Corazón

      Ночь на, казалось бы, совершенно безлюдный Токио опускалась медленно и тягуче — наверное, так же как переливается густой кисель через край переполненной чашки. Небеса смуглели издевательски постепенно. Солнечный диск нехотя проваливался за горизонт, разбрызгивая в стороны кроваво-золотистые блики, будто бы стремясь ими зацепиться за свинцовые тучи и задержаться подольше. Мейса взбиралась вверх, ухватившись за скользкую от дождевой влаги трубу, после которой, качнувшись, легко уцепилась за небольшой выступ, продолжая движение без страховки и прочего вверх, напрочь игнорируя существование пожарной лестницы неподалёку, что облегчила бы подъем — слишком уж не прочными были проржавевшие прутья. Хотя стоило признать, что погоду для подобного Мейса выбрала не лучшую. Те же англичане обычно говорят: «В других странах — климат, а у нас — погода!». У жителей Шотландии и англичан, к слову, отношение к погоде примерно одинаковое. Не зря же у шотландцев есть своя фраза на этот счет: «Не нравится погода у нас? Подождите три часа, и она изменится!». Все из-за переменчивости этой самой погоды. Солнце, ветер и проливные дожди — все это следует друг за другом, как на дежурстве, но менее спланированном и более непредсказуемом. Поэтому погоду так сложно спрогнозировать, так что, во всем винят не нестабильный климат, а «ничего не знающих метеорологов», что не совсем правильно, если так подумать. Единственная постоянная величина — повышенная влажность. Мейса любила историю, да и читать, изучать новое тоже — к ее табелю успеваемости в старшей школе было не придраться, возможно, будь у неё достаточно денег для оплаты обучения, поступила в колледж. И согласно историческим данным погода являлась чрезвычайно важной частью жизни людей всего мира в течение многих веков. Число и разнообразие слов в языке показывают, насколько важно это было для предков нынешнего поколения — говорить о погоде, которая могла легко повлиять на их существование. Ведь те же шотландцы, да и не только они, любят говорить о погоде, принеся эту привычку из прошлого. Проанализировав исторический словарь шотландского языка, филологи выяснили, что у жителей Шотландии для снега имеется четыреста двадцать одно слово, что является абсолютным рекордом среди других языковых групп. Это все и правда интересно, по крайней мере, самой Мейсе это нравилось. Но сегодня ещё с утра девушка была готова поспорить с данными статистики и со всем остальным в придачу. Потому как несмотря на давно доказанный факт о переменчивости погоды, погода в этот раз не сильно изменилась к ночи. Наоборот, сохранила постоянство. За весь день так и не нашло в себе ни сил, ни желания выглянуть, чтобы разогнать сгустившиеся тучи, и к ночи ситуация не сильно изменилась. А казалось бы… на календаре была середина лета, но погода не радовала теплыми и солнечными деньками — впрочем, уверенности в этом не было, ведь здесь календари больше не являлись достоверным определителем времени, а понятие дней недели и вовсе стерлось. Натянутая до предела, и от того дрожащая, нить из тускло-серых дней — колючая и режущая — опутывала весь Токио, подобно паутине. Шипящая почти-дождем реальность нависала над городом небом цвета пустоты и тяжелых туч, готовых в любой момент разразиться самым настоящим ливнем. Настолько влажно, казалось, воздух можно было пить вместо воды. Приходилось задерживать дыхание, чтобы не чувствовать этого аромата прелой листвы, которым пропитался, казалось, все вокруг. По земле уже целые сутки стелился влажными комками туман, забираясь своей невозможной сыростью под одежду. Мейсе бы одуматься и не рисковать. Она любила риск. Порою, далеко не всегда, но девушка могла пренебречь границами, точнее, не увидеть их вовсе. Хотя это была далеко не единственная причина, почему продолжала взбираться вверх, не обращая внимания на непогоду, на холод, на то, что волосы даже под капюшоном толстовки стремительно пропитывались влагой, запахом дождя и мокрого асфальта — у неё заканчивалась виза, поэтому нужно было забраться повыше, чтобы увидеть, где находилась ближайшая арена с игрой, такой необходимой для ее продления, для того… чтобы выжить. Ещё один рывок и… Мейса оказалась на крыше. Хотя стоит заметить, что было не так просто, как могло бы, будь погода чуть лучше — рука пару раз все же соскользнула, но девушка удержалась от падения и достигла цели. Если посмотреть вниз, то можно увидеть огромный город. Увидеть его с высоты двадцатого этажа, хотя можно было найти здание и повыше — нечто незабываемое. Это как потеря девственности. Суставы болезненно ноют, мышцы пребывают в каком-то пограничном состоянии, пульс зашкаливает, а дыхание сбито напрочь… а перед глазами те самые каменные джунгли, которые раньше больше напоминали живой организм. Или даже несколько организмов, сплетенных в единое тело руками какого-то безумного хирурга. Кровь без устали циркулировала по бесчисленным сосудам, и тело постоянно меняло клетки. Рассылало свежую информацию, стирала устаревшие данные, переливаясь, вспыхивая и подрагивая в мерном пульсе своих артерий. Раньше. Сейчас город был тихим, тёмным, будто бы пребывал в глубокой коме. Но все равно… оргазм… Именно это ощущала Мейса, когда впервые взобралась на высотное здание. И это чувство не утратило своей силы. Наоборот, благодаря ему девушка не сошла с ума. Глубокий вдох. Прикрытые глаза. Шумный выдох. Мейса любила высоту. И дело не в таком банальном и предсказуемом ощущении свободы, что пробирало до костей, заставляя нечто внутри трепетать, рассылая приятную вибрацию по всему телу. Что ещё? Вид. Вид с высоты. Кто-то скажет, что все это из-за непомерного эго — звучало вполне себе правдоподобно. Но на деле всё было гораздо проще. Мейса просто и правда любила высоту, любила, когда под ней целый город. Ещё один вдох. И почти тут же выдох. Да. Определенно. Тут даже дышалось легче. На самом деле, привыкнуть к новому миру — а он воспринимался именно таким, несмотря на те же улицы, станции метро, здания и магазины — оказалось не так-то и просто. Сначала были паника, даже страх. Да, именно страх. Но не тот, поверхностный, а более глубокий, животный, когда хотелось бежать без оглядки, сбивая в кровь ноги, и все лишь для того, чтобы найти укрытие, спрятаться, забиться и сжаться, как испуганный зверек. Потребовалось время, чтобы успокоиться, взять себя в руки и принимать новые реалии, новые правила, по которым предстояло существовать, если хотелось жить. А жить Мейса хотела. Да и… стоит признать, ее прошлая жизнь не была лучше, чем та, что у неё сейчас — все то же выживание. Вообще девушка всегда держалась подальше от суеверий, глупых верований и прочего, предпочитая твёрдо и прочно стоять обеими ногами на земле. Но была одна вещь, вера в которую у неё сохранилась, несмотря на всю ту острозаточенную «приземленность», что та в себе любовно взрастила. Во что же она верила? В то, что человек рождался либо под счастливой звездой, либо нет, и это преследовало его до конца дней. Мейса Куроки родилась на два месяца раньше срока, не весила и килограмма. Надежды на то, что девочка выживет, не было — даже ее мать не верила, хотя эта женщина верила лишь в зелёные хрустящие бумажки и ни во что более. Но совсем ещё юная, едва родившаяся, Куроки боролась за свою жизнь, и с того момента ей предстояло бороться за нее и впредь. На самом выживании сразу после рождения ничего не закончилось. Мать, зарабатывавшая тем, что продавала своё тело, хотела мальчика и именно ради этого устремления не пыталась избавиться от ребёнка до его рождения — сын должен был помогать, стать опорой. Но родилась девочка. Роды проходили тяжело и раньше условленного срока, а закончилось все тем, что новоявленная мать узнала о том, что родившаяся дочь будет ее первым и последним ребёнком, больше родить не сможет. Так девочка, что отчаянно боролась за свою жизнь, стала огромнейшим разочарованием для своей матери, едва появившись на свет. За это в награду ей было дано мальчишеское имя «Мейс», ведь она должна была родиться мальчиком, и довеском досталась совершенно неограниченная нелюбовь матери. Это и было в ее понимании — «родиться под несчастливой звездой». Мейса с самого детства верила, что ее звезда самая, что ни на есть, несчастливая. Кто такая вообще Мейса Куроки? Она никогда не была из тех маленьких девочек, что с легкостью выигрывают конкурсы красоты, а потом их невинные лица с искрящимися широкими улыбками красуются на всех билбордах города. Впору было бы огорчиться, но саму Мейсу подобное никогда не задевало. Пошла по иному пути — вознамерилась стать идеальной, причем, если и не во всем, то в плане учебы точно. Она не знала, откуда все взялось. Может, это было в крови, а может… что-то повлияло, но в ней буквально выдрессировалось стремление «угодить», «соответствовать чужим ожиданиям». И если большинство таким образом стремится понравиться окружающим, то у Мейса все упиралось в то, что так было просто правильно — единственно возможный для неё способ хотя бы казаться нормальной, раз не родилась таковой, выбраться из той ниши, где она была «дочерью шлюхи», стать… кем-то. Это стремление быть «нормальной» стало тем самым, что помогало твердо стоять обеими ногами на земле. Оно, казалось бы, давно проникло под кожу, вплетаясь в сложную цепочку ДНК такой правильной Мейсы. В девушке было много надежд, амбиций и желаний. Была уверенность, что все получится, ведь Куроки знала главный закон: тот, кто учится и следует правилам, добивается поставленных целей. Но, оказалось, в реальном мире он не работал. Недостаточно… хорошо учиться и следовать правилам. Она все ещё помнила… помнила больно жалящие в детстве слова других детей, которых встречала на детских площадках: они вторили своим родителям, называя Мейсу грязной и дочерью главной шлюхи города. Сама она уже тогда прекрасно знала значение слова «шлюха», в отличие от других детей… из более достойных семей. Те даже не подозревали, что значило то, что вылетало из их ртов, но это и не имело значения. Им достаточно было знать, что их слова задевали тогда ещё совсем маленькую девочку, ведь именно этого они и добивались… причинить боль…

«Шум капающей воды повсюду. Единственный и такой раздражающий звук в этой кромешной тишине, не считая его собственного дыхания. Где-то раздался жалобный писк. Очередная крыса, загнанная в угол, которая больше не выберется отсюда. Но даже это не смогло заглушить смех одноклассников, что ещё звучал в ее голове. Ребра болели… Кажется ее сильно избили. И как она могла так подставиться? Глупо… Девочка подняла взгляд к потолку. Темно. Нет выхода. Капли воды. Эта ужасная вонь. Мейсе казалось, что она сходит с ума. Страх, лихо смешанный с яростью и осознанием собственного бессилия, подбирался все ближе и в конце застрял сухим комом в горле, не проглотить. Дыхание участилось. Воздуха не хватало. Холод. Боль. — Не… Нельзя… Тер… Терять… Сознание… — прошептала в тишину Мейса. Девочка стала судорожно шарить руками по полу. Она не знала, что можно было найти таким образом, даже не знала есть ли что-нибудь, что стоит искать. Просто шарила по полу, просто надеялась. — А… — вскрикнула девочка, хватаясь за пораненную руку. Комок исчез. Дыхание более-менее пришло в норму. Мейса снова протянула руку к месту, где поранилась, и наткнулась на острый камень. Не чудо, которое сулило ей великое спасение, но даже это вызвало в ней легкое ликование. Куроки закрыла глаза, пытаясь воспроизвести в памяти все, что она увидела, пока дверь еще была открыта, пока сюда проникал хоть какой-то свет. А ведь тогда еще можно было сбежать, но тело слишком ослабело, поэтому надежды даже на свои особые силы не было. — Обшарпанные стены, разбитая лампа, сгнившие трубы… — начала бубнить в пустоте Мейса, но снова закашлялась. Горло неприятно саднило. Голова разлеталась на части от мерного капания воды. Сосредоточиться и удержать какую-либо мысль становилось все сложнее. Сознание давало сбои. Девочке стоило огромных усилий держать глаза открытыми. Главное было не потерять сознание, не дать себе отключиться.»

Именно с тех пор в ее голове и зародилась мысль «убежать», которая и стала тем самым толчком к увлечению паркуром — единственный выход, способ… сбежать от своих преследователей, остаться невредимой. После этого были занятия по тхэквондо, в будущем совмещённые с подработкой в тату-салоне, лишь бы накопить на учебу в колледже… вырваться. Так что, да. Ее прошлая жизнь не так уж сильно отличалась от новой: все то же бегство, чтобы выжить, все тот же «заработок», но вместе денег на учебу, это было продление визы, полученное победами в играх. Просто нужно принять перемены, смириться с тем, что больше не будет подработки, больше не будет включённого на минут пятнадцать телевизора перед пробежкой, больше не знакомых старушек на торговой площади, которым девушка помогала просто так, больше не будет колледжа, на который она так долго копила, ничего, как прежде, уже не будет. Будет лишь время от игры до игры. Собственно, самыми сложными оказались первые две игры. И дело не в том, что там сложно было победить, скорее, сложно было именно вникнуть, столкнувшись с новой реальностью, принять новые правила и условности, смириться и жить, все четко соблюдая. Внутри взросло уверенное осознание, что если не сделает этого, то просто погибнет. Именно на своей первой игре Мейса и увидела впервые мертвые тела: они все, подобному бесконечному ковру, лежали на холодном полу, а их неподвижные, остекленевшие взгляды остановились будто бы на ней одной — она лишь чудом тогда осталась жива, хотя тоже имела все шансы стать частью этого многоликого безмолвного «ковра». Но именно произошедшее и помогло ей понять, что все это не шутки, а ставки слишком высоки. Как только смогла это принять, перешагнуть через собственный страх и притупить вопящее внутри чувство вины за то, скольким пришлось погибнуть, лишь бы Куроки выжила, все стало немного легче — …или только так казалось? Может, ей везло, может, все дело было в выдрессированной внимательности и наблюдательности, без которых ещё в том мире ей было бы куда хуже, но побеждать в играх было не так уж и сложно — пока ей попадались лишь крести и пики. Конечно, глупо было надеяться, что эти масти будут попадаться и дальше, но все же… Мейса шумно выдохнула — этот выдох был буквально пропитан какой-то растерянностью, даже отчаянием, словно девушка оказалась перед проблемой, которую так просто не решить. А все из-за воспоминаний о прошлом, что время от времени забивали голову, и ведь понимала, что думать о том, что было, бессмысленно, но почему-то собственный разум работал против неё, играя с ней злую шутку. Если подумать, именно в прошлом мире кислород в ее клетке из бесчисленных обязательств, мыслей, сомнений и страхов заканчивался. В такие моменты девушке безумно хотелось сделать глубокий вдох. Ей тогда казалось, что в неё попадало смехотворно мизерное количество воздуха. Было стойкое ощущение того, что стоило закрыть глаза, как по венам заструится паника, оплетая ее крепкими, вспарывающими плоть канатами, затягивающими ее в водоворот. Неприятные мурашки россыпью пробежались по телу, распространяя жару и холод в совершенно разных плоскостях. Нехватка воздуха — вот, что ощущала Мейса в прошлом. Это когда делаешь вдох, но живительный воздух не поступает внутрь, легкие будто бы сдавлены и горят изнутри. Подобное состояние можно было оправдать внешними причинами, но… нет. Оно уходило корнями глубже, в само ее естество. Первые ростки оказались пущены тогда, когда он едва научился ходить. Что чувствует человек, когда его душат? Сначала ощущаешь, как сдавливает горло. Глаза слезятся. И во рту появляется очень… очень кислый привкус. А потом будто кто-то зажигает спичку, прямо у тебя в груди — все тело горит. Пламя заполняет легкие, горло и проникает в глаза. И, наконец, огонь превращается в лед. Будто сотня маленьких иголок пронзает твои пальцы. Сначала видишь звезды, затем темнота. В этом же мире, несмотря на бесчисленные смерти, множество остекленевших глаз, все было по-другому. Здесь было неважно, кто сама Мейса, кто ее мать, способна ли она получить высшее образование… все это теряло смысл, было лишь важно то, что могла девушка сделать, чтобы выжить. И не то, чтобы Куроки боялась смерти, нет. Но умирать не хотела все равно. Тут все, действительно, было иначе… Усмешка появилась на ее губах. Но она была жесткая и даже какая-то усталая. Воздух с шумом покинул легкие. Мейса прикрыла глаза.       — К черту… — на выдохе, на грани слышимости. Да. К черту это дерьмо… В конце концов, она никогда не была сильна в самокопании, жалости к себе и прочих не самых приятных вещах. Это, в любом случае, не решило бы ни одной проблемы, а лишь усилило бы и продлило внутреннюю необъяснимую агонию — того, что было, и так уже в избытке. Прошлое должно было остаться в прошлом. Здесь и сейчас был только этот момент, сочный и яркий. Мейса подошла к самому краю крыши, бесстрашно сев и спустив ноги, вглядываясь в темный город, который сейчас казался ещё более безжизненным — будто остальные тоже затаились вместе с ней в ожидании новой игры. А если подумать… что такое это «ожидание»? Нет, правда. Сама Мейса редко философствовала, но иногда случалось — прекрасно помогало занять голову и отвлечься от чего-то более реального и предметного. О том, как воспринимать «ожидание», раньше не задумывалась. Но сейчас, кажется, могла подобрать подходящую ассоциацию. Это… это как ограниченный обрывок времени. Невольно вспоминалась точная наука чисел, а именно начерченный отрезок с буквами «А» и «В» на концах, где сама она — лишь точка, что стремилась от одного конца к другому. И… Вроде хотелось побыстрее, но максимальная скорость пересечения ограничена слишком многими обстоятельствами и факторами так, что увеличить ее не было возможности, хотя и хотелось до ломоты в костях и какого-то трепета где-то внутри, под рёбрами. Да, пожалуй, это и было «ожидание» в ее понимании. И Куроки не любила ждать, пусть ей и пришлось выдрессировать в себе некоторую терпимость в этом вопросе, но любви к подобному это не прибавило. Честно? В голове даже стали проноситься мысли о том, что, может, стоило выбрать другое здание, что-нибудь повыше. Что если в этот раз ей не повезло и… игра начнётся в другом конце города, куда не будет ровным счётом никакой возможности добраться вовремя? Глупость. Пусть Мейса и верила в чистое везение, но все те неудачи, что время от времени с ней случались, она сама никогда не называла именно «неудачами». Неудач, в принципе, не существовало — все они так или иначе были ошибками и просчётами, не более того. Так что, если игровая арена будет слишком далеко, то это будет лишь ее ошибкой. И если лазер пронзит ее с неба за просроченную визу, то винить ей в этому будет некого, кроме себя самой. И вот… когда мысли уже начинали становиться тяжелее и мрачнее… Мгновение. Соседнее здание, где располагался отель, озарилось огнями, ослепив невольно тем самым Мейсу — ей повезло. Девушка поднялась на ноги, жмурясь от слепящего света, и подошла к другому краю крыши, с которого открывался обзор на соседнюю — можно было спуститься и пойти по земле, но тогда это займёт лишь больше времени. Мейса не хотела расстёгиваться ожидание ещё больше. Внутри словно все тлела искра, царапающая ребра, вынуждающая рискнуть, словно и без того риска было недостаточно. Надо сказать, расстояние действительно было не маленьким. Мейса до этого прыгала на такое лишь пару разу, особенно на подобной высоте. Так что, риск повышался, но это будто бы ее не заботило. Она отошла назад, на нужное расстояние для разбега. Немного попрыгала на месте, словно разминаясь, а затем… рванула вперед. Край крыши стремительно приближался. Любой здравомыслящий человек обязательно бы затормозил прямо там, подчиняясь инстинкту самосохранения, но не Мейса. Она без раздумий, без промедлений… просто прыгнула. Тишина рвалась на лоскуты под напором безжалостного ветра. И этот пронзительный свист… этот звук проникал внутрь, прямо под кожу, как самый настоящий наркотик, заполняя собой без остатка, учащая пульс, разгоняя кровь и затуманивая разум. Страшно? Безусловно. Безумно. Но это не тот страх, когда хочется забиться в угол, не тот страх, от которого сжаться, подобно испуганному зверьку. Он горячил крови. Из-за него сердце билось так отчаянно с надрывом, так сильно, так быстро, что, казалось, ещё немного и проломит к чертям рёбра. Мейса не долетает. И в этот момент дыхание перехватывает, но… не упала. Не разбилась. Жива. Уцепилась за самый край одной рукой, чудом не соскользнув вниз — лазеры за ней схлопнулись, давая понять, что та достигла игровой арены, и пути назад уже нет. А после цепляется и второй рукой тоже, легко подтягиваясь на крышу. И… Недолго думая, просто ложится в позу звезды, восстанавливая дыхание — небольшая передышка. Это было опасно… Но Мейса не жалеет. Не переживает. Просто лежит на крыше, смотря прямо в небо. Ее глаза горят. Шальная и немного безумная улыбка раскрашивает лицо. Пролежала девушка так, к слову, не долго. От силы минут пять, не больше. Это было необходимо — короткая передышка для тела. И только после, когда пять минут истекли, поднялась на ноги, снова подходя к самому краю крыши. И… …прыгнула вниз, буквально в контролируемом падении, больше походившем на полёт, меняя направление. Мгновение. И Мейса цепляется рукой за один вертикальных стержней пожарной лестницы — металл скользкий, но это ей и нужно. «Ступеньки» в виде полых стержней оказались начисто проигнорированы. Она скользит вниз на высокой скорости, как по шесту — благо, на ней были перчатки без пальцев, что защищали кожу ладоней от возможных повреждений. Приземлилась девушка мягко, бесшумно, оказываясь никем незамеченной… или не совсем «никем»? Мейса точно была уверена, что ощутила на себе чей-то взгляд, когда подошва коснулась асфальта, но, когда подняла глаза и осмотрелась, поняла, что никого не было. Показалось?.. Решив не зацикливаться на этом, Куроки прошла к главному входу, заходя внутрь. Дальше ее действия уже были знакомыми обычными: берет со столика смартфон — строго по одному на каждого — а после проходит глубже, где постепенно собирались участники. Для данной игры, как выяснилось, было необходимо двадцать шесть участников. И по первости это даже ошарашивало — впервые приходилось сталкиваться в игре с таким количеством игроков. Похоже, намечалось что-то масштабное, а значит и сложность будет высокой. Мейса вновь поймала себя на уже знакомой мысли, что хорошо бы знать заранее сложность и масть, чтобы знать наверняка хватит сил и навыков на игру или нет. Однако правила и условия диктовала не она, к сожалению. Так что, оставалось лишь следовать им. А что? В любом случае, граница арены уже пересечена, а значит, отступать некуда, даже если игра окажется сложной. Куроки замерла у стены, облокотившись о ту спиной — снова предстояло ожидание. Чего ждала в этот раз? Момента, когда наберется достаточное количество участников для начала игры. Сейчас, включая ее саму, было всего шестеро. Неизвестно, сколько Мейса простояла так в холле отеля, не меняя своего положения, напоминая собою статую. Прошло полчаса или минут сорок, быть может, даже больше. Ощущение времени словно бы затерялось в этом полумраке среди незнакомцев — не хотелось подсчитывать с педантичной точностью ни часы, ни тем более минуты, как если бы они потеряли свою былую важность. Минуты замкнулись в петле бесконечности, было четкое ощущение того, что каждую секунду шприцом накачивали дополнительным временем, и они раздувались, растягивались до невообразимых размеров. Люди постепенно прибывали. Мейса скользила по ним взглядом, отмечая мелкие детали, которые были своеобразными подсказками к их личности или, точнее, к тому, кем они были в прошлом мире. Даже забавно. Куроки помнила, что там, в прошлом мире, казавшимся сейчас бесконечно далеким от нынешней действительности, она любила разглядывать людей, отмечая все те же мелкие детали, гадая, какая у них жизнь, порою даже придумывала целые истории, никогда не зная наверняка, насколько далеко от правды или близка к ней была в своих догадках. И если раньше это было чем-то вроде развлечения, разминки для заскучавшего и жадного до загадок разума, сейчас это было необходимостью, что помогала выжить. Что тут скажешь? Скажи Мейсе кто-то еще тогда, когда она вышла из метро в тот роковой день, после которого оказалась здесь, как именно сложится ее жизнь дальше, Куроки бы одарила этого глупого человека нечитаемым взглядом, а после для верности ещё бы пальцем у виска покрутила, может быть, даже разразилась бы целой лекцией на тему невозможности подобного. Когда все это началось? Наверное, правильным ответом будет… «с того самого дня». Но это не совсем так. Хотя тут, пожалуй, сам вопрос не совсем верен. Когда все пошло не так, неправильно? Да, так точнее. Ближе к сути. Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того Мейса и не обратила внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочке событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самой себя. А люди тем временем заполняли холл. Уже было ровно восемнадцать участников. Мейса заметила в толпе двух школьниц, что жались друг к дружке и как-то затравленно озирались по сторонам, словно на них вот-вот кто-то обязан был наброситься — не так уж далеко от правды, хотя все зависело от предстоящий игры и условий. Был и офисный клерк. Женат, о чем ясно говорило кольцо на безымянном пальце. И, судя по всему, он тут пару дней, не меньше — ранее заботливо отутюженный женой костюм был уже не первой свежести: изрядно помялся, на краю пиджака пятно крови, да и пары пуговиц не хватало. Вокруг были самые обычные люди, которые в том мире стали бы частью безликой серой массы. Но один человек все же выбивался — он стоял в тени колонны, не привлекая к себе большого внимания, тоже наблюдая за остальными. Но Мейса его все же заметила. Короткие взгляды позволили отметить серые бриджи, белая пляжная спортивная куртка с капюшоном, похожая на ветровку, молния которой была застегнута на половину, из-за чего была видна белая футболка — первое, что бросилось в глаза. Только потом оказался отмечен средний рост и крепкое телосложение не такое тяжеловесное, какое было у вечных каких-нибудь качков, нет, у него оно было крепким и жилистым, если судить по плечам и рукам — такой, как он, вряд ли являлся большим поклонником спорта и физических нагрузок, возможно, Мейса ошибалась, но ей казалось, что этот парень от природы такой, нежели благодаря тренировкам, а в сравнении с тяжеловесным бугаем в татуировках, тот и вовсе казался хрупким. Еще этот незнакомец являлся блондином — прямые, разделённые ровным пробором по середине, волосы с чёрными корнями были кипельно-белыми и длинноватыми, как для парня. Черты лица тонкие — многие девушки бы убили за шанс иметь такое лицо. Этот парень совершенно не вписывался в побирающуюся разношерстную толпу, воспринимался будто бы совершенно неправильно, как если бы на мрачной от серости картине появилась гротескная и лишняя, искрящаяся насыщенностью белого цвета, клякса, растекаясь по холсту не ровным краями. А ещё… ещё этот парень ей был словно бы знаком. Почти «дежавю», если можно так выразиться. Куроки не могла похвастаться феноменальной памятью на лица, но почему-то прямо сейчас ей казалось, что уже видела его где-то, как если бы пересекались, причём, больше, чем просто мимолётно. Странно. Мейса тряхнула головой, словно бы пытаясь выгнать, выдворить лишние мысли из головы, которые сейчас были явно не к месту и не ко времени. А уже через мгновение снова позволила себе слабость, за которую ей уже хотелось себя проклясть, снова украдкой бросила свой взгляд в его сторону. В этот раз все прошло не идеально. «Воришка» был застукан на месте преступления — именно этим виделось происходящее. Зелёные глаза схлестнулись с темно-карими. Растерявшись от внезапности этого события, Мейса застыла, кажется, даже задержав на пару мгновений дыхание, прямо как лань, застигнутая врасплох светом автомобильных фар, когда пыталась перебежать дорогу. В такие моменты романтичные барышни, начитавшись бульварных романов, обязательно упомянули бы, что время будто бы замерло, дабы продлить магнетический и волшебный момент. Но это не было ни чем-то магнетическим, ни, тем более, волшебным. Для Мейсы это был момент позора и слабости, неудача — впервые ее вот так просто ловили на изучении других игроков. Время не остановилось, оно просто замедлилось, издеваясь, вгрызаясь зубами в девушку. Словно в замедленной съемке Куроки наблюдала за тем, как бровь на спокойном лице приподнимается, точной режущей гранью обозначая безмолвный вопрос. Девушка, прикусывая нижнюю губу, резко отворачивается, воздерживаясь от какого-либо ответа на него. Надо сказать, весьма вовремя. В игре к этому моменту как раз набралось двадцать шесть участников. И… Наконец, оказалась объявлена масть. Девятка червей. Взгляд остановился на карте, что отобразилась на экране. Мейса смотрела, но отчаянно не хотела доверять собственным глазам. К этому девушка была совершенно не готова…