ваш аромат на утренней веранде

      Звенели нежным пением зяблики, чаровали волшебными звуками дрозды, перешёптывалась сочная тёмно-зелёная листва, с ветром передавая свои тайны. Эхом отдавался стук дятлова клюва по древней коре, тихонько потрескивали орехи в беличьих зубах. Околдовывал лес гармоничной своей мелодией.       За пышными, хозяйственно растянувшимися по небу тучами пряталось солнце. Серостью и ничуть не пугавшей, а только вдохновлявшей людей творческих таинственностью был укутан лес.       Чуть слышно шуршала земля, учтиво оповещая одинокую фигуру о подходящем госте. Тропа уходила далеко вглубь от широких мощёных дорожек, и из тех, кто слышал о достоевской усадьбе, лишь двое знали о существовании этого места. Оно было их. Всецело принадлежало им. Их встречам вдали от чужих глаз, их разговорам до полуночи, их призрачным, мимолётным касаниям.       Дадзай присел на деревянной скамье подле Достоевского. — Знал, что здесь вас сыщу. — Знал, что вы придёте. — Мог ли я не прийти! — Мог ли я не ждать!       Дадзай запрокинул голову и прикрыл глаза, вслушиваясь в организованное природой представление. Достоевский повернулся, стал неспешно рассматривать выточенные черты бледного лица, тонкие сомкнутые губы, падающие ото лба и довольно давно не стриженные кудри. Заворожённо. — Только смотреть будете? — расслабленно спросил Дадзай, не шевельнувшись. — А чего вам? — он улыбнулся. Осаму поднял голову, повернулся к собеседнику и нахмурил брови так, будто был в непонимании и некоторой обиде, словно ему пообещали что-то важное, а затем забыли об этом. Но Фёдор помнил. Не говорил лишь. В его духе.       Недавно пришедший, сложив руки в замок меж колен, опустил плечи и расслабил спину, уступая безупречной осанке комфорт, что не ушло от чужого внимания. — Устали? — Больше от вас, нежели от сегодняшних проблем и марафонов в агенстве. — Вы со мной не более пяти минут, а я уже вас изнурил. — Ошибаетесь. Вы со мной всегда. Вы первый, о ком я вспоминаю при пробуждении; вы тот, кто наблюдает, как я размышляю в пустынной комнате; тот, кто преследует меня в предсонных мыслях; тот, с кем я веду диалоги во снах. Вы всегда со мной и всегда окутываете своим присутствием, даже когда вас нет, даже когда улица безлюдна, когда моя квартира пуста. Я слышу в голове фразы, произнесённые вашей интонацией и вашим голосом. Я чувствую запах вашего тела на своих простынях, на веранде с утра и по вечерам, на своём плаще. — Вам этого мало. — Я этим сыт. Сыт вами по горло, но всё вы меня не оставляете. — А вы хотели бы, чтобы я вас оставил? — Раньше да, хотел до боли. А теперь больней кажется остаться без вас.       Достоевский усмехнулся. — Дадзай, я часто думаю, как легко бы мне было без вас. Но мысль о том, что я не услышу вашего тихого смеха, не оскорблюсь от ваших насмешек, не поговорю о том, в чём наши мнения до безумия идентичны и до ужаса расхожи, до пустоты хладит во мне то, что люди зовут душой. — У вас есть ли она, демон? — Я завладел вашей, этого мне достаточно.       Сильнее качнул деревья ветер; Фёдор прямо смотрел в карие глаза, саботируя реакцию. На его губах расцветала улыбка. — Так возьмите ответственность, демон мой, за мою душу. Я утомлён играми, и притворства мне достаточно. — Проиграли вы сейчас или победили… — Сжульничал, поставив перед неизбежным выбором либо покинуть игру, либо выйти на новый уровень, — беспечно ответил Дадзай, — более мне слов ваших не нужно. — Ах, как порой вы человечны. — Место демона в нашем дуэте занято. — Демону даёт в игре выбор человек. Где это слыхано? — Человеку свойственна наглость, неужели вы удивлены? — Я доволен, что мой человек настолько дерзок.       Дадзай поднялся со скамьи, но тут же без замедления был перехвачен за руку. Фёдор посмотрел спокойно, без давления, но в глубине лиловых глаз его читалась немая просьба. — Скажите, — чётко протянул шатен с лёгкой усмешкой, отвечая на взгляд более требовательно.       Достоевский вскочил, не отпуская чужой ладони и не разрывая зрительного контакта: — Вы хуже дьявола!       Дадзай осторожно перехватил державшие его руки, тонкие, холодные, на редкость без перчаток, и преподнёс к губам, нежно поцеловал каждую, с интересом обвёл большим пальцем камень на фамильном кольце. — Я его любовник, — он мягко улыбнулся, — а любовникам дьявола подобное свойственно. Ему улыбнулись в ответ. — Останьтесь сегодня со мной, душа моя. — На ночь? Оставите ли вы мне доступ к библиотеке после ужина? — Библиотека вся ваша до утра, если вы согласитесь почитать мне вслух. — Ваши книги, ваше внимание — и всё в моём распоряжении до самого утра. Даже при великих планах на спасение мира я бы не смог вам отказать...