Волны, которые точат камни.

Вообще-то даже, Боре хорошо в этом моменте. Он не отягощен мыслями о поджимающих сроках печати, о кончающихся деньгах и проблемах в личной жизни. Здесь, на импровизированной лежанки из чужой одежды ему спокойно. Его тело расслабленно и покорно для принятия солнечных ванн. Этот огромный жёлтый шар жарит, и марит довольно сильно. Влажные и холодные руки проходятся по его коже под глазами, аккуратно ложатся на щеки. Нежно и невесомо. Он не помнит, чтобы кто-то из девушек мог показать такую же теплую невесомость по отношению к нему. Открывая глаза после недолгого сна среди груды больших камней и поменьше, он видит Володю. Кто же ещё мог столь любовно касаться его, имея большие и черствые руки. Приподнимаясь на предплечьях и опираясь на них же, Боря жмурит глаза от солнышка, все ещё ласкающего все живое в конце дня. Лицо напротив, всегда такое грубое, каменное и далеко не приветливое засвечено, что идет вопреки желаниям Пастернака видеть его. Но на лице Маяковского видна улыбка, небольшая, любимая, такая теплая и довольная. Ничего не говоря, Боря притягивается ближе к младшему, касаясь его мокрых и соленых от морской воды губ своими, сухими и теплыми. Они постоянно чувствовали такие движения по отношению друг к другу на ментальном уровне. В реальности же это оказалось так сладко. Боря видит сквозь реснички не до конца закрытых глаз, как Володя спокойной прикрывает органы зрения. Ветер дует, и с сырых волос капля стекает на лицо, пробегаясь рядом со слезным мешочком опасно близко. Писатель, приводя в движение одну руку, аккуратно стирает её, слегка улыбаясь. И смотрит, долго смотрит на мужчину, проходится по его красивому, но суровому лицу, а потом опять притягивает к себе. На этот раз поцелуй приходится на уголок губ. Такой небольшой чмок, и Борис начинает легонько обводить большим пальцем левой руки место, куда он приземлился. Маяковский порой бывает похож на маленького ребенка, наивного и глупого в чувствах, а иногда он бывает серьезным и солидным мужчиной, за которым чувствуешь себя как за каменной стеной. Сейчас же он смотрит на друга своими карими глазами удивлённо и тепло. Выглядит милым, Пастернак хочет потрепать его по волосам и подарить ему свое сердце. Может именно в этом человеке он смог наконец найти свою истинную любовь? Теплые волны самозабвения захлестывают и Вову, погружая в блаженное предвкушение. Он довольно резко приближается к чужому лицу, и в следующий момент его губы неловко прижимаются к щеке. Небольшая пауза, и череда мелких поцелуев пронеслась по лицу Бори, останавливаясь на его мочке. Лёгкий укус, и уже медленные и более длительные ласки приходятся на линию челюсти и начало шеи. Старший конечно думал, что Володя довольно легок на подъем в романтическом плане, но такая отзывчивость была неожиданностью и вгоняла в краску. Ощущая мокрые пятна и покусывания уже на шее, писатель запрокидывает голову назад, предоставляя больше пространства для любовного нападения. Сумбурность поцелуев была нисколько не лишней, а, наоборот, возбуждала ещё большей, в купе с руками, ласкающими его тело, это решительно сводило с ума. Поцелуй в ложбинку на шее, а затем язык аккуратно облизывает изгиб кожи. Молодой человек отстраняется. Он поднимает глаза, но встречается лишь с подбородком, предательски закрывающим верхнюю часть лица, и едва заметным румянцем, который доходит до шеи. Одна из рук перемещается на лицо, приводит его в вертикальное положение. Тут уже глаза встречаются, и оба они понимают в каком они дерьме. В большом любовном дерьме. — С вашего позволения я продолжу, — выдыхает хрипло Маяк и жадно целует в губы оппонента. Они влажные от слюны, но ощущаются довольно приятно. Боря, не думая, приоткрывает рот, впуская партнера, чувствуя, как чужой язык начал довольно деликатно наводить там свои порядки. Приоткрыв рот шире, Борис аккуратно отвечает, в отместку легонько кусая чужую губу и язык. — С каких это пор вам нужно мое позволение, товарищь Маяковский? — когда они отстраняются, фыркает Боря.