Марьяша

Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Ты только никого не подпускай к себе близко. А подпустишь — захочешь удержать. А удержать ничего нельзя. Э. Ремарк

      Слышали, как бьются сердца? Как в очередной раз полный отчаяния вздох вырывается наружу, а слёзы мешаются с каплями невовремя нагрянувшего дождя? Как, находясь, возможно, в большой компании, ты чувствуешь одиночество; как родной, самый близкий и дорогой для тебя человек в мгновение становится чужим?       Марьяна знает. Чувствует последнее, не верит. Она чувствует как стучит её сердце, чувствует, как закладывает уши, и как сильно от безысходности хочется кричать. Но пока получается кусать губы и думать о том, что все придумано. Всё придумано ей, и ей одной нужно.       И снова в голове тот диалог. Снова непринужденный тон Райдос и улыбка на её лице. Ей не больно. Для неё все это не имеет того значения, которое имеет для Марьяны. Для неё нет никаких «Мы», для нее есть «Романова» и «Я».       — Мы когда-нибудь встретимся снова, — улыбается Вика, — А пока у нас есть дела, семьи и прочая рутина.       — Я не уверена, что всё будет так, — Марьяна смотрит выжидающе, будто бы её неуверенность должна была что-то изменить, но она только забавляет Вику, которая тянется за объятиями. Марьяна отходит на шаг.       — Ну тогда прощай, Романова, — Вика мнётся, не получив взаимности; мнётся и не знает, что делать. Марьяна не предпринимает ничего тоже — бессмысленно. Знает, что сейчас не время.       И все, что таилось внутри решило вырваться наружу давящим чувством. Однако все слова не имели прежней силы и прежнего смысла. Сейчас вообще мало что смысл имело.       — Это всё? — осторожно спрашивает Марьяна, как бы делая первый шаг, но шаг этот в неизвестность, ведь Вика явно была не готова.       — В смысле все?       — На этом закончится наша история?       Надеждой пропитаны слова. А еще любовью. «Совсем не к месту», — думает Вика, желая поскорее скрыться от таких родных до боли глаз и такого проницательного взгляда.       — Наверное.       Наверное. Это наверное перечеркнуло все, что когда-то было между ними. Явно не любовь, но и не дружба. Сильная привязанность. Желание быть рядом. В какой-то степени даже нужда.       Марьяна, будучи не победителем, но и не проигравшим, совсем не жалела о том, что приняла участие в Битве. Жалела она лишь о том, что допустила Вику слишком близко к себе. Непозволительно. Стирая все границы. Это было ошибкой. Причём главной из всех, что когда-либо делала Марьяна. Той, которая надломила что-то внутри, той, которая сделала больно.       Принимая от Райдос каплю яда, завернутую в обертку тепла, Романова даже не думала, что все выйдет ей боком. Доверившись, как она думала, ощущениям, она поняла, что в этом и был подвох — она сама желала этой близости, но сама же спутала её с банальной односторонней привязанностью, ведь Вика прекрасно всё понимала и делала шаг в болото, зная, что сама дальше не пойдет — остановится, но прекрасно понимая, что Марьяна утонет, если ступит.       Так и случилось.       Романова корила себя за то, что позволила себе шагать, ничего не боясь. Корила за то, что не остановилась вовремя, не понимая, что все, что она делает, опасно, нерационально, глупо. Чертовски глупо!       — Прекрасно выглядишь, Романова, — Вика, как казалось Марьяне, искренне улыбалась.       — Спасибо, ты тоже, — и на душе стало сразу тепло, вот только Марьяна ещё не осознавала от чего, и ей казалось, что от искренности соперницы, на самом деле виной тому был согревающий, буквально сжигающий изнутри яд.       И только сейчас, спустя какое-то количество времени, спустя пять походов в кафе, спустя десять попыток сознаться пусть даже самой себе, спустя сотни «Романова», Марьяна поняла, что добровольно согласилась на условия. На условия введения яда в маленьких дозах.       Все события ещё раз пролетели в голове, и в каждом из них всплывала двойственность Вики, всплывал обман и ложь в глаза.       Марьяна сдалась спустя ровно четыре ночи разговоров до утра в купе поезда, спустя семь «Марьяша» и две, мать его, две сигареты, что были выкурены напополам. Затяжку она — затяжку Вика.       Когда Райдос начала отстраняться, прямым текстом говоря о том, что у неё есть семья, и у Романовой, к слову, тоже, Марьяна почувствовала себя совсем одиноко, несмотря на то, что Вика была права — у неё есть любящий муж и прекрасная дочь, но внутри продолжали прокручиваться воспоминания с Битвы.       Женщина долго не могла принять действительность. Долго привыкала к отсутствию фамильярности от людей; в конце-концов она устала ждать и решила перед самым концом встретиться с Викой, желая выяснить все, что та думает, пусть даже Райдос не захочет признаваться — Марьяна увидит. Марьяна поймёт.       И действительно поняла.       Марьяна поняла, что все было зря. Все её старания, вся её привязанность петлёй сжималась на шее, заставляя Романову терять равновесие. Хотелось закрыть глаза и более не открывать. Даже слёзы лить не хотелось.       — Наверное.       Отстукивает в голове.       — У тебя прекрасный муж, Марьяш, у тебя хорошая дочка.       Первое.       Стучит в висках и давит на грудь, не давая вобрать воздуха.       — У нас семьи, я думала, ты понимаешь, что мы не сможем ничего сделать.       Марьяна не может простить себе этой наивности. Она не может принять факт того, что повелась, и когда ей в лицо сказали правду, она поняла, что зря пыталась раствориться в этом человеке, зря не оставляла себя в попытках найти любовь в карих глазах напротив.       — Я люблю тебя, — Марьяна целует Вику в щёку, а та старается отстраниться. Нельзя.       — Глупости все это, Марьяш, — Райдос проводит рукой по волосам Романовой.       Второе.       — Не глупости, — пытается убедить женщину в обратном, но тщетно. Вика усмехается и говорит о том, что ей пора.       И сердце вновь готово разбиться.       Марьяна сидит на кухне собственной квартиры, рассматривая тёмное небо в окне. Хотелось выть от досады, не хотелось жить дальше. Больно.       — Марьяш, соберись, всё будет хорошо, — Райдос украдкой касается руки Марьяны, желая удачи в следующем испытании.       Третье.       — Не хочу собираться, — кидает Романова, — Я хочу быть рядом с тобой.       — Нельзя, Марьяш, нельзя.       Четвёртое.       Это «нельзя» ранит хуже любых других слов. Почему нельзя? Почему бы не забить на все эти рамки? Но Вика принципиальная… Или рациональная? Кажется, она думает на десять шагов вперед, пока Марьяна старается ухватиться за возможность прикоснуться, вдохнуть аромат тонкого парфюма Райдос, поцеловать в щёку или услышать пару ласковых слов.       Кафе и приятная атмосфера вновь наполняет утро женщин. Вика вместе с Марьяной пьют кофе, о чем-то бодро разговаривают. Райдос вновь снимает все на камеру, но что-то все же остается вне.       — Марьяш, чего поникла? — спрашивает Вика, улыбаясь.       Пятое.       — Не могу представить, что это все закончится, — отвечает Романова, отпивая кофе из большой кружки — она раза в два больше, чем у Виктории, — Мы больше не будем вот так просто пить кофе вдвоем. Да и нас больше не будет.       — Марьяш, не хочу сейчас всего этого, но тебе пора смириться и принять факт того, что «нас» и не было, — приземляет Романову родной голос, — Извини.       Шестое.       Отпечатавшееся в отдельном окошке. В окне, когда свет окончательно потух, погружая комнату во мрак. Только вот то была не комната, а жизнь Романовой, в которую так стремительно ворвалась Райдос и ровно таким же образом выпорхнула. Из окна или громко хлопнув дверью — Марьяна не разобралась.       И сейчас, сидя на своей кухне и глядя в окно, Марьяна вдруг пропускает мысль о том, что было бы неплохо услышать Райдос. Услышать то самое «Марьяш», которое стало ей так ненавистно слышать из чужих уст.       Романова решает набрать Вике. Ей сложно. Ей сложно, и она понимает, что идёт на отчаянный и весьма глупый шаг — пытаться вернуть то, что было. Вернуть хотя бы общение, ведь после того, как они разъехались по разным столицам, оно ограничивалось поздравлениями с праздниками вроде пасхи. Марьяна в 03:02 Я скучаю, Вика.       Отправлено.       Не дошло.       Сообщение было удалено. Марьяна в 03:05 Извини, мне не стоило тебя беспокоить.       Дошло.       Прочитано.       Марьяна поняла, что удалять уже поздно, остаётся только ждать, глядя на то, как «в сети» сменяется «печатает». Руки предательски дрожат. Вика в 03:07 Неожиданно. Что-то произошло?       Марьяна почувствовала стыд. Вряд ли Вика, конечно, намеренно ждала сообщения, но телефон включила вовремя. Вика в 03:08 Марьяш, не молчи, пожалуйста. Что произошло?       Марьяна перечитывает сообщение, вчитываясь дважды, а то и трижды в такое иллюзорно родное «Марьяш». Седьмое.       Седьмое. Заключительное. Марьяна понимает, что может все решить, но это рвение решения вновь приземляется на землю пришедшим сообщением. Вика в 03:10 У меня Захарка проснулся, извини, не могу сейчас ответить.       Марьяна что-то набирает, смотрит за тем, как «в сети» вновь сменяется, но уже на «был (а) недавно», стирает текст, набирает снова и так раз пять. Неуверенность заставляет стирать текст, а чувство внутри — набирать, и она не знает, что из этого рациональней, не знает, что правильно. Совершенно. Марьяна в 03:17 Ничего. Хотела сказать о том, что поняла — все, что было между нами — ошибка. Спасибо, что не дала запустить это дальше.       Отправлено.       Марьяна откладывает телефон и глубоко вздыхает. Она ненавидит себя за слабость, ненавидит Вику за то, что она есть, но только строка «введите сообщение» навсегда запомнит недавнее «Я люблю тебя, Вика», которое стиралось и набиралось снова до тех пор, пока не стало тем, чем стало впоследствии.       Пора заканчивать. Перестать хвататься ледяными руками за что-то, ведь удерживать что-то, тем более — кого-то, нельзя. Неправильно, хоть и чертовски больно отпускать.       Марьяна знает.       Марьяна больше не чувствует этой странной привязанности и понимает, что пора отпустить Вику; пора начать жить не ей.