***
Холодный ночной воздух забирался за шиворот и в рукава толстовок и курток. Жадно обволакивал, пытаясь вытянуть тепло людских тел. Трое девушек крадучись двигались по теням, обходя все места, где, как знала Йоко, находились камеры наблюдения. И когда они наконец достигли своей цели — стен кампуса, где были жилые комнаты преподавателей, — на часах уже было три часа утра. — Так. Ещё раз для особо одарённых. Что мы здесь делаем? — Йоко уныло потирала красный след от пощёчины на своей щеке. Час назад ей пришлось рассказать, что она знала об Аддамс, когда из-за случайной оговорки спросонья обе девушки буквально припёрли её к стенке. И если от Синклер она ещё такого ожидала, то от собственной девушки — нет. Ей пришлось всё рассказать. И даже отдать спрятанную в комнате рукопись. Когда она подняла глаза на Энид, то серьёзно испугалась. Блондинка была в такой жуткой ярости, что даже не говорила. Позже сказано было многое на повышенных тонах: и обвинений, и извинений, и оправданий. И даже пощёчина была, в общем-то, заслуженной. Так что Танака не обижалась. Лишь угрюмо ворчала себе под нос. — Собираемся совершить взлом с проникновением, — зло огрызнулась в ответ Энид. Непривычно собранная и серьёзная. — Я много лет занималась спортивным скалолазанием по маминой указке. Хоть раз в жизни это должно мне пригодиться. — Малыш, это третий этаж. Ты уверена, что справишься? — Дивина же опасливо косилась вверх. Конечно, здание колледжа было своего рода историческим наследием, и в его стенах имелось огромное количество выступов, неровностей и барельефов, но и высота этажей была приличная. Справедливо опасающаяся за здоровье подруги Уотсон неуверенно пожала плечами. Идея появилась спонтанно, и каким-то образом Энид превратилась из милого щеночка в стихийное неуправляемое бедствие, пышущее чистой яростью, которое было невозможно контролировать, лишь подстраиваться. Дивина пыталась убедить её, что разговор с нерадивой преподавательницей может подождать и до утра, но та наотрез отказалась. Тем более после признания Йоко. Так что они решили, что раз уж такое дело, то пойдут с ней. Хотя бы убедиться в том, что злящаяся сейчас на всё подряд блондинка не сорвётся с высоты третьего этажа. Поначалу Уотсон пыталась себя убедить, что в этом было даже что-то романтичное, но чем ближе они подходили к зданию, тем страшнее ей становилось. — Я не малыш! — зло оскалилась Энид в ответ. Она любила своих друзей. Она всю жизнь старалась быть хорошей дочерью, другом, девушкой. Но это… Это вывело её из себя. Ей так до смерти надоело, что все без исключения считают её несмышлёнышем, юной и ничего не понимающей. Не отдающей себе отчёт ни в эмоциях, ни в действиях. Ей это осточертело. А после рассказа Йоко о её разговоре с Уэнсдей и вовсе взбесило. Да, она понимала и её позицию тоже. Да, она осознала, что была в чём-то неправа. Да, ей было стыдно за своё поведение. Но она никогда и ни за что не возьмёт обратно ни единого слова о своих чувствах к этой проклятой женщине. Внутри неё всё пылало от праведного гнева. Что ж, Аддамс оправдывала свой никнейм в сети. Как настоящая гадюка ускользала, извивалась и избегала опасности, а как только загоняли в угол, жалила насмерть. Синклер как следует размяла напряжённые плечи и глубоко вздохнула. Первое правило человека, который собирается лезть по стене, — «успокойся и сосредоточься». Она подошла к зданию, внимательно его оглядывая на предмет всех мест, за которые можно зацепиться. Дивина и Йоко взволнованно задержали дыхание, когда их подруга начала своё восхождение. Как ни странно, она двигалась выверенными и чёткими движениями, что было для них обеих в новинку. Раньше они такого не замечали за Синклер. Благо, что та заранее переоделась в более подходящую для этого одежду. Чёрные спортивные леггинсы, серые кроссовки и тёмно-фиолетовую толстовку, которую торжественно экспроприировала у Йоко в качестве штрафа за враньё. Теперь в тени здания её было почти не видно, пока она карабкалась вверх. Танака громко сглотнула, ощущая собственную панику и понимая, что Энид маячит уже на уровне второго этажа. Она тихо проговорила стоявшей рядом с ней девушке: — Как думаешь, сколько мы сломаем костей, если придётся её ловить? — Столько же, сколько я сломаю тебе, если мы не успеем этого сделать из-за твоей медлительности. Давай подойдём ближе. На всякий случай, — Дивина натянуто хмыкнула в ответ, не сводя взгляда с Энид. Они обе одновременно тихо подошли ближе к стене, так и не сводя взгляда с подруги. Страшно было обеим, и обе уже успели мысленно себя проклясть сотню раз за то, что не остановили эту сумасбродную блондинку от такой опасной затеи. Но теперь было поздно, и им оставалось только наблюдать. Добраться до комнаты Аддамс другим путём было просто нереально. Начиная от дежурных охранников на первом этаже, заканчивая камерами наблюдения на каждом лестничном пролёте и в каждом коридоре. Уж что-что, а уровень безопасности в колледже по ночам зашкаливал. Как в студенческом общежитии, так и в учительском. Разница только была в том, что никто в здравом уме не предполагал, что найдётся ушибленный на голову идиот, который решит забраться в окно по отвесной стене. И эта самая идиотка сейчас как раз доползала до нужного окна. Оперевшись на выступающий барельеф ногами, она ухватилась за подоконник руками и заглянула в окно как раз в тот момент, когда оно с шумом распахнулось. От неожиданности Энид едва не рухнула спиной назад, но была вовремя поймана за грудки чей-то рукой. А стоявшие внизу Дивина и Йоко чуть не схватили сердечный приступ. — Синклер? Какого хрена?! — сдавленный шипящий голос прошёлся ледяными мурашками по коже, а из темноты на неё смотрели два пугающих чёрных провала в бездну вместо знакомых глаз. От увиденного сердце Энид ушло в пятки, но злость, всё ещё бурлившая по венам, подстёгивала на необдуманные слова. — Доброй ночи, la mia vipera preferita. Не хочешь поговорить? — её губы изогнулись в хищном оскале, а одной рукой она тут же ухватилась за державшее её запястье. На секунду воцарилось молчание, за которое до одури испугавшаяся за Синклер Уэнсдей соображала, что ей нужно сейчас делать. Едва мысли встали в нужный порядок, и она осознала происходящее, то с силой потащила на себя дурную блондинку, резким движением затаскивая её в открытое окно. Энид и сама быстро сориентировалась, поддаваясь инерции и помогая себе забраться внутрь. Она больно ударилась коленом, когда упала за пределы опасного окна на пол, а Уэнсдей, обойдя её, выглянула наружу, без удивления заметив внизу двух знакомых девушек с огромными от ужаса глазами. — Идите в общежитие обе, пока не попались! Я провожу её обратно сама, — она зло прошипела на них так, чтобы те её услышали, но стараясь сильно не повышать голоса. Ещё прибежавших на шум охранников среди ночи ей только не хватало. Стоявшие внизу Дивина и Йоко медленно кивнули, отчётливо понимая, что умудрились крупно просчитаться. Это окно должно было быть соседним со спальней Аддамс, ведущим в кухню. И, по их идее, Синклер должна была спокойно и тихо забраться внутрь, не потревожив спящего преподавателя. Но что-то, как всегда, пошло не так. Окно захлопнулось так же быстро, как открылось до этого. А Йоко и Дивина, бледные, напуганные и пытающиеся вспомнить, как дышать, переглянулись и устало облокотились спинами о стену корпуса колледжа. — Пойдём? — сипло спросила Йоко, смотря пустыми глазами куда-то в темноту. Туда, откуда они пришли. — Ага… — вяло отозвалась Дивина, уцепившись кончиками пальцев за рукав толстовки своей девушки. И они на негнущихся от испуга ногах медленно побрели обратно в общежитие, мысленно проклиная обеих влюблённых идиоток и себя за одно: за всю эту затею. Йоко только надеялась, что возвращаться обратно Энид не заставят опять через окно. А то чёрт их знает, этих Аддамсов. Аддамс проводила взглядом сквозь стекло окна удаляющихся девушек под аккомпанемент сдавленного пыхтения Синклер откуда-то с пола на заднем плане. Она медленно обернулась, ища глазами в темноте собственной спальни непутёвую девушку. Сердце предательски колотилось от испуга за неё, но на лице преподавательницы не дёрнулся ни один мускул. Да и в любом случае видно этого бы не было. Она медленно выдохнула и прошла мимо Энид, зажигая небрежным движением руки лампу, стоявшую у неё на столе. Темнота тут же испуганно отступила прочь, освещая небольшую комнату со скудным оформлением преимущественно в тёмных тонах. Уэнсдей не любила излишеств и уж тем более не видела в них смысла в арендованном жилье. В комнате присутствовало лишь несколько предметов мебели: платяной шкаф из старого потемневшего дерева, примостившийся у выхода из комнаты на кухню, ростовое зеркало на стене возле него, широкий письменный стол с обычным офисным креслом и кровать, застеленная чёрными простынями, с парой уже пустых книжных полок над ней. Вот и всё убранство этого временного жилища. В углу возле стола уже стояли часть упакованных чемоданов, так что комната выглядела уже почти не жилой. Разве что на столе стояла та самая настольная лампа да неубранный до времени ноутбук. — Spiegati ora, — она устало села на своё рабочее кресло, поплотнее запахнув на себе чёрный до колен шёлковый халат, под которым виднелась такого же цвета ночная сорочка с окантовкой кружевами. Её волосы были распущены, слегка растрёпаны и переброшены на одно плечо. От такого вида объекта своего воздыхания на расстоянии всего пары метров от себя Энид замерла, комично распахнув глаза и чуть приоткрыв рот. Она судорожно пыталась дышать и вспомнить, зачем она вообще здесь оказалась. Ушибленное при неудачном попадании в комнату через окно колено вовремя напомнило ей о реальности происходящего. Мотнув белокурой головой из стороны в сторону пару раз, она нахмурилась, аккуратно поднимаясь на ноги. Она уставилась на женщину перед ней, и её челюсть сжалась, возвращая былой гнев. — Объясниться? Тебе не кажется, что это не мне тут объясняться надо? — она скрестила руки на груди, чуть наклонив голову и немного зло глядя на Аддамс из-под растрёпанных прядей светлых волос. Уэнсдей тяжело вздохнула, потирая переносицу пальцами и прикрывая уставшие глаза. Тот факт, что она толком не смогла заснуть после корпоратива, сыграл ей на руку, и она вовремя услышала подозрительные шумы у себя под окнами. От неё всё ещё слегка пахло алкоголем, но голова уже почти прояснилась. — Я уже всё написала. Не вижу ни одной здравой причины ради этого лезть в окно посреди ночи на третий этаж в чужую комнату на охраняемой территории! Lei è un idiota! Тебя могли поймать на незаконном проникновении, и не будь ты удачлива, уже бы встал вопрос о твоём исключении из колледжа. Ты снова не думаешь ни о последствиях, ни о правомерности собственных действий, — Уэнсдей зло зашипела, чуть более импульсивно, чем ей свойственно, и даже взмахнула рукой, не собираясь больше церемониться. Хотя и пыталась не повышать голоса. — Ты меня, чёрт возьми, заблокировала! Даже не дав ничего сказать! — Энид скрипнула зубами, прикрывая глаза и собираясь с мыслями. — Кстати, рада, что мы наконец-то на «ты». Я пришла сюда за ответами, Уэнс. И не уйду, даже если ты позовёшь охранников, и даже если меня исключат потом. Так что тебе придётся на всё ответить, хочешь ты этого или нет, — в голосе Энид слышались непривычные ядовитые интонации, что заставило Аддамс слегка приподнять брови в удивлении. — Уэнс? С каких это пор ты считаешь уместным сокращать моё имя, Синклер? — Ты больше не мой преподаватель, а заинтересованная во всём происходящем сторона. Так что я буду называть тебя так, как захочу. Это малая цена за мои нервы! — Estremamente poco pratico da parte tua, — Уэнсдей отмахнулась, беря себя в руки, чем ещё больше, кажется, выводила из себя Синклер. Энид закусила губу, стараясь дышать спокойно. Внутри неё всё переворачивалось от этой ситуации. Разочарование перемешивалось с желчной яростью и отчаянием. Она не знала, был ли это их последний разговор, но намеревалась добиться своего. Во что бы то ни стало. — Не тебе мне говорить о практичности, il mio Viper. Я, чёрт возьми, тоже имею право на собственное мнение! Так что объяснитесь как следует, маэстра Аддамс, — должность Уэнсдей она произнесла так, как будто выплюнула слова. Её кулаки сжались до побелевших костяшек пальцев. — Какого хрена ты всё это сделала? М? Интересно было смотреть, как я корчусь? Хотела сделать мне побольнее? Не думала, что у тебя подобные наклонности. — Выбирай слова, Энид… — Аддамс нахмурилась, опасно сощурившись. Её голос похолодел. — То, что я больше не твой преподаватель, не значит, что ты можешь со мной так разговаривать. — Вот как ты заговорила… А когда ты притворялась Гадюкой, когда видела все мои посты о тебе, выслушивала моё восхищение тобой, что ты чувствовала? Тебе было весело? М? Ответь. Весело тебе было?! — Basta così! — Уэнсдей резко встала со своего места. Её руки тоже сжались в кулаки, а чёрный халат слегка распахнулся. — Non hai la minima idea di cosa, stai parlando! Ни ты, ни твоя подруга вообще ни черта не смыслите во всём этом. Я не собиралась ничего провоцировать, у меня даже мысли не было, чтобы тебя обманывать. Просто я никогда не пользовалась социальными сетями и понятия не имела, что с этим делать. Так что не смей меня обвинять! Я даже не сразу твои посты прочитала. Только потом обнаружила их, но было уже поздно. — Что? Великая, умная и всезнающая Уэнсдей Аддамс оказалась нубом? Потрясающе… — Энид саркастично усмехнулась. Она расцепила руки и сделала шаг навстречу Аддамс. Та даже не шелохнулась. — Тогда ответь мне, моя якобы «подруга»… — глаза Энид опасно сощурились. — Когда ты всё поняла, то почему продолжила? Чего ты добивалась? — Я ничего не добивалась. Это изначально было просто ради того, чтобы поднатаскать тебя в итальянском… — Хватит уже лгать! — резко рявкнула в ответ Энид, прерывая Уэнсдей и делая ещё шаг в её сторону. Уэнсдей же инстинктивно сделала полшага назад. — Ты знала, что я влюблена в тебя. Знала ведь! Ты знала, что я хожу на эти занятия и учу твой проклятый «язык любви»! И всё ради тебя! Несмотря на это, ты продолжала мне врать! Stai mentendo anche adesso. И всё, что я хочу услышать от тебя, - это ответ на вопрос: зачем? Ты всё знала и всё же дала мне надежду, дала мне мечту о том, что, может быть, всё получится, лишь ради того, чтобы потом просто взять и исчезнуть, вычеркнуть меня без права на возражение?! Уэнсдей вздёрнула подбородок, чуть оскалившись. Однако уверенности в ней было всё меньше. Сейчас она ощущала себя жертвой перед до смерти разозлённым хищником. Каждый шаг Энид в её сторону заставлял сердце биться чаще в какой-то жуткой панике. Эти эмоции ей не нравились, но в данной ситуации всё выглядело совсем не так, как она рассчитывала. Не так, как привыкла контролировать. Синклер перед ней казалась тем самым настоящим и очень злым волком, который загонял её в угол, не давая права даже на малейшее телодвижение в сторону. Аддамс старалась не разрывать зрительного контакта и держать лицо. Но с каждой секундой, с каждым шагом делать это становилось сложнее. — Не было никакой причины, — голос Уэнсдей дрогнул, и это не осталось незамеченным Синклер, которая в ответ лишь оскалилась чуть сильнее, делая в её сторону ещё шаг. — Stai mentendo. Снова. Вопрос только, кому: мне или себе? Что во мне не так? Чем я тебя не устраиваю? Ведь понятно, что ты это сделала из собственного интереса. Ты что-то чувствуешь ко мне, не так ли? — голубые глаза блондинки потемнели, став почти тёмно-синими, а зрачки расширились. Ярость понемногу отступала, всё больше уступая место разочарованию и отчаянию. Ещё немного, и от неё не останется и следа. Энид правда не понимала. Она даже чувствовала себя виноватой в том, что не может соответствовать чужим стандартам. Между ними оставалось всего пара шагов, и с такого расстояния она уже чувствовала любимый запах этой проклятой всеми богами женщины. Чернила, кофе, сирень… и слегка примешивался запах алкоголя. Энид снова сделала шаг. Между ними оставалось всего чуть больше метра. — Энид. Fermatevi. Сейчас же, — Уэнсдей вновь отступила почти на шаг, но неожиданно упёрлась поясницей в собственный стол. От этого касания она вздрогнула, ощущая, как воздух испаряется из лёгких. — Provate a farmi diventare! Allora. Maestra Addams… Чем я тебя не устраиваю? Что тебе мешает просто себе это позволить? Я же вижу, что ты этого тоже хочешь… — Синклер подобралась ближе, сократив разорванное ранее расстояние, и остановилась. Её руки дрожали, она тяжело дышала, а глаза слегка покраснели. — Энид… Это тебе ничего не даст. У нас разница в десять лет. Ты в своём возрасте ни черта не отдаёшь себе отчёта в том, что делаешь и чувствуешь. Tutto questo passerà… — Хватит. Ты говорила Йоко, что твоё мнение никто не учитывает. А моё мнение? Оно для тебя вообще хоть что-то значит? Прекрати считать меня подростком и глупой, несмышлёной девочкой. Я, может, и не всегда логична в действиях. Но я никогда и ни за что не откажусь от своих чувств. К тебе. Почему ты просто не можешь быть проще? Ты увольняешься, и тебя больше ничто не сдерживает. Так в чём дело?! — Это неправильно! Non è logico, non ha senso! — Уэнсдей подалась вперёд, указательным пальцем ткнув в солнечное сплетение девушки в обвинительном жесте. Её голос слегка осип от злости. — Тебе восемнадцать. Пройдёт год, и всё выветрится из твоей головы. Что ты вообще можешь знать о чувствах?! — Вон оно что… — Энид вдруг усмехнулась. Криво, болезненно и как-то даже отстранённо. Что-то в ней словно щёлкнуло. — Ты боишься. Боишься, что я тебя разлюблю через год, три, пять… неважно. Тебе просто страшно поддаваться эмоциям, потому что ты боишься потом остаться с разбитым сердцем. И поэтому решила разбить моё? — Нет, я не… — А ты не думала, что всё может оказаться наоборот? Что, если моё сердце окажется слишком тяжёлым для твоих рук? Что, если ты меня разлюбишь, а я нет? Думаешь, только ты боишься? Нет, Уэнс. Ho paura anch'io… Но я точно знаю истину, в которой могу поклясться абсолютно честно: я люблю тебя. Давно и до боли. Просто позволь мне… Lasciatevi andare accettatelo. — Энид … — Уэнсдей открыла рот, чтобы сказать что-то, но так и закрыла, потонув во взгляде синих глаз, в уголках которых начали скапливаться крохотные слезинки. Её щека слегка дёрнулась, подарив кривую усмешку пополам с горестным вздохом. — Я скажу это. Столько, сколько ты сможешь принять и выдержать. Ti amo, Уэнсдей Аддамс. И буду повторять тебе это так часто, как только смогу. Я выучу другие языки, просто чтобы сказать тебе это на них. И мне так плевать на разницу в десять лет. Я буду говорить это тебе каждый день и через год, два, десять. Понимаешь? — Синклер дрожавшей рукой взяла ладонь Уэнсдей в свою, не отрывая взгляда от чёрных глаз напротив, и медленно поднесла её к своему лицу. — Non posso prometterti… — чуть хрипло выдавила из себя Уэнсдей, слыша, как в бешеном темпе заходится собственное сердце, когда костяшек её пальцев коснулись чужие губы, а дыхание сбилось. Её маска треснула и рассыпалась пылью ко всем чертям. Она правда этого боялась, но держалась до последнего. Что с ней делало её глупое сердце и эта бестолковая блондинка, от которой исходил сейчас почти животный «вайб», как говорила Барклай? И эта аура кружила голову, заставляя её желать до последнего вздоха. — Не нужно. Lascia fare a me, — Энид повернула чужую ладонь к себе и оставила ещё один поцелуй на тонком запястье. Она слегка прикрыла глаза, глядя на Уэнсдей в упор из-под полуопущенных ресниц, а дыхание стало прерывистым. Аддамс шумно сглотнула, нервно переводя взгляд со своей руки на Энид и обратно. Атмосфера между ними накалилась до предела, и каждая задержала дыхание, пока нервы не сдали у Энид. Она рванулась вперёд, отводя пойманную руку женщины на себя, прижимаясь к желанному телу, впиваясь в губы напротив жадным поцелуем. По инерции Уэнсдей подалась назад, вновь уперевшись поясницей о стол. Движения вышли резкими, жадными и накаляли воздух в лёгких с каждой секундой всё больше. Горячая кровь в венах бурлила и клокотала, как серебро при плавке из-за растворённого в нём кислорода. Дыхание спирало от того, что чувства, старавшиеся глубоко упрятаться, выныривали на поверхность, стоило только позволить стереть границу нравов жаркими влажными губами. Уэнсдей ощущала внизу живота искры. Энид была повсюду. Она размыкала поцелуй, даря возможность вдохнуть каплю воздуха. Её губы не оставляли без внимания ни сантиметра кожи. Целовали под уголком рта, спускались вниз, захватывали подбородок и линию челюсти. А она, как малолетка, выдыхала тяжело, когда чужие сильные руки, миновав халат, сжимали талию через сорочку и с давлением ползли вверх, из-за чего тонкая ткань оголяла бёдра. — Энид… Мы не сможем остановиться, если ты продолжишь… — слова давались тяжело, на выдохе из жарких поцелуев и прозвучали почти жалко. — А я не собираюсь останавливаться, — блондинка почти прорычала это в ответ, чуть хрипло, стискивая ладони на чужой талии и прикусывая нежную кожу на шее преподавательницы, заставив ту вздрогнуть от этого. Она продолжила свой путь по желанному телу. Аддамс млела под ласками, как пубертатная школьница. Но было так хорошо, так приятно, так правильно, что уязвимость не казалась слабостью. Шёлковый халат плавно стёк с плеч мягкой волной и отлетел куда-то в сторону, когда табун мурашек пробежал по рукам. — Он нам не понадобится, — голос Энид был хриплым, знойным. Синклер выглядела на редкость властной, но вдоволь рассмотреть это на чужом лице Аддамс не дали. Её подхватили за бёдра и усадили на стол, в едином резком порыве выбив из припухлых губ сдавленный вздох. Одна рука студентки мягко оглаживала её ногу, залезая кончиками пальцев под кружевную окантовку, а вторая отодвигала ноутбук на край стола. Когда такая неуверенная и кроткая блондинка успела превратиться в хищную голубоглазую бестию? Что более интересно, когда сама Уэнсдей успела стать смиренной, робкой и податливой? По какой чёртовой причине желание так сильно замутило её разум, что она сама не до конца отдавала себе отчёта в том, что делает. Да и, признаться честно, даже не хотела об этом сейчас думать. Весь мир для неё сконцентрировался на горячих ладонях, что блуждали по её телу. По-хозяйски властно и не оставляя выбора, кроме как подчиниться. Нетерпеливо сняв свою фиолетовую толстовку и оставшись в спортивном топике, Синклер резко потянула её на край стола, вжимая в себя. От неожиданности и горячего расплывавшегося чувства между ног та, коротко ахнув, выгнулась, а бёдра словно сами подались вперёд и вжались в довольную девушку. Мокрые поцелуи быстро вернулись к шее, и Уэнсдей кожей прекрасно ощущала широкую улыбку, от которой по спине прошлись мурашки. Обхватив талию блондинки ногами покрепче, она дрожащими руками обняла её за шею, а пальцами зарылась в растрёпанные светлые мягкие волосы. Аддамс вздрогнула всем телом, ощущая первый серьёзный укус в изгиб плеча. По спине прошлась сладкая судорога, а с припухших от поцелуев губ слетел стон. Дальнейшие терзания укусами и последующими зализываниями были настоящей пыткой. Она тёрлась о девушку пылающим местом, не стесняясь, но должной стимуляции это не давало. Зато она отчётливо чувствовала, как нижнее бельё прилипает от влаги. Последняя тихо шипящая в уголке сознания мысль о том, что это постыдно, покинула голову Аддамс под собственное сбившееся дыхание. Почему-то Уэнсдей не могла перехватить инициативу, даже не смела. Будто её тело понимало, что в данной ситуации контроль берут именно над ней. Неужели Энид хотела отыграться за её временами строгие занятия? Или, может быть, она снова ошиблась на её счёт? Впрочем, как и на свой собственный, судя по всему. Чёрная мягкая сорочка собиралась складками на материи и медленно поднималась. Касания пальцев Синклер отзывались током по коже. Уэнсдей шумно выдохнула и судорожно помогла девушке, приподнимаясь. Ткань слетела через голову и приземлилась на стул смазанной чёрной тенью. Она осталась лишь в одном нижнем белье и на мгновение замерла, осознавая себя почти обнажённой, что её почему-то нисколько не смущало. В комнате стало душно, и обе дышали загнанно. Ехидство во взгляде Энид пропало, когда её глаза с потемневшими радужками разглядывали полуголое тело в таком исступлении, что это вернуло Аддамс крупицу власти. Она выпрямилась немного гордо, демонстрируя тяжело вздымающуюся грудь и возвращая глазам тёмный, опасный блеск. — Qual è il problema, Wolfie? — Уэнсдей обратила внимание к своему лицу, так как блондинка до этого не могла оторваться от её тела. — Мои глаза выше, Синклер… Нравится то, что ты видишь? — крупица сарказма, сорвавшаяся с её губ, словно щёлкнула кнутом по воспалённому сознанию блондинки. Видит Дьявол, она поняла, что явно поспешила со своими действиями и словами. Как по взмаху руки робкий трепет покинул её уже бывшую студентку, а самодовольная ухмылка изогнула припухлые от поцелуев губы. Тёплые длинные пальцы едва тронули выступающие рёбра и скользнули выше. Энид ладонями накрыла грудь Уэнсдей и мягко сжала, задевая вставшие напряжённые соски. Нежные ладошки отлично подходили для её небольшой груди, и Аддамс стыдливо плавилась под этим напором, сцеживая сбитое дыхание через сжатые губы. — Ti piace come ti senti? — не дожидаясь ответа, блондинка вобрала тёмную горошину соска в рот, слегка его прикусывая и выбивая этим громкий вздох из уст разгорячённой Уэнсдей. Одна рука с цветным маникюром массировала грудь, вторая поглаживала тазовую косточку, ловко поддевая ткань нижнего белья. Она поняла, что больше не вытерпит. Взорвётся и осколками рассыплется по углам, как хрустальная ваза. Уэнсдей взяла суматошно руку Синклер и вжала её ладонь в пульсирующую, изнывающую от отсутствия прикосновений вульву. Она начала поглаживать чужими пальцами себя и двигать бёдрами вверх-вниз, сдавленно при этом дыша. Волны удовольствия постепенно настигали тело и заполняли каждую клеточку приятным теплом. — Я думала, Вы более терпеливая, маэстра Аддамс, — дьяволица в лице блондинки оторвалась от соска с влажным звуком, минула край мокрого белья шаловливыми пальцами и, собирая выделившуюся смазку, распределила по складкам выше. — Может, мне стоит преподать Вам урок? Бесстыжая блондинка отстранила руку, чуть отдаляясь и хитро щурясь. Она, несомненно, забавлялась податливым телом под собой. Синклер медленно поднесла свои влажные от чужих соков пальцы к собственным губам, взяв их в рот, довольно облизнула и опасно сузила глаза, не разрывая зрительного контакта. Самообладание Уэнсдей упало к девчонке в ноги. Склонило голову перед юной особой с плутовской улыбкой. Ей хотелось ёрзать и умолять, лишь бы почувствовать желанные прикосновения внутри себя. — Enid, per favore, — она едва узнавала свой собственный голос. Разум был затуманен, лицо горело, а сердце так сильно стучало в груди, что, казалось, было слышным в тишине четырёх стен комнаты, подобно набату. — Пожалуйста, «что»? — Энид не двинулась с места, наблюдая из-под опущенных ресниц всё с такой же хитрой ухмылкой на лице. Внутри неё всё горело и жаждало владеть этой дьявольской женщиной. Грубо, жестко и беспрекословно, а собственное поведение давалось с трудом. Что-то за рёбрами Аддамс неистово трепетало, вторя с ума сходящему сердцу. Внизу живота завязался узел. Она взялась пальцами за единственную ткань, что на ниточке держала её наглое распутство, приподнялась и стянула вниз с плохо подавляемой покорностью. Последняя преграда упала на пол абсолютно беззвучно. — Insegnami una lezione… Синклер резко выдохнула, по новой впиваясь в губы почти остервенело. Будто её руки наконец были освобождены от невидимой верёвки, которую разрезали острым лезвием, освобождая ноющие запястья. Вид обнажённой преподавательницы, изнемогающей и млеющей от её действий, был поистине чарующим и возбуждающим. Как её щеки краснели, как мышцы её бёдер подрагивали и сжимались то и дело на столе из-за жгучего желания. Какой просящей и почти покорной она была. Слова, произнесенные её хриплым голосом на «языке любви» окончательно снесли крышу блондинке. Она впилась пальцами одной руки в слегка смуглое бедро, а второй рукой нежно распределила ещё больше выделившуюся смазку по малым половым губам. Большим пальцем осторожно, совсем призрачно начала поглаживать в круговых движениях клитор, вновь припадая к желанным губам. Она ловила ртом стоны женщины, растворяла в жадном поцелуе. Энид нетерпеливо погрузила в свою партнёршу средний палец, продолжая стимуляцию большим, а следом, вытащив, протолкнула указательный, и только для того, чтобы потом войти сразу двумя. Резко и жадно ловя каждое вздрагивание под собой. Уэнсдей подавилась воздухом и крепче ухватилась за шею Синклер. Её рот был приоткрыт, а брови изящно выгнулись внутренними уголками, стремясь вверх. Блондинка начала медленно входить и выходить, задавая пытливый темп. Она вылизывала тонкую лебединую шею и дразнила свободной рукой твёрдые соски. Уэнсдей дышала теперь совсем прерывисто и громко, практически срываясь в стоны. Слишком медленно, слишком мало. Она прижималась всем взмокшим телом к Синклер и спустила одну ладонь вниз, обхватывая чужое запястье своим и начиная вбивать руку Энид в себя всё быстрее и жёстче. Аддамс прогибалась в спине, как кошка, когда блондинка, не возражая, скопировала заданный ритм. Энид вновь припала губами к манящей груди, ладонь плотно прижала к пылающей вульве, задевая горошину клитора, и выполняла возвратно-поступательные движения внутри. Уэнсдей отчаянно всхлипывала, потому что её нарастающая эйфория начинала опускаться, ведь Синклер, вопреки всему, из неё вдруг вышла. Но возмущение захлебнулось в коротком вскрике, когда пальцы довольно быстро снова вернулись, входя резко, до упора. По костяшкам пальцев Энид стекала влага. Она продолжила с хлюпаньем неравномерные фрикции, вводя Уэнсдей в иступлённую сладкую лихорадку. Взгляд затуманился, а в голове голодным рычанием бился внутренний зверь, желая владеть каждым дюймом кожи этой несносной женщины, каждым её вздохом, каждым поцелуем. Аддамс извивалась в беспамятстве и насаживалась на чужие пальцы так, будто это единственное, что давало её горящим легким кислород. Её хриплые стоны увеличивали громкость и перерастали в задыхающиеся всхлипы. Блондинка оторвалась на секунду от манящей груди, резким движением придерживая почти накренившийся стол. От движения обоих тел и грубо раскачивающихся бёдер стол сильно расшатался вместе с лампой, чудом всё ещё стоявшей на краю. Разомлевшая, краснощёкая Уэнсдей предоргазменно раскрыла губы, морща лоб и прикрывая задурманенные глаза. Энид восхищённо наблюдала за этим, фиксируя толчки и вновь возвращаясь губами к груди, возобновляя покусывание возбуждённых сосков. Руки брюнетки прижали её ближе, вплетаясь в блондинистые волосы пальцами. Синклер удерживала ногу женщины, помогая той развести бёдра ещё шире, так, чтобы не пошатнуть опасно стол. Ещё через несколько сильных толчков она наконец ощутила сокращение мышц вокруг своих пальцев, и её слух уловил сдавленный протяжный стон, выливающийся в последнее неразборчивое восклицание. Уэнсдей наконец обмякла под ней, дрожа всем телом. Блондинка, ещё пару раз медленно и со вкусом толкнувшись, вышла и прижала мокрую ладонь ко всё ещё пульсирующей жаром после оргазма вульве. «Господи, она такая превосходная!» — с восхищением пронеслось в её воспалённом сознании, когда она, тяжело дыша, чуть отстранилась. Аддамс приоткрыла глаза, часто моргая, и с непривычной нежностью посмотрела на румяную девушку над собой. Под спиной чувствовался липкий стол, а бёдра принимали успокаивающие поглаживания горячих ладоней. Синклер, без сомнений, выбила из неё все силы, но теперь нужно было вернуть той должок. Немного придя в себя и восстановив дыхание, которое всё время пыталась снова украсть буйная блондинка посредством нескончаемых поцелуев, она смогла выпутаться из жарких объятий и спуститься со стола, не перевернув настрадавшийся за ночь предмет мебели. Уэнсдей взяла девушку за руку и медленно повела в сторону кровати. Шаги перемежались мягкими поцелуями и объятиями. Они молчали, лишь продолжая с упоением наслаждаться прикосновениями друг к другу. Уэнсдей подвела её к краю кровати и обернулась в кольце чужих рук, становясь лицом к лицу. Она и не подозревала раньше, что разница в росте так сильно заводит. У Синклер было небольшое преимущество в сантиметрах, но на таком близком расстоянии ей всё равно приходилось задирать подбородок вверх. Блондинка почти не улыбалась. Её глаза за пеленой возбуждения пристально наблюдали за женщиной, когда та припала ласково к её губам и взялась руками за края серого топа. Пришлось разорвать поцелуй, так как неудобный предмет одежды стягивался через верх. У Уэнсдей по новой начинало покалывать лицо от лёгкого смущения. Грудь Энид была чуть больше её собственной. Пара маленьких светлых родинок украшали не только грудную клетку, но и рёбра с подтянутым животом. Она взяла обеими руками мягкие полушария и мягко сжала, заработав тихий сдавленный выдох. Тёплым языком провела влажную дорожку по ложбинке груди и оторвалась только где-то посреди шеи. Ей хотелось насытиться вдохами, учащённым сердцебиением за рёбрами, дрожащими пальцами на своей спине. Энид только пуще краснела, слегка хныча в момент, когда Уэнсдей опустилась губами к ореолу полуспрятавшегося соска и втянула нежную кожу ртом, обводя его языком и слегка покусывая, с удовлетворением подмечая, как тот становится твёрже. Сейчас Синклер хотелось неотрывно наблюдать и ждать следующих действий. Пока тёмная макушка Уэнсдей спускалась всё ниже вместе со смазанными поцелуями, одновременно руками обхватывая грудь и потирая горошины малиновых сосков пальцами. Брюнетка опустилась на колени и запрокинула лицо вверх, даря почти покорный взгляд исподлобья. Закусив легонько губу, Синклер подметила со взыгравшим новыми красками возбуждением: старшей действительно нравилось подчиняться. С содроганием сердца и знойными разрядами внизу живота она положила руку на нежную кожу лица женщины и большим пальцем провела по пухлым губам, оттягивая нижнюю. Уэнсдей сначала мазнула по нему кончиком языка, а затем плавно взяла в тёплый влажный рот. Энид резко вдохнула и втянула живот, потому что та ластилась, как кошка к руке, двигая медленно головой, посасывала её палец, распределяя слюну. Органы тут же скрутило от жгучего жара внутри. Пока брюнетка, сидя на коленях, нетерпеливыми движениями стягивала с неё легинсы вместе с нижним бельем, Энид заворожено размазывала слюну по губам и вышла за края рта. Ненужные предметы одежды и снятые кроссовки были отброшены в сторону, а блондинка зачарованно поглядывала на то, что собиралась делать Уэнсдей. Лёгкие поцелуи опускались поочерёдно на тазовые косточки, руки обхватывали поясницу кончиками пальцев, дразнящее проводя по мягким ягодицам. Она медлила, распаляя до сдержанных вздохов, целуя всё, до чего могла дотянуться, всё, кроме самого важного… как вдруг остановилась, поднимая тёмные глаза вверх и встречаясь с почти синими от возбуждения. Уэнсдей еле заметно усмехнулась, молча, наигранно заискивающе взирая снизу вверх с почти невинными карими глазами, и медленно ласкала ладонями обнажённые бёдра. Будто в ожидании. — Маэстра Аддамс, Вы ждете указаний? — как бы Энид ни хотелось усмехнуться, она поддалась моменту и старалась держать лицо, смотреть строго и томно, так, чтобы Аддамс снова желала прикосновений, словно воздуха в лёгких. Синклер зарылась пальцами в длинные чёрные волосы, сжала немного сильнее у корней и потянула к себе требовательным движением. Уэнсдей приоткрыла рот не то от садистского удовольствия, не то в готовности к действию, но молчаливо, с довольной ухмылкой выполнила этот «указ». Блондинка застонала от ощущения горячего влажного языка в её изнывающих складках. Она теряла своё самообладание быстрее, чем хотела себе позволить. Язык внизу извивался так искусно, умело и ловко, что ей оставалось только сдерживать свой оргазм и грязное желание податься вперёд и тереться о чужой рот. Уэнсдей понимала, а скорее, чувствовала напряжённые, дрожащие почти в треморе ноги и толчком между рёбер побудила девушку опуститься на кровать. Энид была красной как рак и запыхавшаяся, словно после долгой пробежки, двигалась порывисто дальше на постели и широко раздвигала бёдра, но приподняла партнёршу, уже опустившуюся над вульвой, и потянулась за поцелуем, слегка наплевав на момент и оттягивая ожидание. Синклер едва не вгрызалась в неё и жадно углубляла поцелуй, стараясь слиться с той воедино в этом порыве. От собственного солоноватого привкуса на чужом языке она теряла голову и контроль над собственным телом. Она ёрзала всё сильнее под Уэнсдей и скулила, шептала бредово что-то на смеси английского и итальянского, чтобы та наконец закончила начатое. Аддамс стиснула зубами тонкую кожу шеи, оставляя там розоватые следы, медленно отрываясь и спускаясь вниз поцелуями, пальцами пересчитывая ребра лёгкими дразнящими касаниями. Она начала вылизывать Энид до чиста, чередуя направления языка и позволяя своей слюне спокойно выделяться, смешиваясь с чужими соками. Когда шаловливый язык во влагалище сменили пальцы, Энид выгнулась в позвоночнике, чувствуя первую волну подступающего оргазма. Уэнсдей вбивалась, фиксируясь в твёрдом темпе, и помогала ртом, стимулируя. Но она старалась всё равно действовать очень осторожно, боясь поцарапать ненароком ногтями. Синклер крепко вцепилась в простыни пальцами, венки на тыльных сторонах ладоней сильно выделись, а кровать скрипела из-за сбивчивых движений навстречу толчкам. Она всхлипнула и застонала ещё сильнее, раздвигая потные от жара бёдра в исступлении настигшего её удовольствия. Наслаждение усиливалось колебаниями и замерло в наивысшей точке экстаза. Энид дошла до пика с искрами в глазах. Никогда ещё её оргазм не был таким потрясающим. Отдышавшись и смочив пересохшие губы слюной, она поняла, что Уэнсдей подтянулась к ней и прильнула к остывающему мокрому телу своим. Руки Синклер прижали женщину к себе в крепкие объятия. Всё ещё подрагивающие пальцы нежно прошлись кончиками по спине преподавательницы, чуть запутываясь в растрепавшихся чёрных волосах. Она с упоением вдохнула терпкий запах кожи Уэнсдей, оставляя невесомый поцелуй на её виске, и сдавленно хохотнула. — Я не знала, что в тебе есть такая… Интересная сторона, — голос осип, но не утаил ехидного смешка. Энид мягко улыбнулась, ощущая, как тяжелеют собственные веки под аккомпанемент успокаивающегося сердцебиения, как своего, так и Аддамс. — Могу сказать то же самое и тебе. Не знала, что в тебе есть столько ярости и желания подавлять. Questo è curioso… Mi piace, — Уэнсдей медленно перекинула спутавшиеся волосы в сторону, утыкаясь носом в шею блондинки и тяжело выдыхая. Она медленно выводила кончиком пальца что-то на ключице студентки, прислушиваясь к их сердцебиениям. Аддамс всё ещё ощущала, как по мышцам расходятся остатки эйфории, и ей не хотелось сейчас думать вообще ни о чём. Завтра… Завтра она будет в панике, понимая, что они сотворили. Завтра она будет ломать себе голову, пытаясь понять, что с этим делать. Но это будет завтра. А сейчас под её руками было тёплое тело девушки, в которую она была влюблена и давно хотела прикоснуться. Руки Энид аккуратно потащили на себя одеяло, укрывая их обеих, и Уэнсдей благодарно поцеловала ту в шею, чуть потеревшись о неё носом. Энид вздрогнула и приглушенно хихикнула, прижимая её к себе плотнее. Слова идти совершенно не хотели. Да и обе они не горели желанием для этого. Сейчас им была важнее эта тишина между ними.***
Утро и последующий за ним день выдались суматошными, скомканными, полными поначалу неловких фраз и разговоров, которые с каждой минутой становились всё увереннее и свободнее. Уэнсдей предполагала, что разговор с разбором произошедшего выйдет не из лёгких, но с удивлением для себя самой обнаружила, что это не так. Словно за эту странную ночь какая-то незримая граница между ними испарилась, будто её и не было никогда. В какой-то момент Аддамс даже поймала себя на мысли, что и вовсе забыла про то, насколько младше её девушка. Обе оставались в её комнате до самого вечера. К тому моменту, как начало смеркаться, их малословное общение и даже взаимные подколки на итальянском, мягкие прикосновения и поцелуи стали какими-то настолько естественными, что, когда Синклер пришло время всё же уходить, сердце бывшей преподавательницы больно сжалось так, что воздуха в лёгких стало катастрофически не хватать. Она понимала, что так было нужно, что другого выбора всё равно не было. Но это не отменяло того факта, что злополучный орган решил совершить попытку убить её в то время. Видя это, Энид тоже не смогла уйти сразу. В итоге, словно повторив предыдущую ночь, Синклер смогла покинуть общежитие только под утро. Уставшая, растрёпанная и разочарованная беспощадным ходом времени. Не в их пользу. Аддамс смогла урвать только пару часов беспокойного сна, чтобы, в конце концов, заставить себя встать и принять вид более или менее живого человека, дабы продолжить подготовку к отъезду. Тянуть всё ещё дальше не было никаких сил, особенно когда вся комната за сутки пропахла духами беспокойной блондинки и их телами, а потому движения выходили какими-то ломанными и механическими. Уэнсдей осознала себя уже около машины дворецкого её родителей, который приехал забрать её саму и вещи. Подготовка к переезду в собственный дом должна была занять время, так что на данный момент она готовилась вернуться под очи старших Аддамсов, в семейное поместье, дом, в котором выросла и родилась. Она сморщила нос, немного растерянно хлопая глазами. Одета она была сейчас неформально и более свободно, чем раньше. Ведь теперь ей был без надобности учительский дресс-код. Она прятала руки в длинные рукава безразмерной чёрной толстовки с капюшоном, под которым был такого же цвета бадлон. Ноги были затянуты в узкие тёмно-серые джинсы, а на стопах красовались удобные кроссовки на платформе. Никто бы сейчас не признал в ней ту самую преподавательницу итальянского с суровым взглядом чёрных глаз из-под очков. Которые, кстати, тоже уже были упакованы в сумку. Уэнсдей, сама того не заметив, погружённая в собственные мысли, утром заплела давно забытые во времени две косы, даже не отдавая себе в этом отсчёта. — Глядя на тебя сейчас, я начинаю серьёзно верить в то, что ведьмы не стареют, — усмехнувшись, произнесла подошедшая Барклай. Директриса выглядела не очень выспавшейся и куталась в свой длинный светлый плащ, пытаясь не хмуриться от утреннего света, отражавшегося в её слишком светлых глазах. Она смерила бывшую соперницу внимательным взглядом и протянула ей несколько листов бумаги в тонкой папке. — Что это? — Аддамс неуютно повела плечами, ловя себя на ощущениях оставленных на коже следов, этой ночью. Ей было немного сложно сосредоточиться на происходящем, а потому она даже не ответила на колкость подруги, молча и без интереса беря в руки протянутую ей папку. — Это то, про что я тебе говорила. О Синклер, — Барклай тяжело вздохнула и отвела взгляд в сторону, с подозрением осматриваясь по сторонам. На парковке во внутреннем дворе было тихо и безлюдно в этот утренний час. — Увы, всплыло несколько неприятных подробностей. И мне, если честно, это совсем не нравится. — Что ты имеешь в виду? — Уэнсдей настороженно сощурилась, внимательно следя за мимикой Барклай. Её пальцы неосознанно сжались на тонкой папке. — То, что мне ни черта не понятно. Знаешь, я как-то привыкла к тому, что некоторые родители чрезмерно опекают своих детей. Даже к тому, что стандартно раз в пару месяцев мы отлавливаем на территории кампуса каких нибудь очередных преследователей, очередных студенток. Но это… Просто комбо. У меня мурашки по коже, если честно. Если бы не Йоко, я бы, наверное, даже не заметила, что что-то тут не так, — Бьянка поморщилась, неосознанно обняв сама себя за плечи и всё ещё беспокойно оглядывая каждое окно в стоявшем рядом здании. Уэнсдей почувствовала, как всё внутри неё похолодело. Она открыла папку и пробежалась глазами по маленьким строчкам и распечаткам фотографий. С каждой куцой страничкой её брови всё больше сходились к переносице. Когда она закончила читать, то закрыла папку и вернула её директрисе, которая тут же убрала бумаги за пазуху светлого плаща. — Как давно за ней следят? — Аддамс чувствовала, что к горлу покатывает противный комок. Все те небольшие планы, которые мягким шёпотом забирались в её голову относительно их с Энид будущего за последние сутки рассыпались ржавой пылью. Она почти физически чувствовала, как что-то внутри оборвалось и со скрипом сломалось, словно не выдерживая давления. Уэнсдей понимала одно: всё это очень плохо закончится для Энид. Из-за неё. Девочке всего восемнадцать, она не сможет ни постоять за себя, ни отбить собственную независимость. Да она даже колледж ещё не закончила. Тут не могло быть других вариантов. Аддамс понимала, что на блондинку свалится огромное давление, а она сама ничем помочь не сможет. Она даже не будет иметь на это права и возможности. В свете новой информации, ситуация казалась ей безвыходной. — Думаю, с самого поступления, — Бьянка фыркнула, расстроенно ворча. — Я думала, что это просто родительская забота или на крайний случай чрезмерная опека, когда Синклеры обратились к нам с требованием сократить все «бесполезные» занятия их дочери перед экзаменами… — она уловила злой взгляд в свою сторону от бывшей коллеги и качнула головой, — Не смотри на меня так. Твои дополнительные занятия попали в этот список вообще случайным образом. И только потому, что девочка делала большие успехи. Я сама не подозревала, что всё так плохо. Никто не думал, что, потянув за одну ниточку, на свет выпадет целое кубло змей… Мне кажется, я должна заявить в полицию. Девочке уже восемнадцать, а всё происходящее переходит любые рамки нормальной опеки. Они даже каждый чек на её покупки контролируют. Это кошмар. И… — она запнулась, разглядев тёмный след на шее Аддамс. В горле сразу резко пересохло, и она прокашлялась, виновато отводя взгляд. — И есть вероятность того, что про тебя они уже знают. Мне жаль… — Ты с этим справишься? — тон Уэнсдей не изменился ни на йоту, пока она пустым взглядом осматривала машину семьи. И от этого у директрисы пробежались мурашки по коже. Она ожидала гнева, злого шипения, но не такой глухой отстранённости. — Обижаешь, — Барклай зло усмехнулась в ответ, надеясь отогнать это противное ощущение прочь. — Этот колледж — моя территория. И эти дети под моей ответственностью. В случае, если девочка примет сторону колледжа, если её семейка решится устроить скандал, то никому и ничего не будет. Ей уже восемнадцать, чёрт возьми. Тут даже придраться не к чему. — Я хотела бы попросить тебя об одолжении… — Аддамс чуть повернула голову к ней, но всё так же не встречалась с той взглядом. — Мы с Йоко приглядим за ней. Не волнуйся. Пока она не закончит колледж, закон останется на нашей стороне, — Барклай попыталась вложить в свои слова побольше уверенности, дабы поддержать подругу. Она понимала, как той приходилось. Она знала, что сама была одной из тех, кто неосознанно подтолкнул Аддамс к такому решению, и от того ей было почти физически больно. — Кстати, всё хотела спросить. Откуда ты знаешь Танаку? — Она младшая сестра моей подруги детства. Встретила её лет десять назад. Удивилась неслабо, вот с тех пор и общаемся, — директриса пожала плечами, настороженно глядя на бывшую коллегу. — Значит, ей можно доверять… Хм, — Уэнсдей задумалась, а Барклай, поняв, о чём именно, встрепенулась, оскорблённо шикнув на Аддамс. — Ты что, Йоко подозреваешь? Нет, могу точно сказать, что эта идиотка на такое не пойдёт, даже если ей заплатить или угрожать. Можешь быть уверена. Я давно её знаю, так что могу за неё поручиться, — Барклай фыркнула почти презрительно и продолжила: — Что до людей, которые следят за девочкой, то я не знаю. На днях вроде один попался на камеру, но, судя по всему, их несколько. И самое страшное, часть из них наши студенты, а к ним уже санкции, как к посторонним, не применишь. Всё это весьма дурно пахнет, Уэнсдей… И ты очень не кстати уезжаешь. Нам бы пригодилась твоя помощь и дедукция. — Как раз наоборот, — голос Уэнсдей был твёрд и решителен, брови чуть нахмурились, а на щеках выступили злые желваки. — О чём ты? — осторожно поинтересовалась её бывшая соперница, поймав взгляд чёрных глаз, которые, казалось, всего за несколько минут потеряли весь свой блеск. Аддамс едва заметно качнула головой в задумчивости. — Всё просто, Барклай. Нет человека — нет проблем, — Уэнсдей тяжело вздохнула, тихо это проговорив, и сжала челюсти, бросая на водителя автомобиля напряжённый взгляд. Высокий мужчина, стоявший недалеко, медленно кивнул и направился водительскому месту. — Уэнсдей… — Бьянка попыталась сказать что-то ещё, когда они обе услышали звук торопливо приближающихся шагов, эхом отскакивающий от стен в утренней тишине. Директриса тут же обернулась, а Уэнсдей напряглась. Её шея словно одеревенела. Грудь болезненно сдавило, а руки непроизвольно сжались в кулаки, скрытые от посторонних глаз широкими рукавами. Даже не поворачивая головы в сторону звука, она уже знала, кто это был. Аддамс сделала шаг по направлению к машине, а обеспокоенная Бьянка переводила взгляд с её бесчувственного лица на подбегавшую к ним блондинку. — Маэстра Аддамс! — Энид как раз добежала до машины, чтобы увидеть не только свой объект любви, но и ещё одного неожиданного человека. Она резко остановилась, нерешительно переходя на шаг. На ней были нежно-голубого цвета свитер и джинсы с белыми кроссовками, а к груди она прижимала толстый безликий конверт для бумаг. Синклер неуверенно улыбнулась, встречаясь глазами с обеспокоенным взглядом Бьянки. — Ой, директриса Барклай! Доброе утро! Бьянка постаралась успокаивающе улыбнуться, но это вышло у неё немного нервно. Она вновь метнула настороженный взгляд в спину Аддамс и вздохнула. — Доброго утра, мисс Синклер, — она кивнула девушке, а потом обернулась к подруге, уже стоявшей у задней двери фамильного автомобиля. — Удачного Вам пути, мисс Аддамс. Было приятно вместе поработать, — Бьянка понимала, что сейчас ей здесь не место, поэтому, молча откланявшись, покинула парковку и отправилась восвояси, искренне надеясь, что ничего страшного не произойдет. Как только она свернула за угол, она достала телефон и набрала сообщение Йоко, понимая, что той, скорее всего, придётся успокаивать Синклер в ближайшее время. Директриса тяжело вздохнула, ощущая где-то под собственным сердцем пустоту. На этих двоих сейчас было больно смотреть, но поделать с этим она ничего уже не могла. Это было вне её компетенции, как бы она ни хотела обратного. — Ты… Непривычно выглядишь, — Энид попыталась улыбнуться, кожей чувствуя, что что-то здесь не так. Что-то произошло, и это ей сильно не нравилось. Она неуверенно переминалась с ноги на ногу, поглядывая на стоявшую к ней в пол-оборота Уэнсдей. Где-то внутри неё зарождалось очень нехорошее предчувствие. И оно подтвердилось, когда плечи брюнетки напряглись, чуть приподнявшись, и Уэнсдей наконец повернулась к ней, встречаясь с той взглядом. У Энид ёкнуло сердце. Не только внешность Аддамс сейчас казалась ей незнакомой, но и её взгляд. Словно она видит перед собой совершенно другого человека, ещё и младше, чем должно, и абсолютно незнакомого. Она тяжело сглотнула, делая нерешительный шаг ближе, подмечая, что женщина напротив неё даже не шелохнулась. Её глаза были тёмными и глубокими, без единого намека на эмоции. Словно их там вообще никогда не было. Синклер не нравился этот взгляд. Он был пуст и словно неживой вовсе. Она замерла, ловя себя на шальной мысли о том, что, может быть, она ошиблась, и это вовсе не Уэнсдей? — Мне пора уезжать, Энид, — рука с идеальным чёрным маникюром на ногтях легла на ручку задней двери автомобиля. И этот голос, эти интонации… Блондинка вздрогнула, словно от пощёчины. Они были ей почти незнакомы. Словно человек, стоявший перед ней, был лишь призрачной тенью той самой потрясающей женщины, в которую она была влюблена до исступления. Она нерешительно качнула головой, пытаясь подобрать слова. Её взгляд упал на конверт в собственных руках, и она, спохватившись, вспомнила об этом факте, сжав его пальцами. — Перед… Перед твоим отъездом я хотела попросить у тебя автограф… Знаю, это смешно, но мне очень понравилась твоя рукопись. И даже если тебе не удалось выпустить собственную книгу, я верю, что это не конец. Я… я хотела оставить что-то на память о тебе… И Вайпер. Ты знаешь, я почти в неё влюблена, — Энид попыталась пошутить, но улыбка вышла очень кривой и болезненной, а голос предательски дрогнул. Уэнсдей медленно моргнула, едва заметно склонив голову чуть вбок и смотря на протянутую ей рукопись и ручку. Руками, которые она ещё недавно целовала в полуобморочном состоянии. Её губа слегка дёрнулась, едва заметно в крохотном движении. Сейчас внутри одного маленького человека стояла звенящая тишина, из тех, что наступают перед бурей. Опасных, напряжённых, предвещающих полный хаос. Уэнсдей плавным движением взяла предложенное блондинкой и с абсолютно безэмоциональным лицом вынула первый титульный лист оттуда, небрежно расписавшись. А затем вернула, словно для неё это ничего не значило. Она следила за руками блондинки, вновь прижимающей к груди конверт с её рукописью, и наконец смогла поднять глаза выше, встречаясь со встревоженными голубыми, в уголках которых уже появлялись первые слезинки. Уэнсдей решительно кивнула сама себе. Чуть наклонив голову вперёд, глядя исподлобья мёртвыми чёрными глазами, таким взглядом, который мог бы доводить до сердечных приступов, она произнесла: — Энид. Вайпер давно не существует. Она была глупой семнадцатилетней девочкой, наивно полагающей, что весь мир крутится вокруг неё и только её правда — единственная, истинная. Как видишь, это не так. Я не буду затягивать этот разговор. Мне пора уезжать. Давай просто остановимся на этом. Здесь и сейчас. — Что? Уэнс, ты не можешь так… — Я не закончила, Синклер, — слова ударили наотмашь жёстким тоном, не терпящим возражений. Энид вздрогнула. Она никогда не слышала таких интонаций от Аддамс. Собственные слова и подступающие слёзы застряли где-то в горле, а она не могла отвести взгляда от этих тёмных пустых глаз, которые словно протыкали её сердце тонкой иглой, подобно бабочке, приколотой к доске не дрогнувшей рукой энтомолога. — Я дала тебе то, чего ты хотела. Теперь нас больше ничего не связывает. Cache ta vie. Et prenez soin de vous, Sinclair, — её рука открыла дверь автомобиля, и она с таким же невыразительным лицом села на заднее сиденье, бросив последний взгляд на девушку, которая была уже на грани истерики. — Уэнсдей… Это не итальянский… Я не понимаю… — губы Энид дрожали, а из глаз хлынули слёзы. Мысли буксовали на месте, отказываясь воспринимать реальность происходящего, а от разрастающейся в грудной клетке пустоты становилось невыносимо сложно дышать. — Тем лучше. Прощай, — дверь машины захлопнулась, и уже через секунду в недрах чёрного семейного автомобиля, гротескного и мрачного, как и сами Аддамсы, утробно заурчал мотор. Руки Энид стискивали в руках рукопись, а расширившимися от ужаса глазами она следила за тем, как с парковки внутреннего двора медленно уезжает автомобиль, увозя в своих недрах человека, который только что разбил ей сердце. Ни слов, ни эмоций у неё сейчас не было. Словно кто-то разом выключил вокруг неё весь мир, окрасив его в такие знакомые чёрно-белые цвета.трек: BELLSAINT- Losing My Religion