дева-от-Меча даже понимала Сонарис: далеко не каждый день полузнакомые люди пытаются тобой командовать. Зверь вытянул свою шею слегка вперёд, так, что Эйлинор смогла ощутить на себе пышущее жаром дыхание драконицы... И только чудовищным усилием воли женщина не дёрнулась, не дрогнула. Запах дыма и гари и казался всепроникающим, нелегко было сохранить спокойствие, осязая подобный аромат. Как только Таргариены могли в нём найти что-то притягательное и манящее?.. И, тем не менее, женщина заставила себя стоять на месте. – Sōnarys, dohaerās! – Вновь повторила Эйлинор. Дорого бы она дала за вохможность услышать себя со стороны! Демоны одни знают, может ли она таким тоном убедить хоть кого-то. – Ryptēs, Sōnarys! Вроде как её голос не дрожал. Вроде как она неотрывно смотрела на драконицу. Вроде как она пыталась держаться уверенно и гордо, так, как подобало держаться всем драконьим всадникам старых времён. Только что это ей дало, кроме внимания драконицы? Внимания, которое можно объяснить простым голодом? То, что Дени не торопится её окрикнуть или прийти на помощь, ещё ничего не значит. Разве можно по-настоящему понять столь могучего и опасного зверя? Женщина пыталась пресечь подобные мысли на корню, но они всё время пытались вернуться. От неё требовались страшные усилия: будет ли от них хоть какой прок? Вновь пурпурные глаза Девы-от-Меча и очи драконицы встретились... Ей показалось, что она летала. Быстро и далеко, под самым полуденным солнцем, много выше облаков. Под ней была верная драконица, на ветру развевались её волосы, а на сердце царили покой и счастье. Небеса покорялись её воле, и многие, многие мили оставались позади. Внизу, где-то там, игрушечные города сменялись карликовыми развалинами, а тонкие линии рек уступали место широким полям. С этой высоты невозможно было разобрать ни одного человека: ни крестьянина, ни рыцаря, ни лорда. И она нисколько по людям не скучала. Все они казались жалкими, незначительными и попросту мелкими в сравнении с открывающимися ей горизонтами. Чего стоят серые замки Вестероса в сравнении с белоснежными облаками? Кому нужны дворцы волантийских эксов и их драгоценные слоны, когда можно наслаждаться подлинной свободой? Беззаботным полетом сквозь царства, казалось, можно было наслаждаться вечно. Но эта прекрасная картина быстро сменилась иной, куда как менее приятной. Она все ещё летала... Над городом, что стремительно превращался в руины. Дым и пламя поглощали целые дома в считанные секунды, а на улицах лились реки крови. Масштабы разрушения стали такими, что никто не смог бы сказать, что именно за город пал жертвой драконьей ярости. Дерево сгорало дотла, камень плавился, что уж говорить о крови и плоти? Безликие воины, лишённые гербов рыцари, бесцветные, серые знамена были повсюду внизу – пока она летала выше крыш и стен, обильно сея смерть и разрушения. Её драконица послушно обрушивала на врагов дождь из пламени, и никто не мог нанести по ним двум ответный удар. Врагам оставалось только искать спасения в позорном бегстве – но куда ногам человека или копытам скакуна до крыльев дракона? Уйти, сбежать, спастись из западни было невозможно... И подобная безжалостная эффективность рождала сомнения в душе самой победительницы. Некогда она гордилась своей способностью одолевать сильных мужчин в честном бою. Они могли убить её, но она оказывалась быстрее, проворнее, удачливее, наконец. Теперь же... Можно ли гордиться победе, одержанной над беззащитными и беспомощными? Чего стоят победы и слава, доставшиеся без усилий? Не становится ли она сама подобна дикой и смертельно опасной драконице? Затем исчез в пламени и крови и сам разрушенный город. Но на его место не поспешила какая-то огромная, грандиозная картина. Заместо неё перед глазами женщины пронесся целый вихрь самых разных образов, то тусклых и едва различимых, то ярких и броских. Тут ей нечего было ощущать и чувствовать, поскольку всё сменялось слишком скоро и больше походило на бред больного горячкой. Ворон со множеством щупалец заместо черных перьев уселся на чёрный трон, с ненавистью каркая на огромную башню в отдалении. На роскошном пиру за одним столом сидели десятки людей в шелках, золоте и зелени, и каждый из них держал под столом острый кинжал, направленный на соседа. Гигант стоял среди гор, что не доходили ему и до пояса, и смотрел в робкое пламя свечей словно зачарованный. Одинокий, израненный олень метался по засыпанной снегом и политой чужой кровью клетке, надеясь забрать с собой стольких хищников, сколько сможет. Руки усталого человека в белом коснулись чрева женщины с надеждой и немым обещанием... Эйлинор не смогла бы сказать, сколько длилось это мимолетное, преходящее видение. То ли мгновение, то ли минуту, а может и несколько. Но, стоило ей покинуть мир грёз, как женщина ощутила неожиданный прилив сил. Усталость, сомнения и тревоги остались позади, и на их месте воцарилась твердая ясность. Пришло, наконец, не только осознание, что надлежит сделать, но и понимание, как именно этого добиться. – Sōnarys, dohaerās! – Крикнула женщина, уже не удивляясь той уверенности, с которой раздались эти слова. Она уже летала в своей голове: повторить чувства вживую Эйлинор была обязана. – Dohaerās! Ynot dēmagon qībī! И драконица отреагировала. Сонарис фыркнула, изящно кивнула своей головой и растянулась на песке, покорно опустив свои крылья. Это могло означать, по всем рассказам Дейнерис, только одно. Приглашение для всадника... Которым она, разумеется, поспешила воспользоваться. Шаг, шаг и ещё шаг. Её робкие надежды, над которыми она сама разве что не смеялась, сбылись! Едва переставляя ноги от волнения, Эйлинор с трудом вскорабкалась по крылу драконицы и зацепилась за отростки на её хребте. Чешуя Сонарис была горячей и очень приятной на ощупь. – Да! – Вырвался из груди Эйлинор победный клич, стоило ей усесться на спине Сонарис. Было чертовски неудобно... Но что такое комфорт в сравнении с осознанием, что ты оказалась драконьей всадницей? – Поздравляю! – Крикнул Визерис, искренне довольный её успехом. – Получилось! У неё получилось! – Дени тоже счастливо улыбалась, довольная находке брата. – Да! Да! – Кричала Даленнис, всё ещё не веря в своё счастье. – Sōvēs, Sōnarys!

***

Юный Гриф Пирушка постепенно переходила в широкое празднование. Рабыни только и поспевали наполнять кружки и бокалы да подносить новые блюда страждущим. Мужчины за столом громко смеялись, орали похабные песни и хвалились прежними победами. Аромат от блюд и шум от людей разносился по всему двору, казалось, будто бы от них некуда деться. Эйгон без какого-либо наслаждения сделал глоток и отставил дешёвое пойло в сторону; никакого удовольствия от него он не получал, а голову хотелось оставить трезвой. Что-то подобное он уже встречал: подобным путём проводили свои славные вечера бывалые наёмники Золотых Мечей. Рыцари и командиры тоже любили хорошо выпить, насладиться изысканными блюдами и компанией друг друга. Славная традиция лучших воинов Простора, сохранённая на полях и в степях Эссоса. Эйгон едва-едва улыбнулся, вспомнив как эти люди чествовали его в вечер победы над волантийцами. Как Флауэрс привёл его в круг, как ему первому подали кружку, как он, уставший после тяжёлого дня и окрыленный первой победой, поднял тост за Деймона Достойного... Как ему пришлось оправдываться затем перед сиром Джоном. Говорить, что то была только игра, попытка показаться наёмникам и изгнанникам своим. Интересно, сколько ещё лжи он ему успеет сказать до своей смерти? Наверно, уже не так много. – Ты, парень, что-то совсем мало ешь да пьешь. – Неожиданно обратился к нему воин лет сира Джона, с целым рядом золотых зубов. – Боишься, да? – Да нет, – привычно солгал Блэкфайер, стараясь не смотреть на собеседника, – я дрался с волантийцами. Уже немного привык к страху. К тому же, в моей компании, попойки перед делом не были приняты. – Лучше бы боялся, – ухмыльнулся собеседник, – это нормально, бояться-то. Как-никак, в самое пекло отправимся через два дня. И одни Боги знают, вернёмся ли. – И что же там нас ждёт? – Каждый, кому он задавал этот вопрос, отвечал на него по-своему. Но этот мужчина показался Эйгону тёртым. Он наверняка слышал ещё что-то... – Мой дед говаривал, что уроды там всякие обитают. Двухголовые, пятирукие, семичленные даже, – зашипел золотозубый, – и все, как один, хотят человечинки. Нет для этих уродов лакомства приятней. Жрать друг друга-то они привычны, а вот наши розовые задницы у них за драгоценность. А старик знал, о чём говорил: он побывал за туманом и вернулся. – Что-то ещё он упоминал? – Кажется, предчувствие не подвело Эйгона. – Да, разумеется. Голод, проблемы с водой, страшные болезни, руины, голоса в ночи, призраки, – перечислял мужчина, – и множество проблем такого рода. Тебе, юнец, пора забыть о своей службе в наёмниках. Мы идём в самую задницу мира, и там она тебе никак не поможет. – Ну почему же, – решил подтрунить Блэкфайер, – кое-что поможет. – И что же? – Меня научили резать головы и члены. Неважно, сколько их у стоящего передо мной бедолаги. Ответом стал смех. – Проклятье, хорош! Я – Вогерро Золотозубый. – Протянул руку мужчина. – А другие мои прозвища лучше мне в лицо не повторять. – Юный Гриф, – пожал руку изгнанник, – второго прозвища ещё не имею. – Ну, Гриф, – без лишних вопросов принял прозвище новый знакомец, – рассказывай. Как ты тут оказался? Юноша еле заметно улыбнулся. Раз уж он должен лгать всю ночь напролет, то почему бы не соврать проходимцу-наёмнику? Вновь искать сира Джона и выслушивать очередную проповедь, очередную попытку отговорить его от задуманного безумия – ведь ни о чём другом они не поговорят – совершенно не хотелось. А этот тип в самом скором времени станет его сотоварищем. Уж хуже этой болтовней он точно не сделает. Эйгон подвинул к себе обратно вино, выпил с Вогерро за знакомство, и поспешил приступить к разговору. Золотозубый услышал ровно то, что ему полагалось услышать. Один лорд Закатных королевств поставил не на того, сбежал за Узкое море, зачал сына и занялся его воспитанием. Вместе они служили в Золотых Мечах, и юноша с ранних лет принялся размахивать мечом. Дела шли неплохо, до тех пор, пока отец с сыном не разругались с несколькими капитанами из-за несправедливо отнятой добычи. И, как назло, генерал-капитан пошёл кланяться волантийскому тирану, а обидчики собирались донести ему на Грифов. Наёмника всегда найдётся в чём обвинить, как-никак. Пришлось поспешно убираться из Волантиса на первом же попавшемся корабле, бросив как положение, так и большую часть нажитого честным трудом. Потому Грифы и согласились пойти «за туман» в поисках богатства... Порой ему самому хотелось поверить в эту историю. Простую, банальную и, главное, ни к чему не обязывающую. Не нужно ни поддерживать честь вымершей семьи, ни слушаться страшных, пугающих видений. У мелкого человека и заботы мелкие, и живётся ему куда как проще! Золотозубый оказался сносным слушателем. Он слушал с явным интересом, время от времени вставлял неплохие шутки, а порой давал весьма дельные комментарии. Вогерро казался не таким уж и простым проходимцем: мужчина знал, чем рыцарь отличается от лорда, чем знамениты Золотые Мечи, как правильно биться с дотракийцами и волантийцами. Этот наёмник наверняка побывал во многих передрягах, и Блэкфайеру не терпелось уже самому приступить к расспросу. Однако реализации задуманного помешало появление хозяина двора, на территории которого столь бурно веселились. Магистр Матамарр Велтарис, мужчина немногим моложе сира Джона, в потасканных одеждах и с небритым лицом, сам успел приложиться к бутылке. Неудивительно! Он организует и оплачивает свою самую страшную авантюру – людям свойственно искать утешение в вине. – Храбрецы! Минуту... Вашего внимания! – Обратился к присутствующим Велтарис. – Я рад, что судьба привела вас к моему порогу. С каждым из вас заключен договор, вы все знаете, что стоит на кону. Все вы были предупреждены об опасностях, и элирийцы, и наши... гости из далёких земель. И, тем не менее, вы готовы рискнуть. Броситься вперёд! Поставить на кон всё ради выигрыша, который и не снился большинству людей под этим солнцем. С каждым произнесенным словом Блэкфайеру эта речь нравилась всё меньше. Отнюдь не с таким настроем идут добывать победу. Пусть он и говорит правильные слова: один только вид этого пьяного, практически дрожащего мужчины, способен внушить сомнения... Хотя, что он-то, будущий смертник, в этом понимает? – Послезавтра мы покинем Элирию, чтобы вернуться! – Поднял руку магистр, на минуту протрезвевший. – Вернуться, и вернуться богачами! Мы, все мы, вернёмся из-за тумана магистрами и архонтами! Думайте о том, какие богатства, какие сокровища нас ждут, и веселитесь эту ночь в предвкушении. И помните: мы вернёмся! – Вернёмся! – Подхватил весь двор, и Блэкфайеру пришлось присоединиться к радостному хору, хоть он сам и не ощутил никакого вдохновения. – Вернёмся! – Гремел, казалось, на весь отходящий ко сну город клич. Магистр Матамарр, вероятно, хотел бы ещё поговорить – но ему не дали. – Это мы ещё посмотрим, конечно. Куда скорее мы останемся там, за туманом. А если и вернётся кто-то живым, то вскоре он позавидует мертвым. – С ядовитой улыбкой произнёс Золотозубый. – Ты ведь сам сказал, Вогерро, что твой дед вернулся, – Эйгон не удержался от замечания, – неужели ты не сможешь повторить его подвиг? – Ага, Гриф. Он-то вернулся... – Вогерро выпил полный бокал и уставился на него своими бледно-пурпурными глазами. – Без руки и с отсутствующим взглядом. Умер через пять лет, и никакого удовольствия от своего золотишка не получил. – Сожалею. – Да не сожалей, дед тем ещё говном был, но Валирия его взяла, пережевала, переваривала и высрала... Гриф, как сам-то думаешь, почему нанятые магистром ветераны едят не с нами, а в хозяйском доме? – Обычай так велит, – припомнил недавние рассказы Эйгон, – что заслуженные и опытные должны получать только самое лучшее. И, соответственно, они сидят с хозяевами, кушают то же, что и они... – Обычай-то обычаем, да вот только это ничего не значит. Есть объяснение и попроще. – Улыбка исчезла с губ Золотозубого. – Все, кто там побывал, вернулись другими, Гриф. Да, богатыми, сказочно богатыми порой, временами даже полностью целыми и невредимыми снаружи – но нутро у всех стало иным. И, зачастую, в худшую сторону. Этих людей стараются не показывать новичкам вроде тебя и меня только для того, чтобы мы не соскочили с крючка обещаний раньше времени. На корабле-то, сам понимаешь, уже поздно рыпаться и спорить. Только там, Гриф, мы и познакомимся с людьми, которые будут на самом деле нами командовать. Магистр останется на корабле, а вот с ними нам придётся иметь дело. – Золотозубый, ты местный и неплохо знаешь дела. – Последовал довольный кивок, и Эйгон продолжил мысль. – Неужели ты не знаешь, кто будет нами командовать? – Знаю только того, кого наш наниматель выбрал себе в помощники... – Отмахнулся собутыльник. – Деймон Носатый с одинаковой постной миной будет пить волантийское вино и резать младенцев. Для него всё потеряло смысл кроме жажды риска и крови после его возвращения из Валирии. И даже странствия по Эссосу Носатого не образумили. Он успел перед возвращением сюда стать чемпионом на песках Миэрина, обрюхатить дочку великого господина и сбежать, а ему и этого было мало. Хочется других ощущений, видишь ли. Говорят, он первым пришёл к нашему хозяину, как только прослышал об экспедиции за туман. – Главарь что надо, – не удержался Блэкфайер, – и однозначно внушает доверие. – Без опытных людей ни одна экспедиция за туман не имеет шансов на возвращение домой. Да ты и не соберешь её. – Тоном знатока поправил его элириец. – Никто не пойдет за туман, если в твоей команде нет тех, кто там уже побывал. – Но что может заставить человека повторно сунуться туда? Если ему повезло выжить, сохранить здоровье и хоть подобие разума, да ещё и золотишко обрести? – Кому-то доли не хватило, а кто-то уже успел всё просрать. Ты и сам понимаешь, деньги то есть, то нет. Кто-то бежит от властей: им кошмары предпочтительнее топора палача. Некоторым всё в жизни кажется скучным и бессмысленным, таким сумасшедшим нравится мысль вернуться в самое пекло и посмеяться над ним. Вот Носатый именно из таких. Хватит среди нас и простых наёмников, да на вроде тебя с твоим отцом. Надеюсь только, что кишка у вас потолще, чем у тех рыцарей, кого я знал. – А почему ты полез в это дело? Ты вроде гордишься своей рассудительностью, отпускаешь мрачные предсказания одно за другим... Я думал, человек вроде тебя должен остаться в гавани и смеяться над выжившими из ума самоубийцами. – Один умник мне как-то сказал, что история похожа на колесо. Сказал бы что-то ещё, да я ему голову разбил. – Вогерро улыбнулся вновь. – Однако в чём-то он был прав. Дед мой поплыл, спасаясь от топора. Совсем не того паренька прирезал. Меня же хотели казнить за драку после игры в кости. Сыночек одного из магистров решил, что ему можно с простыми мужиками играть нечестно... Ну, буду себя тешить воспоминанием об его отрезанном ухе. Прошло более четырёх сотен лет с тех пор, как Старый Фригольд погиб в огне Рока. За это время горе-наследники его былой славы множество раз воевали друг с другом, ещё чаще их границы нарушали дотракийские дикари; и, наконец, время само по себе ничего не щадит. Год за годом неизбежно сокращалось число сокровищ и реликвий, оставшихся от Валирии... И росло желание богатых, властных и чванливых похвастаться обладанием хоть каким-то осколком великого прошлого. Волантийские эйксы, вестеросские лорды, господа Залива Работорговцев, граждане Кварта и князья далёкой И-Ти – нет конца алчущим наложить руки на наследство драконьих владык. Повсюду найдутся желающие пустить пыль в глаза соперникам и собратьям по положению, получить на руки видимый символ своего превосходства. Но, естественно, никто из этих покупателей не направится сам рыться в проклятых землях. История императора Ауриона отучила богатых и знатных соваться в огонь... Но не помогли сократить их аппетит. Маленькая Элирия живёт тем, что пробует удовлетворить эту нужду. В небольшом городе-государстве, казавшимся после великолепия Волантиса разросшейся деревней, с самого падения Фригольда появились безумцы, готовые за огромные деньги ринуться на руины Валирии в поисках сокровищ ради наслаждения богачей всего мира. То, что в былое время казалось безделушкой и мусором, после Рока стало считаться достойным трофеем – что же говорить о подлинных богатствах?.. По нескольку раз за год Элирия провожает очередную экспедицию в Дымное море: авантюристов и их предводителей, надеющихся поживиться на руинах Валирии. Число кораблей, количество людей, цели и намерения постоянно варьируются, но вот исход чаще всего один – исчезновение. Никто не узнает, что именно случилось на этот раз. Кораблекрушение? Нападение чудовищ? Проклятье? Сумасшествие? Сто и одну причину можно назвать, и сто вторая ещё останется. Про таких говорят, когда говорят, что они «ушли в туман» и стараются лишний раз не поминать. Зато стоит всё же возвратиться кораблям – хотя бы одному из них – и город погружается в праздник. Успешная экспедиция позволяет всем выжившим участникам до конца жизни наслаждаться ею плодами... Или помереть в попытках забыть о пережитом. А в саму Элирию прибывают посланники и перекупщики, готовые наложить руки на заработанные кровью сокровища. Только здесь они могут получить желаемое их хозяевами, и им приходится платить по высшей ставке. Эти деньги, стекающиеся на небольшой остров со всего известного мира, помогали поддерживать здесь довольно-таки сытную жизнь по меркам Залива Работорговцев. Все эти уроки он припомнил, когда сумел оправиться от памятной ночи. Ему нужно было добраться до Старой Валирии и только в Элирии он мог подыскать средство для исполнения этого самоубийственного плана. Отправляться в пешее путешествие по землям Долгого Лета было бы долгим и мучительным самоубийством. Никакие деньги, никакие драгоценности или обещания не купят в Волантисе корабля, готового направиться прямиком в Валирию. Прямые пути для него были закрыты. Оставалось только отправиться на островное государство и надеяться, что там найдётся шанс. В Элирии им с сиром Джоном повезло – если подобное слово в принципе уместно применять в такой ситуации. Магистр Матамарр Велтарис буквально луну назад объявил о сборе новой экспедиции в Валирию, на поиски утерянных богатств и сокровищ. У Юного Грифа появилась возможность, и он за неё ухватился обеими руками. Велтарис был рад принять в команду способных бойцов, явившихся с собственным оружием... Но, чем дальше, тем больше сомнений поселялось в сердце юноши относительно всего предприятия. Оказалось, что Матамарр собирал экспедицию от отчаяния: его рискованные торговые авантюры пошли прахом, и теряющий всё на глазах магистр решился на отчаянный поступок. И, разумеется, немногие желали принимать участие в подобном предприятии. Эйгон уже знал, что лучшие из «бывших» отказались плыть с Велтарисом, что магистру пришлось переплатить за припасы и сэкономить на чём только возможно: и людей меньше взять, чем предполагалось, и корабль всего один... – Ты мне кажешься нормальным, здравомыслящим парнем. Позволь дать тебе бесплатный совет, Гриф... Или как тебя, лордик, там на самом деле зовут. – Вогерро Золотозубый поднялся так легко, словно и не было в нём нескольких кубков вина. – Бери своего отца за руку и беги прочь, не оборачиваясь. Не найдёшь ты в Валирии ничего, кроме смерти и разочарования. Наёмник пошел прочь, не дав законному наследнику Железного трона вставить и единого слова. И, сам того не зная, эта сволочь умудрилась разбередить рану в самом сердце юноши. Эйгон, заставь его кто-то исповедаться да по-настоящему, сам едва ли смог бы сказать, верит он в обещания некой силы или нет. Всё это по-прежнему казалось чуждым, неестественным и попросту невозможным. Почему владыки древней Валирии заговорили с ним? Зачем он им? Почему именно сейчас? Что им от него потребовалось? Какие испытания ждут его впереди? Возможно ли их в принципе преодолеть? Все эти и сотня других вопросов не давали ему спать по ночам, отравляли его еду и вино весь путь от Волантиса до Элирии. На палубе, когда корабль обходил берега Валирии, он один стоял и смотрел на проклятую землю далёких предков, не отводя от неё взора. Уговоры сира Джона и рассказы моряков о том, что на «чёрную землю» нельзя поднимать глаз, никак не могли переменить его мнения. Там, где-то там, его ожидал мёртвый город, который он так часто видел в своих снах. Там должны найтись ответы на все его бесконечные вопросы. Там должна найтись таинственная сила, способная вернуть ему его законный трон, его наследство. Он должен был верить в это... Иначе ему оставалось бы только спрыгнуть с корабля в тёмные, глубокие воды. Впрочем, как не было бы плохо ему, сиру Джону досталось куда хуже. Старый рыцарь был в отчаянии, когда услышал о решении своего подопечного, о его сне. Ему казалось, что воспитанник попросту рехнулся от пережитого им отчаяния. Коннингтон опробовал абсолютно всё, пытаясь его отговорить: убеждение, угрозы и мольбы. Какая-то часть Блэкфайера желала признаться ему во всём прямо посреди их ссоры, оттолкнуть старика, чтобы тот спасался, пока мог. Ведь Эйгон знал, как кровь, что течёт в его жилах, губит людей, имевших несчастье присягнуть ей на верность. Столько достойных и отважных уже погибло за Чёрного дракона, неужели он в самом деле желает добавить в этот бесславный список самого близкого ему человека?.. Юноша так и не смог заставить себя открыться. В чём был смысл? Это только пуще убедило бы Коннингтона, что его подопечный выжил из ума. Он никогда бы не поверил этой горькой правде – и посему Блэкфайер сохранил эту тайну. Эйгон ограничился лишь тем, что подвёл итог всей бесполезной, мучительной беседе. Либо Коннингтон идёт за ним, либо остаётся в Волантисе. Рыцарь последовал за ним – но он стал другим. Настолько разбитым, настолько полным мучений он своего наставника никогда не видел. Он не жил, он только существовал, и никакие робкие попытки Блэкфайера подбодрить Старого Грифа не помогали. Бывший наставник шёл, куда шёл Эйгон, что-то ел, что-то пил, но и не более того. Они оба шли за смертью. Эйгон потянулся за кубком. Ни сир Джон, ни этот Золотозубый его никогда не поймут. Он обязан отправиться в Валирию. Последний настоящий, подлинный дракон, погибающий на руинах земли своих надменных предков... Готовая песня! Жаль, что складывать её будет некому.

***

Удар – и ещё одна рука, тянувшаяся к нему, упала на окровавленный камень. Но тварь это нисколько не смутило. Она продолжала переть вперёд с тупым упорством, которому и животные бы не стали завидовать. Они, в конце концов, понимают, что не надо лезть туда, где им делают больно! Эйгону пришлось отступить на ещё один шаг назад, давая врагу «шанс». Безумная, голодная тварь ринулась вперёд, надеясь сомкнуть гнилые зубы на его лице... И потеряла шею. Острый клинок, выигранный им чужой кровью в Волантисе, разил немногим хуже валирийской стали. Разбухшее, чёрное тело рухнуло оземь и перестало двигаться, найдя, наконец, избавление. Но радоваться юноша не мог: правый глаз подметил нового врага, и ему пришлось поспешно поворачиваться к нему. И тогда Эйгон увидел то, от чего его сердце на мгновение остановилось в груди. Тёмно-алые языки пламени, охватившие правый борт «Ветра», и гонимые ветром вперёд. Проклятье! То, что всё пошло не по плану, его нисколько не удивило. Наоборот: Блэкфайер поражался тому, что кораблю всё же удалось добраться до руин, что некогда были предместьями великой Тирии. А ведь он уже успел было попрощаться с надеждой добраться до Валирии! Плавание по Горестному заливу затянулось, им пришлось потратить несколько дней впустую по милости проклятого штиля. На его место потом пришёл такой страшный ветер, что отчаянный стон снастей вполне можно было принять за похоронную песню. Бледные моряки и пожелтевшие наемники, их тающий на глазах магистр молились всем Богам на свете, чтобы те уняли свой гнев. Но, когда корабль вошёл в Дымное море, никто Божеств уже не поминал – настолько всепроникающим, липким и гибельным оказался страх. Судно двигалось почти что в кромешном тумане, пробираясь на ощупь во враждебных человеку водах. Каждый час Эйгон ожидал крика, что сообщит о пробоине, о скале, о невиданном чудище из морских глубин, чьи щупальца уже обвили нос корабля... Но день сменялся днём, а экспедиция продолжала свой путь. Кто-то из экипажа даже поверил, что они в самом деле вернутся домой – Эйгон же молчал, точил оружие и вглядывался в туман. Туман, не предвещавший абсолютно ничего хорошего. Ещё большие сомнения в его сердце вызывали планы начальников. Деймон Носатый всё объяснял так, будто говорил о банальной охоте на вепря в диком лесу – дело опасное, но не более того. По его плану, экспедиция должна была направиться на юго-восток от Тирии, где, согласно старым картам и планам, должен был находиться Великий храм Сиракс. Золото, серебро, драгоценные камни, статуи, бесчисленные подношения, так и ожидающие смелых искателей сокровищ... Избранница Элиона была почитаемой Богиней, которой молились все молодые гелы из числа драконовластных – и при этом в анналах Элирии не нашлось упоминания, что какая-то экспедиция до него добралась. Сограждане Носатого всё больше предпочитали несколько менее опасные окрестности Ороса и Аквос Даэн; зато Велтарис решил поставить на кон всё и сунуться в Седьмое пекло. Больше сокровищ могла таить сама Тирия, но соваться туда было сродни смерти. «Большой риск, большая награда». – Объявил тогда Матамарр. «Исполинская глупость, маленькие могилы». – Бросил ему на ухо циничный Вогерро. И теперь за самоуверенность магистра приходилось расплачиваться всем остальным. Стоило «Ветру» бросить якорь в небольшой природной гавани, а наёмникам – начать стаскивать припасы на берег, как на горизонте объявились местные. Те самые уроды, о которых ему столь подробно рассказывал Золотозубый. И наёмник нисколько не преувеличивал, рассуждая о их изъянах. Каких только порождений припадка безумия он не увидал! Мужчины и женщины; двухголовые, трехрукие, четырехногие; худые и раздутые; сгорбленные и высоченные; слепые и с шестью глазами; зубастые и когтистые; молодые и едва ли не разваливающиеся на глазах... А позади этой хищной, полубезумной стаи, окружённый отвратительными факелоносцами, шёл тот, кто казался их вожаком. Издалека, да ещё и в такой «достойной» компании, Эйгон принял бы его за нормального человека: он не имел лишних конечностей, он не шатался из стороны в сторону, он не напоминал циркового уродца. Но стоило вождю выйти вперёд своих подручных, стоило ему заговорить, как все сомнения в его природе исчезли. Не мог человек издавать подобные гортанные звуки, не мог человек иметь такие острые, жёлтые клыки, с которых что-то капало вниз... – Наши молитвы услышаны! Братья, Вечный Дракон в своей великой мудрости послал нам пир, – да и не может человек орать настолько громко, – идите и возьмите своё! Пора отведать сладкого мяса! Набросившиеся на лагерь дикари были более похожи на диких зверей, чем на людей. Даже самые отсталые племена Эссоса и Летних островов имеют представление о тактике и взаимовыручке. Они стараются заманить врага в ловушку, подловить его, как-либо перехитрить превосходящего их соперника. Спущенные же на наёмников уроды просто мчались вперёд, одержимые мыслью о предстоящем пиршестве и покорные повелению своего зловещего «пастуха». Звери, с которыми любой отряд настоящих бойцов бы расправился вскоре и без труда... Но соратники Эйгона менее всего напоминали слаженный, эффективный и могучий отряд. Даже Юный Гриф испытал и страх, и шок от вида этих искривлённых, раздавленных существ – что уж говорить про остальных? Как сохранить здравый рассудок обычному наёмному мечу, когда на него мчится тварь с лицом младенца и телом заморской обезьяны? Как не испачкать штаны, когда к лицу несутся острые когти длиннее нескольких указательных пальцев? Все призывы Носатого держать строй были напрасны. Кто-то ринулся сразу же на корабль, кто-то попытался найти себе напарника получше... В итоге, за редким исключением, каждый оказался сам за себя. Разумеется, число тварей не замедлило сказаться. Эйгон вновь срубил чью-то голову, пытаясь сохранить хотя бы подобие хладнокровия. Он не должен был задумываться о своих и чужих глупостях, он не должен был отвлекаться на какие-либо мечтания: он должен был пережить этот кошмар! Толчок щитом – и неестественно худая тварь с когтями, что были длиннее кинжалов, падает на спину. Взмах клинка же позволил гарантировать, что она не поднимется уже никогда. Никто из дикарей не пользовался оружием, но им и нужды прибегать к нему не было: у каждого из них находилось что-то, служащее им верой и правдой заместо меча. И пользовались чудовища своими зубами, кулаками, когтями более чем толково. Принц уже видел то тут, то там трупы людей, с которыми бок о бок совершил казавшееся немыслимым путешествие. Сердцем он рвался найти на поле боя сира Джона... Но никак не мог оторваться от происходящего. Всего одна-единственная ошибка могла ему очень дорого стоить. Слева от него другой наёмник уже поплатился за свою: тварь, у которой половина веса ушла в руки, расплющила его голову. Впрочем, её пир тоже не задался: мужчина, похожий на Золотозубого, разнёс удивительно мелкий череп монстра ударом молота. В суматохе хаотичного боя Эйгон не мог понять ни где находится его наставник, ни что случилось с его «начальниками», ни куда подевался «пастух», приведший этих уродов на берег. Всё, что ему оставалось – это резать лезущих тварей и пытаться не думать о судьбе корабля. О судьбе людей. О своей собственной судьбе, наконец. Крики наёмников, отдаваемые кем-то в отдалении приказы, вопли из самого Пекла смешались, не оставляя и следа от былого мертвенного покоя этого берега. «Вожак» явно сохранил остатки разума: дал людям бросить якорь, дал им начать разгрузку и лишь затем явился со своим стадом, захлопывая капкан. Очевидно, кто-то из местных не совсем утратил способность к мышлению... Но командовать своими сородичами в пылу схватки «пастух» либо не мог, либо не желал. В битве с людьми Эйгон мог бы повторить свой подвиг со Спорных земель, добраться до вражеского командующего и избавиться от него. Здесь же оставалось только биться с накатывающими тварями да молиться, что они рано или поздно закончатся. Очередная тварь напоролась грудью на его меч... И тут же отскочила прочь словно от комариного укуса. Лишь страшным напряжением сил Эйгону удалось сохранить клинок в руке – Блэкфайер выругался и приготовился отражать повторный натиск зверя. Тот не заставил себя долго ждать, попытавшись обойти юношу сбоку одним лихим прыжком. Раздался противный, устрашающий скрежет: то по прекрасной миррийской стали его нагрудника скользнули вражеские когти. Буде доспех качеством похуже... Но давать уроду и мгновения лишнего Эйгон не собирался. Один удар по тонкой шее – и голова ублюдка покатилась по камням подобно мячу. – Они отходят! – Прогремел крик сира Джона. Впервые за очень долгое время нечто, похожее на укол радости, раздалось в сердце Эйгона. Хвала Семерым, Джон жив! – Убегают! – Бей! – Не уходи далеко! Теперь это видел и сам Эйгон. Твари, чьё число сократилось в несколько раз, сперва начали пятиться назад. Ослабленные долгим и непростым боем, не желавшие расходиться, выжившие наёмники не стали их преследовать. Заместо этого, оставшиеся товарищи Юного Грифа встали ближе друг другу, теперь уже по-настоящему прикрывая друг друга. Видя, что добыча не поддалась на уловку, потеряв былой численный перевес, твари поспешили убраться прочь. – Корабль! – Да видели все! – Бегом! – Спасай что можно! – Да потушить же можно! – Хватай! – Да идёт оно всё в Пекло. – Произнёс под самым его ухом Золотозубый со страшной одышкой. – Огонь уже далеко забрался. Корабль потерян. Одного взгляда юноше хватило, чтобы согласиться с оценкой Вогерро. Теперь стало понятно, почему энтузиазм местных каннибалов так быстро иссяк. Корабль уже не спасти, и бежать им некуда. Теперь эти твари могут, не спеша, поиграть с кусачей добычей. – И мы никуда не денемся. – Подумал Эйгон, без сил опускаясь на землю. Страх, усталость и разочарование разом навалились на юношу, и силы оставили его ноги. Блэкфайер молча сидел на окровавленных камнях, пытаясь перевести дух и привести в порядок голову. Он выжил, сир Джон выжил, они пережили схватку без ранений. На этом хорошие вести кончились. На его глазах догорал «Ветер», откуда пытались спасти то немногое, до чего огонь не успел добраться. Те сундуки и коробки, что успели перенести до начала боя, были повреждены, а кое-чего попросту не оказалось на месте. Пара десятков человек остались лежать на берегу, а кое-кто получил опасные увечья и травмы. Впрочем, этими несчастными уже занялись те выжившие, кто мог стоять на ногах. Жизнь наёмника отучает от нежных чувств – а уж учитывая, где именно они все оказались... Никаких просьб о пощаде на сей раз Эйгон не слышал. Никому не нравилась мысль остаться в одиночестве на каменном побережье лёгкой добычей для местных. – Ты в порядке? – Откуда-то сверху раздался голос сира Джона. Разумеется, он поспешил его найти... – Я-то да, а… – Целый. – Кивнул Коннингтон. – Что ж… Но начать читать очередные нотации старому рыцарю не дали. Избавившись ото всех раненных, выжившие должны были решать, что им самим-то теперь делать. Помимо Юного и Старого Грифов, на ногах осталось ещё человек семь. Сейчас, когда остатки «Ветра» догорали, а волнение боя выветрилось, настала пора встретить реальность, что становилась только отвратительнее. – Корабля нет, магистр сгорел, Носатому башку оторвали, – исчерпывающе подвел черту полузнакомый Эйгону наёмник с зеленой бородой, – я считаю, что теперь каждый сам за себя. – Похоже на то. – Согласился с ним Вогерро, опираясь на свой молот. – Если конечно ни у кого нет плана поумнее. – Да какой тут в задницу план? – Заревел тирошиец, поигрывая кинжалом. – Мы застряли в грёбаной Валирии, мы не можем вернуться назад, мы все попросту обречены! Что тут сделать-то? Тирошиец получил ответ на свой вопрос куда быстрее, чем предполагал сам. Позади него раздался короткий вопль боли – другой их с Эйгоном товарищ вогнал себе кинжал в грудь. – Умно. – Сказал Золотозубый. – Это было быстро. И почти безболезненно. – И теперь, – улыбнулся очередной силач, – у нас на ещё один рот меньше. На одно тело... Больше. Хорошо! Оно даст нам ещё несколько дней. – Это ты к чему? – Спросил Блэкфайер, уставившись в нового собеседника. – У меня есть план, парень. План спасения отсюда! Слушайте! – Силач продолжал лыбиться. – Идём на запад по берегу к Тирии. В городе найдём порт. Вернее то, что от него осталось. Должно же там найтись что-то, э? Хоть какой-то корабль? Туда ведь плавали со всей Валирии, да? Вам осталось только признать меня вашим начальником, и мы отсюда выбе... – Идиот! – Обрушился на него тирошиец. – Не было тут никакого Дымного моря в те времена! Нет там никакого порта! Ты там найдёшь только ещё одно стадо таких же уродов. Только их будет ещё больше, и они будут ещё голо... – Может, у тебя найдётся идея получше, умник?! – Да, найдётся! Заколоть друг друга прямо здесь! Так мы хотя бы не попадём в лапы к этим тварям! А ведь, насколько я слышал, все местные уроды когда-то были неудачниками вроде нас! Эйгон поморщился от боли. Кажется, во время схватки он умудрился вывихнуть себе лодыжку. В дальнейшие споры и ругательства наёмников он уже не вслушивался. Теперь всё стало гораздо проще. Идти к храму Сиракс, Тирию или ещё куда он не собирался. Его путь лежал в Старую Валирию. И дороги назад уже не было. Весьма удачно, надо сказать. Никаких колебаний уже не будет. До сердца Старого Фригольда отсюда не меньше недели пути пешим шагом. А, скорее всего, куда больше. Значит, пора озаботиться тем, что сейчас наиболее важно. – Джон, помоги. – Бросил Юный Гриф, переворачивая ящик с провиантом, который успели выгрузить наёмники с корабля. К счастью, выгрузить довольствия успели не так уж и мало. По крайней мере, на первое время этого хватит. Вот только теперь эти припасы на вес золота и вряд ли его уже бывшие сотоварищи так просто с ними расстанутся. – Эй, малец, ты чего там возишься? – Обратился к Эйгону силач. – Не знаю, куда вы собираетесь, господа, но я точно знаю, что нам с вами не по пути. – Ответил юноша, раскрывая вещевой мешок и перекладывая туда припасы. – И куда это ты, позволь спросить, намылился? – Осведомился грузный наёмник, которому явно не понравилось, как Эйгон по-свойски распоряжается драгоценным провиантом. – В Старую Валирию. – Сказал Эйгон, поднявшись на ноги и взглядом велев Джону быть наготове. – Сомневаюсь, что кто-то из вас захочет отправиться вместе с нами. – Парень, ты головой об камень ударился? – Ласково произнёс Вогерро. – Если хочешь помереть, то так и скажи. Я сделаю всё быстро и почти безболезненно, и тебе не придётся тратить нашу еду. – Нет, Золотозубый, я помирать не собираюсь. – Осклабился Юный Гриф. – По крайней мере не сейчас. Я с самого начала собирался держать свой путь именно туда. И сейчас нашим путям суждено разойтись. Мы с Джоном забираем свою долю оставшегося провианта и уходим. – Ты там подохнешь, как пить дать. – Сплюнул силач. – И дня не протянешь. Тебя либо сожрут эти гниды, либо ещё чего похуже. А, может, и вовсе превратишься в одного из них! Хватит голову мне морочить. Либо помирай прямо тут, либо иди с нами! Эйгон покачал головой, внутренне приготовившись, и продолжил перебирать припасы. – Ты что, оглох?! – Рявкнул проигнорированный силач и взялся за рукоятку своей палицы, но Эйгон оказался быстрее. Через мгновение амбал завалился на каменистый пляж с истекающей кровью раной на груди. Вогерро, тирошиец и остальные схватились за оружие, но в атаку кидаться не спешили. Джон также замер с обнажённым клинком, готовясь защищать своего воспитанника до последнего вздоха. – Что ж, зато теперь голодных ртов меньше. – Мрачно усмехнулся Юный Гриф. – Не мешайте нам, и мы спокойно уйдём. – Выложи поклажу на середину. – Скомандовал Вогерро. – Нас семеро и делить будем одинаково на всех. А потом вы забираете свою долю и убираетесь куда вы там хотели. – Идёт. – Ответил Эйгон. Дальнейшая делёжка наследства бесславно окончившейся экспедиции не заняла много времени. Эйгон, Джон и остальные торопились, желая убраться подальше от кровавого берега. Совсем скоро местные людоеды могут вернуться и в куда большем количестве. А уж про то, что тут будет твориться ночью, даже думать не хотелось. Буквально через час две маленькие группки отправились своей дорогой. Вогерро с наёмниками решил двигаться вдоль берега в надежде отыскать что-то оставшееся от других экспедиций, что-то способное помочь им выбраться из этой ловушки. Будь у них побольше времени, можно было бы попытаться разобрать остатки сгоревшего «Ветра» на плоты и попытаться пересечь Дымное море, но никто не рискнул оставаться на месте недавней бойни. Запах крови и так привлёк к себе слишком много ненужного внимания. Эйгона и Джона же ждал другой путь. Забравшись на небольшой скалистый холм Эйгон бросил взгляд на север. Вдали, на грани видимости, виднелись гигантские, полуразрушенные башни Тирии, от которых, казалось, веяло смертью. Эйгон поёжился. Ему казалось, что с их вершин на него смотрят тысячи голодных, бездушных, полных ненависти глаз. Небо над головой заволокло багрово-коричневыми тучами, из-за чего дневной свет был настолько тусклым, что, казалось, сумерки наступили раньше срока. – Нам надо идти, Эйгон. – Произнёс Коннингтон. – Нечего здесь задерживаться. Мы сейчас как на ладони. Надо поскорее затеряться среди скал. – Да. – Глухо ответил Юный Гриф, отвернувшись от гнетущих развалин Тирии. Впереди виднелась гигантская цепь гор. Эйгону никогда до того не доводилось видеть извергающиеся вулканы вживую, но ему казалось, что едва ли всё происходящее тут является естественным явлением. Эти огни на вершинах казались странными и необъяснимыми. Пепел закрывал небо над Валирией. Сколько Юный Гриф не всматривался на юг, он так и не сумел разглядеть на многие мили ни единого клочка зелени. Мёртвая земля. Земля, что зовёт его. Земля, что либо погубит его, либо даст ответы на все его вопросы.