Idea 22 - Gibran Alcocer
Гермиона уже не вспомнит, когда все пошло наперекосяк. После победы Волдеморта или с тех пор как погиб Дамблдор, или, может, еще с января шестого курса, когда она испачкалась, пересаживая растения на занятии профессора Спраут, и решила, что в заброшенном туалете для девочек, где обитала плакса Миртл, сможет быстрее отмыть грязь с лица и рук, чем в ванной своего факультета. Там она и увидела одинокую фигуру, сгорбленную и вздрагивающую от рыданий. Драко Малфой — задира, враг ее лучших друзей, мальчик, который со второго курса только и делал, что обзывал её грязнокровкой, сейчас же рыдал, как кто-то, кого она никогда прежде не знала, опираясь на раковину. Она бы ушла, развернулась и ушла также тихо, как и пришла, но взглянув напоследок в зеркало, Гермиона столкнулась с его красными влажными глазами. — Прости, я не знала, я сейчас уйду. Это всё, что смогла произнести Грейнджер, пятясь назад. — Стой, — надломленный слезами голос заставил её замереть.***
Октябрь, 1998 Четыре факультета Хогвартса сократились до трех: Слизерин — для чистокровных волшебников, поддерживающих политику Волдеморта, Когтевран — для предателей крови и полукровок, которые приняли новую власть, и факультет «крыс» — для грязнокровок и всех тех, кто не только не поддержал Волдеморта, но и попытался оказать сопротивление. Им даже не достались благородные названия других факультетов. Гриффиндор и Пуффендуй были стерты из истории Хогвартса, как известные факультеты мягкотелых смельчаков. Для таких «низких существ», вроде неё, было лишь одно название: крысы — те, кто распространяет грязь, своего рода болезнь, будь то нормализация смешения кровей или идей Ордена, среди волшебников благородных кровей. Именно там нашлось место для Гермионы Грейнджер, Симуса Финнигана, Невилла Лонгботтома и Джинни Уизли. Остальные друзья либо уехали, только заимев такую возможность, как семья Патил и Чанг, либо проводили остаток своих дней в Азкабане, если были совершеннолетними маглорожденными как Дин Томас. Гермиона была одной из немногих маглорожденных, кому позволили остаться в Хогвартсе, а не просто отняли палочку, посадив в Азкабан. Волдеморт не был впечатлен академическими успехами девушки или её красотой. Нет. Он посчитал, что нет большего унижения для героини войны, чем быть прислугой, носить серую форму, сидеть на задних партах, слушая лекции по темным искусствам, а затем выступать в качестве подопытной крысы для практикующих заклинания студентов. Также в её задачи входило быть не только немым слушателем и той, на ком испытывают новые заклинания чистокровные волшебники, но и принимать наказания от учителей за других студентов, вымывать котлы, полы аудиторий. Для крыс всегда находились занятия, достойные их статусу. *** Октябрь выдался теплым. Если бы она имела возможность жить как прежде, солнечные лучи радовали бы её, грели, но сейчас возникало лишь ощущение чего-то мерзкого, грязного, обволакивающего. Словно все вокруг фальшивка. Её ладонь так и осталась прижата к стеклу окна её комнаты, оставляя след вспотевшей руки. Это единственное, что казалось Гермионе реальным, осязаемым. Она все также жила в башне Гриффиндора, как и все остальные «крысы». В башне никогда не убирали эльфы, восстанавливать после битвы её не стали. Когда-то теплое уютное место стало более мрачным и холодным, чем подземелья Слизерина. Вечно бунтующие друзья потеряли былой нрав и стали похожими на свои тени. Симус был ниже травы, Невилл, потерявший глаз во время очередной пытки семьи Кэрроу еще в августе, боялся говорить, а Джинни, став свидетелем смерти всех братьев и отца, зная, что жизнь её матери зависит только от её послушания, впивалась ногтями в ладошки, кусала губы, но также молча терпела. Гермиона в свою очередь старалась не терять надежды. Будучи всегда аккуратной, ей не так досталось, как её друзьям. Пережить предательство того, кого она любила – легко. Проглотить крик, когда мертвые тела её лучших друзей выставили на всеобщее обозрение – возможно. Но потерять надежду – никогда. Всего один крестраж. Чертова змея. И кошмар по имени Волдеморт останется лишь страшным воспоминанием. Но подобраться к ней, не имея палочки, клыков Василиска или меча Гриффиндора казалось самым невозможным, что могло быть. И все же была надежда. Она не умирала. Гермиона смотрела на свое слабое отражение в окне. Серая форма. Тугая коса. Износившиеся старые туфли и потрепанная сумка. Она была почти готова к сдвоенным занятиям по «Темным искусствам». Слизеринцы будут практиковать новые проклятия на «крысах», поэтому сдвоенное занятие было необходимым. Погладив тонкий шрам на ключице, Гермиона задалась вопросом: «Будет ли Малфой сегодня практиковаться на ней? Или, может, выберет кого другого?»***
Февраль, 1997 Она всегда была раздражительной, педантичной, слегка «зазнайкой», но также умела прекрасно понимать, что чувствуют люди. Эмпатия была её сильной и в то же время слабой стороной. Тот, кто всегда умел только ядовито оскорблять, сейчас плакался и просил о помощи, а она просто не могла не проникнуться к нему. Гарри оказался прав, когда подозревал Драко в том, что тот стал Пожирателем Смерти. Но друг ошибался, думая, что слизеринец этого хотел. Если бы она не застала его в таком разбитом состоянии, стал бы он откровенничать? Смог бы рассказать все, что его тревожило? Поделился бы подробностями своего задания? Гермиона знала, что нет. Это было всего лишь совпадением. — Мы должны предупредить Дамблдора, — наконец подытожила Грейнджер, ходя туда-сюда в выручай-комнате. Это была уже шестая встреча тайных «друзей». Гермиона хотела рассказать Гарри и Рону, хотела поделиться своим маленьким «предательством», но очередное совпадение в виде вечно целующихся Рона и Лаванды, и Гарри, который пропадал то на индивидуальных занятиях с Дамблдором, то с Роном, когда тот был свободен от губ Браун, избавило её от возможности рассказать о своих знаниях друзьям. Сейчас она была также одинока, как и Драко. И ей искренне хотелось ему помочь. Малфой был куда мягче, куда добрее, чем хотел казаться. Он умел шутить и умел понимать. Он любил родителей, боялся за жизнь матери, хотел, чтобы кто-то держал его за руку, когда он дрожал, рассказывая новые подробности о планах Пожирателей. Гермиона поневоле испытывала к нему нежность. — Снейп дал непреложный обет, он умрет, если Дамблдор останется жив, — Драко вздохнул и засунул пятерню в волосы, растрепав свою идеальную прическу. — Но мы должны что-то сделать, нельзя просто оставить все, как есть. Он что-нибудь придумает! — Ты не рассказала Уизли и Поттеру? Гермиона застыла на мгновение, а затем присела к Драко на скамейку, стоящую под большим исчезательным шкафом. — Нет, — поджала губы, а затем с надеждой посмотрела на своего бывшего врага. — Грейнджер, — теплый дрожащий голос. — Не говори пока что. Пожалуйста. Он положил свою руку на её и посмотрел ей в глаза. — Нельзя, чтобы кто-то еще знал. Мне просто нужно подумать. Я расскажу Дамблдору. Обязательно расскажу. Закусив губу, Гермиона отвела взгляд и посмотрела на его бледную худую руку с длинными дрожащими пальцами. Жалость сдавила её внутренности. Если она испытывает такую боль за недруга, что же происходит в его душе? — Мы решим это! — она придала своему голосу твердость и подбадривающе улыбнулась, вновь поднимая глаза. — Я не скажу никому. Поймав её улыбку, он вдруг приблизился к её лицу и осторожно, мягко накрыл её губы своими. Гермиона подавила вздох удивления и не отстранилась, позволяя ему найти в ней маленькое утешение. Тогда она еще не знала, что его поцелуй лишь значил начало конца.***
Октябрь, 1998 — Эти уроды будут практиковать круциатус, — дрожащий голос Джинни отвлек Грейнджер от воспоминаний. — Ничего нового, — пожала плечами Гермиона, оборачиваясь на голос подруги. Когда-то яркие волосы Джинни будто потускнели, а карие глаза и вовсе потеряли былой огонь. Если бы Гермиона только могла как-то помочь, успокоить, поддержать и вселить надежду, она бы это сделала, но не сейчас. Только не сейчас. Давать надежду Уизли означало подбить её на опрометчивые «гриффиндорские» поступки, которые привели бы к гибели единственного оставшегося в живых родственника. Грейнджер не могла так с ней поступить, не хотела обрекать подругу на еще большие страдания, поэтому и отдалилась. Гермионе было страшно признаться, что на самом деле она давно уже сдалась. Прошло всего три месяца с победы Волдеморта, но эти месяца ощутились будто годы. Годы, наполненные пытками, болью, смертью друзей. Иногда было легче перенести круцио, чем окунуться в ту душевную боль, которую она прятала внутри себя. Гермиона вошла в класс после того, как все слизеринцы заняли свои места. «Крысы» должны были стоять под стенкой и ожидать приказа учителя. Заняв свое место в углу, Гермиона опустила глаза на свои туфли. Ей не хотелось смотреть на белобрысую макушку когда-то близкого, любимого человека. Она знала, что он также избегает её, но только из-за своей трусости, а не из чувств ненависти и презрения, которые она испытывает к нему. — На прошлом занятии, — Алекто Кэрроу крутила палочку в своих руках и с презрением смотрела на класс, — многие из вас не справились с элементарным «Круцио». Для последователей Темного Лорда подобное является позором! Сегодня мы будем опять практиковаться. Малфой — Лонгботтом, Гринграсс — Грейнджер, Паркинсон — Уизли. Гермиона хмыкнула, отталкиваясь от стены. Сегодня Малфой не поднимет на неё палочку. Несмотря на головокружительную боль на прошлом занятии от его проклятия, Кэрроу не посчитала результат удовлетворительным. Может, она подумала, что к девчонкам ему сложнее испытывать ненависть. — Крысеныш сегодня опять будет пищать? — высокий холодный голос Гринграсс помог Грейнджер оторвать взгляд от напряженной челюсти Драко. — Если заставишь, — Гермиона вскинула голову и гордо посмотрела в лицо той, кто уже поднял палочку, чтобы проклясть её. Что если она не закричит? Что если она выдержит боль? Накажут ли Дафну? Может, вычтут баллы? — Круцио, — слабый толчок в грудь, Грейнджер чувствовала и сильнее боль, поэтому лишь стиснула зубы, а затем, увидев растерянный взгляд слизеринки, усмехнулась. — Круцио! — в этот раз удар был сильнее, спазм по всему телу, но её тело слишком привыкло к боли, да и не один круцио слизеринцев не сравнится с тем, что делала Беллатриса. — Давай, Дафна, ты справишься, я в тебя верю, — Гермиона не смогла сдержать улыбку, когда увидела, как Гринграсс растерянно обернулась на профессора. — Круцио! — в этот раз было даже слабее, чем в первый. Как же легко было вывести слизеринку из себя. — Гринграсс, минус пятьдесят баллов Слизерину за ужасный круциатус! Перед тобой грязнокровка, подружка Поттера, а ты её ласкаешь? — гневный голос Кэрроу сулил только о том, что сейчас Гермиона будет кричать по-настоящему. — Грязнокровка! Умеешь накладывать круциатус? — Что? — Гермиона забыла как дышать. — Да. — Продемонстрируй мисс Гринграсс, — она не поверила своим ушам, а затем и глазам, когда увидела, как Кэрроу протянула ей палочку, отнятую у Гринграсс. Она подняла глаза на профессора, затем сглотнув, взяла палочку в руки. — Говорят, палочка не может навредить своему хозяину, но все зависит от силы воли хозяина. Если Дафна и правда такая тряпка, то даже палочка поддастся украденной магии мерзкой грязнокровки. Поднять палочку и убить Кэрроу? Нет, она подпишет смертный приговор не только себе, но и всему волшебному миру, похоронив с собой знания о крестражах. Волдеморт, конечно, думал, что благодаря стараниям Дамблдора и Гарри почти все знают о его секрете, но это было не так. А опровергать теорию Темного Лорда – подставить себя под смертельное заклинание. Отказаться использовать круцио на Дафне? Значит попасть под круцио Кэрроу. «Прости, Гринграсс, ничего личного». — Круцио! — желание причинять боль в ней поселилось тогда, когда мертвое тело Гарри было брошено на землю, а предательство Малфоя лишь усилило ненависть, съедающую её изнутри. Каждый день, каждый час и каждую минуту страдали близкие ей люди. А Рон. Её бедный Рон. Круциатус Гермионы сбил Гринграсс с ног в долю секунды, заставив ту вывернуться под неестественным углом и завопить до срыва голосовых связок. Десять секунд оглушающего визга, прежде чем сильная пощечина остановила Гермиону, заставив её потерять равновесие и упасть на пол. Палочка выпала из рук, а из носа потекла кровь. — Видите? — Кэрроу подняла палочку Дафны и пнула ботинком сидящую на полу Грейнджер. — Грязнокровки опасны в своей ненависти, в своей грязи, они могут убить вас, если вы проявите к ним хоть каплю жалости. Надеюсь, это станет для тебя уроком, Гринграсс. А ты, грязнокровка, останешься мыть полы в кабинете за то, что посмела проклясть чистокровную волшебницу. Занятие окончено. Гермиона так и осталась сидеть, глядя в пол, не желая встретиться ни с кем взглядом. Только когда класс стал пустым, она увидела белый платок с инициалами «Д. М.», лежащий возле ее колен. Скомкав ткань, она поднялась и выбросила её в урну, а кровоточащий нос вытерла рукавом. Обжигающая ненависть. Кажется, в следующий раз она сможет убить круциатусом.