***
Локк понуро тащился на выданной ему гнедой кобыле. Он ненавидел юг - там слишком много людей, и мало зверья. По бокам дороги возвышались могучие, темные ели, где он позавчера ставил капканы на куниц: отличный мех, да и начало сезона. Чуть дальше бобровая плотина; Локк уже приметил для себя там тропы, чтобы ставить петли с первым снегом. За спиной оставался родной Север, где на границе крепких лесов и мерзлоты территории возле Стены, он охотился на медведей и волков. А еще там обитают громадные лоси с рогами в три метра. Правда за охоту в тех местах, бывало, крепко доставалось от патрульных Ночного дозора, ведь по закону, это их охотничьи угодья. Его даже пару раз ловили и на аркане за шею приводили на расправу в Черный замок. Особым зверством над браконьерами там отличался сир Аллисер. От воспоминаний Локка передернуло, и он поерзал на седле, усаживаясь удобнее; путь предстоял не близкий, а тощие ляжки он себе уже натер. Локк бы предпочел следовать за колонной пешком, но лорд Болтон настоял ехать верхом, так солиднее. Охотник унизительно умолял его хотя бы позволить проверить и захлопнуть капканы в пути, но назначенный Хранитель Севера был непреклонен, а чтобы бастард больше не нарушал тишину поездки, дал костлявым кулаком в зубы. Локк привычно обсосал кровь с разбитой губы и кончиком языка еще раз проверил сохранность оставшихся зубов. Вроде все на месте и не шатаются. Как назло, кобыла споткнулась о камень в дороге, и он с прикусил язык, замычав от боли и вытрескав глаза. Русе обернулся на звук, приподнял брови и проморгавшись как на дурака, отвернулся. Молчал Локк три дня; только пил разбавленное в три раза кислое вино в таверне и кивал головой в знак благодарности. От предложенной еды отказался. Ночевал он где-то снаружи, выбирая место подальше от людских троп и отхожих мест. У Русе не было привычки оставлять его в доме, дольше чем необходимо. Обычно охотник получал распоряжения в холле, после чего уходил выполнять, не мешкая и не переспрашивая. Все Болтоны были строгими хозяевами. Милорд заговорил с ним, только через неделю, когда заболела голова и он вспомнил о пиявках. Удивительно, но дальняя дорога отвлекла его на какое-то время от привычной процедуры, но давний недуг напомнил о себе. — К ночи будет дождь, — внутренний барометр лорда никогда не обманывал. — И ветер. Локк, будто только этого и ждал, с готовностью спрыгнул с лошади и ушел в неизвестном направлении, чтобы найти хорошее болото. То, что он нагонит и вернется не с пустыми руками, Русе не сомневался. Охотник прекрасно ориентировался в любой местности, где бы не оказался. К тому же, Локк стал бледнее, чем обычно и совсем сгорбился на лошади, явно недоедал в пути. Его стоило отпустить хотя бы до вечера, чтобы он нашел себе провизии, а головную боль Русе вытерпит до заката.***
А еще Локк ненавидел Русе. После внезапной смерти прошлого правящего лорда в Дредфорте, наследником должен был стать младший брат почившего, по совместительству, кровный отец непризнанного бастарда Локка, сына жены лесника. Но будущий наследник, на пьяную голову которого, вдруг, свалилась ответственность, предпочел отказаться от такой чести и назначил лордом своего тихого племенника Русе. После чего в три дня умер от перепоя; на радостях, как говорили. Русе подошел к малокровью рода очень ответственно и первым делом начал собирать бастардов, чтобы были под рукой. Особо отличившихся он предпочитал держать при себе. Так румяный сын мельничихи, страх и ужас своей деревни, стал псарем, а одичавший сын вдовы лесника, был назначен охотником лорда. Оба, через некоторое время пригляделись друг к другу и нашли общий интерес. Пиявки на юге почему-то оказались вялыми, или скорее пережравшими; Локк убил почти два часа, чтобы пяток сосальщиков, наконец-то прицепились к его голым, с черными волосами ногам, опущенным в мутную воду. Он расторопно отковырял полупрозрачных пиявок кончиком ножа от бледной кожи, чтобы они не напились крови раньше времени и опустил их, извивающихся, в заготовленную банку. Самое гадкое, что об этом народном методе лечения, лорду подсказал он сам — и кто за язык дернул? — и теперь каждый раз, когда Русе страдал от любого недуга, он гнал Локка за свежей партией болотных гадов. Локк с особым наслаждением ждал, когда Болтон в силу возраста, пожалуется на мужскую слабость, и можно будет прицепить ему пиявок на член. Или в зад засунуть от геморроя! И от бельма на его неживые глаза… Локк понял, что разошёлся в своих влажных мечтаниях, когда увидел, что солнце уже осветило золотом кончики елей, а комары как-то особо звонко начали подбираться к его ушам. Он тряхнул головой, отгоняя спутанными волосами летучих кровопийц, поднялся, натянул штаны с сапогами, проверил сохранность пиявок и понюхав воздух, как гончий пес, безошибочно пошел в сторону тракта, где, недалеко проехав, остановился его господин со свитой. Русе как раз надоело ждать и он уже замерз лежа голым на кровати в пыльной комнате таверны, когда почти бесшумно явился верный Локк и принялся рассаживать пиявок на нужных местах. — Ты дольше, чем обычно, — как факт сказал лорд, и прикрыл глаза, расслабляясь. Боль, сдавливающая виски, начала отступать. — Да, — отозвался Локк, ничего этим не говоря. Русе был не интересен рассказ охотника о зажравшихся пиявках юга. Закончив, бородач поднялся и так же бесшумно опустился рядом, ожидая конца процедуры, чтобы снять пиявок и выйти вон. Оставлять рядом с собой в одном помещении ночью человека, который лучше всех умеет свежевать теплые туши — Русе не рисковал. У них были особые, крепкие отношения: Русе его презирал за собачью верность, а Локк люто ненавидел, но этих двоих боялся весь Дредфорт с окрестностями. После полуночи охотник довольно уютно устроился за конюшней, чтобы охранять на всякий случай лошадей, и жарил для себя на углях пойманного тут же ежа. Тушка, в отличие от местных пиявок, была тощая и подванивала, но он не выбирал и съел зверька с костями. С каждым последующем утром воздух становился теплым и влажным, с далеким запахом моря. Как дырка у шлюхи, — подумал Локк, вспоминая рыжую прошмандовку, с которой несколько лет назад разом лишился девственности и заразился какой-то дрянью. Потом она умерла в какой-то канаве, а он еще лечился, теми самыми народными средствами, пока добрейший всей душой молодой лорд Болтон, заметив его манипуляции в оружейной, не приказал облить ему член кипятком. Вышло радикально, но подействовало. Чесаться Локк перестал. И только совсем недавно снова захотел женщину. Королевская гавань показалась во всей красе однажды за очередным поворотом, когда северяне закончили послеобеденные сборы и тронулись в путь. Локк аж приподнялся в седле и вытянул жилистую шею, чтобы получше издалека разглядеть столицу, обещающую по словам менестрелей, все пороки рода человеческого. И он, как раз был не против в них окунуться, со всем провинциальным азартом. Тем-более, предприимчивый охотник собрал немаленькую для севера сумму в своём кошельке, тайно от лорда продавая шкуры заезжим торгашам. Плотно уложенные колбаской монеты приятно оттягивали складку на поясе, куда он их припрятал. И Локк собирался потратить их все, чтобы вдоволь удовлетворить душу и тело — один раз живем! Лорд Болтон оставил большую часть свиты на площади Бейлора, выдав каждому по небольшому мешочку на мелкие нужды. Оглянувшись, он вдруг не обнаружил Локка, которого вообще-то собирался брать с собой представиться во дворце. Нужно было впечатлить мальчишку-короля колоритом Севера, чтобы побыстрее отвязался и больше лишний раз не зазывал. Охотник подходил на эту роль идеально: тощий, бородатый, со склоченным мехом накидки на плечах, и злыми, серыми, как воды холодной реки, болтоновскими глазами. Светские манеры у Локка отсутствовали; высморкаться или харкнуть он мог под ноги любому важному господину. — Локк? — чуть громче, чем обычно позвал лорд охотника, надеясь, что он просто где-то затесался среди пестрых горожан. Но никто не подошел. Отпущенные люди топтались на месте и озирались по сторонам. Русе вздохнул, про себя сделав отметку о наказании Локка по возвращению, и выбрал другого впечатляющего мужа северных земель.***
Чуть-раньше этого момента, Локк смог довольно ловко отвязаться от свиты Болтона и, действительно, хотел слиться с толпой, как он обычно прятался среди деревьев, во время охоты. Но местные начали отшатываться от его дикого вида, косясь и фыркая. Его даже пару раз откровенно выругали на повышенных тонах и брезгливо толкнули, когда он решил присесть за прилавок, чтобы окончательно убедиться, что Русе за ним никого не послал искать. Пришлось зайти в переулок и переждать там. Он обернулся, разглядывая куда попал. Узкая, грязная тропинка меж каменных стен, вела в какой-то крысятник на другом конце. И тогда, как свет в конце тоннеля, он увидел её! Прекрасная дева с высокой, покачивающийся в такт дыханья грудью, и сочным станом обвитым единым лоскутом легкой, как ветер и жгучей пурпурной тканью, томно смотрела на него. Локк аж сглотнул, не веря своим глазам. Эта птичка звала его! Небесное творение семи богов, подняла изящную руку и поманила за собой, вдруг скрывшись с обзора. Локк рванул за ней, как кобель за течной сучкой. Перед глазами пронеслись все нереализованные желания прошлого и будущего. — Куда пошла? — заорал он не своим голосом. — Стой! Он с шумом выскочил из переулка, и только увидел, как богиня снова мелькнула за поворотом, оставляя после себя лишь шлейф пурпурной ткани. Локк приосанился, и поняв, что хитрая лань решила с ним поиграть, как тигр пошел по её следу. Дерзкая девица ожидала его за следующим поворотом, совсем близко, что он смог разглядеть, как от бега у неё образовались бисеринки пота на ямочке меж грудей, но всё так же далеко, чтобы он мог её поймать. Она хрустально засмеялась, и почти позволив себя взять за руку, снова легко убежала вперед. Не сводя с неё алчущих глаз, Локк не отставал, позабыв себя в пространстве. Он видел только её подпрыгивающий от бега упругий зад и летящие светлые кудри по спине, и запах: манящий и желанный. Локк даже не заметил, как вошел в чей-то дом с высокими потолками, окутанными ароматным дымом и кучей веселящегося народа по углам. Всё его внимание было приковано к девице. Остановившись, она приподняла подол платья, показывая охотнику ослепительно-белую, жирную ляшку. Локк испустил рык, и хотел было кинуться вперед, но обзор перегородил здоровенный негр и потребовал предъявить возможность оплаты. Локк пощупал себя по поясу, удостоверившись, что монеты при нем. Негр довольно улыбнулся толстыми губами, глядя на гостя сверху вниз, и отошел в сторону. Подскочившая девица взяла Локка за мозолистую руку и прижалась всем телом, давая, наконец-то себя обнять и хорошенько рассмотреть. Да, она была хороша! На такой Локк бы женился, и настрогал детишек. Пятерых. Больше ему не прокормить. — Пятьдесят драконов, — сказала она тихо, глубоко дыша и посмотрела ему в самые глаза. — Хочешь, скажи? — Да, — бездумно выдохнул мужчина, и хотел наклониться к её пухлым, приоткрытым губам, но чертовка, словно рысь в капкане, снова отскочила от него, смеясь и маня за собой. Она привела его в маленький будуар, с занавешенным плотными, красными портьерами окном и промятым топчаном, на который тут же плюхнулась, разводя ноги. Другого приглашения Локку не требовалось! Скинув с себя тяжелый плащ, он, путаясь в застежках и завязках, торопливо раздевался, пока его кошечка готовила себя рукой, посматривая на него блестящими глазами. В угол полетела кольчуга; перевязь с мечом, кинжалом и фальчионом. Длинный гамбезон на себе он только что не разорвал, оголяя волосатую грудь с татуировкой. Штаны с сапогами полетели следом, и Локк остался в одних портках, недвусмысленно торчащими спереди. Он всего на какое-то мгновение засмущался, но потом подумав, что его богиня может видеть его со всеми недостатками, смело стряхнул последнюю деталь одежды. Девица повела тонкой бровью, и сладко улыбнулась. На своей работе она видела множество членов и привыкла не подавать вида: маленькие, толстые, кривые, или как этот — калеченные, все имело право на удовлетворение. — Какой ты хочешь, чтобы я была, сладкий? — Моей, — каркнул Локк, и прыгнул на топчан, взбивая в душный воздух пыль.