***
Энид была вымотана как морально, так и физически. Она сидела на одинокой скамейке в парке при колледже, надёжно укрытая растущими рядом кустами. Шутка ли? Два с половиной часа наедине с преподавательницей едва не довели её до полноценной истерики или гей-паники, но тут уже она сама не могла сказать, что конкретно это было. В голове всё ещё набатом звучал слегка сиплый голос с бархатными интонациями на дне, когда Аддамс говорила на итальянском языке. — Вот уж точно — «язык любви»… — Энид судорожно вздохнула, сгибаясь пополам, упирая локти в колени и закрывая лицо ладонями. В носу всё ещё стоял горьковатый запах кофе, чернил и черёмухи, которыми пахла «маэстра Аддамс». Она усмехнулась от этого звучания в её голове голосом учителя. «Ей бы больше подошло «госпожа Аддамс» — подумала она, прикрывая глаза и стараясь не думать о том, что всё занятие по большей части пыталась не пялиться на губы, чётко очерченные тёмной помадой. — А, вот ты где! — радостный голос подруги заставил Энид вздрогнуть всем телом и выпрямиться — да так, что где-то в плече больно кольнуло от судороги. Всё занятие напряжение сводило ей плечи так, что сейчас от резкого движения мышцы отозвались болью. Она сдавленно зашипела, переводя хмурый взгляд на улыбающуюся во все зубы японку. — Йоко, хватит пугать людей! — голубые глаза Синклер от боли чуть потемнели, когда она ухитрилась-таки криво усмехнуться. — Где Вину потеряла? — Див догонит позже. Они с её братом что-то не поделили в библиотеке. Впрочем, как всегда, — Танака усмехнулась ещё шире, приподнимая свои тёмные очки и устраивая их у себя на голове. В тени деревьев её глаза не так резало от яркого солнечного света. — Но это очень кстати. Ну, рассказывай! Как прошло? Давай, детка, мама Йоко вся извелась в предвкушении историй твоих похождений под грозны очи нашего чёрного Дьявола! — Йоко, даже не начинай. Мне и так плохо, — Энид почти заскулила от напора подруги. Она понимала, что Танака вытрясет из неё все подробности, даже если она прямо здесь и сейчас попросту умрёт. Синклер была почти уверена, что горящая от интереса подруга найдёт способ её воскресить и допросить в любом случае. — Плохо бывает только живым, так что радуйся уже этому факту. Так что там было?! — О боже… Ладно. Я расскажу, но с тебя хоть что-нибудь попить! Я умираю от жажды: два с лишним часа проторчала в этом жутком тёмном кабинете, — Энид устало откинула голову назад, опершись о спинку лавочки. — А я умираю от жажды подробностей, между прочим! Но ты не беспокойся, у меня всё схвачено, — девушка скинула рюкзак и ловким движением вынула оттуда банку с газировкой, а следом и упакованный сэндвич, протянув еду блондинке. Та в ответ усмехнулась. — Ты прямо-таки мысли читаешь. Повезло Вине, даже завидно, — Энид забрала предложенное, ощутив, как голодна была на самом деле. Маэстра Уэнсдей, чёрт бы её побрал, Аддамс, явно собиралась мучать её дольше, если бы не слишком очевидные бурчания желудка Синклер, которые в конце концов вынудили латиноамериканку прервать занятие. Йоко усмехнулась, доставая телефон и начиная что-то активно в нём печатать, терпеливо дожидаясь, пока подруга перекусит и утолит свою жажду. — Мало… но сойдёт, — устало выговорила блондинка, допив газировку и покончив с сэндвичем. Она откинулась на спинку лавочки и облегчённо выдохнула. — Обжора ты, Синклер. Див принесёт через минут двадцать ещё еды. А теперь — рассказывай! Ты должна оценить моё благородство, ведь я, изнывая от любопытства, дала тебе время набить твоё бездонное брюхо! — Хорошо-хорошо, нетерпеливая кровопийца. Слушай, значит, мою трагичную историю… Спустя полчаса до них дошла Дивина и застала красную как помидор Йоко, которой едва хватало сил, чтобы не начать кататься по земле от хохота. Рядом сидела такая же красная Энид, на лице которой каждую секунду менялись выражения, лавируя между смущением, искренним возмущением и глупой усмешкой. — Я даже боюсь спрашивать, — Дивина чуть криво усмехнулась, протягивая блондинке пакет с сэндвичами, шоколадными батончиками и парой банок газировки. — Тогда лучше не спрашивай, — уныло проворчала Синклер, принимая из рук подруги пакет и начиная активно копаться в нём. — О, Див, это великолепно! — сквозь смех выдавила Йоко и попыталась тоже дотянуться до пакета с пайком, за что получила по руке от оскалившейся блондинки. — Эй, там мой томатный сок, отдай! Ты его всё равно терпеть не можешь! — Ой, да забирай свою гадость, — фыркнула Энид, отдавая подруге солёную красную жижу, по недоразумению названную соком, которую любила только Танака. По скромному мнению Синклер, пить это было совершенно невозможно. — Вот спасибочки, — усмехнулась японка, припадая к любимому напитку через трубочку. — Див, ты должна мне пятьдесят баксов, между прочим. — Что? — округлила глаза блондинка, переводя взгляд с одной подруги на другую. Дивина мученически вздохнула и полезла в кошелёк, отмахнувшись от вопроса младшей подруги. — Мы поспорили, на каком по счёту занятии с нашим Дьяволом до тебя дойдёт, что ты гей, детка. Как видишь, мама Йоко не ошибается, — японка довольно улыбалась, принимая деньги от своей девушки. — Эй! Я имею право на долю в ставке! Вы же на меня спорили! — возмущённо прорычала Синклер с набитым ртом, чем заслужила неодобрительное фырканье обеих девушек. — Чёрт, ты меркантильная обжора! — сморщившись, Танака достала свой кошелёк и отдала Дивине уже двадцатку. — На то, что ты это скажешь, мы тоже поспорили. — Я не обжора! Я заедаю стресс! — Значит, всё-таки и тебя она довела, — вздохнула Дивина, пододвигая Йоко, чтобы сесть рядом с ней. Ухмыльнувшаяся Танака тут же закинула руку ей на плечо, обнимая. Уотсон ласково ей улыбнулась. — Так и что в итоге? Как прошло? Краткое изложение можно? — В сухом остатке наша обжорка провела наедине с чёрным Дьяволом два с лишним часа, ломая себе мозги итальянским и гей-паникой, только для того, чтобы спустя полгода наконец-то принять, что она в нашей радужной команде, — усмехнулась Йоко, отвечая за подругу и попивая сок через трубочку, неопрятно при этом вымазавшись. Уотсон вздохнула, доставая носовой платок из кармана и привычным жестом вытирая девушке губы. Иногда она ловила себя на мысли о том, что прозвище «кровопийца», присвоенное Йоко, было в чём-то правдивым. — Оу… И как теперь действуем? — губы Дивины расплылись в хищном оскале, что в очередной раз напомнило Энид, что эти двое когда-нибудь сведут её в могилу своими подколками. Она резко посерьёзнела, сделав очередной глоток газировки. — Что, что… Учить итальянский. Так, чтобы ей это понравилось… — вздохнула Синклер, понимая, что путь ей предстоит очень тернистый. — Собираешься признаться на «языке любви»? — вновь усмехнулась Танака, чуть сильнее обнимая Дивину и подмигивая той. — Не знаю. Время покажет, — отрезала Энид, нащупывая в рюкзаке увесистый том разговорника итальянского языка, который ей вручила перед уходом маэстра Аддамс. Блондинка была полна решимости как никогда. И очень неохотно признавалась себе, что они были в чём-то похожи с мрачной, но такой красивой брюнеткой. А именно — в упорстве по достижению поставленных задач.***
Два месяца спустя.
— Теряешь хватку, Аддамс, — Барклай довольно усмехнулась, слыша звуковой сигнал, оповещающий о зачтённом попадании. В данный момент они с её давней соперницей по учёбе в очередной раз коротали вечер за поединком в фехтовании. В колледже был дополнительный факультатив, хотя и не слишком популярный. Чаще этим помещением и инвентарём пользовались преподаватели во внеурочное время. Это помогало им держать себя в тонусе и выплёскивать накопившееся раздражение на студентов. — Туше, — зло выдохнула Уэнсдей, снимая шлем. В последнее время у неё всё шло наперекосяк. Студенты заваливали жалобами директрису за слишком большой объём заданий и грубое к ним отношение. В колледж даже приезжали несколько родителей. Барклай была сильно недовольна этим фактом, так что пришлось сбавить обороты. И ей это, чёрт возьми, не нравилось. Она не понимала, почему даже пустоголовая блондинка Синклер уже достаточно сносно говорила и понимала итальянский, а эти бездари словно вообще не удосуживались всерьёз взяться за учёбу. В итоге с её курса ушли несколько детишек, что сказалось на заработной плате. С каждым днём терпеть это становилось всё сложнее. Единственными отдушинами для неё оставались хобби: писательство по вечерам, поединки с Барклай в фехтовании и то, что она совсем недавно смогла принять, — дополнительные занятия с одной блондинкой. С каждым разом говорить с ней становилось всё легче, а способности Синклер в обучении и целеустремлённость только радовали чёрствое сердце Аддамс. Словно неогранённый алмаз в её руках с каждым разом становился всё ярче. Уэнсдей нахмурилась, утирая пот со лба и вновь возвращая внимание к сопернице, хоть и бывшей. — Что с тобой в последнее время происходит, Уэнсдей? Ты становишься раздражительнее с каждым днём. Даже в поединках твоё внимание будто рассеивается. — Скоро конец семестра и промежуточные экзамены у наших овечек. Многие начали крайне непрактично пытаться дать мне взятку или вымолить средний балл, — Уэнсдей уныло ворчала, направляясь в раздевалку вместе с Бьянкой. — И ты, конечно же, их вместо этого заваливаешь? Взятки — это подсудное дело, тут ты права. Но вот к студентам можно было бы и помягче быть. Неужели тебе так сложно иногда сделать для них исключение? — Барклай устало плюхнулась на скамейку раздевалки, убирая шлем в сторону. — О каком исключении вообще может идти речь? Они тупы, как бараны, которые не в состоянии нормально взяться за голову и расставить приоритеты в собственном обучении. Даже Синклер уже кое-как осилила итальянский, а эти не удосужились попросить хотя бы своего руководителя о дополнительных занятиях. Это называется «лень» и «попустительство», Барклай, — Аддамс раздражённо скинула шлем на скамейку и уселась рядом с директрисой. — А, ты о нашей маленькой звёздочке? — Бьянка довольно усмехнулась, видя непонимание в чёрных глазах коллеги. — Ты не знала? У нас есть что-то вроде топа самых лучших, активных и популярных студентов. И Синклер одна из пяти. У неё, помимо твоего дополнительного итальянского два раза в неделю, есть ещё четыре кружка и дополнительная волонтёрская деятельность. А ещё она ведёт блог колледжа. Если бы ты хоть раз этим поинтересовалась, то знала бы. — Я была не в курсе, — озадаченно нахмурилась Уэнсдей, расстёгивая петли тренировочного костюма. Ей и в голову не приходило, что студентка, занимавшаяся у неё дополнительно, имеет настолько мало свободного времени. Аддамс считала девчонку недалёкой и глупой, но, похоже, снова ошиблась. Что-то она стала часто заблуждаться в отношении других людей. Парадоксален был и тот факт, что все эти ошибки касались в основном одного человека. Может быть, стоило уже начинать воспринимать Синклер всерьёз? — Теперь в курсе. Кстати, у меня для тебя хорошие новости: после промежуточных экзаменов Синклер с твоей шеи снимут. Девочка в последнее время на нервах, и её успеваемость начала падать из-за нагрузки. А до конца семестра осталось всего ничего. На собрании с её руководителем решили, что стоит снять пару дополнительных занятий. Ну, судя по твоим словам, она уже достаточно поднаторела в итальянском, так что, думаю, и дальше тебя загружать этим нет смысла… — Нет, — резко выпалила Уэнсдей, чем удивила Бьянку и саму себя в первую очередь. Она недоумённо моргнула, пытаясь осмыслить собственный всплеск эмоций и взять себя в руки. — Я имею в виду, что её уровень всё ещё далек от того, который необходим для второго профильного языка на сдаче итоговых экзаменов, — Аддамс неуверенно повела плечами, прислушиваясь к собственным эмоциям. Пока она сама не понимала, что это всё значит, но чётко ощущала одно: ей не нравилась мысль, что Энид перестанет посещать дополнительные занятия. — Послушай, — Барклай чуть сощурилась, выглянув из-за дверки своего шкафчика, куда она складывала форму. — Я прекрасно знаю уровень проходимости на итоговых экзаменах по языкам. И то, что я слышала, у Энид уже есть. Ты и так загружена, и твоя концентрация в последнее время меня пугает, так что это уже решённый вопрос. Я понимаю, что ты стремишься к идеалу, но бедная девочка уже не справляется. А благополучие студентов должно волновать нас в первую очередь. К тому же это впервые, когда я услышала от тебя похвалу в адрес кого-то из студентов. Это показатель. — Это не показатель. Я её не хвалила, а лишь заметила, что она упорнее других и у неё получается лучше. Но до нормального уровня всё равно далеко. Да и произношение хромает, сколько бы я ни билась, — Аддамс немного резкими движениями стягивала с себя форму. В её воспоминаниях отпечатался каждый дополнительный урок с Синклер, её радостные глаза, когда она получала от Уэнсдей сдержанный кивок одобрения. Роившиеся в голове мысли никак не хотели структурироваться и принять более чёткие образы. Её это сильно раздражало. — Не глупи, я тебя достаточно знаю, чтобы понимать, что в твоём эквиваленте девочка заслужила похвалу. Так что давай на этом закончим. Ей хоть и семнадцать, но она уже взрослый человек. Хотя вроде бы скоро будет уже восемнадцать, насколько я помню. Эх, как быстро растут чужие дети… — Бьянка вздохнула, повернувшись к шкафчику и не замечая изменившегося лица коллеги. Аддамс же рассеянно глядела на форму в своих руках и раз за разом прокручивала в голове разговор с директрисой. Кусочки паззла начали вставать на свои места. Усталый внешний вид блондинки, тёмные круги под глазами, рассеянность и резкие движения, но при этом просто титаническое упрямство в изучении языка. Всё это складывалось в не самую приятную картину. Она тяжело вздохнула, осознавая, что Бьянка была права. Похоже, она в очередной раз завысила планку для обычных людей и ожидала большего. Но ещё ей не давало покоя странное чувство опустошения при мысли о том, что скоро Синклер перестанет посещать дополнительные занятия. Она стиснула зубы. — Я поняла, Барклай. Ты права. Мне пора, — Уэнсдей резко захлопнула дверцу своего шкафчика и решительно направилась в собственную комнату при кампусе. Её даже не остановил удивлённый окрик директрисы, донёсшийся вслед. В голове с дикой скоростью начинали проноситься мысли и образы, складываясь в почти решённую головоломку. Но какого-то кусочка паззла ей всё ещё не хватало, и это нервировало. Добравшись до своей комнаты на третьем этаже, она устало упала на свою кровать лицом вверх, несколько минут молча пялясь в потолочные балки. Она пыталась разобраться в собственных мыслях и разбегающихся прочь эмоциях. Одно Уэнсдей могла понять точно: ей не нравится мысль об окончании дополнительных занятий с Синклер. Осталось только выяснить, почему. Продолжить обучение у неё не выйдет, если так решило руководство, но вот разобраться в причине незнакомых эмоций была намерена твёрдо. Она вспоминала их уроки, перебирала по крупицам в памяти, пыталась понять. Аддамс никогда не жаловалась на память, она у неё была почти фотографической. А потому стоило сосредоточиться, и под прикрытыми веками проходили, как плёнка кинофильма, сцены, которые она вспоминала. Она помнила своё удивление, когда на четвёртое дополнительное занятия Синклер полностью выполнила домашнее задание и чётко смогла ответить на все вопросы. Тогда она хмыкнула себе под нос и сказала, что жаль, но не может поставить ей «отлично», ведь это был не основной урок. Именно тогда Энид, помявшись с минуту, вдруг предложила своеобразную систему наград. Она заключалась в том, что если студентка выполняет всё на отлично, то ей будет позволено задать любой вопрос преподавателю. Сначала Уэнсдей думала, что, видимо, из-за жары, разум девушки помутился, а потом решила, что ничего сверхъестественного в этом нет, и согласилась, но при условии, что и вопрос, и ответ будут на итальянском. Радостная Синклер тогда едва не подпрыгнула на месте. Эта ситуация Уэнсдей немного напрягала, но она не видела ничего в ней страшного. И первый вопрос, который студентка ей задала, касался её волос. — Maestra Addams, porta sempre la treccia? Lasci mai i capelli sciolti? — Sono due domande. Ma visto che è la prima volta, perdono l'omissione. Quando sono al lavoro, non porto i capelli sciolti. In gioventù portavo due trecce. Quando sono cresciuta, ho iniziato a farne solo una. Ti interessa solo questo? Уэнсдей сама не могла понять, почему она так легко согласилась с этим правилом и спокойно ответила на вопрос. Она помнила, с каким щенячьим восторгом радовалась эта странная девушка, получив ответ. Хотя, если честно, Аддамс была уверена, что половину сказанного ею блондинка попросту не поняла. По какой-то причине она даже не спросила в ответ, зачем студентке вообще что-то знать о ней лично. Обычно она всегда пресекала подобного рода расспросы в её адрес, но тут, на этом языке почему-то не стала возражать. А позже стало уже поздно спрашивать, да и неуместно вовсе. Пролежав ещё с полчаса и роясь в собственных воспоминаниях, Аддамс вздохнула, прикрывая глаза. Чего-то явно в этом недоставало. Какой-то хрупкой, едва заметной детали, чтобы всё наконец-то встало на свои места. Её раздражала мысль, что она по какой-то причине не видит картину целиком. Это вызывало зуд где-то под кожей от непреодолимого желания найти разгадку в этом вопросе. Что с ней не так? Почему это её так задевает? Почему именно Синклер? — Стоп. Синклер? — она прошептала это себе под нос в пустоту помещения. Задумавшись, Уэнсдей достала свой телефон и начала искать блог колледжа, о котором упоминала Барклай. Не заметив, как углубилась в чтение, Аддамс потеряла счёт времени, чего с ней уже давно не случалось. Очнулась она, только когда телефон оповестил о том прискорбном факте, что его заряд почти иссяк. Уэнсдей недовольно фыркнула. Она как раз начала замечать тенденцию того, как постепенно менялись посты в блоге. В них даже стали появляться фразы на итальянском, и это заставило её губы дёрнуться в непривычной усмешке. Если бы не зарядка телефона, то она обязательно указала бы Энид на пару ошибок в написании, но чёртова техника заставила отвлечься. Лишь ставя телефон на зарядку, она сообразила, что что-то не так. Аддамс с неприятным удивлением поняла, что не могла оторваться от написанного несколько часов, а ведь полночь была уже не за горами. Сегодня ей предстояло сделать еще несколько дел, а она так бездарно теряла время. Уэнсдей хмуро уставилась на экран, осознавая собственную оплошность. Она не понимала, чем её так зацепил этот несчастный блог. С писательской точки зрения написан тот был ужасно и местами аляповато. Стиль оформления текста, пестрящий смайликами и странными молодёжными фразочками, откровенно раздражал, но то, как всё это было подано, почему-то заставляло желать читать дальше. — Хм… Что такое этот ваш твиттер? — она задумчиво рассматривала список контактов блога колледжа, найдя в нём ссылку на некий твиттер Синклер. Аддамс в очередной раз раздражённо фыркнула, пытаясь разобраться в современных социальных сетях и нажимая кнопку «зарегистрироваться», как вдруг остановилась. — Что я, чёрт возьми, делаю? Это осознание немного выбило её из колеи. Она отложила телефон в сторону и села за свой письменный стол, доставая заметки по программе обучения. Сложив бумаги перед собой и пододвинув ноутбук, которым не любила пользоваться, но была вынуждена ввиду работы, она замерла, положив руки на стол и медленно перебирая и анализируя свои мысли. Уэнсдей понимала, что порыв, который она только что пресекла, попросту глуп и недальновиден. Даже если бы она зарегистрировалась в этих бесполезных соцсетях, то что дальше? Переписываться со студенткой младше её почти на десять лет? О чём, да и зачем вообще? Зачем были нужны эти дурацкие выхлопы современного интернета конкретно ей? Аддамс согнула руки в локтях, подпирая подбородок, и уставилась хмурым взглядом на монитор ноутбука. Ей было непонятно, что вообще происходит. Ни с ней, ни с её чувствами. Вздохнув, она откинулась на спинку стула, медленными движениями расплетая косу чёрных волос. Она задумчиво переводила взгляд с предметов, лежащих на своем столе, на стену, и обратно. И в какой-то момент остановилась, задержав дыхание. Перед глазами снова пролетел тот самый момент с первым вопросом про её волосы, вот только сейчас её внимание было сконцентрировано на лице блондинки. На дрожащих ресницах, на неуверенной улыбке и восторженно задержанном дыхании. Уэнсдей поняла. — Вот же, чёрт… — она закрыла лицо руками, надавливая мозолистыми ладонями на щёки и медленно потирая. Последний паззл встал на своё законное место, а она, будучи полной идиоткой, судя по всему, этого даже не заметила. И мало того, что теперь она понимала, почему Синклер вообще пришла на итальянский, но и поняла, что сама умудрилась попасть в эту странную ловушку из завуалированных улыбок, краснеющих щёк и подрагивающих пальцев. Почему она не поставила студентку на место сразу же, как всех остальных, почему продолжала терпеть её присутствие, несмотря на то, что весь внешний вид блондинки её поначалу раздражал. А что теперь? Теперь она ловила себя на мысли, что и сама ждёт этих занятий. Терпеливо подбирала материал для них, вдумчиво и с расчётом на девушку, чтобы той было легче его освоить, в то время как остальных студентов она жалеть даже не собиралась. Она не понимала, в какой момент её перестал раздражать запах этих дурацких духов, когда она стала более щепетильно относиться к собственному внешнему виду перед занятиями. Уэнсдей даже вспомнила, что совсем недавно Барклай попыталась над ней пошутить и спросила, не влюбилась ли та, раз стала так за собой следить. Это было заметно. Всем, чёрт возьми. Кроме неё самой. И, судя по всему, Энид. — Энид… — Аддамс произнесла это имя, ощущая, как звук мягко скатывается по горлу и слегка щекочет нёбо. Уэнсдей тяжело вздохнула. Она наконец это осознала. Всё было до одури просто. Влюблённая девчонка старательно искала её внимания, и она, как будто слепая и глухая, не только этого не заметила, но, подобно ведомому, поддалась на эти странные чары и сама начала что-то чувствовать. Вот только теперь это не играло больше никакой роли. Занятия скоро прекратятся. А до конца семестра осталось всего ничего. Промежуточные экзамены уже не за горами, как и день рождение одной странной блондинки. Да, Уэнсдей уже об этом знала. Зато теперь точно поняла, откуда в её голове засела мысль о подарке для Синклер. — Al diavolo i miei sentimenti! — она зло прошипела себе под нос, хмуря брови. Такого именно от себя самой Аддамс не ожидала. Она никогда бы и никому не призналась в этом. В том, что умудрилась схватить эту дурную болезнь, которой были полны её родители. А ведь Уэнсдей всю жизнь старалась быть на них непохожей. И вот итог. Уэнсдей вновь уткнулась лицом в ладони, медленно дыша и приводя возбуждённые нервы в порядок. «Всё это бред. Самообман и ненужные эмоции». Она со скоростью движущегося поезда перебирала все варианты развития событий и понимала, что у неё, или, точнее, у них, нет будущего. У Энид это просто подростковая влюбленность. Она пройдет. Главное не давать ей стимула расти. Но тут же поняла, что уже поздно. Однако шанс всё остановить ещё был. И очень кстати эта информация о том, что дополнительные занятия отменят. Значит, ей оставалось пережить лишь пару недель, и потом всё закончится. А что до её собственных эмоций? «Они не важны. Их можно и нужно запереть». Всем будет лучше, если никаких даже потенциальных отношений не будет. Какие вообще могут быть отношения у неё со студенткой, которая младше на десять лет? Бред. «Не ломай девочке жизнь. У неё-то это просто влюблённость, и она пройдёт. Всем будет лучше, если ты просто уйдёшь. Тем более и так собиралась…» — Уэнсдей глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она выпрямилась в кресле и включила ноутбук на столе. Аддамс разгадала загадку, нашла себя в ней, и ей это не понравилось. Но решение она уже приняла. И пусть этой солнечной девочке будет больно, но это временно, а себе этого она позволить не могла. Не в её возрасте, не в её жизни. Аддамсы влюблялись один раз. И на всю жизнь, так что Уэнсдей просто не могла сама себе позволить эти чувства. Единственное, она собиралась кое-что проверить. Просто проверить, чтобы понять немного лучше вторую сторону этой идиотской клишированной драмы. Где-то глубоко в её сердце всё ещё едва теплилась крохотная надежда на то, что она ошиблась. Снова. На то, что в Энид это не мимолётная влюблённость, и, может быть… Только может быть… Нет. Она должна это проверить. И потом сможет решить точно, что с этим делать. Аддамс кивнула сама себе, поджав губы и хмуро сведя брови. Она вернулась к ноутбуку. На завтра ещё предстояло разобраться с работой и учебными материалами. А она и так бездарно потеряла кучу времени на собственные размышления и кипящие эмоции.