О языках и нравах

      В доме было сыро и холодно, но Уэнсдей это ни коим образом не смущало. Она, конечно же, понимала, что уже осень и пора бы задуматься о починке отопления к предстоящей зиме, но писательство занимало у неё всё свободное время. Честно говоря, она сама не помнила, когда в последний раз покидала собственный дом. Современные технологии предлагают щедрые дары в виде маленьких чудес, начиная электронной почтой и заканчивая доставкой на дом буквально всего, что вообще может быть необходимым. Иногда Аддамс ловила себя на мысли, что в её возрасте она слишком поздно для самой себя обнаружила эти удобства. Хотя и не хотела этого признавать.       Она встала со своего рабочего места - уютного вращающегося кресла за большим письменным столом, и, потягиваясь, подошла к окну, ведущему на небольшой задний двор. В этом районе было много жилых домов, и соседи, к её сожалению, находились не слишком далеко, даже несмотря на тот факт, что её дом был в самом конце улицы. Поправив съехавший на одно плечо клетчатый серый плед, она зябко поёжилась. Всё же стоило заняться домом. Но для этого стоило как-то выкроить время, которого у неё и так катастрофически не хватало. Уэнсдей устало приподняла очки и потёрла пальцами глаза. Снова ночь была слишком длинной, но весьма плодотворной. Вновь наступало утро, щедро во все стороны разбрасывая противные солнечные лучи, что пробивались сквозь тяжёлые портьеры в окне спальни на втором этаже её небольшого жилища.       Дом был действительно небольшим и рассчитанным максимум на пару человек. На маленьком участке площадью в лучшем случае в восемь квадратных ярдов перед ним росла лишь пара старых вязов. Невысокий обычный заборчик чисто номинально отделял её скромные владения от соседских, на что ей было, в общем-то, плевать. Наружный сайдинг был безликого светло-серого цвета, крыша устелена такой же стандартной коричневой современной композитной кровлей. Единственная комната на втором этаже служила и её спальней, и рабочим кабинетом одновременно. Первый этаж занимали небольшая гостиная и кухня с кладовкой. Больше всего она сожалела об отсутствии подвала. Всё же этому дому недоставало мрачности. Когда она сюда въехала, ей, если честно, было всё равно, как дом выглядит и что в нём находится. Снаружи он вообще ничем не отличался от миллионов таких же по всей стране, насчёт чего порой сокрушалась её мать Мортиша Аддамс. Ведь их семейный особняк был стар и выполнен в готическом стиле, полон богатой историей и наследием. На его фоне домик их дочери был просто посмешищем. Но Уэнсдей было плевать. Главное, что двери и окна закрывались, в доме стояла тишина, а соседи не были докучливыми.       С тех пор, как она уехала из колледжа, оставив за спиной профессию преподавателя, прошло уже больше двух лет. За это время изменилось многое. И она в первую очередь. Если раньше у неё хоть иногда и было желание поддерживать социальные контакты, то после всего случившегося оно сошло на нет. Через полгода после её переезда сюда она всё же смогла закончить свою новую книгу и даже опубликовала. Правда, только в Сети. Что было неожиданностью, так это то, что после этого на неё вышло агентство одного из издательств. Не самое крупное, но всё же. Это было своего рода прорывом. Не сказать, что она стала супер популярным автором, но всё же её книги имели успех в определённых кругах. Единственное, что её расстраивало, так это то, что самой популярной из четырёх уже изданных книг была та, которую она как раз в Интернете впервые и опубликовала. И это был не детектив. Скорее, роман с плохим концом и большим количеством переживаний. Соль заключалась в том, что она её написала под влиянием собственных эмоций. А ещё в том, что теперь безумные сторонники ЛГБТ-движения засыпали её почту горой писем с вопросами, будет ли у романа продолжение.       Уэнсдей вздохнула, уныло глядя в окно. Не было никакого продолжения. Всё закончилось ещё тогда, на парковке внутреннего двора колледжа, оставив в его стенах одну блондинку, что всё же умудрилась запасть в её чёрное сердце. Это было пронзительно больно, и, честно говоря, первые полгода она думала, что долго не протянет. Вновь обретённая тяга к писательству стала её отдушиной и способом всё это вынести. В то время писательница прилично заставила поволноваться собственных родителей и двух младших братьев. Пагсли взял за привычку приезжать к ней каждый чёртов месяц, чтобы проверить, жива ли его сестра вообще. В последний раз, правда, его визит продлился не больше получаса, ведь Уэнсдей доходчиво объяснила не в меру подросшему младшему брату тот прискорбный факт, что в их семье станет на одного ребёнка меньше, если он посмеет ещё хоть раз приехать в её дом без предупреждения. Как ни странно, но этим Пагсли был страшно доволен. Так что уехал восвояси, даже не канюча напоследок о том, что его не пустили за порог вовсе.       Лежавший на столе телефон неожиданно тихо завибрировал, наполняя тишину дома приглушённой мелодией виолончели, заставив невысокую женщину у окна вздрогнуть и хмуро на него покоситься. Уэнсдей вздохнула, подойдя к столу, по пути взглянув на часы, и взяла телефон в руку. Для её агента звонок был слишком ранним, что значило только то, что позвонить ей мог только кто-то из семьи.       — Мой любимый Скорпиончик! В этот ужасный день со всей горечью поздравляю тебя с ещё одним прожитым годом в твоей жизни… — радостный голос её отца раздался в трубке, вводя сонный мозг писательницы в коллапс, потому как она судорожно пыталась вспомнить, какой сегодня вообще день. Когда до неё наконец дошло, она вздохнула, рассеянно запустив пальцы в отросшие чёрные волосы, небрежно их растрёпывая. Она снова забыла. Второй год подряд она забывает про этот день. Нет, он ей в принципе никогда особо важен и не был, но раньше она за собой такой потерянности в днях не замечала.       — Благодарю, отец, — голос писательницы был немного хриплым и явно сонным.       — О, моя дорогая, я полагала, что ты всё ещё не спишь, но, судя по твоему голосу, это не так, — в трубке послышался обеспокоенный голос её матери. Видимо, пока она пыталась сообразить о том, какое сегодня число, отец передал телефон ей. — В любом случае, notre nuage d'orage préféré, мы с отцом одобряем твой выбор и отправили тебе подарок. Он прибудет сегодня, а также мы пополнили твой счёт. Пагсли и Пьюберт собирались тебя навестить, но мы с Гомесом решили, что нам всё ещё понадобятся их руки в будущем. Так что будь спокойна, никто лишний тебя сегодня не побеспокоит.       — Благодарю, mère. В честь моего тридцатилетия это будет лучшим подарком от вас, — как всегда, сухо ответила Уэнсдей, хмуря чёрные брови и переводя взгляд на экран своего ноутбука, даже толком не обратив внимания на подозрительно ехидный голос матери из-за собственного полусонного состояния. В углу экрана мерцало уведомление о нескольких непрочитанных письмах. Она смутно даже догадывалась, от кого они, но на данный момент читать очередную почту от агента или бесполезные рассылки не собиралась. Она вздохнула, слушая воркование её родителя. Благо, что Мортиша Аддамс поняла: дочь не может должным образом отвечать на разговор из-за сонного состояния. А потому, ещё раз поздравив её с днём рождения, спешно попрощалась, повесив трубку.       Уэнсдей сняла очки и положила их на стол рядом с погасшим телефоном, предварительно выключив на нём звук. Всё, чем она на данный момент собиралась заняться, так это поспать. Впервые за последние пару дней. Её уже пятая книга была наконец закончена. И единственное, что она чувствовала на этот счёт, — так это усталость. Уэнсдей не писала книги под своим именем. Она взяла за творческий псевдоним имя главной героини своей первой рукописи: Вайпер Де Ла Муэрте. Не то чтобы она сделала это специально или с каким-то умыслом. Ей просто не хотелось публиковать тот свой роман в сети под своей фамилией. В дальнейшем имя Вайпер так и осталось за ней. Аддамс слегка задумчиво оглядела свой стол, проверив ещё раз, что текст, написанный ею за ночь, был сохранён, и аккуратным движением руки закрыла крышку ноутбука. Её взгляд упал на одинокий карандаш, стоявший рядом со злополучной техникой в отдельном стакане. Губы слегка поджались, и взгляд на мгновение затуманился от всколыхнувшихся воспоминаний. Этот карандаш — единственное, что у неё осталось на память о яркой блондинке, запертой где-то в её прошлом, почти уже в другой жизни.       Уэнсдей действительно надеялась, что у Энид теперь всё в порядке. Она много раз ловила себя на желании вновь завести Твиттер после того, как старый удалила, а телефон сменила, и проверить, как поживает её бывшая студентка. Но каждый раз титаническим усилием заставляла себя остановиться. Если честно, она попросту боялась. Боялась узнать, что у Синклер действительно всё хорошо и рядом с ней есть кто-то другой. Кто-то более ей подходящий, чем Уэнсдей. Аддамс понимала, как это было глупо, но поделать с этими всё ещё живыми эмоциями хоть что-то не могла. Она вновь вздохнула и отправилась к своей кровати, попутно задёрнув тяжёлые тёмные портьеры. На сегодня с неё было достаточно.       Вот только даже пары часов проспать ей было не суждено.       Где-то в начале улицы послышался гремящий звук колесиков увесистого чемодана, катящегося по асфальтированной дорожке. Местная старушка, живущая в одном из домов вверх по улице, с удивлением проводила взглядом довольно улыбающуюся высокую блондинку со вьющимися волосами по плечи. На ней было бледно-розовое пальто, голубые джинсы и белые кроссовки. На плече висела большая красная сумка, а за собой она с грохотом тащила крупный ярко-розовый чемодан, чем и привлекала к себе ненужное внимание. Однако этот район отличался тем, что, несмотря на количество домов, многие из жителей на уик-энд уезжали в Цинциннати по делам или отдохнуть. Так что в это время здесь оставалось совсем мало жильцов.       Старушка задумчиво покачала головой. Видимо, к кому-то из соседей вниз по улице приехали гости. Она подошла к краю своего участка и проследила за девушкой, что, к её ужасу, свернула к самому дальнему дому. В котором, как все знали, жила крайне неприветливая и злая на язык особа, тяжёлый взгляд чёрных глаз которой пугал собак и заставлял плакать детей навзрыд. Между собой соседи давно называли её не иначе как ведьмой, и никто общаться с той женщиной не захотел бы даже под дулом пистолета. А тут такая яркая, улыбающаяся и с виду невинная девушка… В голове старушки тренькнула мысль о том, что блондинка ошиблась домом и ту надо срочно спасать, пока не напоролась на эту самую ведьму. Однако она даже не успела накинуть свою куртку и покинуть участок в попытке окликнуть эту несчастную, когда услышала звонкий и почему-то злой голос от того самого дома, прокричавший что-то неразборчивое, возможно, на другом языке.       И если бы одна беспокойная блондинка знала, как крепко может спать Аддамс после нескольких бессонных ночей, то ей бы вряд ли пришло в голову, что орать под дверью возымело бы хоть какой-то толк даже после того, как она несколько раз постучала в неё. И даже ногой.       — Уэнсдей Фрайдей, мать твою, Аддамс! Или ты откроешь мне эту чёртову дверь, или я заберусь в твоё проклятое окно! Снова! — голос блондинки отдавал какой-то странной смесью радостной эйфории и злостью одновременно. Вновь прислушавшись к тишине за дверью, Синклер зло усмехнулась. Обойдя дом с другой стороны и приметив окно, затянутое тёмными шторами на втором этаже, она скинула свои вещи прямо на газон у стены. Следом за ними отправилось и её пальто, и солнечные очки с розовыми стеклами. Энид бодро размяла плечи и подпрыгнула, оттолкнувшись ногами как следует, ловко уцепившись пальцами за выступ сайдинга где-то под окном да аккуратно подтягиваясь следом. Она прекрасно осознавала, что делает, и, если быть честной, не так собиралась устроить их долгожданную встречу спустя более чем два года. Но за последние сутки её многое вывело из себя, оставив мозг и здравый рассудок нервно курить в сторонке.       Её самолёт задержали в аэропорту на целых пять часов. Автобусы в этот чёртов пригород так рано не ходили, а ушлые таксисты готовы были содрать с неё просто баснословную сумму за то, что подвезут куда надо. Благо, что в детстве Энид часто занималась туристическими походами с отцом и братьями, а потому на местности ориентировалась легко и непринуждённо. Но в эту ночь она готова была даже пойти на убийство в случае, если ещё хоть одна наглая морда посигналила бы ей клаксоном из машины. И вместо того, чтобы подвезти бредущую девушку, просто бросали пару скользких комментариев касательно её внешнего вида. В общем, половина ночи у неё ушла, чтобы добраться до трижды проклятого всеми дьяволами и богами отдалённого района в пригороде грёбаного Цинциннати. И при всём при этом большую часть пути она прошла пешком. С сумкой и чемоданом. А кое-кто даже не брал трубку и не отвечал на е-мейл. Хотя, по идее, всё должно было быть сюрпризом. И Уэнсдей, конечно же, не знала о том, что на почту ей пришли письма от Энид, а пара пропущенных звонков с неизвестного номера тоже были её рук делом. Однако раздражения блондинки это не убавило. Так что Синклер сейчас была зла, как не одна сотня чертей.       — Да что б тебя! — зло выдавила она, когда, едва её рука потянула на себя створку окна, та резко распахнулась сама, чуть не вытолкнув блондинку обратно в объятия Земли-матушки. Высота, конечно, была смехотворной по сравнению с колледжем, но приятного всё равно мало.       — Синклер?! Какого хрена?! — Энид даже не удивилась, ощутив, как чья-то рука крепко сжала ворот её светло-голубого свитера, украшенного радужными сердечками, удерживая от падения. Из темноты помещения на неё огромными от удивления и испуга глазами, растрёпанная и моргая спросонья, смотрела та, кого она видела во сне почти каждую ночь на протяжении этих долгих нескольких лет. Эта чёртова женщина, которая почти свела её с ума, завладев и разумом, и сердцем.       — Знаешь, дорогая, у меня стойкое чувство déjà vu, — Синклер ухмылялась широкой злой улыбкой во все свои белоснежные зубы.       — Французский? — отупело спросила Уэнсдей, всё ещё пытаясь уловить связь с реальностью происходящего и не находя ни одного мало-мальски логичного довода в пользу того, что всё это ей в очередной раз не снилось.       — Oui, mon amour! Это, блять, всё, что тебя сейчас интересует?! — рука Энид сжалась на смуглом запястье её бывшего преподавателя.       — Ты больная, — Уэнсдей, всё ещё не пришедшая в себя и пребывавшая в абсолютном шоке, потянула на себя непутёвую блондинку, затаскивая ту в окно не без её собственной помощи. Вот только в этот раз Энид, что б её, Синклер ловко извернулась, подминая под себя брюнетку, и они вдвоём с грохотом упали на пол. Благо на нём был расстелен ковёр. Руки блондинки с силой сжали в объятиях женщину, жадно прижимая к себе. Она даже не обратила внимания на сдавленный «Ох», выбитый вместе с воздухом из лёгких Аддамс, которая после этого зашипела подобно разозлённой гадюке. Однако ответа от взбалмошной блондинки не последовало. Она уткнулась носом ей в шею, и до слуха Уэнсдей донеслись сдавленные всхлипы.       — Энид? — писательница обеспокоенно повернула голову, утыкаясь носом в растрёпанные светлые локоны, но не могла разглядеть лица своей неожиданной гостьи. Зато почувствовала, как в районе её шеи становится мокро. Уэнсдей, всё ещё пребывавшая в шоке от произошедшего, неуверенно обняла лежавшую на ней блондинку, медленно поглаживая ту по спине, ожидая, пока та придёт в себя, чтобы хоть как-то объясниться. В этом положении они пролежали минут десять, пока Синклер пыталась не захлебнуться собственными слезами. Аддамс чувствовала, с какой силой бьётся её сердце. Она судорожно перебирала в памяти все события, произошедшие два с лишним года назад. Бывший преподаватель итальянского языка никак не могла взять толк, почему спустя столько времени снова вытаскивает из своего окна Синклер и почему так сильно собственные руки отказываются её отпускать против воли их обладательницы. Сейчас она откровенно боялась услышать от неё слова о том, что та скучала и о том, что она не выбросила её из собственного сердца. Потому что это значило бы только одно: Уэнсдей снова ошиблась. И всё, что она считала правильным в своих решениях, пытаясь уберечь эту солнечную блондинку от проблем с семьёй, в итоге было бессмысленным.       — Я сбежала из дома… — сдавленно произнесла блондинка, всё ещё прерываясь на всхлипы. Голос был сиплым, но она старалась вложить в него как можно больше того, что в ней накопилось за это время.       — Что? — Уэнсдей несколько раз моргнула, уставившись на приподнявшуюся над ней после этих слов блондинку. Её лицо было красным, заплаканным и одновременно злым. Голубые глаза блестели от обиды и слёз. Сердце Аддамс больно ёкнуло от того, какой она её сейчас видела. Неприятное чувство вины снова вернулось, ядом растворяя горло.       — Я подрабатывала два года в кофейне, чтобы оплатить колледж. Написала заявление в полицию на отказ от опеки и наследство, чтобы семья наконец оставила меня в покое. Я побывала на свадьбе Йоко и Дивины. Даже послала к чёрту Барклай на выпускном, когда узнала, что она была в курсе всего! Ты должна мне пару лет моих долбанных нервов! Минимум! — Энид почти рычала, зло ощерившись, что в сочетании с её заплаканным лицом смотрелось угрожающе.       — А максимум? — Аддамс, пытавшаяся понять сказанное, упёрлась непонимающим взглядом чёрных глаз в голубые напротив, осознавая, что только что ляпнула какую-то чушь. Но в её защиту стоит упомянуть, что на данный момент это было от неё ожидаемо. Потому что просыпалась-то она быстро, а вот мозг включался медленнее тела.       — Пару детишек, домик на берегу моря и соседние могилки, блять, Уэнсдей! Какого хрена ты всё это устроила? Ты реально думала, что я тебя не найду, как только смогу? Думала, я не узнаю, зачем ты это сделала, а? Решила свалить, чтобы меня собственное семейство не заперло до конца жизни где-нибудь в психушке, да? Так вот нет! Я подала на апелляцию и в суд! Больше они мне ничего не сделают! Ты вообще в курсе, что всё можно было решить законно?! Не сбегая! Да я французский даже подучила, чтобы понять, что ты мне сказала напоследок! — руки Синклер ухватили ворот чёрной длинной футболки, в которой Уэнсдей спала, и как следует встряхнули. Ткань под её пальцами с громким треском порвалась, натягиваясь и параллельно оголяя худые ноги, открывая вид на такое знакомое тело, что Энид даже замерла, рассматривая то, что натворила, затаив дыхание от шока. Растрёпанная, едва проснувшаяся Уэнсдей смотрела на неё в ответ расширившимися глазами, и на лице брюнетки была такая гамма эмоций, которую Синклер раньше никогда не видела, справедливо полагая, что большей частью времени мышцы лица Аддамс были попросту атрофированы за неиспользованием.       — Да отпусти ты уже, чёрт возьми! — первой пришла в себя Уэнсдей, оттолкнув от себя блондинку и пытаясь натянуть обратно несчастную футболку с разорванным воротом. Её взгляд в миг посуровел, и она зло огрызнулась. — Ты… Ты вообще понимаешь, что вломилась в чужой дом через окно, наплевав на все допустимые нормы самосохранения и правила? Снова!       — Oh, Davvero? Pensavo ti fosse piaciuto l'ultima volta! — Энид ответила так же зло, растягивая накрашенные светло-розовой помадой губы в ухмылке. Она подалась вперёд, вновь роняя брюнетку на ковёр, прижимая сверху собственным телом и ловко поймав обе её руки в замок, сцепив их над головой сердитой женщины одной рукой. Синклер с упоением оглядела проделанную ей работу и закусила губу.       — Знаешь, я не планировала вот так вот сразу переходить к самому интересному... Но ты не оставляешь мне выбора.       — Энид. Перестань. Сейчас же! — Аддамс хмуро смотрела на неё снизу-вверх, но щёки предательски начали краснеть, как и кончики ушей. Всё происходило слишком быстро, чтобы быть нормально осознанным и обдуманным, и это ей дико не нравилось. Но мысли ушли на задний план, когда Энид наклонилась к ней, впиваясь жадным поцелуем в губы. Поначалу Уэнсдей даже не сообразила, что собственное тело среагировало быстрее разума, и она неосознанно ответила на поцелуй, ощущая, как быстро исчезает воздух из лёгких, а в груди становится горячо. Жаркие поцелуи переместились на шею, и чужие зубы прикусили кожу чуть больнее, чем должно, заставив её вздрогнуть всем телом под девушкой. Только спустя пару минут она смогла всё-таки отодвинуть от себя блондинку, кое-как освободив руки из сильной хватки. Аддамс упёрла ладони в чужие плечи, сжав ноги вокруг талии Синклер. И в момент, когда она уже готова была излить на девушку всё своё негодование, с нижнего этажа послышались громкие стуки в дверь и приглушённый мужской голос.       — Мисс Аддамс? У Вас всё в порядке?       Уэнсдей чертыхнулась себе под нос на незнакомом Энид языке. Отцепившись от удивлённой и распалённой не меньше неё блондинки, вывернулась из-под её рук и вскочила на ноги, накидывая на себя сброшенный на пол впопыхах плед.       — Сиди здесь! — она зло бросила это напоследок, спешно спускаясь на первый этаж под продолжающийся стук в дверь. Было такое ощущение, что пришедший вознамерился её выбить, что не добавляло ей хорошего настроения. Она резко открыла дверь и застала на пороге крупного седого мужчину в полицейской форме, который как раз заносил руку для очередного удара в несчастное дерево. Он ошалело уставился на неё. Растрёпанная и злая, со следами розовой размазанной помады на скуле и губах, краснеющим следом укуса на шее, едва прикрытая пледом. Хозяйка дома зло сверлила его тяжёлым взглядом чёрных глаз.       — Что вам нужно, офицер? — сквозь зубы выдавила она, пытаясь принять более или менее приемлемый вид. Что получалось у неё достаточно паршиво.       — Эм… Соседи доложили, что видели, как к Вам в окно кто-то забрался. Вот и вызвали… — он, растеряв всю уверенность, смущённо отвёл взгляд в сторону, понимая, что произошёл ложный вызов. Мужчина озадаченно почесал затылок, когда в дверях позади раздражённой брюнетки появилась высокая блондинка с радостной улыбкой, такими же следами помады на лице, выше хозяйки дома примерно на голову. Она приветливо помахала рукой служителю правопорядка, заставив саму Аддамс вздрогнуть от неожиданности.       — Доброе утро, офицер! Позвольте? — девушка ловко протиснулась между двоими опешившими людьми и бодро убежала за дом, через несколько секунд вернувшись с большой красной сумкой на плече, розовыми чемоданом и пальто, переброшенными через руку. Лучезарно улыбаясь обоим, она вновь аккуратно отодвинула от дверей впавшую в ступор от такой наглости Уэнсдей и пробралась в дом, радостно что-то напевая под нос и протаскивая свои вещи внутрь. На секунду воцарилось неловкое молчание. Первым пришёл в себя полицейский, сдавленно хрюкнув под нос.       — Эм-м-м… Мисс Аддамс, кто это?       — Ничего особенного. Просто моя девушка-идиотка. Вам нужно что-то ещё? — Уэнсдей с трудом нацепила на лицо безразличное выражение и пожала плечами, зябко кутаясь в плед. Всё, чего ей сейчас хотелось, — это задушить чёртову блондинку. И не факт, что в объятиях.       — Эм… Нет. Мои извинения, что побеспокоил, — полицейский растерянно махнул рукой, всё ещё пытаясь осмыслить происходящее, что получалось у него с трудом. Он отвечал за этот район уже больше пяти лет и, естественно, был в курсе о том, кто такая Уэнсдей Аддамс. Так что упоминание яркой блондинки в качестве её девушки выбило его из колеи и здорово пошатнуло привычную картину мира в собственной голове.       — Тогда хорошего Вам дня, — Уэнсдей решительно сделала шаг назад в дом и с громким хлопком закрыла дверь перед носом опешившего мужчины. Тот постоял ещё с пару секунд на пороге, а потом развернулся и зашагал обратно к машине, прикидывая, как и куда послать вызвавшую его зазря старушку-соседку этой ведьмы.       — Синклер, какого хрена ты творишь?! — Аддамс, пышущая злостью, ворвалась в гостиную, где Энид как раз распаковывала свою сумку. Всё так же себе что-то подпевая под нос. Уэнсдей честно не знала, что ей со всем этим делать, но поползновения на её территорию подобным наглым образом просто выбешивало самим фактом беспардонности блондинки.       — Я предпочту через какое-то время взять твою фамилию. Кстати, твои родители не против. И да, я распаковываю свои вещи. Как видишь, — она ехидно усмехнулась, откладывая сумку в сторону и довольно поворачиваясь к взъерошенной брюнетке, с виду не тянувшей даже близко на свои настоящие тридцать лет, у которой глаза становились всё круглее с каждым сказанным ею словом.       — Ты… ЧТО?!       — Я собираюсь здесь жить. С тобой. С этого самого дня. И больше никогда тебя не отпущу. Что бы ты ни сказала на этот счёт и как бы ни верила мне, — Энид подошла к ней почти вплотную, ловя ошарашенную таким заявлением Уэнсдей рукой за талию и прижимая к себе, пока писательница судорожно соображала, что вообще происходит. В голове тут же всплыли довольные и ехидные интонации в голосе матери, когда она звонила утром, и от понимания этого собственное сердце упало куда-то в пятки. Видя такую реакцию, блондинка усмехнулась, подаваясь вперёд и мягко целуя своего бывшего преподавателя в висок, ласково поглаживая свободной рукой смуглую щёку, а следом убирая кончиками пальцев выбившуюся из отросшей чёлки прядь чёрных волос в сторону. Её глаза сейчас были полны любви и обожания, так что Уэнсдей в них готова была захлебнуться. Из её груди вырвался сдавленный прерывистый вздох. И прежде чем она это осознала, по собственной щеке скатилась первая нежданная слезинка, которую тут же поцеловала эта совершенно невыносимая блондинка, крепче прижимая её к себе.       Аддамс слегка дрожавшими руками обхватила её за плечи, обнимая в ответ, и уткнулась носом в чужую шею, которая всё так же знакомо пахла. Как будто и не было этих лет порознь. Словно ещё вчера она впервые затащила эту несносную идиотку в собственное окно, не давая ей из того выпасть. Сердце колотилось о грудную клетку яростной птицей, норовя выскочить из горла, но она смогла лишь криво усмехнуться сквозь нежданные слёзы, ощущая, как с плеч будто сваливается целая гора тяжёлых и бессмысленных дней без неё. Без девушки, которая прочно засела в её чёрном сердце, нагло туда вломившись и, судя по всему, вознамерившаяся остаться там навсегда.       — Ti amo, Уэнсдей… С днём рождения тебя, любимая.

La fine della storia.