Крепко поцелуй меня перед тем, как уйти. Летняя грусть. Я только хочу, чтобы ты знала, Что ты лучшая, детка. Lana Del Rey — Summertime Sadness
1
— Ты не понимаешь, Энни! Я бросаю тебя не потому, что ты мне не нравишься! — кричит в трубку Майк, стуча по столешнице отросшими на правой руке ногтями. — Тогда почему же?! — послышался такой же крик. — «Дело не в тебе, а во мне»? Какую чушь ты хочешь сказать? — Я повторяю тебе, — говорит Уилер агрессивно, но максимально чётко, — я не могу встречаться на расстоянии. Это очень сложно для меня. — И чем же? — не унималась девушка. Его девушка. Бывшая девушка. — Я не могу встречаться без прогулок, поцелуев и всякой такой херни. Без секса, в конце концов! — устало выдохнул Майк. — Я не представляю себе отношений без этого. — Но почему ты не хочешь попробовать? Что плохого в попытке? — Нет… Просто нет, Энни. Мне будет слишком тяжело. И да, это можно назвать чем-то вроде «дело не в тебе, дело во мне», но, знаешь, плевать. Я не смогу, и это мой окончательный ответ. Энни бросила трубку. Смахнув скопившиеся в уголках глаз слёзы, снимая таким способом часть напряжения, Майк пошёл наверх в свою комнату, думая о том, какой же он мудак, раз порвал с девушкой по телефону; при этом понимая, что его аргументы — лишь отговорки. О настоящей причине было страшно, стыдно и даже противно думать. Однако, не это было главной темой переживаний. И даже не сам разрыв, нет. Предстоящий переезд — вот, что пугало больше всего. В родной Калифорнии всё ещё оставались его друзья, любимые места и воспоминания — вся его жизнь, которая внезапно начала рушиться из-за решения родителей. Его сестра Нэнси тоже была не в восторге, но она не могла понять до конца, какую боль испытывал её брат, потому что старшая Уилер не настолько сильно привязывалась к местам. Она привязывалась к людям, но при том была не против общаться по телефону или письмами. У неё было не так много друзей, и она и так окончила школу, ей бы по-любому пришлось несладко от попытки выстраивать жизнь по-новому. А Майк, более восприимчивый и считающий, что Калифорния — это место, в котором он должен жить, не может просто взять и распрощаться с воспоминаниями! Уилера откровенно пугало то, что он может забыть о вещах или людях, которые были ему так дороги. Время лечит раны, но Майк не хотел «лечиться» — он лишь хотел остаться тут, вот и всё. Но он был слишком мал, чтобы жить самостоятельно, и прекрасно знал это. Поэтому приходилось просто терпеть накопившуюся в сердце боль и продолжать собирать вещи в огромные коробки.2
Максин устало упала на кровать. В голове не было мыслей — настолько она была не в состоянии. Было всё равно на то, что происходит, просто жизнь осточертела. Хотелось закричать, закрыть уши, спрятаться, убежать. Но она не могла. Так что Мэйфилд снова встала и продолжила складывать вещи в многочисленные коробки. «Хотя бы избавлюсь от ненужных вещей», — эта мысль была единственной позитивной в голове. Да и, можно сказать, единственная словесная — остальные были похожи на стоны разочарования и усталости.3
Макс и Майк тихо сидели в спальне Уилера, держась за руки. Ничего говорить не хотелось, да и это не нужно было — они как будто слышали друг друга и без этих условностей. Или же всё было настолько очевидно, что это и озвучивать не стоило — когда Майк вспоминал об этом моменте, ему казалось, что оба варианта были верны в какой-то мере. Второй рукой Максин перебирала свои кудри, тянула их, запутывала и распутывала — всё, чтобы просто не закричать. Потому что никто, кроме Майка, не поймёт, а если надрывный вой сорвётся с уст, его точно можно будет услышать во всём доме. А потом прибежит Карен, мать семейства Уилеров, и будет докучать вопросами по типу «всё ли у вас хорошо?», «вам не нужна моя помощь?» и так далее. Этого Макс терпеть не могла, потому что это простые условности, потому что ей не помогут, даже если она скажет правду. Ничего не изменится. Майк что-то напевал себе под нос и потирал глаза. Сегодня у него было что-то вроде истерики, и все силы на день он вложил в буйство эмоций, которое было заперто в сознании Уилера, но вырывалось, стоило совершить хотя бы небольшую оплошность. Друзья просидели в таком положении ещё около пятнадцати минут перед тем, как синхронно посмотреть друг на друга и потянуться к чужим губам. Этот поцелуй отчаяния, понимания и невесомого «всё будет хорошо» длился около пяти секунд. Не было смысла притворяться, что это была ошибка или они не то имели в виду, потому что и Майкл, и Максин отлично понимали, что это было лучшим жестом утешения. Поцелуй, который не значил ничего романтического, но значил целую вселенную для подростков, мир которых рушится с завидной быстротой. — Увидели бы родители, припоминали бы всю жизнь, — усмехнулась Макс, сжимая чужую ладонь в своей. — Согласен, — Майк отвернулся и посмотрел в окно, затем задумчиво произнёс: — Не понимаю, что они там от нас хотят, но я с тобой встречаться в жизни не буду… В плане! Не пойми меня неправильно, ты прекрасная подруга, но просто… ну, не в моём романтическом вкусе, и… — Майк, успокойся! — на щеках Максин разыгрался румянец, который появлялся, когда ей было особенно весело. — Как ты мог подумать, что привлекаешь меня в романтическом плане? Фу! — Она сморщила нос, улыбаясь и обнажая зубы. — Ну, спасибо, — немного отчаянно ответил парень, на самом деле ничуть не оскорбившись. В конце концов, он чувствовал по отношению к Макс то же самое. Посидев в тишине ещё около двух минут, Максин произнесла: — Ну что, второй раунд? Майк, смеясь, наклонился к Макс, как ни странно, закрепляя поцелуем статус их отношений на отметке «платонические». Не более, чем друзья, не более, чем пустота в груди, когда они целуются, и не более, чем десять слов, которые они хотят сказать друг другу этим поцелуем: «Мы вместе навсегда и можем творить всё, что душе вздумается». Особенно когда плохо и особенно за закрытой дверью, где никакая миссис Уилер не застукает и не поднимет дурацкий радостный шум, который не к месту и только мешает. Счастье любит тишину — так ведь говорят? Тогда, что ж, дружеские поцелуи требуют понимания и тайны.4
— Как вы? — Миссис Уилер поворачивается на своём переднем пассажирском сидении, чтобы посмотреть детям в глаза. — Всё хорошо, мам. — Нэнси держалась умницей и на все вопросы отвечала хоть и односложно, зато с присущей ей заинтересованностью. Майк в ответ на вопрос хмыкнул: «Дерьмово», — и отвернулся к окну, выкручивая звук в плеере на максимум. Прослушивание Лед Зеппелин сейчас намного уместнее, чем крики отчаяния, которые хоть и помогут остудиться, но ничего не дадут. «И зачем только этот блядский переезд?» — думает Майк, видя, как пейзажи сменяют друг друга. «Это всё ёбаная работа и ничего более — ничего, что может заставить вот так вот бросить всё и «просто двигаться дальше». Что за чушь? А Макс ведь даже слова не сказала против! Никакого протеста — просто отчаяние и уныние, которое теперь охватило её, как липкая нить паутины». «Как и меня», — под конец добавил Уилер, всматриваясь в очередной хлипкий домик, который пронёсся перед глазами со скоростью света. Максин задремала в машине после бессонной ночи, полной тревоги и протяжных всхлипов, которые она издавала так тихо, что никто и не услышал. Всё по её плану. Если считать, что в планы переезд вообще входил. Брат Макс, Билли, преспокойно покуривал в окно, но даже такая мера предосторожности не могла убрать из машины мерзотный запах сигаретного дыма. И Максин бы подметила это, если бы не провалилась в тревожный, беспокойный сон, прислонив голову к машинному окну. Временами Майк тоже, как и Макс, дремал, а Максин — брала в руки свой потрёпанный, частично оттого и любимый, плеер. Так и прошла поездка в богом забытый Хоукинс, который дети невзлюбили, сразу узнав про переезд. И мнение их не поменялось даже когда они проехали встречающую табличку. Но интересно, насколько же сильно меняется представление о вещах, если заглянуть немного глубже.