Гарри, Драко и философский камень

1. Гарри Поттер не помнил своих родителей. Если точнее, иногда ему казалось, что в его памяти всплывают какие-то неясные образы вроде бы из самого раннего детства. Иногда это была тихая песня, которую напевал нежный женский голос, иногда – сильные мужские руки, которые вынимали его из детской кроватки. Временами было смутное ощущение, что Гарри помнит еще и яркую вспышку зеленого света. Последнее воспоминание было неприятным, оно почему-то ассоциировалось у мальчика с болью и даже смертью. Когда Гарри как-то сказал об этом тете Петунии, она скривилась, будто съела кусочек лимона, и объяснила, что это, возможно, воспоминание о той автомобильной катастрофе, в которой его родители погибли, а сам Гарри получил странный шрам на лбу, очертаниями немного напоминавший молнию. Тетя Петуния была родной сестрой мамы Гарри, которую до замужества звали Лили Эванс. К своей сестре Петуния относилась как-то странно. Достаточно сказать, что в доме не было ни одной фотографии Лили. По крайней мере, Гарри никогда таких снимков не видел. И каждый раз, когда мальчик пытался заговорить о своей матери, на лице у тетки появлялось вот это «лимонное» выражение лица. Гарри часто казалось, что тетя Петуния все еще хранит в своем сердце какую-то обиду на свою сестру. Так или иначе, семья тетки была единственной, которую Поттер мог считать своей. Хотя, при всем его желании, мальчику было очень трудно назвать ее родной и любимой. Судите сами. Дядя Вернон – муж Петунии – был, мягко говоря, скуповат во всем, что касалось его племянника. Хотя деньги в семье были (Вернону Дурслю принадлежала небольшая фирма по продаже электрических дрелей и других инструментов), они почему-то всегда заканчивались, когда речь заходила о потребностях Гарри. Поэтому мальчик постоянно ходил в обносках своего кузена Дадли, играл теми игрушками, которые его двоюродный брат сломал и выбросил за ненадобностью. А каждый кусок хлеба, съеденный племянником, словно бы вырывали силой изо рта дяди или его ненаглядного сыночка. Спальня мальчика была раз в пять меньше, чем комната Дадли. Там едва помещалась кровать и маленький письменный стол. Дядя с тетей носились с Дадли, как с драгоценностью, покупали ему по всякому поводу и без повода массу разнообразных игрушек, постоянно пичкали его всевозможными сладостями и деликатесами, из-за чего бедный мальчишка был неимоверно жирным. Гарри иногда мысленно звал его свиньей в парике. Дядю, который тоже был довольно тучным, не беспокоило нездоровое сложение сына. А вот Гарри был ниже своих ровесников и рос очень худощавым. Хотя мальчики были одногодками, даже старая одежда, из которой Дадли уже вырос, висела на Гарри мешком. Отвратительной чертой кузена было его садистское стремление ухудшить и без того несладкое положение сироты. Причиной любого неприятного прошествия в доме – будь то разбитая чашка, пролитое на пол молоко или даже громко стукнувшее от ветра окно – оказывался почему-то Гарри. Никакие слова оправдания в расчет не принимались. «Дадличек» по определению не мог лгать, а вот Гарри обязательно надо было наказать, как за реальные, так и (чаще всего) за выдуманные провинности. Друзей у Гарри не было. Соседские мальчишки находились под большим влиянием Дадли, который частично покупал их благосклонность мелкими подарками, частично давил на них «авторитетом». Выступать против высокого тучного мальчика, родители которого славились на всю округу склочным характером, ребята опасались. Они дразнили Гарри «очкариком», не принимали в игры, шпыняли без всякого повода. Сам Дадли бить своего двоюродного брата опасался. Не из-за того, конечно, что боялся получить от худенького мальчика отпор, а из-за того, что смутно догадывался, что, избив лично, какого ни есть, но все же двоюродного брата, он нарушит некую невидимую границу, переходить которую не следует. Зато подставить ногу, чтобы Гарри упал с лестницы, или уговорить приятелей, чтобы они отмутузили его худосочного кузена, Дадли Дурсль мог запросто. Какое он при этом получал удовольствие, понять было трудно. Постоянное чувство обиды отравляло ранее детство мальчика, пока немного позже он не научился относиться ко всему происходящему, если не с пониманием, то хотя бы спокойнее. Со временем перестал Гарри мечтать и о том дне, когда на порог дома Дурслей ступят люди, которые окажутся его «настоящими» родственниками. Они будут очень добрыми людьми и спасут его от этой противной семейки, увезут далеко-далеко. Такой день все никак не хотел наставать. Гарри Поттер по-прежнему был абсолютно одиноким в этом неприветливом мире. Мальчик рассчитывал, что положение изменится к лучшему, когда он пойдет в школу, но его надежды не сбылись. Учился он не очень хорошо. Мешали неумение сосредоточится на объясняемом материале во время урока и излишняя мечтательность. Дома восполнить пробелы в знаниях тоже не всегда удавалось. Было здорово, если находилось время и возможность выполнить обязательные письменные работы. Поэтому в группу «зубрилок» или «ботаников» Гарри не приняли, а для «хулиганов» худенький, ниже остальных, одетый в ношеную одежду не по размеру мальчик в очках стал удобной жертвой шуток и розыгрышей, других мелких мальчишеских издевательств. Надо ли говорить, что инициатором «охоты на Гарри» чаще всего был Дадли, который учился с Поттером в одном классе. Со временем Гарри научился ловко скрываться от преследователей. Однажды он, спасаясь от одноклассников, оказался, сам не зная как, даже на крыше школьной столовой. После окончания уроков Поттер предпочитал гулять по улочкам города или в парке, чтобы не нарываться дома на очередные неприятности. Дядя по этому поводу часто ворчал: – Растет будущий уголовник! Тетка же при этом только кривила губы. Гарри долгое время думал, что тетя Петуния не любит его точно так же, как и ее муж с сыном. Она не предпринимала никаких попыток защитить племянника от грубости и недоброжелательства мужа и сына. Каждый раз, когда Дадли придумывал очередную провинность брата, она безропотно отправляла Гарри в чулан под лестницей, темный и пыльный, полный пауков. Мальчик бывал там так часто, что стал считать его чуть ли не своей настоящей комнатой. Но в какой-то момент, когда ему было примерно лет восемь, Гарри пришло в голову, что это наказание можно в определенной степени расценивать и как защиту. Ведь действительно, находясь в чулане, лежа на жестком топчане, он мог сколько угодно предаваться своему любимому занятию – мечтанию. Он в эти часы много думал: о себе, о людях его окружающих, о том, что движет их поступками. Тетка приносила ему в чулан еду, незаметно от других домочадцев позволяла посетить туалет и ванну. И все это время Дадли не дразнил его, а дядя Вернон не хмурил брови, не пророчествовал по поводу ожидающегося в ближайшее время тюремного заключения племянника. Даже то, что тетка очень рано начала учить Гарри готовить, убирать в доме, работать в саду, можно было расценивать, как положительный момент. Да, с этих пор у мальчика появилось в доме множество новых обязанностей, но зато он рос приспособленным к жизни. Так что это еще вопрос, кого Петуния любила больше – своего родного сына или племянника. Возможно, Гарри сам себя обманывал, думая таким образом. Но факт оставался фактом, после того, как мальчик стал считать, что тетя на самом деле любит его и просто боится демонстрировать свои чувства перед мужем, жить стало легче. Словно в холодный зимний день появился пусть слабенький, но все же источник тепла. 2. Уже началось лето, а вместе с ним приближалось долгожданное окончание уже надоевшей учебы*. Это был обычный июньский день. Хотя, если быть точным, день был обычным лишь для остальных жителей Англии, но не для семьи Дурслей. В этот день Дадли исполнилось одиннадцать лет и, значит, утром его ждала целая куча подарков. Еще одним подарком для «папиного пупсика» должна была стать поездка в Лондонский зоопарк. И так получилось, что волей случая в этот день подарок достался и Гарри. Когда тетя Петуния позвонила соседке, у которой обычно оставляли племянника в тех случаях, когда вся семья Дурслей покидала дом, выяснилось, что мисс Фигг сломала ногу и ей не до того, чтобы присматривать за соседским мальчишкой. Несколько последовательных попыток пристроить его кому-нибудь другому оказались безуспешными одна за другой. Возможность оставить Гарри дома одного даже не рассматривалась: – Этот уголовник спалит нам дом, – буркнул дядя Вернон недовольно. Так Гарри оказался на заднем сиденье старенького автомобиля Дурслей. Мальчик был в восторге. Это была его первая поездка в Лондон. Он посмотрит на большой город, сможет увидеть разных животных! В кои веки Гарри радовался дню рождения кузена. Людей в зоопарке по случаю субботы и хорошей погоды было много. Гарри старался не потерять из виду своих родственников, одновременно держась от них немного в стороне, чтобы не вызвать лишний раз раздражения дяди и кузена. Долгое время ему это вполне удавалось. Когда они проходили мимо здания террариума, Дадли потащил туда всех остальных. Ему захотелось увидеть «страшно ядовитых змей» и «ужасных питонов». Мальчишка остановился как раз возле огромного питона, который, свернувшись кольцами около полусгнившего ствола дерева, тихо дремал. Дадли стал прыгать перед змеей, корча рожи, ожидая, видимо, что после этого она проснется. Дядя Вернон даже постучал костяшками пальцев по стеклу, но питон не прервал своего сна и после этого. Дурслям старшему и младшему это быстро надоело, и они направились смотреть на королевскую кобру, которая как раз в этот момент раскрывала свой капюшон. За ними тенью последовала и Петуния. Возле питона остался только Гарри. Ему почему-то стало жалко змею, которую глупые посетители не оставляют в покое. Он так и сказал: – Надоели тебе, наверное, все эти придурки, думающие, что ты рождена только для того, чтобы развлекать их? А тебе, наверное, сейчас снятся родные джунгли. В этот момент глаза змеи открылись, и она с интересом посмотрела на мальчика. Один глаз ее закрылся и тут же открылся, словно она подмигнула собеседнику, ошеломленно разглядывающему ее через стекло. Питон подполз ближе, и только тогда Гарри обратил внимание на табличку, прикрепленную к стене сбоку от стекла. Из текста следовало, что этот вид змей обычно живет в Бразилии, но данный конкретный питон рожден в неволе. – О, так ты никогда не видела джунглей! Тоже, наверное, сирота, – сочувственно произнес Гарри. Змея раскрыла рот, высунув раздвоенный язык, словно собиралась ответить, но в этот миг возбужденный Дадли налетел на Гарри, больно ударив его локтем в бок: – Гляди, папа, что она вытворяет! Вот умора! Он принялся плясать перед стеклом, изображая из себя дикаря. Злость, граничащая с яростью, охватила Поттера. «Поглядел бы я, как ты будешь плясать, когда стекло исчезнет, и ты окажешься со змеей один на один», – подумал он. Даже вспоминая вечером события этого странного дня, мальчик не мог толком сказать, как такое могло случиться, но только он успел окончить эту свою мысль, как тут же толстое стекло, отделяющее змею от посетителей, исчезло, словно его никогда и не было. Жирный Дадли едва не упал в объятия питона, так как в этот момент собирался стукнуть по стеклу кулаком. Мальчишка и его мамочка в один голос завизжали. Дядя Вернон побледнел, как полотно. Змея же, недолго думая, шмыгнула между Дурслем старшим и его сыном. – Ссспасибо! – послышалось Гарри в шипении питона, и через секунду только крики испуганных посетителей указывали путь, по которому ползла змея. В этот момент Поттер почувствовал, что кто-то находится у него за спиной, он обернулся и увидел стоявших на расстоянии вытянутой руки светловолосых мужчину и женщину с сыном примерно одного с Поттером возраста. Мальчик этот был одет в аккуратный светло-серый костюмчик под цвет его глаз, которые в этот момент смотрели на Гарри почему-то с восхищением. Почти белые волосы мальчишки были тщательно зачесаны назад. Его мать, одетая в брючный костюм василькового цвета вежливо улыбнулась Гарри. Её длинные светлые волосы с легким золотистым оттенком были заплетены в две толстые косы. Это выглядело немного старомодно, но красиво. Мужчину Гарри толком разглядеть не успел (заметил только роскошную трость с набалдашником в виде головы змеи), так как через секунду тетя Петуния уже тянула Гарри за руку: – Уходим из этого ужасного места. Просто удивительно, что Дурсли не обвинили в происшествии со змеей Гарри; обычно он бывал виновен даже в падении акций на Лондонской бирже. Возможно, на этот раз они видели, что мальчик во время происшествия стоял в стороне, а, может, быть, они были просто вне себя от страха и забыли рассердиться на Поттера. Чтобы успокоить расшатанные нервы, Дурсли решили посетить летнее кафе, расположенное тут же на территории зоопарка. Кроме всего прочего ненасытный Дадли уже успел проголодаться. Дядя Вернон заказал ему какой-то невообразимый десерт из мороженого, орешков, персикового джема, вафельной крошки, шоколада и взбитых сливок в огромной чаше. Заказы четы Дурслей были немного скромней, но тоже достаточно объемные. Гарри, может быть, пришлось бы вообще остаться без угощения, но официант спросил: – А что будет этот милый зеленоглазый мальчик? Дяде было неудобно перед чужими людьми проигнорировать племянника. Так что Гарри достался фруктовый лед. Мороженое цилиндрической формы состояло из двух разноцветных половинок: оранжевой и розовой. Одна часть была из замороженного апельсинового сока, вторая – из клубничного. Воистину для Гарри это был потрясающе удачный день! – Разрешите присесть рядом с вами? – раздался приятный женский голос. Занятый твердым, кисло-сладким куском льда Гарри и не заметил, как к их столику подошли люди. И (странности этого дня продолжались) это была та самая семья, которая привлекла внимание Гарри возле террариума с питоном. Столик, который заняли Дурсли, был большим, и как раз три стула оставались свободными, именно их хотели занять давешние мужчина с женщиной и их белобрысый сын. Дядя Вернон хмуро глянул на непрошеных пришельцев, но тут же его лицо расплылось в приветливой, пусть и фальшивой, улыбке. Все во внешности членов этой семьи: одежда, трость отца семейства, ювелирные украшения на женщине (неброские, но явно очень дорогие, старой работы) – говорило о том, что их статус намного выше, чем у самого Дурсля. А то, как гордо они держали головы, насколько ровными были их спины… Настоящие аристократы! Гарри невольно и сам выпрямил спину, которую обычно сутулил, стараясь быть незаметным. Пользуясь молчаливым разрешением дяди Вернона, мальчик и его родители заняли свои места. Вскоре принесли и их заказ – одинаковые порции сливочного мороженого с шоколадной крошкой и джемом. Ели все трое медленно и так деликатно, словно они сидели не в самом обычном кафетерии, а, как минимум, на приеме у самой королевы Елизаветы. Так получилось, что этот мальчишка с зализанными назад волосами сидел как раз напротив Гарри. Он с интересом рассматривал своего ровесника, словно знал о нем что-то важное, вызывавшее у него симпатию. Что именно он такое знал, Поттер не мог даже предположить. Несколько раз мальчик вроде как хотел даже начать разговор с Гарри, но каждый раз так ничего и не говорил, с некоторой опаской глядя на родителей. Те же, делали вид, что ничего не замечают и что они вполне сосредоточены на десерте. Впрочем, Гарри поймал на себе несколько внимательных взглядов мужчины с волосами цвета платины, причем, как показалось мальчику, он среди прочего рассматривал и его шрам, почти не прикрытый торчащими во все стороны волосами. Выглядел этот мужчина необычно. Его длинные тонкие волосы были завязаны на затылке в узел черной лентой. Несмотря на жару, одет он был в строгий костюм и ослепительно белую накрахмаленную рубашку. Единственным послаблением, сделанным из-за жаркой погоды, было то, что костюм был не черным, а цвета кофе с молоком. Взгляд стальных глаз мужчины пронизывал насквозь. Этим он напоминал не то судью, не то строгого, но справедливого учителя. Впрочем, больше всего Гарри заинтересовал мальчик, его ровесник. Он явно был не против того, чтобы подружиться с Поттером. Не смущала его ни неказистая внешность Гарри, ни его старая наполовину выгоревшая на солнце мешковатая футболка, ни очки, склеенные скотчем. Казалось, не было бы рядом его строгих родителей и Дурслей, он бы давно уже болтал бы с Гарри о всяких разностях, которыми обычно интересуются одиннадцатилетние мальчики. Это было так непривычно! Гарри за этими мыслями не заметил, как справился со своей ледышкой и, что более важно, того, что Дурсли тоже покончили с десертами. Тетя Петуния встала со своего места. И тут произошло нечто странное. Двое блондинов – отец и сын – синхронно встали и склонили головы, прощаясь с Петунией, словно тетка Гарри какая-то герцогиня. Дядя Вернон покраснел, как помидор, и потянул ничего не понимающую Петунию и злого из-за такого невнимания к его особе Дадли за собой к машине. Гарри побежал следом, лишь один раз обернувшись, чтобы увидеть, как светловолосый мальчик улыбнулся ему. Хотя, возможно, это Гарри только показалось. ________________________ * В английских школах учебный год длится с первого сентября по конец июня. Он делится на три триместра. Первый оканчивается рождественско-новогодними каникулами, второй – пасхальными. Посередине каждого триместра есть еще малые (всего несколько дней) промежуточные каникулы. Летние же каникулы длятся всего два месяца. 3. Время этим летом шло медленно и скучно. Приятели Дадли занимались своей любимой игрой – «охотой на Гарри Поттера». Мальчику приходилось выбирать между работой в саду около дома, где он был под относительной защитой тети Петунии, и одинокими прогулками по городу подальше от дома, где его не могли найти преследователи. На этот раз Гарри с некоторым нетерпением ждал окончания каникул. Они с Дадли уже окончили начальную школу*, и теперь должны были расстаться. Дадли ждало обучение в частной школе «Вонингс», которую в свое время окончил сам дядя Вернон. Дядя очень гордился этим фактом, будто его сыночка не сегодня-завтра назначат премьер-министром. Гарри должен был идти в обычную общеобразовательную школу; мальчик ждал, что в этом месте, где не будет дурного влияния кузена, возможно, у него появятся, наконец, друзья. В этом месте своих рассуждений Гарри обычно почему-то вспоминал того светловолосого мальчика из зоопарка, но тут же гнал от себя мысли о нем. Очень маловероятно, чтобы такой по внешнему виду стопроцентный аристократ учился в заурядной государственной школе. Вместе с тем приближалось еще одно важное событие. В последний день июля Гарри должно было исполниться одиннадцать лет. Нельзя сказать, что Гарри ждал этот день с нетерпением. Под хмурым взглядом дяди Вернона и речи быть не могло о том, чтобы хоть как-то отмечать день рождения племянника. Тетя Петуния позволяла себе в этот день только принести Гарри кусок пирога – иногда даже со следами зубов кузена: – Вот, Дадличек не доел. Может, ты захочешь? А еще тетка дарила ему в этот день почтовые марки. Дяде Вернону иногда приходили деловые письма и на домашний адрес. Кроме того присылали им письма и открытки еще и родственники. Петуния аккуратно вырезала с конвертов гашеные марки, собирала их в течение года, а потом вручала племяннику в день рождения. Постепенно, возможно, и поневоле Поттер пристрастился к этой коллекции. Он рассортировывал марки по странам, по изображениям: животные, растения, люди, техника, произведения искусства. Когда выпадала такая возможность, он перебирал свою странную коллекцию, и его мечта, оттолкнувшись от того или иного изображения, отправлялась в полет. До дня рождения Гарри оставалось чуть больше недели, семья Дурслей этим утром сидела за завтраком, когда стук почтового ящика известил о том, что пришла почта. Не дожидаясь напоминаний, Гарри отправился к ящику. Писем было всего два и еще открытка от сестры дяди Вернона – противной толстой тетки, которая не любила Гарри еще сильнее, чем ее брат (если такое вообще возможно!), и которую звали Мардж. В коричневом официальном конверте от газовой компании, скорее всего, был счет. Еще одно письмо выглядело очень странно. Конверт был сделан из необычного материала чем-то напоминавшего тонкую кожу. Скорее всего, конверта как такового не было, просто письмо свернули до стандартных размеров и запечатали печатью с гербом, на котором были изображены четыре фигурки: лев, змея, орел и барсук, а центральное место занимала большая буква «Х». Но самым интересным было не это. Письмо было адресовано «Мистеру Гарри Поттеру». Кто мог написать ему письмо?! Под впечатлением от такого невероятного события Гарри рассеяно вручил дяде письмо из газовой компании и открытку, после чего столовым ножом вскрыл печать на своем письме. Но не успел он заглянуть туда даже одним глазком, как несносный Дадли завопил: – Гарри получил письмо! Поттер вздрогнул, и дядя Вернон тут же выхватил из рук племянника странный лист с сургучной печатью: – Что за глупости! Кто может писать этому уголовнику? Он пробежал глазами текст, и в тот же миг его лицо стало багровым. Он грозно глянул на Петунию. Тетка побледнела и дрожащим голосом произнесла: – Это то, о чем я думаю? Дядя Вернон брезгливо изогнул губы, указывая толстым пальцем на племянника: – Вот оно отродье твоей дорогой сестрицы проявило себя. Я не позволю… Только в этот момент Дурсли старшие заметили, что за ними наблюдают две пары ничего не понимающих мальчишеских глаз. – А ну, вон из кухни! Идите в свои комнаты! Гарри охватила ярость. Он словно почувствовал, что в этом письме заключено нечто очень важное, что откроет ему дверь в новую жизнь, даст ему свободу. Он завопил: – Это мое письмо! Отдайте его мне! Вы не имеете права! Но, несмотря на яростное сопротивление племянника, массивному мужчине почти без труда удалось затолкать Гарри в чулан. Под горячую руку досталось и Дадли. Ему пришлось также удалиться в свою комнату. От неожиданности он даже не капризничал. После этого дядя с тетей продолжили обсуждение в кухне, забыв о том, что чулан под лестницей находится от них в пределах слышимости. Плотно прижав ухо к двери чулана, Гарри смог расслышать гневную речь дяди Вернона: – Я не буду платить за обучение этого морального урода. Да еще на кого эти люди намереваются его учить! Мы просто не будем им отвечать, они и забудут об этом будущем уголовнике. Именно так мы и сделаем! Что отвечала тетя, невозможно было разобрать. Гарри было понятно одно – она чем-то сильно расстроена. Самым ценным в подслушанном разговоре была информация о предполагаемом обучении Гарри. Это звучало странно. Кто мог знать мальчика настолько хорошо, чтобы пригласить его куда-то учиться? Да и успехи по всем предметам в начальной школе у Гарри были довольно скромными, чтобы это могло кого-то заинтересовать. Тетка выпустила Гарри из чулана под вечер, велела идти в свою комнату. Потом принесла ему туда пару бутербродов. И без того мальчик в этот день остался без обеда. О том, что случилось утром, она ничего не говорила. Гарри, чувствовавший ее настроение, заводить разговор первым не стал. Засыпая, он разрывался между отчаянием из-за того, что теперь уже никогда не вырвется из несносного плена, и надеждой на то, что неизвестные доброжелатели (а Гарри не мог думать о них иначе – любое изменение в его жизни могло быть только добрым) пришлют приглашение еще раз. Следующим утром за завтраком все, включая даже непрошибаемого Дадли, чувствовали себя не в своей тарелке. Гарри невольно прислушивался к звукам – не появится ли почтальон. И вот послышался шелест падающих в ящик писем. Дядя Вернон резво кинулся к входу, Поттеру так и не удалось его опередить. По довольному виду дяди мальчик понял, что повторного письма из загадочной школы не было. Так прошло два дня. Гарри из дома никуда не выпускали – даже на минуту. И вот утром третьего дня за завтраком Поттер одновременно услышал какое-то поскребывание по оконному стеклу и увидел, как резко побледнело лицо тетки. Гарри обернулся и с удивлением увидел, что в окно бьется довольно крупная серая сова. В ее лапках был какой-то рулон бумаги или письмо. Письмо! Дядя Вернон с удивительной для его комплекции скоростью выскочил из-за стола и кинулся на улицу, захлопнув входную дверь перед лицом Гарри, и тут же закрыл ее на ключ. В последние дни дядя всегда ходил с ключом в кармане жилета. Гарри оставалось только подбежать к окну, чтобы увидеть, как дядя бросает в птицу комки влажной после прошедшего накануне дождя почвы. Со стороны это выглядело, наверное, так, словно этот тучный мужчина сошел с ума. Сова возмущенно кричала, но все же удалилась на приличное расстояние от дома Дурслей. Режим домашнего ареста для Гарри ужесточили. Он теперь не только находился безвылазно в доме, но и не должен был находиться около окон дома без надзора взрослых. Поэтому мальчик практически на весь день переселился в «родной» чулан. Он находился именно там вечером накануне своего дня рождения, когда услышал, как довольным голосом дядя говорит Петунии: – Ну, все! Договорился сегодня об отпуске. Через три дня все вчетвером выезжаем на Джерси. Над морем они не полетают. Сволочи! В другой ситуации Гарри обрадовался бы новости. Они поедут отдыхать. Он увидит море, посетит курорт на одном из нормандских островов с его знаменитым зоопарком. Поттеру как-то довелось читать одну из книг Даррела о нем. Дурсли покупали сыночку кучу разных книг, и Гарри таскал потихоньку книжки из комнаты кузена. Все равно он их читал очень редко. Воспоминание о зоопарке на острове невольно вызвали из памяти посещение другого зоопарка в день рождения Дадли. Завтра день рождения самого Гарри. Как он пройдет? ________________________ * В Англии школьное обучение разбивается на две ступени. В начальной школе дети учатся с шести лет. В современной Великобритании это чаще всего государственные школы. Когда мальчикам и девочкам исполняется одиннадцать, приходит пора для старшей школы. Многие из старших школ до сих пор частные – построенные по принципу полного пансиона, когда школьники живут в специальных общежитиях при школе. 4. День рождения Гарри начался довольно обычно. Тетя Петуния выпустила племянника из заточения пораньше, чтобы он успел до завтрака испечь пирог. Мальчик надеялся, что, возможно, какой-нибудь кусок перепадет и ему. Вскоре на кухне появилась и тетя Петуния. С мрачным видом она сунула Гарри привычный конверт с собранными за год марками. В этот момент страшный грохот раздался со стороны входных дверей. Собственно говоря, грохотала именно дверь, словно ее срывали с петель. Когда Гарри вслед за пораженной теткой выбежал в холл, оказалось, что дверь действительно выломали. Какой-то здоровенный (ростом примерно на голову выше самого рослого мужчины, которого когда-либо до этого дня видел Гарри, да и еще необъятных размеров в талии) бородатый мужчина вертел ее в руках, словно не знал, что с ней делать. На левой руке бородача висел старый – размером подстать хозяину – зонт с тканью розового цвета, придававший вторгшемуся в дом мужчине особо нелепый вид. На шум из своих комнат выскочили уже одетый для завтрака дядя и Дадли в пижаме. Немного смутившись от всеобщего внимания, бородач повернулся и с удивительной, как для такого громадного мужчины, ловкостью водрузил дверь на место. На этом странном гиганте была надета таких же невероятных размеров куртка с множеством карманов и карманчиков, которые располагались в самых неожиданных местах. Порывшись в одном из внутренних карманов, бородач извлек из него средних размеров примятую картонную коробку и протянул ее Гарри Поттеру: – Это тебе, Гарри. С днем рождения! Сам пек. Я, правда, на него того… сел случайно. Но он ведь и после этого такой же вкусный. Ведь, правда! Оторопевший Гарри взял неловко коробку в руки, отчего крышка приоткрылась, и показался край покрытого голубой сахарной глазурью кекса. Тут бородач пустил слезу, сказал растроганно: – До чего ж ты похож на отца стал! Вылитый Джеймс. Только глаза материны, зеленые. А я ж тебя совсем крохотулечкой помню. Я тебя к порогу дома в пеленках принес собственными руками. Хозяева дома, которые до этого момента пребывали в полной прострации, оживились. Дядя Вернон явно собирался что-то возмущенно сказать, но его опередил племянник, спросив: – Простите, а вы кто? Великан хохотнул: – А ведь, и правда! Я не представился. Меня зовут Рубеус Хагрид. Ну, ты меня можешь звать просто Хагрид без всяких там мистеров. Меня так все кличут. Я смотритель ключей «Школы магии и волшебства Хогвартс». Дядя Вернон подавился воздухом, отчего его слова прозвучали более высоким, чем обычно, тоном, словно у подростка, у которого ломается голос: – Вы – шарлатан! Не морочьте голову моему племяннику. Покиньте помещение, это частное владение. Хагрид в ответ только захохотал. Гарри же вообще ничего вокруг не замечал. У него был шанс, наконец, что-то узнать и понять. Этот странный гигант говорил о его родителях, произносил какие-то удивительные слова о магии и волшебстве, о школе. Гарри начал именно с этого: – Простите, какая школа? Бородач насупился: – Ну, как же! Школа «Хогвартс», ты в нее с самого рождения записан. Так ты чего, совсем ничего не знаешь? Ну, мы поняли, конечно, что ты наших писем не получал. Того я сам и пришел, не дожидаясь ответа. Но ты ж вообще ничего не знаешь, получается. Так что, выходит, эти маглы,– Хагрид ткнул зонтом в сторону дяди и тети,– ничего тебе не рассказывали о нашем мире. Я же сам, собственными глазами видел, как Дамблдор положил в твое одеяльце письмо для них. Они должны были рассказать тебе о мире волшебников. – Прекратите! – заверещал Дурсль старший. – Я запрещаю вам говорить о таких бессмысленных вещах. – О каком мире? – быстро вклинился в образовавшуюся паузу Гарри, пока дядя вбирал в легкие воздух. – Ну, дык о нашем мире, о мире твоих родителей. О мире магов, волшебников. – Так что же, выходит, я тоже волшебник? – быстро спросил Гарри, пока Дурсль старший беззвучно хватал воздух ртом; тетя Петуния все это время молчала, бледная, как сама смерть. – Ну, само собой,– возмутился Хагрид. – Разве ты не замечал ничего за собой эдакого? Пусть эти грязные маглы тебе ничего не сказали, но ты сам должен был почувствовать! Мы маглами, если ты не знаешь, всех людей – не магов называем. Тут в памяти Гарри всплыли действительно необычные моменты из прошлого. Как он очутился на крыше столовой и не помнил того, как взбирался наверх. Как противный джемпер девчачьего покроя, который он не хотел одевать в школу, хотя на этом настаивала тетка, разлезся сам по себе по швам, хотя до этого момента был почти новым. Как исчезло стекло на вольере питона в зоопарке. Значит, тот белобрысый мальчик тоже волшебник… Он ведь понял, что тогда произошло… Хагрид же продолжал говорить: – Вот токо подучишься ты малость, и станешь настоящим магом. Я за тем и пришел. По поводу школы. Хогвартса, стало быть. Тебе с осени там учиться. Наконец, хоть что-то в этом безумном разговоре стало понятно и Дадли. Жирный мальчишка за это время уже спустился по лестнице в холл и слушал разговор взрослых и Гарри, открыв рот. Теперь он заверещал: – Что здесь, черт побери, происходит? Кто мне, наконец, объяснит, что происходит? – Ну, чего ты визжишь, как поросенок. Ишь какой ты розовый, откормленный,– сказал ворчливо Хагрид, после чего ткнул в Дадли зонтом и что-то невнятно забормотал. Через секунду Дурсль младший вновь завизжал, но, как показалось Гарри, уже не капризно, а от боли и страха. Когда он повернулся к Поттеру спиной, ища защиты и утешения в объятьях у матери, Гарри увидел, что пижамные штаны Дадли лопнули, и сквозь дыру виден росший из копчика кузена розовый поросячий хвостик спиралькой. – Чевой-то не совсем то вышло, что хотел. Но так тоже хорошо, – еле слышно пробормотал гигант. Гарри очень не любил своего двоюродного брата, который сделал ему немало гадостей, но увиденное не очень понравилось ему, хотя это и было первым волшебством, которое ему наглядно продемонстрировали. Злорадства при этом он не испытывал. Особенно жалко ему стало тетю Петунию, которая лихорадочно сжимала в руках Дадли и выглядела так, словно ожили самые страшные кошмары, мучившие ее годами. Как это ни странно, не потерял самообладания только дядя Вернон. Он, не обращая внимания на то, что случилось с сыном, можно даже сказать, мужественно вышел против громадного Хагрида: – Я не буду платить за обучение этого щенка этим вашим шарлатанским фокусам. Я не дам ему ни пенни. – Ой, можно подумать, мы бы позволили ему взять ваши дурацкие магловские деньги! Ничо. Наш Гарри сам может себе оплатить обучение и купить все, что надо, для школы. Я, в общем, за тем и пришел. У меня как раз есть дело важное в Гринготсе. Сам Дамблдор его мне поручил. Потому как доверяет! На этих словах гигант похлопал себя по карману куртки, словно там лежала очень ценная вещь, одновременно повышающая статус и самого Хагрида, и сделал весьма многозначительное лицо: – Там, в банке и денежки Гарри лежат, что папа и мама ему оставили. Очень даже его обеспечили. Не беспокойтесь! Гарри насторожился. Узнать, что он обеспечен, после долгих лет, в течение которых его попрекали каждой съеденной с аппетитом ложкой супа, было необычно. Лицо же Вернона покрылось пятнами от злости. Но Хагрид не дал ему говорить: – Ну ладно, Гарри, давай собирайся. Некогда нам тут разговоры говорить. Нам еще в Лондон ехать. Надо, чтобы ты до ночи обратно вернулся. Вот письмо с приглашением в школу и к нему список того, чего надо купить до начала обучения. Хотя лучше он пускай будет у меня. Как купим все нужное, я тебе отдам на память. Поттер глянул мельком на письмо, которое выглядело, как точная копия самого первого послания, осмотрелся, насколько хорошо он одет. По случаю дня рождения он надел свои лучшие джинсы, из которых Дадли вырос особенно быстро, и которые поэтому были почти новыми. На нем еще была синяя футболка, опять же, достаточно приличная. Он мог в сию секунду выходить из дома. Оставалось только решить два вопроса. С первым он обратился непосредственно к Хагриду: – А это… Ну, Дадли… Он что так и будет ходить всю жизнь с хвостом? – Какой добрый мальчик! – На глазах гиганта выступили слезы умиления, он погладил Гарри по непослушным вихрам. – Ничего страшного не случится. Он, то бишь хвост, сам к вечеру пропадет. Так чего, идем что ли? Но Гарри уже повернулся к тетке. Та, видимо, догадалась, о чем пойдет речь. Лицо ее окаменело. Гарри не стал тянуть время: – Вы знали. Почему вы молчали? На щеках Петунии появился нервный румянец: – Конечно, я знала. Я помню, как в наш дом, когда я была еще девчонкой, а Лили только что исполнилось одиннадцать, пришел волшебник… Родители обрадовались, были просто вне себя от гордости. Как же – их дочка будет учиться на ведьму! А кто после этого я? Как же я? Кого это волновало?! Потом Лили вышла замуж за этого Поттера, который и смотреть на меня не хотел, будто от меня воняет. Они и знать меня не хотели. Лили, правда… Но это неважно! Когда же их убили, почему-то ваши кудесники не нашли никого, кроме нас с Верноном, кто бы позаботился о тебе. И в тот же миг забыли о твоем существовании. Кто все эти годы думал о том, что я чувствую? Хоть кто-нибудь поинтересовался этим? Ну да, я же не из ваших! Гарри не мог прийти в себя от услышанного: – Убили! Так вы же говорили, что они погибли в автокатастрофе! – В автокатастрофе! – на этот раз рявкнул бородатый гигант, – вы и про это ему не рассказали. Надо ж как! И так как все хоть и по разным причинам, но молчали, Хагрид почесал бороду и начал медленно говорить: – Эх, не я это должен тебе, Гарри, рассказывать. Это кабы Дамблдор али кто другой пообразованней меня… Ну, ежели в общем, то дело было так. Был у нас в магическом мире один волшебник. Сильный маг, но не добрый. Нет! Злой – просто жуть! Звали его… Волде… Вол… Ой, не могу, даже произнести его имя, хотя вроде как и можно уже… Ладно, одним словом, начал этот Сами Знаете Кто войну против всего светлого и доброго. Сторонников набрал много; кого силой заставил служить, кого, вроде говорят, злой черной магией принудил, а кто и сам на радостях побежал ему служить. Это те, кто сам был с черной душой. Страшная была война! А твои мама и папа… Ой, не могу… Гигант с трудом удержался от того, чтобы в голос не зарыдать, но все же через полминуты продолжил, вытирая слезы грязным носовым платком, который размером был почти с шаль тети Петунии: – Короче, они были, известное дело, на светлой стороне. Было еще вроде как важное пророчество относительно вашей семьи, но говорить о нем не буду. Не моего ума дело. Одним словом, пришел этот злой волшебник в ваш дом и убил Джеймса и Лили. Как раз на Хэллоуин дело было. Хотел он, известное дело, и тебя убить. Но произошло странное. Я там, конечно, не был в тот момент, но говорят, что направил на тебя годовалого он смертельное проклятие, но только в результате исчез сам бесследно, оставив на тебе лишь шрам. Гарри невольно прикоснулся привычным жестом пальцами ко лбу, где, словно отзываясь на воспоминание, воспалился молниеобразный шрам. Хагрид же закончил свою речь: – Дамблдор тогда узнал обо всем, приказал найти тебя в развалинах и принести к этим маглам. А ты с тех самых пор в нашем мире знаменитость. Все прославляют тебя, как избавителя от злого волшебника. До этого момента молчавший дядя Вернон, вскипел: – Тоже мне еще спаситель – грудной младенец. Большей чуши в жизни не слышал. Просто сборище безмозглых идиотов. А еще шарлатанов… Фокусники! В кои веки Гарри был согласен со своим дядей. Не в плане оценки умственных способностей магов, которых он не знал вовсе, не считая этого странного бородача. Поттер разумно предполагал, что среди них явно есть и более образованные и, скажем так, с более гибким умом. Согласен был Гарри, в данном случае, с оценкой дядей его роли в давних событиях. Как может быть спасителем мира тот, кто в силу возраста ничего даже не помнит об акте спасения?! И вообще-то его стала тяготить эта затянувшаяся сцена в холле дома Дурслей. – Хорошо, у нас будет еще возможность об этом поговорить в дороге. Мы ведь едем сейчас в Лондон? – Хагрид с довольной физиономией кивнул. Гарри повернулся к родственникам. – Я еду с мисте… с Хагридом в Лондон, а потом… осенью в школу. В Хогвартс. Обсуждению это не подлежит. Гарри сам удивился той силе, которая проявилась в его голосе. Хватило всего лишь надежды на возможную свободу, смутной и противоречивой информации об этом странном мире, в котором, похоже, ему предстояло теперь жить, чтобы мальчик совершенно перестал бояться своих родичей. Впрочем, боялся ли он их до этого момента? Правильней сказать, он не спорил с их волей, так как считал это бессмысленным, избегал, насколько это было возможно, столкновений и конфликтов. Вот и все! – Я вернусь вечером, – сказал он на прощанье все еще пребывающим в шоке Дурслям и зашагал вслед за Хагридом по ступенькам прочь из дома, который так и не стал для него родным. 5. Идущие по тротуару вдвоем Гарри и Хагрид смотрелись, как минимум, странно. Огромный бородач и без того привлекал бы всеобщее внимание, а рядом с худеньким низкого роста мальчиком он смотрелся настоящим великаном. Да и одет он был, как для середины лета, весьма странно. Не удивительно, что до самой станции их провожали удивленные взгляды прохожих, не сумевших удержаться от невежливого любопытства. Около входа в паб, который располагался в подвальчике на той улочке, что вела к вокзалу, Хагрид на минуту притормозил. Он подергался в нерешительности, потом вздохнул и поплелся-таки вместе с мальчиком на станцию. Ткнув Поттеру несколько мятых купюр, выуженных из необъятных просторов кармана куртки, он буркнул мальчику: – Покупай билеты ты. Ничего я не понимаю в этих магловских деньгах. Гарри никогда самостоятельно никуда не ездил. Строго говоря, он и был за пределами Литтл Уингинга всего один раз в тот памятный день, когда ездил в день рождения Дадли в зоопарк. Да и то, если разобраться, дядя тогда вез всю семью на машине. Но мальчик справился со сложным заданием, помогла и доброжелательная женщина в кассе, немного удивившаяся, что такой маленький мальчик сам покупает билеты, но подробно объяснившая, какие бывают вагоны, и какие в зависимости от этого существуют цены на билеты. В поезде Гарри узнал, что у его спутника есть необычное хобби. Как только они уселись на свои места, Хагрид достал из куртки несколько мотков разноцветной шерсти и начатое вязание и тут же застучал спицами. Что он вязал, было непонятно, слишком огромной и пестрой была эта вещь. Чтобы чем-то занять время, Гарри попросил у великана письмо из школы и стал его внимательно изучать. Он обратил внимание на имена, упоминавшиеся в тексте. О директоре Дамблдоре Гарри уже не раз слышал за последний час после появления Хагрида, он заметил еще и некую Минерву МакГонагалл, которая была заместителем директора, и которая непосредственно была автором письма-приглашения. Список вещей, которые необходимо было купить магу-первокурснику, был тоже чрезвычайно увлекательным чтением. «Волшебная палочка», «перчатки из кожи дракона» – это звучало, как сказка. Список книг, необходимых школьникам, тоже был необычным. Чего стоили только «Книга заговоров и заклинаний для первого курса» или «Темные силы. Пособие по самозащите». Покончив с чтением, Гарри решил, что пришло время задать несколько интересующих его вопросов. Начал он с главного: – Вы сказали ми… Хагрид, что принесли меня к Дурслям. Ну, тогда, когда мои папа и мама… А почему именно к ним? – Ага, – кивнул гигант, не отрываясь от вязания,– так ведь так решил сам Альбус Дамблдор. А он же умнейший волшебник! Да я ж для него в огонь и в воду! Он сказал, что там, у маглов ты вырастешь, не разбалованный всеобщим вниманием, не станешь эгоистом. Так, мол, тебе будет лучше. Вона как! Может, и так. Не моего это ума дело. Из сказанного Гарри понял, что этот загадочный директор по неизвестным причинам решил, что знает, что для Гарри Поттера будет лучше, а что хуже. Кроме того, получалось так, что в лице Хагрида Дамблдор имеет верного, никогда не рассуждающего исполнителя его воли. И хотя мальчик был благодарен великану, ведь именно он принес весть о начале новой жизни для Гарри, все равно на душе у него остался неприятный осадок. Поттер пообещал сам себе позднее разобраться во всем самому. О родителях Гарри Хагрид, оказалось, знал чрезвычайно мало. На все вопросы о них гигант только пускал слюни пополам со слезами и приговаривал: – Такая красивая пара была. Ты – вылитый Джеймс, когда он появился в Хогвартсе. Дом родителей находился в какой-то Годриковой лощине, о которой Гарри никогда раньше не слышал, а Хагрид не мог толком объяснить, где эта местность находится. В принципе, это было не очень важно, так как из слов гиганта выходило, что на месте дома теперь одни развалины. Было немного непонятно, когда образовались руины. Неужели Тот Кого Нельзя Называть вначале убил родителей Гарри, потом разрушил дом, и только после этого приступил к убийству младенца! Но спрашивать о таких вещах Хагрида было бесполезно. Гарри было любопытно, где они в Лондоне будут покупать книги о волшебстве, не говоря уже о том, что он все еще не мог поверить, что где-то в магазине можно купить волшебную палочку. Как оказалось, до нужного места от вокзала надо было ехать несколько остановок на подземке, а потом еще с полчаса идти пешком. Хагрид вновь демонстрировал полное неумение пользоваться общественным транспортом, чем привлекал дополнительное внимание и без того до неприличия высокое. Но вот, наконец, бородач остановился, вытер пот со лба, пробормотал: – Ну, кажись, пришли. Давно не был здесь таким способом. Они остановились около ничем не примечательного бара со странным названием «Дырявый котел». Самым любопытным было то, что прохожие, идущие по улице мимо этого заведения, все, как один, смотрели куда угодно, но не на вход в бар. Как будто он был зачарованный. Впрочем, с сегодняшнего дня Гарри легко мог поверить в то, что так оно и было. Так или иначе, они зашли через узкую, с пыльным стеклом дверь в бар. Внутреннее оформление его было таким же невзрачным, как и его фасад. За стойкой стоял мужчина с лицом морщинистым, как сердцевина грецкого ореха. Несколько странно одетых мужчин и женщин в разных углах зала сидели за столиками, лениво беседовали, иногда прикладываясь к стаканам. Посетители, видимо, узнали великана. Кое-кто в знак приветствия махнул рукой. Бармен спросил у Хагрида, как у давнего знакомого: – Привет. Налить тебе? Как всегда? Что это за малек с тобой? Спутник Поттера поморщился: – Нет. Не могу. Спешу. Есть серьезное дело в Гринготсе. Важное секретное поручение от Дамблдора. Надо кое-что взять из хранилища. Гарри показалось странным, что Хагрид рассказывает об этом важном поручении каждому встречному и поперечному, но снова промолчал, озираясь по сторонам. Тем временем гигант продолжал: – А это со мной – Гарри. Это тот самый Гарри Поттер. Идет осенью в Хогвартс. – О, Мальчик, который выжил! – восхитился бармен. Он заулыбался Гарри, но странным образом и эта улыбка, и восхищение были неприятны мальчику. Ведь этот человек сейчас улыбался не конкретному худенькому пацаненку в очках и джинсах не по размеру, до которого еще секунду назад ему и дела не было, а некой выдуманной легенде, о которой этот самый пацаненок впервые услышал только сегодня утром. 6. Гарри вслед за Хагридом прошел через заднюю дверь бара в дворик, в котором не было ничего примечательного, кроме мусорного бака да высокой старой кирпичной стены со всех сторон. Гигант со знанием дела подошел к стене напротив выхода из бара, посчитал кончиком зонта кирпичи, нашел, видимо, какой-то определенный, после чего чуть сильнее ударил по нему зонтом. Кирпичи, подчиняясь магическому приказу, зашевелились, и уже через секунду перед ними открылась арка, через которую мог пройти человек даже такого роста и сложения, как Хагрид. За аркой начинался извилистая, мощенная булыжником улица. – Добро пожаловать в Косой переулок! – самодовольно произнес гигант. Вслед за ним Гарри шагнул вперед. Обернувшись назад, он увидел, что арка за их спиной исчезла, и там теперь была кирпичная стена, но уже не забора, а какого-то здания. Дома в Косом переулке выглядели очень необычно, словно последние лет пятьсот веяния цивилизации прошли мимо, не задев их. Люди, что шагали по переулку по своим делам, также выглядели странно, словно оделись для карнавала на тему средневековья или, по крайней мере, середины девятнадцатого века. Совсем мало было тех, кто одевался современно. А чем торговали в магазинчиках, что были на первом этаже в каждом доме этого переулка! Котлами для варки зелий и самими зельями, глазами тритонов и жабьей икрой, почтовыми совами и прочими странными вещами. Двое мальчишек, расплющив носы об стекло, рассматривали выставленные на витрине с виду самые обычные метлы. Разве что рукоятки их были полированы и покрыты лаком. – Смотри, это же «Нимбус 2000»! Самая быстрая метла! Вот бы мне такую! – восхищенно произнес один из мальчишек своему приятелю. Дойдя до конца переулка, Гарри с Хагридом оказались у большого белоснежного здания с колоннами и бронзовой, отполированной до блеска дверью. У этой двери стояло странное существо почти на голову ниже мальчика с морщинистым смуглым лицом и узкой бородкой. У него был длинный нос, крючковатые и когтистые пальцы. А размером ступней он мог соперничать с гигантом Хагридом. На этом странном существе была надета красная с золотом униформа. – Гринготтс, – торжественно объявил бородач, – это лучший в мире банк. Самый надежный. Тут всем гоблины заправляют. Вон один у входа стоит на охране. Надо быть сумасшедшим, чтобы ограбить этот банк. Именно тут свои денежки хранили твои мама и папа. Пошли, не боись. За бронзовыми дверями после небольшого холла оказались еще одни, уже серебряные двери размером поменьше. На них был выгравирован мелкими изящными буквами какой-то текст. Видимо, что-то вроде девиза банка. За этой дверью оказался просторный облицованный розовым мрамором зал, из которого вело несколько дверей в разных направлениях. Около каждой двери стоял привратник-гоблин. Они вежливо и одновременно самодовольно кланялись каждый раз, когда впускали или выпускали из дверей посетителя. В пространстве между дверями располагались конторские стойки, за которыми восседали гоблины клерки. Они беседовали с клиентами, делали записи в огромных бухгалтерских книгах, отвешивали на весах золото и серебро, изучали сквозь лупу драгоценные камни и ювелирные изделия. За одной из стоек, заметил Гарри, гоблин выдавал пожилому магу в темной мантии в обмен на горсть золотых монет пачку знакомых банкнот с портретом королевы Елизаветы. В одном из углов зала находился камин. Он был настолько громадный, что даже Хагрид мог бы без проблем поместиться в нем. От обычных каминов он отличался отсутствием решетки. Да и дров там, кажется, никогда не было. Мальчик с некоторым удивлением увидел, как один из посетителей банка шагнул в камин, после чего буквально через секунду исчез. Гигант подвел мальчика к гоблину, у которого в данный момент не было клиентов. Хагрид прокашлялся, подтолкнул Гарри поближе к стойке: – Это, стало быть, Гарри Поттер. Мы хотели бы взять из сейфа, принадлежащего ему, немного денег. Непонятного возраста гоблин подозрительно посмотрел на мальчика, словно решал, похож ли он на потенциального грабителя, просвечивая его невидимым рентгеновским аппаратом, после чего спросил противным скрипучим голосом с картавым акцентом: – А у мистера Гарри Поттера есть ключ от его сейфа? – Ах, да! – Хлопнул себя по лбу Хагрид и принялся шарить себя по карманам, доставая при этом самые неожиданные вещи: заплесневелые куски бисквита, моточки бечевки, обрывки бумаг и даже мышеловку. Наконец, среди этого хлама отыскался небольшой ключ из золотистого металла (возможно, золотой) с выгравированным на боку четырехзначным номером. – Ага, я же знал, что он должен быть! Гоблин взял ключ в когтистую руку-лапу, внимательно его изучил, потом постучал коготками по столу перед собой. В результате через секунду перед ним оказалась книга, сразу раскрытая, видимо, на нужном месте. Потому что он почти сразу нашел искомую запись, после чего вернул ключ Хагриду и, кивнув небрежно мальчику, сказал: – Все в порядке. Можете взять ваши деньги, мистер Поттер. – У меня еще есть э… личное письмо от директора Дамблдора, – важно произнес гигант, доставая из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист все из того же странного материала, напоминающего кожу, – это по поводу Вы сами знаете чего в сейфе семьсот тринадцать. Гоблин очень внимательно изучил письмо, поколдовал над ним пальцами. Довольный полученным результатом, он вернул письмо Хагриду: – Прекрасно! Вас сейчас отведут к вашим сейфам. Эй, Крюкохват, проведи господ клиентов. Я все проверил. Вообще-то говоря, гоблин произнес имя клерка немного по-другому. Но запомнить это сочетание гортанных звуков мальчик не смог, так что Гарри откликнувшегося на оклик гоблина, до этого сидевшего неподалеку на высоком стульчике, стал звать мысленно все же Крюкохватом. Несколько таких же посыльных сидели в разных местах зала. Они то уходили вместе с клиентами, то вновь возвращались на свои места. За дверью, через которую их повел Крюкохват, оказался обычный каменный коридор, едва освещенный факелами. – Вам куда? – поинтересовался гоблин. Хагрид ответил, показав ключ: – Вот к этому хранилищу, там мы возьмем деньги, а потом еще нам надо к сейфу семьсот тринадцать. – А что там в сейфе семьсот тринадцать? – спросил Гарри, когда гоблин повел их в какой-то боковой туннель. – Не могу сказать. Это дело очень секретное, которое касается школы «Хогвартс». Дамблдор мне доверяет. А я этой работой сильно дорожу. В этот момент Крюкохват открыл дверь, за которой на узких рельсах стояла тележка, вроде тех, что была на «Русских горках» в парке аттракционов в их городке. Гарри сел рядом с гоблином спереди, Хагрид с трудом поместился на заднем сиденье. Без всякой команды тележка тронулась с места и с бешеной скоростью помчалась по туннелю вперед. Очень скоро они оказались в более узком туннеле, который крутой спиралью опускался вниз на глубину. Периодически на пути им встречались ответвления, очевидно обозначавшие этажи этого огромного подземного хранилища. Гарри попытался считать их, но очень скоро сбился со счета. Хагрид тяжело переносил скорость и быструю смену направления движения. Он только и знал, что охал и кряхтел. А еще в подземельях было холодно и сыро. Поттер, одетый в одну легкую футболку, вскоре почувствовал, что озяб. Наконец тележка остановилась около небольшой ниши, которую перекрывала бронзовая дверь. Гарри спрыгнул с тележки вслед за Крюкохватом, за ними с дрожащими и подгибающимися коленями выбрался гигант. Выглядел он довольно комично. Хагрид протянул гоблину ключ, тот приложил его к печати на двери, и она тут же распахнулась. Поттер ахнул. В подсвеченной зеленоватым светом камере лежала огромная гора золотых монет, колоннами в несколько рядов стояли серебряные, немного в стороне было четыре кучи бронзовых монеток. И это все принадлежало ему. Может быть, если бы мальчик дал немного из этих запасов дяде, он хотя бы чуть лучше к нему относился… В любом случае, поздно было об этом говорить. Хотя одна идея у Гарри появилась, и он решил ее при случае осуществить. – Золотые – это галлеоны, – начал пояснять Хагрид, протянув Гарри небольшую кожаную сумку с тремя внутренними отделениями, вытянув ее из необъятного правого кармана куртки, – в галлеоне семнадцать серебряных сиклей, а в сикле двадцать девять бронзовых кнатов. Это просто. Бери по две или три горсти из каждой кучи, этого тебе на пару триместров хватит, а потом можно будет еще раз сходить. Мальчик подумал, что ничего плохого не случится, если он возьмет в этот раз денег больше, поэтому отсчитал по четыре горсти каждого типа монет. Когда Гарри засыпал последнюю горсть в отделение для бронзовых монет, Крюкохват равнодушно захлопнул дверцу. – Нам теперь в семьсот тринадцатый. И нельзя ли э… помедленнее, – промямлил Хагрид, обращаясь к их провожатому. – У тележки одна скорость, – равнодушно отозвался гоблин, усаживаясь на свое сиденье. На этот раз поездка заняла меньше времени, но они по-прежнему спускались еще ниже в глубину недр. В сейфе семьсот тринадцать не было ни замочной скважины, ни печати ее заменяющей. Гоблин просто коснулся дверцы рукой, и она растаяла. Гарри заблаговременно подвинулся поближе, чтобы увидеть, что же там такое секретное находится. Но в камере сейфа, казалось, ничего не было. И только внимательно присмотревшись, мальчик заметил нечто очень маленькое завернутое не то в бумагу, не то в тряпицу. Хагрид сунул сверточек во внутренний карман куртки. Ясное дело, спрашивать мужчину о том, что это такое, было бесполезно. Когда тележка с той же бешеной скоростью доставила их наверх, и они очутились в банковском зале, Хагрид с позеленевшим лицом примостился на свободное в этот момент сидение, постепенно приходя в себя. Гарри во время этой паузы воспользовался услугами гоблина у замеченной раньше конторки. В обмен на горсть галлеонов и сиклей клерк, ни слова не говоря, выдал пачку фунтов. У Гарри никогда в жизни до этого не было такой огромной суммы денег. Он был богат, он действительно был чертовски богат! 7. – Ну что? Давай первым делом, купим тебе одежду. Негоже магам ходить в магловских тряпках. Да и школьную мантию обязательно надо купить, – сказал Хагрид, когда они вновь оказались в Косом переулке, и кивнул в сторону магазина «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни». Гарри не возражал. Скинуть обноски Дадли – разве не об этом он мечтал всю жизнь! Бородач нерешительно прокашлялся: – Только я того, пойду, пропущу стаканчик. Меня чевой-то сильно мутит после этой адской тележки. Ты сам справишься? Гарри кивнул, соглашаясь. Хотя он все еще с трудом ориентировался в новом для него мире, в незнакомых понятиях, но, строго говоря, с гиганта помощник был никакой. Все равно надо привыкать к самостоятельной жизни. Да и что мог смыслить Хагрид в покрое одежды для мальчиков? Поттер отворил дверь магазина, бронзовый колокольчик у входа оповестил о приходе нового клиента хозяйку заведения – приятную полноватую даму в лиловой с розовой отделкой одежде. Она не дала смущенному мальчику ничего сказать: – Собираешься в школу? Пришел по адресу. Только подожди немного, я пока разберусь с еще одним клиентом. Только теперь Гарри увидел, что в глубине магазина на высокой скамеечке стоит белобрысый худенький мальчик. Сердце Поттера невольно забилось быстрее. Фигура, рост, то, как были зачесаны назад белые волосы – все было, как у того, встреченного им в зоопарке мальчика. Гарри не видел его лица, так как блондин стоял к нему спиной, а мадам Малкин не давала ему повернуться, водя палочкой около лица. Поттер догадался, что она с помощью волшебства делает замеры. Блондин не мог видеть того, кто вошел в салон, но ему очень хотелось поговорить, похвастаться. Поэтому, не поворачивая головы, он спросил: – Тоже в Хогвартс? Первый раз? – Да, – подтвердил Гарри тихим голосом. – Мой отец сегодня очень занят, поэтому я с мамой. Она стоит сейчас на улице, разговаривает с подругой. Потом потащу ее смотреть гоночные метлы. Это такая глупость, что первокурсникам нельзя иметь собственные метлы. Придется летать на школьной рухляди. А еще первокурсникам нельзя играть в квиддич. Это так несправедливо. Ведь кое-кто уже неплохо умеет летать. Гарри вообще до этого дня не подозревал, что на метлах можно летать, но он помнил, что в приглашающем письме упоминалось, что первокурсникам нельзя иметь собственные метлы. Что это за игра квиддич, Поттер понятия не имел. Поэтому он только неопределенно хмыкнул. Мальчик же задал новый вопрос: – А ты уже решил, на каком факультете будешь учиться? Я бы хотел на Слизерине, как и вся моя семья. Вообще-то говорят, что никто заранее не знает, куда тебя определят. Но мой па… отец мне сказал, что на самом деле у каждого есть право выбора. Просто большинство этого не знает. Ну, уж в любом случае я не хотел бы попасть Хаффлпафф. Тогда, хоть убегай. – Почему? – робко спросил Гарри. – Да потому что барсуки ужасно тупые. Если им встретится на пути преграда, к примеру, стена, они, не сдвинувшись ни на шаг влево или вправо, будут копать под стену подкоп, даже не подумав предварительно, надо ли им вообще на другую сторону. Гриффиндорские львы, правда, не особенно умнее хаффлпаффцев. Они будут героически преодолевать преграду, биться грудью в кирпичи, пока-таки не перескочат через нее, если, конечно, до этого не сломают себе шею. А вот вороны из Рейвенкло прежде чем начать преодолевать стену, запрутся в библиотеке и не успокоятся до тех пор, пока не узнают, кто построил стену, в каком году, кто и сколько раз пытался ее перепрыгнуть, сколько было сделано подкопов и сколько барсуков погибло, засыпанных землей в результате обвалов, и сколько львов сломало шею при попытке ее перескочить. О том, зачем им вообще надо преодолевать преграду, они постепенно забудут. – А что же слизеринские змеи? – на губах Гарри играла улыбка. Ему понравились образные сравнения мальчика. Он не знал, конечно, реальной картины, сложившейся на факультетах Хогвартса, но три типа характеров были представлены ярко. А еще он был немного доволен собой – он вовремя вспомнил о печати на письме из школы и смог догадаться, какое животное символизирует четвертый факультет – тот самый Слизерин, на который мечтает попасть его ровесник. Мальчик, наконец, освободил голову из рук мадам Малкин, поэтому отвечал, уже повернув ее в сторону Гарри: – А слизеринские змеи посмотрят по сторонам и обнаружат, что в нескольких шагах от них находится дверь, и поэтому просто и без проблем пройдут через нее. Все-таки Гарри не ошибся. Это был тот самый мальчик с тонкими чертами лица, с которым они виделись в зоопарке. В этот момент и блондин тоже вспомнил прежнюю встречу. На лице его появилась улыбка: – О! А я помню тебя. Ты тогда без палочки убрал стекло из вольера со змеей. Эта тощая дамочка и ее жирный сынок при этом ужасно громко визжали. Это было забавно! Я сразу тогда понял, что ты сильный волшебник. Гарри был приятен этот первый в его жизни комплимент, но он не знал, что сказать в ответ. Он просто подошел поближе, чтобы белобрысому не надо было выворачивать шею, так как мадам Малкин еще не закончила работать с ним; она все еще водила волшебной палочкой около талии, груди и ног мальчика, записывая потом что-то в журнале. При этом она использовала гусиное перо и чернила, точно так же, как и гоблины в банке Григоттс. Блондин же, видимо, продолжал вспоминать их первую встречу, его лицо стало серьезнее: – Но ведь эти маглы, что были с тобой, ведь они не твои родители… Не так ли? Ты не маглорожденный? Гарри стало немного не по себе, он с некоторым вызовом спросил: – А что – это имеет какое-то значение? Поттеру было обидно. Неужели этот мальчик не будет дружить с тем, кто имеет не такое, как надо, происхождение. – Ну, смотря для чего… – вздохнул блондин, потом начал пояснять. – Все волшебники происходят от маглов. Не знаю, что ты об этом знаешь, но чистокровные – это те, чьи предки стали магами сотни лет назад. Когда в наши дни в семье маглов рождается сильный волшебник, его также приглашают в наш мир. За этим следит особый департамент Министерства магии. Потому что, как говорит мой отец, от этого мир волшебников становится сильнее. Ведь маглорожденных магов-слабаков оставляют без внимания. Они часто в своем мире становятся так называемыми экстрасенсами или гадалками. Но подумай, каково приходится маглорожденным. Они не знают ничего о мире магии и его традициях. У них нет полезных связей, нет того, кто может посоветовать, помочь. Все, что они могут – задавать вопросы учителям и рыться в школьной библиотеке. А в поместьях чистокровных магов за века накоплены и библиотеки книг о магии, и целые коллекции артефактов. Сами их поместья наполнены волшебством. Я уже не говорю о предаваемых через поколения уникальных семейных заговорах и заклинаниях. Так что суди сам – есть ли разница! Мальчик говорил настолько уверенно, что у любого слушателя не оставалось сомнения, что уж он происходит из чистокровной семьи. Гарри почувствовал жалость к самому себе. Он ведь действительно ничего не знал о традициях мира магии, к которому должен был по праву принадлежать с самого детства. Поттер сказал тихо: – Мои родители погибли. Они были волшебниками. А те, кого ты видел со мной, это мои родственники. Меня воспитывала тетка – сестра матери. Собеседник Гарри придал лицу официальный вид, кивнул: – Мне жаль, что так получилось с твоими родителями. Значит, мать у тебя маглорожденная, а отец, наверное, чистокровный. Это, в принципе, нормальная ситуация. Вот чего не понимаю, так это того, когда маг женится на магле. Вот уже глупость! Если бы все так поступали, мир магии за пару поколений скатился бы до уровня уличных фокусов. Ну, да ладно! А почему тобой занималась тетка – магла, а не родственники отца? Гарри пожал плечами: – Не знаю. Честно говоря, я узнал о том, что я волшебник, только сегодня утром. Я здесь с Хагридом. Он хранитель ключей школы, если ты не знаешь. – Хагрид? – мальчик изящным жестом изогнул правую бровь, показывая, насколько он удивлен. – Они что лучше никого не могли найти? Мне рассказывал о нем отец. Мало того, что он не окончил даже школу, и ему из-за какой-то темной истории Министерство запретило колдовать, так он еще имеет страсть к выпивке. Гарри не мог не признать, что его собеседник прав. Вот и сейчас – где находится его бородатый спутник? Пьет в баре! Впрочем, насчет последнего Гарри был не прав. Вместе с другим мальчиком он посмотрел на окно, и увидел там за стеклом раскрасневшееся лицо Хагрида, демонстрировавшего два больших рожка с мороженым. Он жестами показывал, мол, только из-за мороженого не может войти в ателье. Блондин догадался, что этот бородатый гигант и есть тот самый Хагрид, о котором он сейчас неодобрительно отзывался. Мальчик попытался сгладить неловкость поспешной улыбкой. Гарри от этого еще сильнее смутился. Этот обмен взглядами прервала мадам Малкин, которая окончила делать пометки в журнале и обратилась к блондину: – Ну, что ж, юный лорд, я окончила свою работу. Все ваши заказы я пришлю в поместье. А, вот и ваша мама. Добрый день, леди Нарцисса. Можете забирать вашего сына. Я сделала нужные замеры. В магазин вошла уже знакомая Гарри красивая женщина. Теперь на ней было платье, пошитое, видимо, по моде прошлого века, но в магическом мире на этой женщине оно смотрелось очень естественно. Мама нового знакомого Гарри, кажется, узнала темноволосого мальчика, но продемонстрировала это лишь легким кивком головы и тенью улыбки. Увидев, что ее сын собирается что-то сказать другому мальчику, она прервала его жестом: – Поторопись, Драко, у нас еще много дел сегодня. Наговоришься со своим новым другом в школе. До свиданья, мадам Малкин. Всегда рада вас видеть. Гарри встал на скамейку, которую до этого занимал Драко. Теперь он знал имя мальчика. Настоящее имя настоящего мага, его ровесника. Странно, что эта красивая женщина назвала Гарри «другом» своего сына. Драко очень отличался от других ребят, с которыми Гарри до этого момента имел дело. Он был немного резким в высказываниях, очень уверен в себе и, наверное, избалован своим богатством и знатностью. Но говорил-то он правду. А еще ему нравился Поттер, хотя он даже не знал, как его зовут и сколько у него денег. Нравился просто за то, что он такой, какой есть. И это многого стоило. Гарри некоторое время размышлял об этом, пока мадам Малкин занималась своими непонятными процедурами. Она записала адрес дома Дурслей, и пообещала, что вышлет туда один комплект одежды, в том числе и школьную мантию, остальной же заказ перешлют непосредственно в Хогвартс. В таком случае мальчику не придется тащить весь свой гардероб с собой. 8. Пока они с Хагридом, стоя у ателье Малкин, ели мороженое, Гарри решил задать несколько вопросов, появившихся у него после разговора с Драко. В результате, Поттер выяснил, что квиддич это командная игра вроде регби или футбола, только спортсмены во время игры не бегают по полю, а летают на метлах. Министерство магии – это что-то вроде правительства у волшебников, оно решает разные вопросы жизнедеятельности магического мира, в частности делает все, чтобы маглы ничего не узнали о существовании магии и мира магов. По поводу факультетов Хогвартса Хагрид сказал так: – Ну, есть такое мнение, что на Хаффлпаффе учатся одни тупицы. Враки это. Я вот тоже в свое время… Ну, не важно. Лучше уж Хаффлпафф, чем скользкий Слизерин. Из него одни темные маги выходят. Даже Вол… Ну, ты Сам Знаешь Кто оттуда. Ну, а ты, верно, пойдешь, как и твой папа, в Гриффиндор? На этом же факультете учился в свое время сам великий Дамблдор. Гарри принял слова гиганта к сведению, но не торопился делать выводы. Ему почему-то казалось, что более важным является то, какой человек в жизни, в отношениях с другими людьми, а не то, где он учился. Львы это, конечно, красиво. Вот и сам Гарри Лев по гороскопу. Но и змеи были мальчику вполне симпатичны. Вот он даже почти подружился с тем питоном в зоопарке. А еще они считаются символом мудрости. Покончив с мороженым, они зашли в книжный магазин за учебниками. Там на них наткнулся молодой мужчина, одетый в пеструю странного покроя одежду и чалму. Он тут же неизвестно каким образом узнал Гарри, стал жать ему руку. При этом он говорил, жутко заикаясь: – П-п-пот-тер. Н-неужели! Я п-польщен в-встречей с в-в-вами… Н-н-не могу п-п-передать как! – Профессор Квиррелл, – представил юношу Хагрид, покровительственно похлопав молодого преподавателя по плечу. – Я б-буду п-п-преподавать у в-вас з-защиту от т-т-темных искусств. Не т-т-то чтобы эт-то в-вам б-было надо, я п-п-полагаю. – Профессор заискивающе улыбнулся Гарри, от чего мальчику стало противно. А еще у него почему-то разболелся его шрам. Когда они, наконец, отошли от заики, который пошел искать, по его словам, весьма нужную ему книгу о вампирах, Хагрид шепотом пояснил: – Бедный юноша. Он был вполне нормальным, пока изучал темные искусства, так сказать, только в теории. А потом пошел в экспедицию и там, по его словам, встретил вампира. А еще, говорят, у него были какие-то проблемы с одной ведьмой, в которую он был влюблен или что-то в этом роде. С тех пор парень слегка того. Бородач покрутил пальцем у виска, а Гарри подумал о странном подборе директором кадрового состава школы. Как может чему-то учить детей чем-то напуганный заика, который утверждает, что одиннадцатилетнему мальчику, родителей которого убили посредством злой магии, незачем изучать защиту от темных сил?! Гарри с отчаяньем подумал, как мало он знает, как много в чем надо еще разобраться, чтобы не наделать ошибок. Путешествуя дальше по улице, в маленьком магазинчике канцелярских товаров они купили письменные принадлежности: перья, чернила, стопку тонких листов, которые Хагрид назвал «пергаментом», а также несколько тетрадей из того же материала. Гарри смутно помнил из уроков истории, что пергамент в средние века использовали вместо бумаги, делая его из кожи молодых телят, поэтому книги тогда были редкими и стоили очень дорого. Мальчик представил себе, сколько бедных телят перевели, чтобы сделать эту пачку. Он утешил себя мыслью, что, видимо, тут не обошлось без магии. Еще перед посещением книжного магазина Гарри купил себе рюкзак, который понравился ему тем, что он был достаточно вместительным, а главное – выглядел довольно обычно, чтобы не бросаться в глаза людям – не магам. Поттер пока еще не привык даже мысленно называть их маглами. В рюкзак Гарри загрузил все книжки и письменные принадлежности. Хагрид попутно успокоил мальчика, заявив, что чернила заколдованные и никогда не проливаются. Мимо аптеки, в которой торговали странными вещами вроде печени летучей мыши, зубов дракона и глаз неведомых жуков, они прошли, не заходя в нее. Все эти ингредиенты для зелий, равно как и котлы для их варки и другую лабораторную посуду, школьники должны были получить уже в школе. Потому что надо было не только знать, что именно купить, но еще и уметь эту всю пахучую (чтобы не сказать вонючую) разность правильно хранить. Следующим магазином на улочке был «Торговый центр «Совы», тут Хагрида неожиданно посетила новая мысль: – А давай-ка я куплю тебе сову в подарок. Я ж тебе ничего на день рождения не подарил! Школьникам разрешено привезти с собой одно животное. Но зачем тебе жаба или кошка? Сова ж это не только интересно, но и полезно. С нею же можно письма посылать. Гарри отнекивался от подарка, предлагая самому заплатить за птицу, но гигант все же настоял на своём. Так что Поттер стал обладателем средних размеров совы с белоснежным оперением, которая отличалась мирным нравом, и дремала всю дорогу, сидя на жердочке в купленной для нее клетке. Таким образом, Гарри осталось приобрести только волшебную палочку. Этого момента мальчик ждал с нетерпением, потому что только после этого он мог вполне поверить, что является магом. Магазин «Семейства Олливандеров», производителей волшебных палочек с каких-то невероятно древних времен, выглядел ужасно обшарпанным и запущенным снаружи. Внутри убранство магазина тоже было довольно скромным. Длинный прилавок, а за ним на стене сотни ячеек рядами от пола до потолка; почти в каждой лежала узкая коробочка. Когда они входили в дверь в глубине магазина за узкой дверью, что была сбоку от прилавка, звякнул колокольчик. Несколько секунд в магазине кроме них с Хагридом никого не было. – Очень рад вас видеть. Чем могу быть полезен? – Раздался тихий голос над самым ухом Гарри. Мальчик вздрогнул от неожиданности. То ли старичок, который изучал его в этот момент глазами цвета лунного света, вырос из-под земли, то ли он подкрался совершенно бесшумно. Хагрид тоже чего-то испугался и вздрогнул; при этом прилавок, о который он случайно облокотился, заскрипел. Гигант нервно подергал зонтом, который до этого момента использовал в качестве трости, в конце концов, спрятал его за спину. Старик перестал смотреть на Гарри, покосился на Хагрида: – Рубеус Хагрид, собственной персоной. Дуб, шестнадцать дюймов. Какой это был год? Но вас же отчислили из школы и палочку переломали, не так ли? – Ага, только обломки остались… – подтвердил здоровяк, застенчиво ковыряя пол носками ботинок. – Но вы же, надеюсь, ими не пользуетесь, не колдуете? – Старый продавец испытующе поглядел на Хагрида. – Нет, что вы? Да не в жисть! – Гигант все так же старательно прятал зонт за спиной. Гарри начал уже догадываться о судьбе обломков палочки, но в это время Олливандер обратился к нему: – Ну что же, юный Поттер, приступим? Прекрасно помню, как покупали свои палочки у меня ваши родители. Я помню все палочки, которые когда-либо сделал и продал. Даже ту, что оставила след… – Старик показал рукой на шрам в виде молнии. – Если бы знать заранее, если бы знать… С этими словами старик Олливандер пошарил рукой по ячейкам, ориентируясь по одному ему известным признакам, почему-то выбрал в одной из них коробочку, достал из нее палочку, ткнул в руки Гарри, распорядился: – Делайте взмах. Но не успел Поттер даже окончить движение, как продавец вырвал ее из рук, бормоча себе пол нос: – Нет, явно не то. Это история повторялась раз за разом. Гарри чувствовал себя отвратительно. Ему казалось, что вот-вот и он заплачет. Нет, не выйдет из него волшебника, не учиться ему в этом замечательном Хогвартсе! Старик заметил это, мягко улыбнулся мальчику: – Не расстраивайтесь, молодой человек. Ваша палочка обязательно вас найдет. Думаете, это вы ищете ее. Нет! Все как раз наоборот… – Олливандер о чем-то задумался, словно что-то вспоминая. – А и действительно, почему я сразу не подумал. Давай-ка попробуем это. Остролист и перо феникса. Очень необычно, но все же. Старик ткнул палочку в руки Гарри. На этот раз Поттер с первым прикосновением палочки к пальцам почувствовал идущее от нее тепло. Он взмахнул ею, и из кончика палочки посыпались разноцветные искры похожие на маленький фейерверк. – Вот видите – именно то, что мы искали. Весьма любопытно. – Простите, мистер, что именно любопытно? – Не выдержал, наконец, Гарри. – Видите ли, мистер Поттер, в чем уникальность вашей палочки. Обычно феникс сбрасывает всего одно перо, поэтому палочки с использованием этого материала, как правило, неповторимы. Но как-то, достаточно давно произошел странный случай, и феникс отдал сразу два пера, которые достались мне для работы. И я сделал две палочки, которые в известном смысле можно назвать сестрами. Одну я продал почти сразу. Именно ее я упоминал сегодня. – Олливандер вновь указал рукой на шрам. – Вторая все это время лежала, ожидая вашего прихода. Гарри поежился. Шрам на его лбу, как ему показалось, вновь стал почти горячим. Очень странным был этот мастер Олливандер. Очень странной была вся эта история с палочками и магией. Но, что ни говори, Гарри Поттер с этой минуты стал настоящим волшебником. До вокзала они добирались знакомым путем, то есть, через проход в стене и далее через бар, потом на метро до Пэддингтонского вокзала. Ожидая поезд, который должен был везти Гарри к Дурслям, Поттер с Хагридом съели по гамбургеру. Так что, выходит, мальчик так и не поел нормально в свой день рождения. Впрочем, это было не так уже и важно, и без этого день выдался насыщенный событиями. Всего за несколько часов их случилось, наверное, больше, чем за всю предыдущую его жизнь. Хагрид отдал Поттеру письмо из школы на память, добавив к нему билет на «Хогвартс Экспресс», который отходил с вокзала «Кингс Кросс» в одиннадцать часов утра тридцать первого августа. Гигант провел Гарри до его вагона, прощаясь, попросил в случае проблем с Дурслями писать ему. Для этого надо было привязать написанное письмо к лапке совы, после чего назвать имя того, кому следует отнести письмо. Волшебные совы сами каким-то образом знали, как найти адресата, где бы он ни находился. 9. Август в доме Дурслей прошел тихо. Прибытие Гарри в тот памятный день с полным рюкзаком и с совой в клетке тетя Петуния, дядя Вернон и Дадли встретили настороженно, проводив взглядом путь мальчика мимо двери кухни, где в этот момент находилась все семейство. Хвост у кузена, кстати, к вечеру действительно исчез. То ли из-за того, что прав в своем предположении оказался Хагрид, то ли из-за того, что всю обратную дорогу в поезде Гарри этого страстно желал. Завтрак на следующее утро прошел в гробовом молчании. Не было сказано ни слова ни по поводу вчерашних событий, ни по поводу предстоящей учебы. Дадли теперь смертельно боялся своего двоюродного брата, очевидно, опасаясь мести за прошлые прегрешения. Но Гарри было противно даже думать об этом. Он же не хотел становиться таким же мерзким, как его кузен! Поездку на острова дядя отменил. Теперь это уже не имело смысла, а зачем в таком случае тратить зря деньги!? Поттер все так же, словно ничего не случилось, помогал тетке по дому. Все так же вежливо в случае необходимости общался с дядей и двоюродным братом. Со временем постепенно отношения в семье стабилизировались, войдя в некую норму. Хотя прежние времена безвозвратно канули в прошлое. Дядя Вернон больше не ворчал на племянника, лишь смотрел на него неодобрительно из-под кустистых бровей. Дадли и его компания прекратили играть в «Охоту на Поттера». Очень кстати в доме на краю улицы появились новые соседи, у которых был сын – худощавый рыжий парнишка, примерно одного возраста с членами «банды». Именно на него кузен Гарри и перенаправил энергию своих сателлитов. Как он объяснил им, почему больше нельзя доставать брата, Поттера не интересовало. Гарри теперь больше времени проводил в своей комнате, листая новые учебники или играя с совой, когда она не спала. Сову он назвал Хедвиг, вычитав имя в одной из книжек. Кажется, у какого-то великого волшебника прошлого была сова с такой кличкой. Питание себе птица находила сама, иногда принося в лапах с ночной охоты задушенных мышей. Сова от мадам Малкин с одеждой прилетела за несколько дней до конца августа. В лапках у птицы был малюсенький пакетик, но как только он упал на пол – тут же превратился в солидного размера сверток. В нем оказались: новые ботинки, серые брюки из тонкого сукна и такой же пиджак, белая бязевая рубашка, а также мантия наподобие тех, что носят в парадных случаях студенты старых английских университетов. Естественно, все идеально сидело на мальчике. Впервые он был одет в вещи, которые шились специально для него. Белье себе Гарри приобрел сам. Ношеные, большого размера трусы кузена были той еще проблемой, отравлявшей жизнь мальчику уже несколько лет. Переодеваться в раздевалке школьного спортзала и бассейна каждый раз было мучительно стыдно. Поттер купил себе дюжину трусов разных расцветок, покроем напоминавших плавки. Гарри нравилось, как смотрелись такие трусики на других мальчиках, когда он искоса глядел на них в раздевалке. Новые купальные плавки он тоже себе приобрел на всякий случай. Вдруг в этой магической школе тоже будет бассейн. Пусть не очень хорошо, но мальчик уже научился плавать благодаря школьным занятиям. Воспользовавшись моментом, когда ни дяди, ни кузена не было дома, а тетка возилась с шитьем у себя в комнате, Гарри примерил у зеркала в ванной не только костюм, но и белье. Мальчик, в принципе, остался довольным увиденным. Он был хоть и худеньким, но не дохлым. Руки и ноги из-за постоянных физических усилий украшали пусть не особо мощные, но мускулы. За последний месяц, почувствовав себя увереннее, Гарри перестал горбиться и это также пошло на пользу в плане его внешности. Темные волосы, конечно, как всегда непослушно торчали в разные стороны. Но, при желании, и это можно было посчитать симпатичным. Свои очки Поттер тоже обновил. Хотя, когда продавец в «Оптике» предлагала Гарри разные варианты оправ для очков, он все же в конечном итоге остановился на старом варианте с большими круглыми линзами. Видимо, мальчик просто привык к ним. Иногда в эти августовские дни Гарри гулял по городку. Теперь он мог себе позволить купить самые разные вкусности. Поттер объелся до тошноты всякой сладкой всячины, когда в первый раз после возвращения из Лондона очутился в кондитерской с целой пачкой денег в кармане. После этого мальчик быстро понял, что лакомства кажутся слаще, когда они недоступны или, по крайней мере, когда их мало. А вообще-то Гарри очень сильно скучал. Ему жутко хотелось поговорить с кем-нибудь, кто знает магический мир, кто такой же волшебник, как он сам. Чаще всего Поттер вспоминал, естественно, о Драко. Несколько раз он порывался написать ему письмо. Возможно, его сова нашла бы юного мага даже только по имени. Они могли бы где-нибудь встретиться, поболтать. Но Гарри так и не решился написать. Зато он реализовал другой свой маленький план. Он придумал-таки, что подарит тете Петунии перед отъездом в школу. Дело в том, что его тетка немного стеснялась своей длинной худой шеи, вечно кутала ее в шарфы, шейные платки и тому подобные вещи. А в одном из фильмов, который показывали по телевизору, Гарри видел у дамы, немного похожей внешне на Петунию, ожерелье из жемчужин, которое можно было намотать вокруг шеи в несколько рядов. У тети было и платье, которое выгодно бы смотрелось с таким украшением. Ожерелье, которое нашел Гарри в одном из магазинчиков, оказалось сделанным из искусственных жемчужин, но выглядели они, как настоящие. Цена была приемлемая, и мальчик, не раздумывая, приобрел украшение. Гарри за день до отъезда выбрал время, когда в кухне кроме них двоих с теткой никого не было и, достав из кармана джинсов обитую бархатом коробочку, протянул ее тете Петунии: – Возьмите. Это вам подарок. Вы бывали добры ко мне. Если бы я раньше знал о своем наследстве… Впрочем, не важно. Я бы не хотел, чтобы вы затаили на меня обиду или еще что-то в этом роде. Петуния, находясь в шоке, протянула дрожащие руки к подарку, раскрыла коробку. Когда она увидела, что там находится, на глазах ее выступили слезы. – Не надо плакать, – заговорил растроганный Гарри, – все будет хорошо. Я завтра уеду в школу, а потом… Потом все будет хорошо… Я так думаю. Как это ни странно, когда за ужином Гарри напомнил уже всем остальным членам семьи, что завтра он уезжает в школу и что ему надо быть до одиннадцати часов на вокзале «Кинг-Кросс» в Лондоне, неожиданно для мальчика дядя Вернон вызвался отвезти племянника на машине. Пусть при этом он так и не лишился хмурого выражения лица. И дядя действительно отвез его в Лондон, не проронив за всю дорогу ни слова. Правда, высадил племянника за квартал до вокзала: – Вон видишь в конце улицы... Это вокзал. Дойдешь сам. Я опаздываю на работу, некогда мне с тобой возится. Вещей у Гарри было немного. Утром перед выходом из дома он оделся во все новое, вызвав у Дадли своим появлением в красивой одежде небольшой шок, только мантию Гарри положил в рюкзак к книжкам и пергаментным листам с чернилами. Там же на самом дне рюкзака под бельем лежала и сумка с монетами. А еще, конечно, у него в руках была клетка с совой. Груженый таким образом Гарри зашагал по направлению к вокзалу. Проходя мимо сквера, который располагался уже почти возле самого вокзала, Поттер остановился, внезапно услышав знакомый голос. Эти интонации, эти чуточку более длинные, чем положено, гласные невозможно было с чем-то другим спутать. Это мог быть только Драко. Гарри присмотрелся, и в той стороне, откуда доносился голос, увидел блондина, частично скрытого листвой раскидистой липы. Рядом с ним возле лавочки, на которой сидели отец и мать мальчика, стоял небольшой кожаный чемодан. Драко, продолжая начатый до появления Поттера разговор, говорил, обращаясь к отцу: – Объясни мне, папа, почему мы, маги, не можем воспользоваться каминной сетью или аппарировать, в конце концов, а должны ехать почему-то в поезде. Я ничего не имею против этого вида транспорта, когда мы находимся в мире маглов, но зачем это магам? В голосе отца слышался металл: – Сынок, ты никак не можешь понять главного. Быть Малфоем – это не значит иметь все самое лучше, не значит получать все без проблем, как, наверное, считают твои друзья и подруги. Да, мы пользуемся хорошими, качественными вещами, ценим комфорт и все в таком же роде, но не в этом суть, не это главное. Если возникнет необходимость, мы будем жить в самой скромной обстановке – пусть даже в сарае, но мы все равно останемся Малфоями, и не превратимся, к примеру, в Уизли. Быть Малфоем, это означает быть лучшим. Не обязательно самым богатым. Это означает быть самым сильным и самым умелым, быть самым умным и самым мудрым. Знать больше и понимать больше, чем другие. Быть лучшим на самом деле, оценивая себя самого с самых строгих позиций, а не потому, что нас считает лучшими кто-то другой или толпа. Драко попытался что-то возразить, но отец одним жестом руки заставил его замолчать: – Да, я знаю, ты стараешься. Я вижу и ценю. Но тебе над многим еще надо работать. А быть Малфоем означает, помимо прочего, еще и необходимость много работать. Работать над собой, прежде всего. Обрати внимание на свои эмоции. Совсем неплохо иметь их. Я не хочу, чтобы ты превратился в равнодушную ко всему куклу. Но не стоит выставлять свои эмоции напоказ. Учись молчать и слушать, ибо только так ты сможешь чему-то научиться. Болтая без умолку по поводу и без повода, ты только приобретешь врагов. Теперь что касается твоего вопроса. Отец Драко вздохнул, сделал паузу. Интересно, что Нарцисса, мать мальчика во время разговора молчала, очевидно, признавая приоритет отца в воспитании сына. По крайней мере, в таких серьезных вопросах. Гарри слушал, затаив дыхание, оставаясь невидимым для семьи Драко. Мужчина тем временем продолжил: – Да, я говорил об этом в кругу семьи и за ее пределами не один раз, могу повторить это снова. Да, я считаю величайшей глупостью сооружение этой дурацкой единственной в магической Европе железной дороги, которая и работает всего два-три раза в году. Если уж возникла проблема с прибытием большого количества магов в одно место в один день, то решить ее было бы легче сооружением специального многоканального камина или портала. Все это было бы в рамках традиций и не надо было бы тратить те деньги и магические силы, которых ушло на эту прихоть Министерства не меряно. Я уже не говорю о том, что несколько раз в году магловский вокзал на пару часов оккупирует масса волшебников. А еще они твердят о режиме секретности! Все это абсолютная правда и никуда от этого не уйти. Но мы уже проиграли эту битву. В прошлом проиграли. Эта дорога уже стала свершившимся фактом. Если ты, если я вместе с тобой, если мы проигнорируем этот факт, если прибудем в школу магическим способом, но не так, как остальные, о чем в таком случае станут говорить в магическом мире? Как думаешь? Драко повесил голову. Судя по виду, он что-то там понимал, и ему было стыдно. – А станут говорить, – не дождавшись ответа на этот риторический вопрос, продолжил отец, – что Малфои презирают всех остальных магов. Будут говорить, что мы хотим любой ценой выделиться. Ну и так далее. Будет ли это на пользу нам? И без того им покоя не дают и наши деньги, хотя наша семья поколение за поколением зарабатывала их свои умом и трудом, и наше положение, к которому мы шли столетие за столетием. И дело не в том, Драко, что нам надо нравиться окружающим. Если бы дело было в этом! Но у нас есть миссия, которую надо выполнять, чтобы там не творилось вокруг, чтобы о нас не говорили. Да, мы вернемся к вопросу о рациональности существования «Хогвартс-экспресса» в будущем, но магическое общество само должно осознать ненужность железной дороги. Ну, пускай не само, с нашей помощью, но все-таки осознать и принять решение в рамках существующих процедур. А до этого момента ты будешь ездить в школу вместе со всеми, хотя бы из уважения к тем десяткам магов, которые положили свои силы на создание этой глупой железной дороги. Ну, что, ясно? Мы можем идти? – Спасибо, папа. Я все понял. – Я надеюсь. Мне бы не хотелось, чтобы ты повторял мои ошибки, сынок. Отец Драко вместе с женой встали с лавки, и семейство Малфоев зашагало по направлению к вокзалу. 10. Некоторое время Гарри шел за семейством блондинов, ориентируясь на их светлые макушки, которые хорошо выделялись даже в толпе, заполнившей площадь у вокзала. Но возле входа мальчика оттеснили в сторону, и когда Поттер, наконец, вошел в здание вокзала, Малфоев уже нигде не было видно. – Придется искать нужный поезд самому, – огорчился мальчик. Он глянул на свой билет, и тут его ждало потрясение. Он увидел то, на что раньше не обращал внимание. На билете значилось, как место отправления поезда, платформа девять и три четверти. Ясное дело, такой платформы на вокзале не должно было быть. На всякий случай Гарри проверил, но, как оказалось, он был прав в своих предположениях. Платформы девять и десять были. Возле каждой стоял поезд; естественно, ни один не шел до Хогвартса. Отделяли одну платформу от другой ряд кирпичных колонн, но никакой платформы девять и три четверти не было. Гарри посмотрел внимательно на кирпичи ближайшей колонны, возможно, по одному из них надо было постучать палочкой, чтобы открылся проход. – Я так и думала, что сегодня здесь будет полно маглов, – разговаривая сама с собой, полная рыжеволосая женщина, едва не задев мальчика, прошла мимо Гарри. Поттер быстро повернулся в ее сторону. Она была не одна. Четыре огненно рыжих разного возраста мальчика толкались около тележки, полной чемоданов, сверху которых стояла клетка с совой, похожей на Хедвиг – только с серым оперением. Вез тележку самый старший. Ему уже было лет шестнадцать, наверное. Его братья, среди которых была пара близнецов, следили, чтобы не развалилась пирамида из вещей, попутно глазея по сторонам. Женщина держала за руку еще одного члена семьи – рыжеволосую девчонку, самую младшую. Ей еще не было, наверное, и десяти. Гарри, не раздумывая, ринулся за этим рыжим семейством. Уж потерять их из виду он не должен был. Дойдя до последней в ряду колонны, женщина скомандовала: – Давай, Перси, ты первый. Что дальше произошло, мальчик не понял. Вот рыжеволосый идет прямо на колонну, вот его тележка почти касается кирпича, и в этот миг и тележка, и парень исчезли. Гарри оглянулся по сторонам. Обычные люди, маглы шагали мимо, заходили и выходили из вагонов. Но ни один из них не смотрел в сторону рыжеволосого семейства и странной стены, в которой они исчезали. Тем временем за старшим братом последовали близнецы, устроив перед этим шуточную перебранку с матерью из-за того, что она не может различить своих детей. Один из братьев – Фред – заставил мать извиниться, объявив, что он Джордж, а после этого перед самым прыжком назвал-таки свое настоящее имя. Выглядело это со стороны немного глупо, но мало ли к чему привыкли в этой семье. В этот момент женщина заметила мальчика, который наблюдал за ее детьми. Она расплылась в улыбке: – Первый раз едешь в школу? Мой Ронни тоже новичок. Она показала на последнего оставшегося на перроне мальчишку. Он был немного выше Гарри, худой и нескладный, с большими ладонями. Все его лицо было усыпано веснушками. – Давай иди первым. А Рональд следующий. Я послежу, чтобы все было нормально. Все, что надо сделать, это просто идти на колонну. Если первый раз страшно, лучше набрать скорость. Гарри решил довериться добродушной женщине. В последний момент, прежде чем коснуться стены, он закрыл глаза. Когда он открыл их, он уже был в другом мире. В этом месте была всего одна платформа. Как и в Лондоне, это был самый ее край. «9 3/4» – прочел Гарри на табло. Обойдя колонну, мальчик оказался около паровоза алого цвета, на котором была прикреплена большая табличка с надписью «Хогвартс Экспресс». Рыжеволосые мальчики стояли около первого вагона, поджидая остальных членов семьи. Один из близнецов, увидев появившегося из-за колонны вместо их брата Гарри, уставился на лоб мальчика. – Будь я проклят, да ведь это же… – воскликнул он. – Точно это он, – поддержал брата другой близнец, которого заинтересовало, кого так пристально рассматривает его двойник, – папа сегодня говорил маме за завтраком, что он тоже поедет с нами в Хогвартс. – Простите, – вежливо переспросил Гарри. – Ты – Гарри Поттер, – безапелляционно заявил тот из близнецов, кто первым заметил мальчика. Гарри смутился и ответил только кивком головы. От дальнейшего разговора его спасла мать ребят, появившаяся с младшими детьми из-за колонны и оглушительно заоравшая: – Фред, Джордж, мальчики! Где вы? Поттер пошел по платформе. Вдоль вагонов стояли, разговаривая, делясь впечатлениями о каникулах, девочки и мальчики разного возраста. Было и несколько новичков, которых провожали родители. Полноватый круглолицый мальчик огорченно объяснял седой старушке, что не помнит, где последний раз видел свою жабу. Гарри дошел до самого последнего вагона, где почти все места были пока незанятыми. Выбрав свободное купе, он закинул свой рюкзак на багажную полку, рядом пристроил и клетку с совой, уселся на мягком сиденье, откинувшись с комфортом на спинку. Не прошло и пяти минут, после отправления поезда, как в дверь заглянул тот рыжеволосый мальчик, которого мать называла Рональдом: – Можно? Здесь свободно? А то в других купе даже сесть некуда. Гарри кивнул, хотя догадался, что появился рыжий в его купе неспроста. И действительно, было видно, что мальчика просто распирает от желания задать вопрос. Наконец, он не выдержал и выпалил: – А ты, правда, Гарри Поттер? И ты, правда, все это время жил у маглов? Или это братья все придумали? Вечно они надо мной издеваются, подшучивают. Рон то, Ронни это… Гарри вынужден был признать, что это не шутка близнецов, а чистая правда. Одновременно он подумал о том, как часто ему придется отвечать на подобные вопросы в школе. По крайней мере, первое время, пока все не привыкнут и станут видеть в нем обычного школьника, а не ходячую знаменитость. Рыжий, выпучив глаза, уставился на шрам на лбу Гарри, спросил: – Так это он тебя туда? А ты что-то помнишь? Гарри вздохнул, сдерживая раздражение: – Нет, ничего не помню. Очень смутно припоминаю вспышку зеленого света. А больше ничего. Гарри потер лоб, который в очередной раз в месте шрама стал горячим. – Ух, ты! – восхищенно произнес рыжий и замолчал. Несколько минут прошло в молчании. – А у тебя в семье все маги? – наконец, решил задать вопрос и Гарри, почему-то вспомнив семью Драко. – Ну да! – Подтвердил Рон. – Кажется, у мамы есть двоюродный брат, он из маглов. Но мы с ним никогда не общались. Мама из семьи Прюет, а мы по отцу Уизли. Гарри задумался. Если двоюродный брат, то есть, сын дяди и тети магл, то как тогда эти самые дядя и тетя могут быть магами. Или они тогда тоже маглы? Тогда какие они в таком случае родственники? Но мальчик не стал уточнять эту запутанную родословную, просто спросил: – А сколько у тебя всего братьев? – Пятеро. Я – шестой. Билли, старший, был когда-то лучшим учеником школы. Сейчас он работает в банке. Чарли замечательно играл в квиддич. Он теперь в питомнике драконов. Это далеко, не в Англии. Перси с этого года стал префектом Гриффиндора. Близнецы, конечно, еще те раздолбаи, но зато их все любят, не обращая внимания на их розыгрыши. Да и вообще их двое, им легче. А на меня все будут смотреть, сравнивать со старшими. А еще, когда ты младший, у тебя нет ничего нового. Одежда на мне та, что осталась еще от Билла, палочка – это старая палочка Чарли, даже Короста, это моя крыса – раньше принадлежала Перси. – В подтверждение своих слов рыжий достал из кармана курточки сонную жирную крысу, которая имела такую странную кличку. – Папа, когда узнал, что брата назначили префектом, купил ему сову. А на меня у них вечно нет де… Тут, наконец, рыжий вспомнил, что, наверное, нехорошо жаловаться малознакомому человеку, и замолчал. Гарри было неловко от услышанного. Он сам всю жизнь донашивал вещи за кузеном. Но мальчику почему-то казалось, что у Рона было то, чего не было у самого Гарри и что рыжий совсем не ценил – большая любящая семья. И что с того, что она небогатая! Молчание затянулось. Чтобы сгладить неловкость, когда в купе заглянула мило улыбающаяся женщина и предложила купить сладостей, которые горкой лежали в ее тележке, Гарри решил купить сразу всего. Благо монет у него в карманах была целая куча. Все сладости оказались совершенно новыми для Гарри. Какие-то лакричные котелки, тыквенное печенье, а еще шоколадные лягушки и драже, которое, если верить упаковке, имели самые разные, порой неожиданные вкусы. Поттер взял всего понемногу, горкой вывалив все это добро на столик в купе. – Ты что такой голодный? – глаза Рона округлились. – Нет. Это для нас двоих. Угощайся. Рон поотнекивался для вида с полминуты, а после налетел на угощение. Гарри вспомнил себя в кондитерском магазине в начале августа и мысленно улыбнулся. Он повертел в руках пакетик драже. Рон, едва прожевав печенье, предупредил: – Ты осторожнее с ним. Там действительно разные вкусы. Ну, есть и приятные – апельсин или мята. А есть и противные – вроде перца, сырой печени или шпината. А Джордж говорил, что ему как-то попались со вкусом соплей. Шокированный такой информацией Гарри отложил пакетик подальше. Он был в недоумении – зачем надо было выпускать такие странные конфеты. Ему как-то сразу перехотелось есть. Только из вежливости он взял безопасное на вид желтое печенье; оно было действительно с тыквой – нельзя сказать, что очень вкусное, но съедобное. Рыжий в это время потянулся за шоколадной лягушкой, сказав, что собирает вкладыши с изображениями волшебников. У Рона вроде были уже все, кроме двух или трех. Лягушка была сделана из шоколада, но выглядела, как живая. Гарри даже показалась, что она дергала лапкой, когда проваливалась в рот рыжего мальчишки. Ему стало не по себе, и Поттер решил выйти из купе хоть ненадолго. – Ты куда? – спросил рыжий с набитым ртом. – Я в туалет. Скоро вернусь. А ты пока угощайся. Не стесняйся. 11. Гарри не хотел в туалет, он собирался просто постоять в тамбуре у открытого окошка, подышать свежим воздухом, подумать. Но не успел мальчик дойти до тамбура, как дверь, отделяющая вагоны один от другого, открылась, и появился Драко Малфой собственной персоной. За ним следовали двое крепко сбитых ребят. Они были на голову выше и Гарри, и Драко. Смотрели на окружающих они хмуро и недоброжелательно и вообще походили на телохранителей хрупкого блондина. Драко внимательно посмотрел на лоб Гарри, и мальчик понял, что Малфой уже в курсе того, кто перед ним. Сплетня о «том самом Поттере» разошлась по поезду. – Винсент, Грегори, парни,– кивнул своим спутникам блондин, – ступайте-ка назад в купе, мне надо поговорить с человеком. Мальчики набычились, но беспрекословно подчинились. Драко же стал у открытого окна, рядом с Поттером, едва заметно улыбнулся: – Ну, что достали уже тебя, наверное, дурацкими вопросами? Гарри пожал плечами: – Да пока не очень. Ты пока пятый, кто поинтересовался: «А правда, что вы тот самый Гарри Поттер?» А! Ну, да! Я совсем забыл, пятый – это если не считать тех взрослых, что встретились мне в Косом переулке. Могу себе представить, что меня ждет в школе! Гарри под конец речи уже улыбался. Малфой же только повел бровью: – А я, между прочим, и не спрашивал, кто ты такой. Так что я не в счет. Я просто проявил сочувствие. Обычная любезность. Я немного знаю из собственного опыта, каково это – быть в центре праздного внимания, когда этого совсем не хочешь. Поэтому, наверное, мне и нравится бывать в магловском мире. Кстати, об этом… Похоже, мои родители узнали тебя еще в зоопарке, но почему-то решили мне ничего не говорить по этому поводу. Странно… У Поттера екнуло сердце. Значит и в зоопарке, и у мадам Малкин Драко в самом деле интересовался им просто так, не подозревая о его «известности». И сейчас он подошел не для того, чтобы удовлетворить нездоровое любопытство, а только из симпатии к нему. Гарри не знал, что следует говорить в таких случаях. С Роном, как это ни странно, было неприятнее в некоторых моментах, но проще. С рыжим он не боялся показаться хуже, чем есть. Поэтому от растерянности Гарри спросил первое, что пришло ему в голову: – А почему здесь за окнами только сплошной лес да иногда луга? Ведь должны быть видны дороги, города, деревни, в конце концов! Драко с некоторым удивлением посмотрел на Гарри, потом что-то, наконец, вспомнил: – А, ну да! Ты же ведь жил у маглов. Тоже еще вопрос – почему?.. Да, ладно! Разберемся позже… Дело в том, что вот это – за окном – не та Англия, которую ты знаешь, в которой раньше жил. Говорил Малфой немного вычурно, как преподаватель естествознания у Гарри в начальной школе. Но он ни капли не был раздражен из-за неосведомленности Поттера, что из-за этого ему надо пересказывать общеизвестные факты. Он говорил так, как рассказывают приятелю об истории собственной семьи или о том, где работают его родители: – Дело в том, что волшебникам доступны три реальности или параллельных мира. Все они внешне похожи, как близнецы – те же очертания материков и островов, те же горы и долины. Даже солнце садится и восходит везде одновременно, в одну и ту же секунду. Но есть и отличия. Первый мир магловский. Ну, ты о нем знаешь и без меня. Второй мир полностью волшебный, иногда его называют «Не ближний свет». Там до прихода магов не было людей, но зато полно всевозможных волшебных существ, растений и животных. С представителями некоторых из этих волшебных рас маги могут даже иметь детей, но это все-таки не совсем люди. Школа «Хогвартс», кстати, как и подземелья Гринготса, а также подземные этажи Министерства магии находятся в этой магической реальности. – И маги живут именно там? – восхищенно спросил Гарри. Драко покачал головой: – За редкими исключениями – нет. Маги там добывают ингредиенты для зелий, собирают редкие растения, охотятся на волшебных животных и драконов, ищут драгоценные камни и минералы. Мир этот весь пропитан магией. Там даже камни и металлы не простые, а волшебные. Но жить там не очень приятно. Не все магические существа доброжелательно относятся к магам. Есть оборотни, людоеды, другая нечисть. Блондин зябко подернул плечами, очевидно, вспомнив какого-то особо неприятного монстра. Он хотел продолжить рассказ, но его перебил Гарри: – А эльфы есть? Поттер как-то читал сказку, героями которой среди прочего были представители светловолосой, потрясающе красивой волшебной расы. Мальчик тут же покраснел. Он боялся, что его новый приятель догадается, что Гарри, говоря об этом, имел в виду самого Драко. Но блондин в ответ почему-то засмеялся: – Вообще-то есть те, кого зовут эльфами. Но ты очень удивишься, когда увидишь их воочию. Наверное, какой-то неизвестный обозвал наших домовиков эльфами в шутку, но имя прижилось. Но ты, наверняка, говорил о других эльфах… По преданиям светлые эльфы были в волшебном мире в тот момент, когда маги впервые пришли туда из магловского мира. Но вскоре они ушли куда-то. Видимо, в другие, подвластные им реальности. Говорят, они обеспечивали порядок, не давали силам зла распространять свое влияние. – И теперь там стало слишком много опасных тварей, – догадался Гарри. – Ага. Поэтому, чтобы жить там, приходиться тратить много магии для защиты. Ну, школа Хогвартс особенная, этим она и славится. Но это редкое исключение. Жить в магловском мире волшебникам тоже не вполне удобно из-за постоянной необходимости прятать свою силу. Хотя некоторые маги живут и среди маглов, прикидываясь старушками и старичками «со странностями». Есть еще семьи вроде моей, которым приходится бывать в магловском мире по необходимости. У нас там даже есть небольшой особнячок в Кенсингтоне. В Лондоне, я имею в виду. Ну, и в других местах тоже кое-что есть. К счастью, есть еще третья реальность, которую называют «Ближним светом». Он очень похож на магловский мир, там тоже нет ничего магического, но вместе с тем в этом мире нет и людей. Вообще никаких разумных существ нет. Только волки, медведи, обычные звери. – Так это мы сейчас именно в нем находимся? – воскликнул Поттер, обрадовавшись своей сообразительности. – Точно! Поэтому-то и не видно жилья и дорог. Магов не так много, как маглов, одно поместье от другого отделяют мили. Земли много. Хотя кто-то живет и в многоквартирных домах. Тот же Косой переулок, где ты уже побывал, не один в магическом Лондоне, там несколько жилых кварталов, практически целый город. Есть в Британии еще несколько магических городов или, точнее, по магловским масштабам городков – Эдинбург, Манчестер, Бирмингем, есть и поселки. Малфой не сказал об этом, но было понятно, что выбор места жительства часто зависит от наличия денег у мага. Гарри стало интересно, где живет семейство рыжих. Явно у них нет своего поместья. Воспоминание о семье Рона навело его на мысль о шоколадных лягушках. Поощренный тем, что Драко охотно отвечает на его вопросы, Гарри решил поинтересоваться мнением блондина и по этому поводу: – А тебе нравятся шоколадные лягушки? – Фу, гадость! – Мальчик скривил тонкие губы. – Терпеть не могу. Еда должна быть едой, а не игрушкой. Я предпочитаю самый обычный плиточный шоколад. Черный с ванилью, если интересно. А тут, подумать только – покупают у маглов шоколад… – Покупают? – удивился Гарри. – А что ты думаешь, неужели сами выращивают какао? Или варят потом шоколад на фабриках? Нет, они его покупают готовым, а потом обеспечивают работой магов полукровок или грязнокровок из тех, кто едва осилил какую-нибудь Лондонскую или Эдинбургскую магическую школу. Эти маги, как автоматы, день за днем сидят и трансфигурируют плиточный шоколад в лягушек и зачаровывают их так, чтобы они могли квакать и скакать. За время нужную последовательность заклинаний даже они смогли освоить! Ну не бред ли? Вот это, как говорит мой отец, растрачивать магию на фейерверки. – Ты уже говорил об этом, – рассеяно проговорил Поттер, но потом он уловил еще одну новую для себя информацию, поэтому переспросил, – так значит, Хогвартс не единственная школа магии? Малфой хмыкнул: – Конечно. Хогвартс каждый год выпускает примерно сорок волшебников. Нас магов мало, но не настолько. – Драко улыбнулся. – Кроме начальных школ – ведь надо и магам где-то учиться читать, писать и считать – есть еще несколько старших школ в разных концах страны. Хогвартс из немногих школ магии, которые находятся в «Не ближнем свете», она имеет древнюю историю и этим ценна. Ее выпускников охотно принимают в магические университеты. А еще у Хогвартса потрясающее старинное здание, которое мы скоро увидим. Есть в школе огромная библиотека. Преподавательский состав, правда, неоднородный. Драко покосился на Поттера, очевидно, напоминая Гарри о Хагриде, но не желая ничего говорить о нем вслух. Гарри оценил его деликатность. Он бы не хотел пока давать окончательную оценку великану. У него еще не с кем было его сравнивать. – Вы не видели жабу? Невилл потерял свою жабу. Вы не видели ее? – Девочка с густыми каштановыми волосами, уже переодевшаяся в школьную мантию, говорила таким тоном, словно она, если не учитель, то, как минимум, префект школы. Передние ее зубы немного выпирали вперед, это выглядело не очень красиво. За девочкой тенью следовал, видимо, тот самый Невилл. Гарри узнал полноватого мальчика, который на перроне говорил о пропавшей жабе своей бабушке. Гарри и Драко в ответ лишь пожали плечами, и эти двое пошли дальше по вагону, заглядывая в каждое купе. Гарри тем временем придумал для Драко новый вопрос совсем на другую тему: – А кем бы ты хотел стать, когда окончишь школу? – Ну, не знаю… – задумчиво протянул Малфой, словно решая, стоит ли быть откровенным с малознакомым человеком, но потом его серебристо-серые глаза заблестели, очевидно, он все же решился, – а если честно, я хотел бы изобретать новые заклинания. А еще можно разрабатывать новые зелья. Это мне тоже нравится. Возможно, это все можно будет совместить. Хотелось бы развивать магию, делать ее более совершенной. К сожалению, у нас в последние годы Министерство мало интересуется магической наукой, почти не отпускает на исследования денег. Ну, с этим у меня, предположим, проблем не будет, но зато будут проблемы из-за того, что придется тратить время на семейный бизнес. Я иногда так жалею, что у меня нет брата, на которого бы я мог переложить часть своих будущих обязанностей! Гарри шутливо развел руками, мол, ничем не могу помочь. А сам втайне подумал, что не против того, чтобы быть если не братом, то другом этому мальчику. В этот момент стукнула межвагонная дверь, и в тамбуре появилась темноволосая девочка с чуточку приплюснутым носиком, что делало ее немного похожей на декоративную собачонку. – Драко, ну где ты ходишь? Мы все заждались тебя. Нам скучно… – протянула она, из-под челки разглядывая того, с кем так долго разговаривал ее принц. Малфой вздохнул: – Хорошо, хорошо, сейчас уже иду. Передай остальным, что через пять минут я буду. Иди. Я сам приду. Обещаю. Девочка наморщила носик, но не стала возражать, ушла в свой вагон. А Драко повернулся к Гарри: – Извини, у меня там вроде как компания. С родителями некоторых из них дружат мои мама и папа. С другими я познакомился в начальной школе. Если хочешь, то можешь присоединиться к нам. С большинством из них очень мало о чем серьезном можно поговорить, но, в принципе, с ними весело. А еще они верные друзья, хотя вот так сразу этого можно и не заметить. – Блондин сделал маленькую паузу. – Или ты уже с кем-то подружился? В этот момент стукнула дверь купе, и мальчики увидели рыжую голову Рона, выглядывавшего из купе в поисках запропастившегося Гарри. – А, – протянул Драко, – Уизли… Гарри торопливо перебил блондина, словно боялся, что случится нечто плохое, нежелательное: – Да не в этом дело. Просто неудобно как-то без всякой причины бегать из вагона в вагон. – Только потом он сообразил, что ляпнул – это что же приглашение Драко – не причина. – Ну, в смысле… вещи и все такое… Но Драко понял его правильно, улыбнулся: – Хорошо, тогда до встречи в школе, – и он протянул Гарри руку. Поттер лишь на секунду замер и тут же крепко пожал узкую ладонь блондина. Она была теплой и нежной на ощупь. Руки самого Гарри от постоянной домашней работы были шершавыми и в мозолях. Но это не смутило аристократа. Еще раз мило улыбнувшись брюнету с растрепанными волосами, он скрылся в соседнем вагоне. – Ты о чем это болтал с Малфоем, – с налета спросил Рон, как только Гарри вошел в их совместное с рыжим купе. – Да так… Просто он тоже поинтересовался, не Гарри Поттер ли я, – неизвестно почему солгал мальчик. – А что такое? – Слышал я об их семейке. Они служили Ты Сам Знаешь Кому. – Рон указал рукой на шрам Гарри. – А когда он исчез, первыми прибежали назад. Сказали, что он их околдовал. Ну, есть такое проклятие, когда ты, как раб, выполняешь все приказы хозяина. Только отец им не верит. Скользкие змеи! А еще у них денег полно! И вечно тычут ими. То на школу дадут, то на больницу, то на театр, чтобы показать, какие они добрые. Гарри не успел осмыслить сказанного, когда в купе заглянула все та же девочка, что искала жабу Невилла: – Вы не видели жабу?.. Ах, да, я у вас уже спрашивала. Можно я у вас посижу? Немного устала. Не дожидаясь согласия, девочка уселась на сиденье рядом с Гарри: – Знаете, в моей семье никогда не было волшебников. Я так удивилась, когда этим летом к нам пришел господин в черном костюме и сказал, что он учитель из школы магии и волшебства. Мои родители были просто потрясены. Но этот учитель все им объяснил, сказал, что мое обучение будет финансировать Министерство магии, что у меня хорошие перспективы. Потом он проводил меня в Косой переулок, и мы купили все необходимое для школы. Я успела за август выучить все учебники. А на вокзал меня и еще одного мальчика, тоже рожденного не у магов, провожала уже женщина. У Гарри все обмерло внутри. А о нем почему-то забыли. Или думали, что раз он из семьи волшебников, то все и так знает. Девочка тем временем прекратила тараторить, вспомнив, что пока не познакомилась с мальчиками: – Простите, я забыла представиться. Меня зовут Гермиона Грэйнджер. А вас? Мальчики представились. – О, Гарри Поттер! Я слышала, как дети в поезде говорили о вас. Вы вроде бы знаменитость. В тех книгах, что я читала, о вас ничего пока не было написано, но, я думаю, это скоро изменится. А вы еще не знаете, на какой факультет попадете? Я уже разузнала все, и хотела бы в Гриффиндор… Ведь там учился сам Альбус Дамблдор. Хотя и Рейвенкло тоже было бы неплохо. Ну, я пошла, искать жабу. Мы, наверное, уже скоро прибываем. Пойду, узнаю у машиниста. – Не знаю, куда я попаду, наверное, все же в Гриффиндор, как и все мои братья. Вот только не хотел бы я учиться вместе с ней, – пробурчал Рон, как только за девочкой закрылась дверь, – а ты на какой факультет хотел бы попасть? – Не знаю, я пока еще думаю, – пожал плечами Гарри, беря со стола несколько вкладышей из-под лягушек. Первым ему попался вкладыш с изображением седого старика с пышной бородой и усами, в затемненных очках. «Альбус Дамблдор» – прочел Поттер на обороте. Оказалось, что директор школы знаменит победой над каким-то Грин-де-Вальдом в 1945 году, а также трудами по алхимии в соавторстве с Николасом Фламелем. Когда Гарри вновь посмотрел на портрет того волшебника, о котором так много слышал и портрет которого впервые увидел, Дамблдор на картинке опустил голову, глянул из-под узких очков на мальчика и подмигнул ему. – Он пошевелился! Он подмигнул мне! – Взволновано вскрикнул Поттер. – Ну, конечно, это ведь магическое изображение, – как само собой разумеющееся, пояснил Рон. В этот момент паровоз засвистел, обдавая вагоны паром. Школьный поезд прибывал к месту назначения. 12. Местом назначения оказалась маленькая темная платформа. Никаких признаков жилья поблизости не было. Дул пронизывающий холодный ветер, и Гарри порадовался тому, что они с Роном натянули мантии поверх костюмов. Свои вещи они оставили в вагоне, об этом их предупредил машинист через репродукторы, которые были в каждом вагоне. Поттер не очень волновался по поводу своего багажа, он беспокоился лишь о Хедвиг, к которой за месяц уже привязался. Старшие школьники, спускались по ступенькам с платформы и занимали места в каретах, едва видных в сгущавшихся сумерках. Новичков позвал за собой Хагрид, чью огромную фигуру Гарри заметил, как только вышел из вагона. Когда они спустились с платформы, Гарри почувствовал едва уловимые покалывания по коже. Это напомнило мальчику о подобных ощущениях, которые были у него при переходе в Косой переулок, а также на вокзале. Очевидно, это означало, что они вновь перешли из одного мира в другой. Вслед за гигантом дети пошли по узенькой тропке в почти полной темноте. Наверное, это было чем-то вроде проверки на храбрость. И хотя Поттеру было очень страшно, но он старался сдерживаться. Остальные новички испытывали нечто похожее, не было слышно ни разговоров, ни смеха – только напряженное дыхание. Наконец они оказались на берегу большого озера… На противоположной стороне озера на фоне звездного неба можно было разглядеть силуэт громадного замка с башнями, бойницами и узкими высокими окнами. У берега на волнах колыхались маленькие лодочки, в которые по четыре человека в каждую должны были усесться девочки и мальчики. Для Хагрида была особая лодка подстать его размерам. Гарри увидел, как где-то рядом мелькнула светлая голова Малфоя, но его соседями в лодке кроме Рона оказались заносчивая Гермиона и растяпа Невилл. Лодки плыли по воде без весел, подчиняясь силе магии. Гарри задумался о том, почему их, малышей везут в школу на лодках? Почему именно на них не хватает карет? Или если лодка с новичками перевернется – не будет жалко? Наверное, это тоже была часть древней традиции… Проплыв по туннелю из ветвей, заплетенных плющом, лодки причалили к берегу, и новички оказались на лужайке возле входа в замок. Хагрид, которого просто распирало из-за важности выполняемых им функций, церемонно постучал в дверь. Тут же на пороге возникла строгого вида дама в зеленых старомодных одеждах и в такой же зеленой большой остроконечной шляпе. Теперь новичками занималась она. Пройдя вслед за женщиной по гулким коридорам, освещенным факелами, они оказались возле закрытой двери, из-за которой раздавался гул голосов. Там собралась уже, видимо, вся школа. Значит, кареты еще и перемещались быстрее лодок. Дама строго посмотрела на первокурсников: – Добро пожаловать в «Хогвартс». Меня зовут профессор МакГонагалл, я заместитель директора школы. Очень скоро в Большом зале, что находится за этой дверью, состоится пир по случаю начала учебного года. Но прежде, чем он начнется, всех вас ждет очень важная процедура. Вас нужно распределить между факультетами. В школе «Хогвартс» четыре факультета: Гриффиндор, Хаффлпафф, Слизерин и Рейвенкло. У каждого факультета своя древняя история, каждый из них гордится своими великими выпускниками. В школе ведется соревнование между факультетами. Всякое ваше доброе дело, успех в учебе приносит факультету призовые очки, каждый ваш проступок лишит факультет определенного количества баллов. Надеюсь, каждый из вас станет достойным членом факультетской семьи. Церемония начнется через несколько минут, а пока у вас есть время, чтобы подумать, приготовиться. Гарри невольно пригладил свои непослушные волосы, осмотрелся по сторонам. Каждый справлялся с волнением по-своему. Только Малфой, которого Поттер обнаружил слева от себя в окружении нескольких девочек и мальчиков, державшихся вместе, казалось, был абсолютно спокоен. Он заметил на себе взгляд, подмигнул в ответ, мол, не бойся, все будет нормально. А Гарри, наоборот, в этот момент охватила паника. Ведь пришло время делать выбор. В голове у него завертелись воспоминания, обрывки сказанных другими людьми слов: «Я хочу в Гриффиндор», «Только не в Слизерин», «Там учился сам Дамблдор», «Они такие скользкие», «Только не Хаффлпафф, тогда хоть убегай». Мальчик так ничего и не решил, когда дверь открылась, и их пригласили в зал. Он был просто невероятно огромным. Тысячи свечей парили в воздухе, освещая четыре длинных стола, за которыми уже сидели ученики. За каждым столом еще оставались места, готовые принять новых членов факультетской семьи. Высоко вверху, над головами учеников мерцали звезды, словно там и не было потолка. В конце зала за столом меньших размеров сидели преподаватели. В самом центре на стуле, который своей высокой золоченой спинкой напоминал трон, сидел директор Дамблдор. Гарри сразу узнал его, он был точь-в-точь, как изображение на вкладыше от лягушки. Непосредственно перед преподавательским столом стоял самый обычный табурет, на котором лежала шляпа, вроде той, что была на профессоре МакГонагалл, только старая, вся в заплатах. Впрочем, шляпа оказалась совершенно необычной. Как только за последним новичком закрылась дверь, она зашевелилась, одна из заплат оказалась ртом, еще две – глазами. Шляпа посмотрела на немного напуганных мальчиков и девочек, и запела. Немного похвалив саму себя, шляпа начала описывать факультеты. Гарри невольно по тексту песни вспоминал характеристики факультетов, которые им дал Драко. Правда слизеринцев шляпа назвала не мудрецами, как хотел бы того, наверное, Малфой, а хитрецами. Ну, что же, хитрость или мудрость – многое зависит от точки зрения того, кто оценивает это качество. Но вот шляпа допела, и новичков стали вызывать по одному в соответствии с тем, как их фамилии писались на английском языке. Первой села на табурет Ханна Эббот. Шляпа, опустившись на голову, закрыла белокурой девочке даже глаза, и не прошла и секунда, как шляпа крикнула: – Хаффлпафф. Ни капельки не расстроенная из-за этого выбора Ханна села за стол, что был крайним справа. После нее туда же последовала Сьюзен Боунс. Новичков рядом с Поттером постепенно становилось все меньше. Когда приветствовали первого новичка Гриффиндора – девочку с милым кукольным личиком – Лаванду Браун, Гарри заметил за столом факультета рыжие головы братьев Уизли, которые бурно приветствовали пополнение. К ним же очень скоро попала и Грейнджер. Гарри посочувствовал Рону, который, услышав это известие, от огорчения только охнул. Как это ни странно, мальчик думал об этом как-то отстраненно, словно самого это никак не касалось. Очевидно, он достиг последней степени волнения. Над судьбой Драко Малфоя шляпа думала меньше секунды, тут же отправив его в Слизерин. Его друзья – Винсент Крэбб и Грегори Гойл уже были там. Наконец, после брюнетки Паркинсон, которую Гарри уже видел в поезде в компании с Драко, и которая тоже попала в Слизерин, смуглых близняшек – выходцев из Индии – Патил и малышки Салли-Энн Перке пришла очередь Гарри Поттера. Имя очередного новичка вызвало шум в зале. Ну да, Гарри был маленькой сенсацией этого дня. – Ну-ка, ну-ка, что мы имеем… – забормотала шляпа, когда она упала мальчику на голову и перед его глазами встала серая мгла. – Значит, Поттер. Сейчас, небось, будешь проситься в Гриффиндор. Готов, так сказать, сокрушить горы. Идти по стопам родителей. Ну, так что? Куда тебя определить? Гарри вцепился руками в табурет, повторяя мысленно: – У меня есть право выбора: Слизерин, Гриффиндор, Хаффлпафф… – Весьма забавно! – Хмыкнула шляпа. Дальнейшее она говорила уже не вслух, и голос ее звучал только в голове Поттера. – Придется покопаться у тебя в мыслях. Ну, надо же, что здесь имеется! А это даже пикантно… А какие неожиданные повороты это сулит… Да тебя, мальчик, определенно ждет великое будущее! Так, значит, говоришь – Слизерин… Шляпа все так же только в голове Гарри захихикала. Поттер не понял над кем или чем она смеется. – Слизерин! – наконец, громко заорала на весь зал шляпа. На целую минуту в большом зале воцарилась тишина. Гарри не видел изумленных лиц рыжих братьев Уизли. Не видел, как оторопело смотрел ему в спину здоровяк Хагрид, как нервно поправил очки-половинки светлый маг Альбус Дамблдор. Он не видел, как исказилось лицо черноволосого мужчины, одетого в просторную черную мантию, как сжала куриной гузкой губы профессор МакГонагалл. Гарри смотрел в этот момент, как ему улыбнулся и помахал рукой Драко Малфой. Конечно, пока никому не было известно, будет ли этого стоить последующие годы, да и, пожалуй, сама жизнь Гарри Поттера. Но у него было право выбора, и он ним воспользовался.