В скорби своей я взываю к тебе

      …И я снова смотрела на огонь…       Зажигая свечу, мама шептала мне на ухо слова колыбельной. Засыпай, милое дитя, напевала она, ночь так глубока и темна, а звезды в небе сияют бриллиантами... Раньше я бы и вправду заснула, смотря на желтый огонек пламени, на то, как белая свечка постепенно исчезает, тая капельками воска на желтенькую подставку. Но я уже большая, и огонь больше не убаюкивает меня. Мама ушла в свою комнату, а я все так же разглядывала играющие на потолке лучики света. И плакать больше не хотелось – свет отгоняет кошмары.       Ствол свечи медленно исчезает…       Исчезает…       Я медленно, пытаясь не создавать шума, слезаю с кровати, но толстые подушки и одеяла предательски шуршат. Когда мои ноги достигают пола, я слышу тихое поскрипывание досок. На секунду замерев, я вслушиваюсь в тишину, пытаюсь уловить в ней звуки мамы.       Но в тишине лишь тишина, не более того…       Я мелкими шажками подбираюсь к окну. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать. Я досконально изучила весь свой скромный мир. Чтобы достичь окна, нужно слегка подтянуться на руках. Пальцами ног я хватаюсь за небольшие щели в кирпичной стене, так моё ночное платье не зашумит.       И вот передо мною внешний мир…       Далеко внизу – длинная дорога, по краям которой в ночи чернеют ряды деревьев. Солнце поднимется, и станет видна желтизна их листьев. Дорога вдалеке уходит за поворот; что там, за ним, мне было неизвестно. Я смотрю на небо и вижу бесчисленное количество звезд. Когда-то давно я пыталась их сосчитать, пыталась, пока мама не сказала, что каждый раз на небе видны разные звезды, что они бесконечны числом.       А за моей спиной догорает свеча…       Вот еще мгновение, и она исчезла без следа... Без следа… Обычное свойство вещей – быть на своем месте. Об этом мне тоже сказала мама. Да, законы этого мира суровы, я знаю это. Как-то раз (стыдная история), я увидела, глядя в дверной замок, как моя мама расчесывает волосы. Они у нее длинные, такие прямые, такие гладкие… Моя мама – мастерица расчесывать волосы. После того, первого раза, как я подсмотрела за ней, я делала это еще много раз, и всегда наблюдала, как красиво она это делает. Однажды, из любопытства, я решилась на страшное. Я решила тайком взять мамину расческу, и расчесать свои волосы. Тогда мне казалось, что так я смогу сама стать мамой. Меня бросало в дрожь от этой затеи. Ведь какая это ответственность – быть мамой! И вот, поздним вечером, когда солнечный круг уже скрылся за горизонтом высоких сосен, что растут напротив маминого окна, я решилась. Тихо проскочив в мамину комнату, я ринулась к шкафчику, потянула за золотую, похожую на веточку ели, ручку, и открыла верхнюю дверцу. Она лежала на самом видном месте, прямо на книге, которую мама читала каждый вечер перед сном. При взгляде из дверного замка она казалась крохотной желтенькой линией. Вблизи же она поразила меня своей красотой. Золотая, с крупным красным камнем посередине, расческа, отражающая теплый свет настольной лампы, напомнила мне пламя свечи. Я дрожащими руками потянулась к ней, и, дотронувшись, испытала странное чувство, как будто внутри меня что-то навсегда изменилось. Я поднесла расческу к голове, и… ничего не почувствовала. Расческа ни за что не цеплялась. Раньше я представляла, что мои волосы, так же, как и лицо, такие же, как мамины, только... легче, и поэтому я не могла ощутить их прикосновением. Расческа тоже не чувствовала их, сколько бы я не водила ею по голове.       И тут за мной раскрылась дверь…       Несколько секунд, что показались мне бесконечно долгими, мама молча смотрела на меня. Затем громкими шагами подошла, и вырвала расческу из моих рук. Она ничего не говорила, лишь свирепо пронзала меня взглядом своих глаз, нахмурившись, напрягшись всем телом. А потом…       Она ударила меня…       И кровь потекла из моего носа и разбитой губы. Я на секунду подумала, что лишилась всех зубов. Боль, такая боль, какой мне не приходилось еще испытывать, разлилась по всему лицу. Я наклонилась над столом, и кровь моя капала на его деревянную поверхность. Я боялась открыть глаза, увидеть перед собой столько крови!       Но я сделала это…       Крови на стол натекла целая лужица. И в красном отражении, что слегка поблескивало в свете ламп, я увидела губы, увидела щеки, увидела подбородок, увидела лицо, отличное от лица мамы. Другое лицо. В нашем доме не было зеркал. Я смотрела на маму и видела себя. Но тот кроваво-красный образ глубоко засел в моей памяти, и не желает вылезать оттуда до сих пор. Мы с мамой не вспоминаем об этом, просто взяли и забыли. Она, наверное, до сих пор не знает, что я видела себя настоящую, и, я надеюсь, никогда этого не узнает. Звезды меркнут. Они знают о скором наступлении рассвета, и уступают ему дорогу. Я спрыгнула с края подоконника и побежала назад. Скоро завтрак, и мама придет звать меня.       В этот момент я должна быть в кровати.