А девочки его любили

— Какой он красивый, — пролепетала молоденькая кудрявая брюнетка в синем платье. — Да, хорошенький. Куколка, — согласилась высокая дама лет тридцати пяти, окинув его внимательным взглядом. Леви стремительно становилось не по себе. Эрвин обещал, что здесь не будет ничего опасного или противозаконного, и нужно просто делать, что скажут. Дорого одетых фамильярных дамочек, которые будут смотреть голодными глазами, Эрвин не обещал. Тощая рыжая девушка — ее звали Милдред, Леви знал, — подошла к нему и, смешливо глядя с высоты своего роста, ощупала его плечи и грудь. — Мускулистый, — озвучила она свой вердикт. — Только курточка лишняя, — хихикнули над ухом и тут же стянули куртку с плеч. — Так-то лучше. Юркие ладони скользнули вдоль пояса, вверх по спине и вокруг лопаток. Чей-то подбородок лег на плечо, и Леви оглянулся: оказалось, его обнимала Эллен, двадцатилетняя дочка одного продовольственного магната. Леви она нравилась — блондинка, круглое лицо, пухлые яркие губы. Особенно хороши были белые пышные груди, которыми Эллен к нему сейчас прижималась. Она погладила его по голове, зарылась пальцами в волосы. — Мягкие, — сказала она, неторопливо массируя кожу головы, спускаясь от темени к затылку. — О-о-о, с ума сойти. Девочки, у меня тактильный оргазм. Так говорила одна его бывшая любовница: «тактильный оргазм». Кудрявая девушка приблизилась к Леви и тоже коснулась затылка, несмело поводила по нему длинными ногтями. Потом дотронулась до щеки, погладила чуточку смелее, а другую руку положила ему на грудь. Поближе прижалась Эллен. Четыре девичьих руки поглаживали его спину, грудь, живот, лицо: вроде бы ласково, но бесцеремонно, как гладят домашних котов. — Веста, Эллен, дайте мне. Это был голос высокой дамы. Девушки отступили, и крупная тяжёлая ладонь властно легла к Леви на пояс. Высокая дама приподняла его лицо за подбородок и, глядя в глаза, начала откровенно мацать: потерла его соски сквозь рубашку, ущипнула бока, огладила спину и чуть ниже. — Шикарная попка. — Дама игриво шлепнула Леви по заднице. К его лицу приливал жар. Глубокие карие глаза дамы лучились смехом. — Я хочу его поцеловать, — сказала кудрявая Веста и облизнулась. — Мы все хотим, дорогая, — насмешливо сказала высокая дама и сделала шаг назад. — Начинай, не заставляй нас ждать. Веста исполнила свое желание осторожно, даже робко: она целовала Леви в губы, удерживая его лицо в ладонях. Ее глаза были прикрыты, брови чуть приподняты, губы нежные, дыхание прерывистое… Леви даже на миг захотелось поверить, что она влюблена. Уложить бы ее на эту шелковую постель и нежно трахнуть, сама просится… Нацеловавшись, Веста отстранилась, и, коротко чмокнув его губы напоследок, сказала: — Констанция, попробуй, тебе точно понравится. Значит, высокую даму зовут Констанцией. Она обнимала его за пояс и мяла задницу, целовала напористо, властвуя. Она большая и мягкая, а Леви в ее теплых обволакивающих объятиях — такой маленький… Не в силах больше терпеть возбуждение, Леви притиснулся стояком к ее бедру, а она только хмыкнула и прижала к себе покрепче. Эта сама уложит и трахнет — только поддайся ей. — Какой милый, — с придыханием произнесла Констанция — так, что волосы на затылке встали дыбом. — Я в восторге. Он еще вкуснее, чем я ожидала! К Леви пришло простое и ясное откровение: Эрвин продал его, как проститутку. Отдал этим избалованным женщинам, чтоб они развлекались с его телом, целовали и трогали, где и как захотят. Леви, весь из себя сильнейший, — очередная игрушка у них в руках. Они даже не обращаются к нему лично, будто он не человек, а мебель. Констанция тискала его уже совсем несдержанно, когда сбоку снова прильнула Эллен и приказала: — Открой-ка свой сладкий ротик. Впервые кто-то в этой комнате с ним заговорил. Леви послушно приоткрыл рот — и его тут же поцеловали, врываясь внутрь горячим языком. — Он застонал! — торжествующе воскликнула Веста. — Слышали, слышали? Еще бы тут не стонать. Член стоял так, что было больно. Пальцы Констанции расстегивали на нем рубашку, пока Эллен, как полноправная хозяйка, лениво и уверенно ласкала языком его рот. Леви разомлел. Тревожила — и будоражила — мысль: чего еще они могут захотеть? Он и так возбужден, облапан с головы до ног, а губы уже ноют от поцелуев. Его раздевают, ласкают обнажившуюся кожу руками и мокрым языком. Чья-то ладонь, нежно гладившая голый живот, спустилась чуть ниже и накрыла стояк, взбугривший брюки. — Уже готов, — мурлыкнула Констанция. Леви был готов еще с того момента, как ощутил прижатую к спине грудь Эллен. Констанция это давно знала, но только теперь проявила милосердие и начала гладить его член через брюки. Волосы вдруг грубо сгребли и оттянули. Чьи-то пальцы раздвинули губы, надавили на нижние зубы, заставляя приоткрыть рот, и грубо толкнулись внутрь. — Еще не ко всему готов, — прозвенел над ухом строгий голос. Милдред, эта тощая сука, откровенно трахала его рот, пока Веста и Эллен избавляли от сапог и брюк, а Констанция плотоядно рассматривала его тело: так же, как титан смотрит на добычу. Тут Леви и почувствовал — его судьба предрешена. Веста и Эллен, стоя на коленях, по очереди брали в рот член. Эллен отсасывала головку, Веста втягивала ртом яйца. Потом они поменялись. Констанция надавила на затылок Весты, чтоб та взяла член глубже, и Веста насадилась на него горлом. Леви едва не задохнулся от наслаждения. Почему дышать тяжело ему, когда член в глотке — у нее?.. Увлечься Леви не успел — Милдред развернула его к себе и засосала влажный от слюны рот. Леви ухватил ее мелкую грудь, и его тут же шлепнули по запястью. — Кто тебе позволил? — шикнула Милдред. Никто не позволял. Девушки были уже голые. Голова кружилась в этом калейдоскопе грудей, задниц, животиков, бедер, коленок, курчавых лобков и мокрых розовых щелок… Всё это богатство хотелось пощупать, но ему и пикнуть не давали. Леви не управлял вообще ничем — и не сказать, чтоб ему это не нравилось. — Нагнись, — приказала Констанция, звонко шлепнув его по заднице. Язык прошелся широким мокрым мазком вдоль промежности и меж ягодиц, обвел круг по дырке, и Леви застонал так, как приличные люди не стонут. Как прожженая шалава застонал, только искренне!.. Констанция лижет ему зад, это грязное место, а он… Твою ж мать. Ее движения медленные и влажные, изучающие: вниз-вверх, по кругу, короткими штрихами, с нажимом… Должно быть противно, но Леви завелся так, что сложно было стоять на ногах — коленки подгибались. — Как тебе? — спросила Веста. Не его, конечно, спросила, а Констанцию. Та аж заурчала: — Вкусная попка. Это кошмар, это сюр, это стыд, грязь и похоть, а Леви накрывало экстазом. Зад лижут, чьи-то руки гладят его торс, спину и ноги, чьи-то рты влажно скользят по телу, отсасывают член. Кто из девушек где?.. Леви восхитительно запутался, расслабился и окончательно отпустил ситуацию. Пусть делают с ним всё, что захотят. Его разложили на кровати, прильнули мягкими телами со всех сторон, развели ему ноги, всего облапали, облизали и даже легонько прикусили беспомощно задранные голые бедра. Четыре горячих женских рта ласкали его в самых чувствительных местах: целовали губы, дразнили соски, заглатывали член, лизали дырку. Ощущений — шквал, невозможно сосредоточиться ни на одном, их слишком, они все слишком… — Девочки, я не могу больше терпеть, я его хочу, — захныкала Веста. — Вперед, не стесняйся, — отозвалась Констанция. Вокруг члена сомкнулась жаркая тугая киска. Веста скакала на его члене, как на коне. Черные кудряшки подпрыгивали на ее плечах. Леви засмотрелся, но ненадолго: к нему на лицо забралась Эллен, ткнулась своей возбужденной щелкой в нос, в рот. Леви взял ее за бедра, прижался губами и высунул язык, об который она тут же начала тереться. Его использовали, как двойной гимнастический снаряд для траха. Почти унизительно, обжигающе горячо: Леви казалось, что от него парит, как от титана. Вкус киски Эллен перемешивался со стонами Весты, мягкость бедер — с трением и желанием двигаться навстречу. Рассудок с Леви попрощался давно, осталась только голая похоть. Кто-то погладил его волосы — внезапная нежность посреди всего этого грязного разврата… Веста ускорилась, Леви не вынес и начал ей подмахивать, она громко застонала… За волосы больно дернули. — Эй, не смей кончать, еще не все тебя попробовали, — строго сказала Милдред. — Моя очередь, кыш, пигалицы. Она уселась к нему на бедра и снова засунула пальцы в рот. Милдред смотрела на него сверху — прямо в глаза, торжествуя, наслаждаясь положением. — Оближи хорошенько, — сказала она с ухмылкой. — В твоих же интересах. Тело полыхнуло от осознания и предвкушения того, что Милдред сделает этими пальцами дальше, и короткое: «Перевернись» прозвучало то ли как приглашение, то ли как приговор. Тщательно смоченные слюной пальцы нежно и легко вошли в зад, еще расслабленный ласками языка Констанции. Милдред была умелой и садистски неторопливой: прощупывала его, растягивала. Стыда в Леви не осталось — только пакостное и свербящее желание. — Поработай своим сладким язычком, малыш, — сказала Констанция и широко раскинула перед ним длинные ноги, приглашая. — Отлижи ей. — Милдред грубо ткнула его в затылок. Леви послушно отлизывал набухшую крупную щель, пока Милдред имела его пальцами. Она больше не церемонилась: задницу жарили интенсивно, быстро. Шлепнули разок с размаха. Остро. Горячо. Охрененно. — Славная сучка, — пропела Милдред и снова поддала ему по заднице. — Хорошо трахаешься. Было так горячо, что, мерещилось ему, запахло жженым. Всё сменилось: теперь он был сверху, а румяная Эллен охала, стонала и извивалась под ним. Ее восхитительная грудь колыхалась в такт толчкам. Леви трахал Эллен, насаживался сам на неподвижные пальцы Милдред, а Веста и Констанция пристально наблюдали за ним. Веста даже вытянула шею, чтоб посмотреть, как пальцы входят в его зад… Долго смотрела, куснула тонкие розовые губки, и, поймав взгляд Леви, мечтательно вздохнула: — Он мне нравится. — Он просто прелесть, — поддакнула Констанция. Перед глазами давно плыли мыльные пятна от перевозбуждения. Веста улыбнулась Леви с неуместной застенчивостью — будто голая сейчас не сидела, на члене не скакала и даже в рот его не брала. Она поправила его растрепавшиеся волосы, склонилась ближе… Леви замер, наслаждаясь ее нежным поцелуем и грубыми толчками сзади. Волшебство сломал голос Констанции: — Не отвлекай его, иди сюда. Она развернула Весту к себе и тут же, прямо у Леви перед носом, сама страстно впилась в ее губы… Тело скрутило мощной сладкой судорогой. Он кончал, как никогда в жизни!.. — Твою ж мать! — вскрикнул Леви и подскочил на стуле. Между ног было сыро. Член, еще подергиваясь, натягивал брюки, и… На ширинке не хватало средней пуговицы. Вот дерьмо. Леви был не на шелковых подушках, а за письменным столом в кабинете Эрвина. Вместо голых разгоряченных девушек рядом были лишь перо, бумаги и масляная лампа, пахнущая гарью. Почистить нужно будет, кстати. — Кошмар приснился? — подал голос Эрвин из другого угла кабинета. Не-а. Не кошмар. Совсем нет. Вот какого хрена он проснулся на самом интересном месте? Там девушки целовались, разве ж в жизни такое увидишь… — Ты не знаешь аристократку по имени Констанция? — не утерпел Леви. — Высокая такая, брюнетка, лет тридцати пяти. Помню ее в чёрном. — Наверное, ты про баронессу Виттельсбах, — кивнул Эрвин. — Очаровательная женщина, имеет ученую степень по математике, острая на язык. Тебя познакомить? — Не надо. Познакомился уже, хватит. Не «острая» она была на язык, а мягкая, мокрая и горячая… Леви ущипнул себя за переносицу, пытаясь стряхнуть остатки наваждения. У него во сне встало так, что оторвалась пуговица на штанах. Он проснулся от оргазма, из-за сновидения, в котором привлекательные женщины, аж четыре, трахались с ним против его воли, а он не сопротивлялся — то ли не мог, то ли не хотел. В реальности Леви за прикосновения непрошеных лап сразу бьет в челюсть, а тут… Он заглянул под стол, и с пола издевательски подмигнул белый кругляшок пуговицы. Леви закрыл глаза ладонью. Позорище. Откуда в нем эта идея, чтоб с ним обращались, как с вещью, — причем так обращались все, включая Эрвина? Ласки, минет и скачущие на члене голые красотки — хороши объективно и бесспорно, но чтоб женщина драла его в задницу? Как теперь этим Констанциям на светских приемах в глаза смотреть?.. До сих пор колыхались перед глазами груди Эллен и кудряшки Весты. Бросало в жар оттого, что его вылизали и отымели, пускай всего лишь во сне. Думать об этом было стыдно. Волнующе. Сладко. — Я к себе, — сказал Леви, обращаясь к Эрвину. — Не сиди долго. — Спокойной ночи, — отозвался тот, бросил быстрый взгляд и снова уткнулся в бумаги. Прижимая к животу форменную куртку, Леви выскочил в коридор. Холодный воздух остудил разгоревшееся лицо, отрезвил немного. Леви забыл у Эрвина в кабинете отчет, который так и не дописал… А, да и ну его на хрен. Наверное, Леви и вправду всего этого хотелось. Пусть во сне он был вещью, но дорогой, красивой, ценной. Его хвалили, ласкали, обожали, жопу ему лизали — и не за то, что он сильнейший-на-всем-сраном-свете-воин и исправно крошит титанов, а просто так: за милое лицо, мягкие волосы и «сладкий», мать его, «ротик», мерзость какая, заводит невероятно… Разве что-то было в этом сне плохо? Леви не нужно было думать, не нужно ничего решать, лишь отдаваться и подчиняться простым командам. Вокруг была красота нежных женских тел. Девочки любили его — словом, делом и даже пальчиками в зад. Вот бы в реальности хоть кто-нибудь обнял…