Crimson Ties

С самого детства Ацуши знал, что он неудачник, и из него не выйдет ничего путного. И вообще ничего не выйдет. Когда тебе повторяют это по десять раз на дню, разве ты не поверишь более авторитетным и умным взрослым и не примешь за абсолютную истину как единственный возможный вариант? Не вытравишь из сознания так, словно готов оттарабанить в любое время дня и ночи? Ещё когда он жил в приюте, Ацуши долгое время казалось, будто чего-то в его жизни не хватает. Нет, конечно, почти каждый сирота желает обрести семью, крышу над головой и надежду на будущее. Не то чтобы такой как он вообще имел какие-то шансы на подобный исход. Нет-нет, в определенный момент Ацуши даже бросил мечтать о подобных вещах. Но ему всю жизнь казалось, будто он не целый, а где-то потерял важную часть, как пазл без одной или нескольких деталей. Иногда такие пазлы дарили старшим на Новый Год. Иногда невольно Ацуши задумывался: возможно, он такого не заслуживает: друзей, уважения воспитателей, надежды на будущее, потому что ему самому чего-то недостаёт? Потому что единственный неправильный здесь он. С годами Ацуши только сильнее и сильнее убеждался в собственной несостоятельности. Воспитатели в приюте вечно ругали его за отсутствие усидчивости и прилежания в учёбе, неуспех в любом деле, за которое он брался, придирались за каждую мелочь, и он окончательно уверился, что даже выучиться нигде нормально не сможет. И окончательно пал духом. А потом его и вовсе выставили из приюта. Никого не волновало, что ему и двадцати нет. Не то, чтобы он имел право обвинять в чем-то Директора. При одной мысли о Том Человеке Ацуши пробирала дрожь. Он бежал от города к городу, в ушах звенело напутствие. Как он по итогу оказался в Йокогаме, прямо на берегу океана, Ацуши толком не запомнил. Слишком его пугал Белый Тигр. Ацуши вообще по жизни часто, если не сказать всегда, чувствовал себя идиотом, но, наверное, глупо осознавать, что ты увидел человека и в то же мгновение понял, что именно его тебе не хватало всю твою предыдущую жизнь? Но он почувствовал именно это – новые ощущения, которые делают тебя правильным. Целым. Сперва он испугался, а после согласился стать частью Детективного Агенства. Особенно когда выяснилось, что и сам он эспер. Но, наверное, даже оставайся Ацуши самым бездарным человеком на земле, он бы и сам попросился в это агентство, пусть просто перебирать бумажки – там, вон, есть секретарши. Наверное и для него нашлось бы местечко. Потому что когда Ацуши встретил Дазай-сана, он окончательно осознал собственное предназначение. Он посвятит свою жизнь защите города. Ну, по крайней мере, попробует. Ацуши даже было почти нестрашно, когда в переулке он впервые столкнулся с жутким Акутагавой. Куда сильнее его раздражало то, что тот говорил про Дазай-сана. И именно это стало спусковым крючком для его эмоций. Для его желания действовать. Ему очень хотелось бы не сомневаться, но Ацуши весь от макушки до пят или кончиков ушей до хвоста в своей тигриной форме – сплошное сомнение, комок пульсирующей тревоги. Он всё ещё не уверен, что заслуживает подобного счастья: находиться с хорошими добрыми людьми, которые улыбаются, в одном помещении, смеяться с ними, отлично проводить время. Ведь должен же быть подвох, верно? Ацуши спас Кеку от мафии и даже победил жуткую куклу в Комнате Энн. Он мог собой гордиться. Но невольно ему хотелось спрятаться от незримого ока Того Человека и обернуться, посмотреть на Дазай-сана, спросить: Я ведь хорошо справился, вы тоже в меня верили? Он искал ответ в чужих глазах, искал подтверждение собственных мыслей, отчаянно желал отыскать его каждый раз, когда они с Дазай-саном встречались во время работы – за обедом или пересекались по какому-то делу. Возможно, ему настолько претила мысль оказаться ненужным и бездарным сама по себе, что он готов был ухватиться за любой намек. Проблема состояла в том, что Дазай-сан со всеми общался примерно одинаково, никак не выделяя его. Ацуши хотел доказать, что он лучше других. Что он достоин. На самом деле он был глуп и не хотел считать себя мерзким человеком. А приходилось. Ведь он и сам прекрасно понимал, что все те слова, которые слетали с его губ в присутствии Акутагавы – отвратительны. Собственные жалкие и неловкие провокации, желание ударить как можно больнее – даже не физически, морально. По способностям они с носителем Расёмона оказались, к сожалению, почти равны, и никто не мог одержать окончательную победу. Хотя Ацуши все равно невольно завидовал тому, как виртуозно тот обращается со своей способностью. Ему оставалось только мечтать о подобных вещах. А ещё тому, что тот знал Дазай-сана гораздо дольше. Но все равно в любой подобной ситуации Ацуши ничего не мог с собой поделать. У него вообще имелись проблемы с самоконтролем ещё с приюта, он даже когда боялся Воспитателей и других ребят, иной раз просто не мог заставить себя замолчать, даже во вред себе. Едва прозвучало имя Дазая, противостояние с парнем из мафии стало для него чем-то глубоко личным, задевающее внутри что-то, что Ацуши не знал как объяснить даже сам для себя. И это раздражало. До желания бить кулаками в стену до тех пор, пока в ней не появится дыра, а он сам в очередной раз позорно не разрыдается. Впрочем, Ацуши вообще с огромным трудом признавал, что не прав, если это касалось очень личных для него вещей. И только наедине с собой. Лишь когда им с Акутагавой удалось победить лидера Гильдии, Ацуши почти почувствовал это. Почти неосязаемое одобрение. Чужое принятие. Принятие того, кого он искал. Одобрительный взгляд, направленный в его сторону, мягкая теплая улыбка; всё в чертах лица, обрамлённых волнистыми темными волосами, говорило о том, что Дазай-сан им доволен. Пусть, случись так, если Ацуши обманул сам себя в данной ситуации, он все равно чувствовал себя счастливым. Ведь у него есть надежда. Город ещё бурлил после падения Моби Дика в бухту, но люди казались искренне счастливыми. Об Ацуши даже в газете написали, как о герое. И в честь него в агентстве праздник устроили. Он позволил себе помечтать, что так и будет всегда. Возможно, он когда-нибудь станет достаточно влиятелен, чтобы помогать Дазай-сану и Куникиде-сану. И Директору. Многому научится. Ему не придётся так корпеть над учебниками, чтобы нагонять программу по кандзи. Он больше не будет чувствовать себя таким никчёмным. – Дазай-сан, давайте сходим погуляем по набережной? – неловко предложил он. Даже одна простенькая фраза отняла все моральные силы. Он репетировал ее часами перед зеркалом, позорно прячась от Кеки, но в реальности это оказалось гораздо сложнее. Хорошо хоть сейчас в кабинете никого не было, и он справился с собой и выпалил эти слова за раз и зажмуриться. Если тот откажется, хоть не так стыдно будет. Только перед собой. Ацуши буквально кожей чувствовал чужой испытующий взгляд. Любопытство? Насмешка? Ками-сама, ему так страшно! – Давай. Зайдём куда-нибудь перекусить. Только я, похоже, оставил свой кошелек дома, – он нарочито кисло на него посмотрел. – Если ты меня угостишь. Ацуши устало вздохнул. О рассеянности Дазай-сана кто в агентстве только не подшучивал. И как он только свою голову не потерял. – Хорошо. Пойдёмте. Дазай снял своё пальто с вешалки, и они вскоре вышли из офиса. Ацуши посчитал, что раз до конца укороченного рабочего дня осталось меньше двадцати минут, можно идти так, не предупредив Куникиду, который отправился отчитываться к директору по поводу какого-то мелкого задания. – Скажите, а вы давно здесь работаете? – осмелился он всё-таки открыть рот. – Четыре года или около того. Ацуши насупился. Он все ещё был недоволен, что поскольку никто так и не угадал прошлую профессию Дазая, столько денег уплыло у него прямо из-под носа. – Вам нравится здесь? – наверное, разговор звучит так натянуто, кошмар. – Думаю, да. А тебе? – Я раньше и не думал, что люди могут быть такими добрыми, – Ацуши почувствовал, что краснеет. – И относиться к другим настолько хорошо. Обычно раньше на меня только кричали и говорили, какой я никчёмный… извините. Не думаю, что вам это интересно. Однако Дазай, как ему казалось, внимательно его слушал. Во взгляде темно-карих глаз светилось участие. Ацуши готов был расплакаться. Никто никогда не относился к нему с такой теплотой. – Неправда. Мне интересно общаться со своими коллегами, – Дазай чуть прищурился. Вот теперь Ацуши по-настоящему чувствовал себя особенным. Ему казалось, будто тот ведёт себя с ним немного иначе, чем с другими. – Мне тоже очень интересно общаться с вами! – Ацуши проклял себя и собственную неловкость. Когда Дазай дурачился, его так легко было не воспринимать всерьёз, но вот, они наедине, и он даже испытывает лёгкое замешательство. – Скажите, а каково было, ну, находиться в мафии? Дазай сразу поскучнел и остановился, опёрся о перила моста, по которому они как раз проходили. Ацуши даже начал опасаться, что он в воду прыгнет. И мокнуть не хотелось. И вообще неловко. Люди будут пялиться. – Меня все вопросами по этому поводу засыпали. Странно, что ты среди них не был. – Я вроде был, но нет. Мы тогда с Кекой-чан… – Ацуши привычно запутался в словах. – Простите. Если не хотите, можете не говорить. Мне просто всю жизнь казалось, ну, что я не на своем месте. Хотел узнать, возможно, вы испытывали то же самое? Возможно, мы могли бы быть похожи? Но последнюю фразу он не произнёс. Не осмелился. Она показалась ему почти богохульной. – Не на своем месте? – потянул Дазай. – Пожалуй, так и есть. Но не сказал бы, чтобы в мафии я чувствовал себя неуютно. Или ты ищешь определенный ответ на свой вопрос? От проницательного взгляда Ацуши сделалось не по себе. Он не пытался найти какой-то определённый ответ, он просто хотел… – Мне хочется узнать вас получше, – слетело с губ прежде, чем Ацуши даже осознал, что именно говорит. Ками-сами, что он вообще сболтнул? Кажется, он покраснел. Вот теперь точно. Как же ему стыдно теперь! – Интересная просьба, – усмехнулся Дазай. Радовало только то, что на Ацуши он не смотрел: только на то, как танцует свет на поверхности реки. – Только, надеюсь, ты не пожалеешь об этом. Когда он к нему повернулся, у Ацуши застыла в горле следующая фраза. Глаза казались тёмными и почти непроницаемыми, неживыми. Таким он его никогда не видел. – Дазай-сан, что с вами? – заикаясь, пролепетал он. Впервые за долгое время ему снова стало страшно. Но страх был другим – то, что смотрело на него взглядом почти почерневших глаз, не несло угрозы конкретно ему. – Ты же хотел получить свой ответ, – Дазай моргнул и потянулся. – Какой прекрасный денёк. Кстати, ты снова хочешь отядзуке или сходим в другое место? Теперь его лицо выглядело в точности как раньше. Ацуши даже захотелось понадеяться, что ему почудилось. Вот только интонации, которыми Дазай сплетал слоги один за другим, врезались ему в подкорку – вместе с выражением глаз и лица, Дазай выглядел живым мертвецом. Раньше Ацуши таких никогда не видел. И, он внутренне понадеялся, никогда не увидит снова. Ему стало неприятно от себя самого, и он малодушно отправил воспоминание о произошедшем сейчас в самый дальний уголок собственного разума, куда прятал все самое ужасное, что с ним происходило: что делал Тот Человек, пребывание в подвале, смутные воспоминания о пребывании в облике Тигром, когда Ацуши не мог себя контролировать, некоторые особо неприятные моменты из битв. – Куда вы пожелаете? – неловко отозвался он. На какой-то момент Ацуши показалось, будто он совершает страшную ошибку. По лицу Дазая словно пробежала тень. Или ему почудилось? – Тогда я знаю одно местечко. Там готовят неплохой карри. Иногда я туда хожу. Если хочешь, покажу. – Да! Пойдёмте! – Ацуши стало немного комфортнее, хотя он все ещё не мог изгнать образ того, как после произошедшего по его безмятежно улыбающемуся лицу пробежала тень, снова на мгновение исказив его черты. И Ацуши твёрдо знал: он этого никогда не забудет. Вскоре после битвы с Гильдией и этой небольшой прогулки по набережной в город пришел Татсухико Шибусава, белый Кирин. И глядя на сидящего возле могильной плиты Дазай-сана, и просыпаясь в холодном поту в своем осиирэ, Ацуши не сомневался: если бы не разговор на мосту, он бы в нем не сомневался. На самом деле Ацуши и так думал, что тот все устроил лишь чтобы ввести противника в заблуждение. Но все равно. Вспышка. Улыбающееся лицо перед мысленным взором сменилось будто выточенной из мрамора безразличной маской с пустыми глазами. Ацуши не желал в этом признаваться даже самому себе, но какую-то самую глубокую часть души терзали сомнения, тот самый отдаленный уголок сознания, пыльный темный чердак, куда ты убираешь то, что не желаешь видеть. И когда в битве с Шибусавой тот приоткрылся. На самую малость. Ацуши стало не до мыслей о Дазай-сане. И даже не о тигре. Он встретился лицом к лицу с самим собой. Я тоже себя ненавижу. Для него это, в общем-то, с детства являлось абсолютной константой. Отчасти, в том числе и мотивацией, тем, что помогало двигаться вперёд и, может, и то, что ограничивало Тигра в его душе. Возможно, исключительно поэтому он никого не убил. Ну, почти никого. Но он ведь имел право? Имел право, правильно? Этот человек мучил его? Хотел отобрать его способность. Которую ты и так не хотел, любезно подсказал стоящий за спиной Тот Человек. Он же выпустил когти, потому что хотел выжить. Разве он так многого просит? Вкусно поесть. Поспать в теплом месте. Найти людей, которые его понимают. Неужели он ничего этого не заслужил? Ценой жизни другого человека? Он имел право убить его на пути к этому? Ацуши от себя буквально выворачивало наизнанку. Хотелось плакать. Нет, он, конечно, постоянно ревел, но сейчас его буквально разрывало от бушующих внутри эмоций. Которые показывать Акутагаве у него не было ни малейшего желания. Вот ещё! Много чести! Ацуши совсем немного обидно на себя и – совершенно не обидно – на Дазай-сана. Он ведь в нем и не сомневался. Разве что самую малость. Но это было давно и неправда. Потому в чем Ацуши не сомневается, так в собственной победе. Пока в него верят, пока в себя верит он – все получится. Со вторым, конечно, проблемы. Но все равно нужно как следует постараться! Ацуши пытался изо всех сил убедить себя в собственной правоте – пусть больно, пусть хотел ударить он прежде всего себя, а не противника, эту мысль Ацуши откинул первой. Пусть даже он не прав, разве сейчас это важно? Дазай-сан на него рассчитывает здесь и сейчас. Поэтому он не остановится. Возникший в сознании образ тепло ему улыбался. Ради него Ацуши постарается. И одержит победу. После того, как башня рухнула, а способность Шибусавы исчезла, Ацуши обнаружил себя стоящим посреди развалин. Ему казалось, будто он забыл что-то очень важное. Вот только никак не мог понять, что именно. Вроде оно имело отношение к тому, кого они только что убили. Но все эти мысли исчезли из головы, едва он увидел идущего к их маленькой компании Дазай-сана. И попытался спрятать улыбку. Нельзя же вести себя как ребёнок! После пролетела череда небольших инцидентов, и особенно обидным Ацуши посчитал для себя случай с Люси. Он же ничего не сделал. Ну, такого. Наверное, он о чем-то снова забыл, но подобное с ним бывает! В этом нет ничего особенного! А люди отчего-то опять злятся. Ацуши на такую реакцию со стороны девушки только растерялся. Да и к последовавшим событиям не знал, как отнестись. Кека с Люси явно друг другу не нравились, и он понятия не имел почему. Потом случилась вся эта история с чемоданом, Кека начала немного иначе относиться к Снежному Демону, и Ацуши совсем растерялся. Вот что вообще делают в таких ситуациях? Он бы спросил совета, но Дазай-сана донимать такими пустяками было немного стыдно. Потому он и не осмелился. Некоторое время колебался, но всё не подошёл. Наверное, стоило. Потому что после произошло какое-то странное событие. Рампо идти отказался и отослал на дело его. Ацуши с готовностью согласился. Он любил доказывать свою полезность окружающим. Особенно, учитывая, что для написания отчётов от него не то, чтобы было очень много толку. Ему требовалось ещё и помогать Кеке: девушка не догнала школьную программу по кандзи. Про него и говорить нечего. Его академические успехи всегда оставляли желать лучшего, и пусть сейчас он старался что-то с этим делать, получалось неважно. Даже с выбором иероглифов на компьютере, он все ещё совершал досадные ошибки. За которые приходилось извиняться перед Куникидой. Тот уже привык, что приходится просматривать ещё и его отчёты перед отправкой директору, уже даже перестал на него злиться из-за этого и махнул рукой. Только сказал учиться и подходить спрашивать, если что-то будет непонятно. Ацуши учился, но старался слишком часто его не отвлекать. Характер у правой руки главы Агенства был довольно вспыльчивый, а рука тяжёлая. Объяснял он подробно и доходчиво, но заводился с пол-оборота, если тратил на объяснения слишком много времени и «выбивался из графика», а Ацуши часто слишком долго не мог уяснить какие-нибудь нюансы. Так или иначе, к тому времени, как Ацуши добрался до места, там уже находился Танизаки. Топтался возле накрытого трупа и выглядел не слишком довольным. – Ты разве не должен ещё быть в школе? – чуть удивился Ацуши. В ответ тот выдавил только неловкую улыбку и заговорил. – Вот жертва, лицо изуродовано, потому мы пока не можем определить личность. При нём находился пистолет, – когда того требовала ситуация, Танизаки время от времени разговаривал на местах преступления как Рампо, полицейскими терминами. Наверное, потому что нередко сопровождал их детектива во время расследований. Ацуши взглянул на лежащего на асфальте человека. Короткая типовая стрижка мельком напомнила ему о Воспитателях из приюта, и он усилием воли подавил дрожь. В конце концов, каких только совпадений в жизни не бывает. – Возможно, это было убийство, – продолжал Танизаки. – По показаниям свидетелей, жертва сама выбежала на дорогу. Ацуши нервно мотнул головой. Дальнейшее он старался слушать внимательно, но голова гудела и трещала. В ушах нарастал шум. Он словно снова оказался в подвале, в клетке, где его запирал Директор. Потому следующую информацию он уловил рывками: старый пистолет, который использовала раньше Портовая Мафия, обрывок газеты с фразой «Найти», шутки Танизаки и его попытки подражать Рампо, результаты допросов жителей близлежащих домов, фоторобот какой-то. Подождите. Фоторобот? Ацуши вздрогнул лишь когда Танизаки снова к нему обратился. И его взгляд сфокусировался на фотороботе. Пистолет. Перед глазами пролетело несколько самых ужасающих сцен из детства подряд. Его снова затошнило, как и тысячи раз до этого. Но теперь он всерьёз рисковал оставить завтрак на асфальте. – Он пришел…– продолжил Танизаки. – Ацуши-кун. Эй, ты в порядке? Ответить никак не получалось – его едва хватало на то, чтобы не разреветься посреди дороги. Ацуши столько боролся, чтобы забыть своё прошлое. Этого Человека. А теперь он появился здесь. Слово «мертв» врезалось в уши, его никак не удавалось протолкнуть дальше, в глубины сознания. Осознание никак не приходило. Директор Приюта. Король в Королевстве, затерянном среди Рисовых Полей. Отвратительном Королевстве Гниющих Досок и Трухлявых Половиц. Ацуши будто наяву видел холодные лица других детей, как они искажались в насмешливых улыбках, мгновенно сменявшихся страхом или ужасом. Некоторые смотрели виноватым или извиняющимся взглядом: «Если это будешь не ты, то я. Прости. Ничего личного». Испуганные дети, прячущие глаза; дети, становящиеся в следующее мгновение для него смертельными врагами, доносят, подставляют, лгут. Делают всё, лишь бы протянуть лишний день. Лишь бы спасти себя. Он украл конфеты со склада. Холодный взгляд Директора из-под чёлки. В нём даже нет разочарования. Только принятие и понимание. Ацуши помнил, как выглядит его кабинет, до мельчайших деталей: часы на полке, аскетичная обстановка из стола, стула и коврика у двери. Она стояла перед его глазами с такой ясностью, будто он лишь вчера зашёл туда в последний раз. Дверь с табличкой «директор»: каждая буква, написанная отчего-то романдзи. Но яснее всего Ацуши помнил очертания дерева в пальцах и вес молотка в руке, слишком тяжёлый для одиннадцатилетнего ребенка. Вбей этот гвоздь себе в ногу. В противном случае ты умрёшь. Жизнь нелёгкая штука. Тебе придется выбирать, что сделать. Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо. Холодные слова, срывающиеся тягучими каплями яда с тонких губ, промедление, глухой удар и свой собственный крик, разносящийся по узким холодным коридорам здания. Ацуши не хотел вспоминать ни этот случай, ни какие-то другие. Он не желал видеть этого человека, не желал о нем знать. Только забыть. Все усилия, которые он предпринимал, казались напрасными. Неужели Ацуши и впрямь настолько жалок, что не заслуживает счастья? У него так сильно стучали зубы, что тряслась челюсть. Он широко распахнул глаза и смотрел куда-то вдаль здания. И даже не сразу понял, что Танизаки пытался его дозваться. Парень не сразу, но увёл его в сторону, подальше от тела, в какой-то парк или на площадку. Принес ему кофе. Ацуши сидел на скамейке, обняв колени руками. – Мне до сих пор не верится, – глухо произнес он, не поднимая головы. – Директор приюта мёртв. Он ведь искал меня, верно? Танизаки молчал. Он только что принес другой фрагмент газеты. Той самой, в которой написали про Ацуши не так давно. И про победу над Гильдией. – Послушай, ты точно в порядке? Может мне стоит кого-нибудь другого позвать? – Танизаки явно чувствовал себя неловко. Ацуши хотел орать. Или плакать. Или разорвать эту газету на мелкие кусочки. И плевать, что это улица. И плевать, что убийцу не найдут. Но тогда и тело директора надо куда-то деть. Тигр его не сожрёт. Он же не людоед. Да и при одной такой мысли Ацуши затошнило. Что за бред? О чём он думает? – Я в полном порядке, – буркнул Ацуши. Танизаки все также неловко смотрел на его. Ацуши взял у него кружку с кофе и чуть не облился. Рука тряслась так, будто он готовился вогнать в нее ещё один гвоздь. Пальцы ослабли, и пластиковый стаканчик из Старбакса беспомощно упал на асфальт. Кофе расплескалось коричневой лужей. Танизаки встал. – Слушай, ну все. Рампо сказал, что тебя пришлёт. Понятия не имею почему. Но, видимо, он оказался не прав. – Рампо-сан…? Ацуши замер. Выходит, их детектив знал? Губы сами собой растянулись в горькой улыбке. Конечно, он сразу все понял. Но зачем тогда отправил Ацуши. Что за извращённая пытка? Пришлось поспешно вытирать слёзы. – Нам нужно продолжить работу, – твердо сказал он. Если уж ему поручили задачу, Ацуши её выполнит. По крайней мере, никто не сможет обвинить его в том, что он никчемный выродок. Больше никто. Ведь человек… – Ацуши-кун, если ты очень плохо себя чувствуешь, может тебе стоит отдохнуть? – Танизаки пытался выказать участие. Выходило слабо. Ни для кого в агентстве не было секретом, что больше всего он заботился о Наоми, проводил время в основном с ней, и не то, чтобы на самом деле ему особо было дело до кого-то ещё. В чем-то Ацуши, наверное, ему завидовал. Он, пусть и искренне хотел находиться рядом с Дазай-саном, не знал каково это по-настоящему – проводить так много времени с близким человеком, оберегать его, дорожить им так, что внутри что-то сжимается. Мечтал об этом часами, представлял. Но не знал, как на самом деле ощущается это. Что чувствует человек, постоянно находясь на расстоянии вытянутой руки от того, кого так сильно любит и ценит. Даже если и стоит принести в жертву целый мир ради него. Так что с того? Ради сам Ацуши не был бы готов ради этого? – Я себя нормально чувствую. Мне отлично, – буркнул он. – Пойдем проверим территорию Портовой Мафии. Вроде бы у Него там была назначена встреча? – Не совсем там. Скорее неподалёку, – кивнул Танизаки. – Ты очень нервно улыбаешься. Наверное, ты все ещё расстроен. – Да счастлив я! – сорвался Ацуши и заорал на всю улицу. Пара голубей, прохаживающихся совсем близко от них, испугались и взлетели. Несколько идущих поодаль людей обернулись на громкие голоса. – Урод, который меня мучил, подох! Может мне теперь кошмары сниться перестанут! С чего мне расстраиваться?! Танизаки ошарашенно замер, его лицо залила краска, будто он осознал, что сказал что-то не то. На мгновение замешкавшись, Танизаки сцепил зубы. Явно хотел что-то сказать, но не стал. Ацуши пошел прочь первым. Его все ещё трясло, но в сиренево-янтарной радужке поблескивали алые искорки. Спустя несколько минут Танизаки нагнал его и тихо сказал, где их будет ждать информатор Портовой Мафии. В трущобах Ацуши не понравилось. Он там почти не бывал, и они едва не заблудились. – Хмпф. Вас только за смертью посылать. Так и думал, что это будешь ты, – Акутагава стоял в тени одного из старых домов. Ацуши бы злился, оставайся в его душе хоть какие-то эмоции. – Угу, – он промолчал, не желая оправдываться. Под ноги ему бросили папку. Листки разлетелись по земле, и Ацуши подавил неуместный приступ раздражения. Однако Акутагава, похоже, не собирался здесь надолго оставаться. – Вот личное дело, которое просил Дазай-сан, – он помолчал и добавил. – Это было дорожно-транспортное происшествие. Мужчина собирался встретиться с одним из бывших членов маленькой преступной группировки и продать ему пистолет. Особой ценности они не имели, старый хлам. Нечто ценное для них самих. А за это вроде планировал выручить деньги. Этот же член группировки и есть свидетель. Грузовик сбил мужчину случайно, когда тот спешил через дорогу на ту сторону улицы. Ацуши наклонился за одним из листов и пробежался взглядом по строчкам. Там лежало досье Директора. Тот тоже, как и Ацуши, вырос в приюте. И очень много страдал. Он и ещё пять человек из его выпуска после приюта попали в криминальную группировку. Во время войны им пришлось видеть, как город тонет в насилии. И все друзья Директора умерли. Он остался совсем один. – И дальше что? – угрюмо спросил Ацуши. Он смял листки. Пальцы уплотнились, грозя вот-вот обернуться тигриными. Когти проткнули тонкую бумагу. – Меня должно интересовать его прошлое? Я, что, обязан, сочувствовать? Сопереживать? Мне плевать на этого человека. Я рад, что он умер! Ясно вам?! Рад! Даже Акутагава замер, похоже слегка обескураженный его вспышкой эмоций. Ацуши злился, больше от того, что показал себя слабым перед этим мафиози, чем по какой-то другой причине. Он и сам не заметил, как ноги донесли его обратно до офиса агентства. Ацуши и сам не видел, куда идёт. Ноги были ватными, и он едва одолел пару лестничных пролётов, ведущих на нужный этаж. Удивлённый взгляд хозяина кафе буравил в спину, и Ацуши едва подавил желание заорать и на него. На ни в чем ни повинного человека. Ничтожество. Ты совершенно не меняешься – Он хотел продать пистолет и купить тебе цветы, – робко сказал Танизаки. – Ну, Рампо-кун сказал же про цветочный магазин. Наверное, он хотел, ну, поздравить тебя? Может быть, он тобой гордился? Взгляд Рампо, также присутствующего в офисе, буравил спину. Ацуши бросил папку на пол. – Ложь! – закричал он. – Денег у него на букет цветов не было? Голова ощущалась будто чугунной. Ацуши на мгновение показалось, что у него подкосятся ноги, и он прямо здесь и сейчас позорно рухнет в обморок. В глазах стояли слёзы. Что за чушь? Этот человек – Директор приюта! Уж явно не последнюю рубашку отдал, чтобы сюда приехать. Какой костюм хороший нацепил. Да даже билет в Йокогаму наверняка стоил дороже какого-то букетика цветов! Да и сбил его грузовик как удобно на узкой улице! Неужели все друзья считают его таким недалёким?! Они правда думают, что он купится на такую дешёвую байку? Ему давно уже не десять лет в конце концов! Он сделал несколько неуверенных шагов к двери, и его снова одолел рой неуместных видений. Тесная клетка без окон; холодная цепь, обхватывающая его руки, ноги и шею; железные прутья решётки. В то время никто ничего от него не ждал, только повторяли, какой он никчёмный и жалкий. Ацуши задыхался от недостатка воздуха, ухватился за дверной косяк, но тем не менее, смог выравняться и почти выбежал по коридору и поспешил вниз по лестнице. Дважды споткнулся, чуть не упал и не расквасил нос. Никто за ним не пошёл, и от этого грудь сжимало, под ребрами резало так, что каждый вдох давался с трудом. – Ты ненавидишь меня, верно? Ненавидь меня. Там, во внешнем мире, прячутся жуткие чудовища, – его прядь сжимает холодная рука и дёргает так, что он стискивает зубы и сдерживает желание зашипеть. – Они гораздо хуже меня. Я делаю всё это ради тебя. Ненавидь меня, Ацуши. Не себя. Когда-нибудь ты станешь сильным. Ацуши не смотрел, куда идёт. Ноги едва его слушались и дрожали, так что, наверное, он устроился на первой скамейке, едва убрался как можно дальше от офиса. Он не знал, сколько там просидел, пытаясь утихомирить бешено колотящееся сердце, пока, наконец, не осознал, что больше не один. Возле дерева стоял Дазай-сан. – Они договорились, что его тело отвезут обратно, в городок, самый ближайший к приюту. Там пройдут похороны. Не хочешь посетить их? Ацуши только мотнул головой и сглотнул неожиданно ставшую горькой слюну. Он не желал вообще больше никогда слышать об этом человеке. Мимо прошли отец с ребёнком, и невольно подумалось: интересно, каково быть нормальным человеком? Иметь семью: отца и мать. Слово некоторое время перекатывалось на языке как конфета и скользнуло в горло, смешалось с горечью и растворилось в ней. Наверное, ему никогда не понять, что люди подразумевают, когда говорят о семье. В этом слове слишком много всего, о чем он не имел ни малейшего представления. – Не жалеешь? – Не понимаю, наверное. А вы? – Как бы сказать, – Дазай задумчиво проводил взглядом ребёнка, сжимающего в руке красный шарик. – Тоже немного не понимаю. Не всем смогу помочь. – Я знаю, о чём вы, – немного помедлив, отозвался Ацуши. – Как вы думаете, почему директор пытался скрыть от меня, что тигр? – И как, успешно? – Дазай не смотрел на него, только на зелёную крону дерева над собственной макушкой. – Не очень, – признал Ацуши. – Я с детства знал, что я не такой, как все. У других детей долго заживали ссадины и синяки. А когда били меня… – заканчивать фразу не хотелось, но он буквально вынудил себя продолжить. – Как-то Такеши, один из мальчиков чуть старше меня, упал с крыши сарая, он перекрывал ее вместе со старшими, и сломал руку. Он пролежал в медпункте около месяца. Я был ошарашен. Даже самые серьезные переломы у меня срастались за два-три дня от силы, – губы сами собой растянулись в горькой улыбке. – Тогда не так быстро, да. Наверное, вам все это ничуть не интересно. – Нет, отчего же? – Дазай смотрел все также вверх, а после присел на лавочку рядом с Ацуши. – Мне интересно. – Я не считаю, что он пришёл сюда, чтобы меня похвалить, – понизив голос до шёпота, произнес Ацуши. – Ради чего угодно, но не ради этого. Хотя, даже если он хотел извиниться, мне наплевать. Понимаете? – Да. Ацуши молчал. Он не был уверен, что тот действительно понимает. Взгляд его карих глаз казался безмятежным и почти пустым. Как в прошлый раз. Но теперь его это не пугало. Казалось правильным, что ли. Но спросить, испытывал ли сам Дазай подобное так и не осмелился. – Вы считаете, он поступал правильно? Дазай промедлил и тихо сказал. – Люди так не сочли бы. Даже если я озвучу тебе набор стандартных истин…, – он не сводил взгляда с какой-то далёкой и ему одному ведомой точки. – В любом случае, полагаю, это не то, что тебе требуется. – Но что думаете вы? В ответ только небрежный жест – пожал плечами, чуть повернул голову и посмотрел в сторону. Ацуши исподволь посматривал на него. В конце концов, им не так уж и часто выдавалось время на нормальную беседу. Даже если повод такой. – Не знаете? – Я могу лишь сказать, что ты стал таким, какой ты есть лишь благодаря воспитанию этого человека. Пусть ты его ненавидишь, – он на мгновение взглянул на него. – А ещё я знаю, что ребёнку положено скорбеть по родителю. На последней фразе его голос будто на мгновение стал безразличным, отдавал металлическими нотками и казался неестественным. У Ацуши даже по спине пробежали мурашки. Однако когда Дазай ему улыбнулся, захотелось разрыдаться. Потому что это произошло снова. Он почувствовал себя целостным. Получилось отпустить эмоции и расплакался. Не удержался и положил свою руку поверх чужой, чувствуя тепло чужой кожи, шероховатую поверхность бинта и выступающие костяшки пальцев, впервые за долгое время не испытывая смущения и не впадая в паранойю по поводу того, что о нем будут думать: коллеги из агентства, окружающие люди или кто бы то ни было ещё. Дазай не убрал руку. Ацуши потом ещё долго думал об этом тёплом дне. Потому что, наверное, лично для него он очень многое изменил. В дальнейшем Ацуши долгое время не мог себя простить. Не то, чтобы он не чувствовал себя так по тридцать раз на дню. Но в ситуации, когда Дазай-сан оказался в больнице, когда Ацуши не было рядом, чтобы его защитить, а директора ранили, чувство никчемности терзало его особенно сильно. Ведь он, как тигр, способен на многое! Так почему они только убегают? Сперва от мафии, а потом скрываться? Почему у них лишь один путь? Именно поэтому он поддержал Куникиду. Нельзя идти на конфронтацию. Нужно найти иной путь. А там Дазай-сан что-нибудь придумает. Ацуши нервно думал об этом, пока они с Куникидой спешили к Катаю. По правде сказать, зря. Они обнаружили только труп под одеялом. Убитый несколькими выстрелами в спину. Ацуши неловко замер. Куникида, стоящий впереди, втянул носом воздух и застыл. – Давай посмотрим на видео, что случилось. У Катая есть… было видеонаблюдение, – глухо произнес он. Ацуши без лишних слов бросился на поиски. Ох, лишь бы он ничего ненужного не трогал. Тут ещё отпечатки пальцев снимать будут. Ты справишься. Теперь, вместо голоса Этого Человека в его ушах звучал мягкий одобряющий голос. Слишком знакомый. – Достоевский. Значит это он, – пробормотал Куникида, а Ацуши уже набирал номер Йосано, сбиваясь изложил ей ситуацию. Его постоянно отвлекал треск автоматных очередей. – В итоге, похоже, зацепок нет. Катая-сана убрали, – закончил он. – Передай Куникиде: «С этого момента умрет ещё больше людей – роскошь скорбеть по лучшему другу отложи на потом», – холодно произнесла девушка, отвлеклась на что-то. – Прости, мне пора. Тут становится опасно. Свяжемся позже. И положила трубку, прежде чем он успел возразить. Ацуши чувствовал, как внутри поднимается горячая волна протеста. Он обернулся на Куникиду. Его плечи дрожали: парень пытался сдержать эмоции. Так нельзя говорить. Разве когда умирают близкие люди, не положено скорбеть? По-настоящему близкие люди. – Мы справимся, Куникида-сан! – неловко пробормотал он. Можно положить руку ему на плечо? Вроде так поддерживают людей. Но вдруг в таких ситуациях это неприемлемо? Кошмар, он действительно отвратительный! Куникида обернулся к нему. В его глазах блестели слезы, он быстро снял очки и стёр их рукавом рубашки. – Давай выследим этого сукина сына! Это меньшее, что мы можем сделать. Для Катая. И для остальных. Ацуши решительно кивнул. – Я на вашей стороне, Куникида-сан. Я сделаю всё, что в моих силах. Конечно, справишься. Ты ведь не один. Ацуши не нужно видеть полупрозрачный силуэт Дазая позади, чтобы знать, что он там. Даже когда в реальности на самом деле тот находится в другом месте. И они действительно справились. Возможно, с трудом, многое потеряли. Куникида выглядел очень холодным и отстранённым на похоронах Катая. Сперва его даже чуть не посадили в тюрьму. Из-за гранат. Но как можно доказать, что гранаты, на которых взорвалась девочка, из блокнота Куникиды? Завалы ещё долго разгребали. Дети разбежались по норам и выковыривать их оттуда полиция желанием не горела. Они вообще редко с трущобными связывались. А заверения Куникиды, что он во всем виноват, всерьёз не восприняли. Выслушали его версию событий и отпустили. Убиваться горем дома. Ацуши до сих пор винил себя, что не остался с ним в том подземном переходе, побежал другим путём догонять фальшивого Пушкина. Возможно, тогда, он спас бы девочку, и их друг так себя не ненавидел бы. Почему он все такой же бесполезный? Обладает такими способностями, но для других ничего сделать толкового не может. Только сидеть и слезы по щекам размазывать. Не кори себя. Рано или поздно ты найдёшь то, для чего родился. Ацуши испытал очередной приступ неловкости. Вот ведь, Дазай-сан, стоит рядом с ним, с другой стороны. Но он опять ощущает его присутствие. Позади себя. Нормально ли это? Глубоко внутри Ацуши подозревал, что нет, но боялся потерять эти иллюзии – в трудный час они давали ему поддержку, позволяли верить в себя и двигаться дальше. Казалось, он нашел ту самую целостность, которой ему всегда не хватало. Даже пусть так думать и неправильно, какая разница? Ведь это поддерживает его.