Обитель

На следующий день Карина переехала. Её решение никого не смутило. Зазола поддержала Карину традиционным молчанием, а Фор пожелала ей счастливых лет жизни в аду. Только Гаер восприняла её переезд неправильно. И хотя она ничего не сказала Карине, то, что она подумала — читалось по одному хмурому взгляду. Гаер была недовольна тем, что Карина решила переселиться на чердак. С тех пор она постоянно преследовала её. Где бы Карина не находилась, ей мерещилось, будто бы Гаер шла по пятам. Она следила за ней, когда Карина ходила в туалет, из маленькой дверной щели их комнаты. И всегда прибегала на кухню, если Карина направлялась в неё с утра. Вначале это доставляло лишь небольшой дискомфорт, но чуть позже… Гаер начала пасти её даже на улице. Карина заметила это не сразу. Только спустя пару дней она ощутила колючий липкий взгляд собственной спиной, когда уже привычно добиралась до остановки, чтобы поехать на пары. Гаер шла за ней, сохраняя приличное расстояние. Она пряталась за фонарными столбами или выглядывала из-за домов. Это было жутко. Но обсуждать чужое поведение было как-то поздно. Карина никак не могла выбросить из головы тот разговор в спальне Угля и Сахара и лишь выжидала момента, чтобы преподнести улики о виновности Угля на блюдечке специально для Сахара. Карине хотелось, чтобы Сахар примкнула к ней, как примкнула Волче, и восстала против Угля. Карина ещё не была уверена наверняка, что Уголь — виновна в смерти Надежды Лариной, но она так чувствовала и хотела убедить в своих чувствах всех окружающих. Судный день настал в субботу. В этот день ни Угля, ни Гаер обычно не было дома. Карина решила поговорить с Сахаром с утра. Специально для этого она даже завела будильник пораньше и после пробуждения сразу направилась к Сахару в комнату, не умываясь и не завтракая. Скромно постучав в дверь, Карина стала ждать, когда ей откроют. Она прождала так минут пять, а затем ещё три, слушая за дверью, как скрипит кровать и половицы. Дверь ей всё-таки открыли. Но лучше бы, конечно, этого не делали. Сахар выросла в проёме, будто была уже одной ногой в могиле. Её бледные как снег губы не смогли выдавить из себя улыбку. Она только кивнула головой в знак приветствия и зашагала обратно к кровати, позволяя Карине войти. — Сахар? — тихо позвала женщину Карина, прикрыв за собой дверь. — Вы заболели? — Нет, всё в порядке, — ответила та, опускаясь на край постели. Её безжизненные глаза блеснули в мягком дневном свете, когда Сахар взглянула на Карину. — Ты чего-то хотела, милая? — Да, — выдохнула Карина и провела ладонью по своему лицу, чтобы избавиться от странного ощущения, будто она делает что-то плохое. — Сахар, — приблизившись к женщине, Карина опустилась на колени перед ней и обхватила чужую ладонь. — Пожалуйста, пообещайте выслушать меня. — Я тебя слушаю, — слабым голосом ответила женщина, поднося пальцы к лицу Карины и убирая выбившуюся из её хвоста прядь волос девушке за ухо. — Несколько месяцев назад к вам приходила девушка по имени Надя. Вы же помните её? — Да, — прошептала женщина. — Так вот… она умерла, — Карине тяжело далось произнести это, глядя в чужие глаза. — Она умерла от руки человека, живущего в Обители. Я знаю, мои слова могут казаться вам полным бредом. Вы вправе не верить, но я не хочу… чтобы этот человек убил кого-нибудь ещё. — О чём ты говоришь, Карина?.. — Это всё Уголь, — выпалила Карина. — Вы написали завещание? Зачем? Почему вы отдаёте Обитель Углю? Она угрожала вам? А вы знали, что у неё есть брат? Этот урод избил моего друга… как же его звали… — Остановись, — тихо прошептала Сахар. — Алексей Фомин! Дьявол во плоти! Сахар вдруг выдернула ладонь из плена Карины и прижала обе свои руки к груди. Они у неё дрожали. Она вся дрожала, забираясь на кровать с ногами и отползая к стене. — Откуда ты знаешь Лёшеньку? — всхлипнула женщина, но в ней будто бы не осталось слёз, чтобы заплакать. Она могла только щуриться, хмурить бледные брови и дрожать, будто вот-вот развалится. — Лёшеньку? — переспросила Карина шёпотом. — Да, — бормотала Сахар. — Мой Лёшенька… где он? Куда он подевался? Я всё ещё не извинилась за тот раз… — она опустила голову и практически уткнулась лбом в собственные колени, из-за чего её было тяжело расслышать. — Я ведь тогда ударила его. У него весь подбородок был в крови. Но это ведь ничего, да? Зато у нас родилась прекрасная доченька. Кстати, — медленно вскинув голову, Сахар уставилась на Карину и ещё долго смотрела, прежде чем спросить: — Где она? У Карины по позвоночнику пронёсся табун мурашек. Её взгляд зацепился за задравшийся рукав женщины. Карина вдруг выпалила: — Извините меня, — и схватила Сахар за запястье, закатывая её рукав аж до плеча. А под ним… исколотые вены, налившиеся тёмными, почти чёрными гематомами с твёрдой коркой вместо кожи. — Отпусти, — умоляла со слабой настойчивостью Сахар. — Отпусти меня! Где моя девочка?! Где она? — Потом наконец-то вырвалась, падая обратно на кровать. — Где моя малышка, Карина?! — Что она колола вам?! — выкрикнула Карина, хватая Сахар за голову и притягивая к себе. — Вспоминайте, Мария. Вспоминайте! — Витамины! — взвыла женщина, слабо всхлипывая в чужих руках. — Это были витамины. — Это были не витамины… — выдохнула Карина, отпуская Сахар. Руки у неё дрожали. И голос тоже. Карину охватил ужас, пока она смотрела на женщину, которую съедала немощь и пробивало на судороги. Что Карина могла сделать? В звенящем опустошении она направилась на выход, вытаскивая из кармана блистер со своими таблетками. Мигрень подкралась неожиданно и со всей дури ударила по самому уязвлённому — голове, лишив разом и слуха, и зрения, и мыслей. Она вышла в коридор и осела на пол.

***

— Слышь, Паинька. Карина пришла в себя лишь спустя несколько часов. Перед ней выросла Фор. Та опустилась на корточки и уже какое-то время трясла Карину за плечо. — Вот, — заметив, что Карина пришла в себя, Фор вытащила из своего кармана бумажку и протянула её Карине. Не сразу, но та приняла огрызок бумаги, глядя на оставленный там адрес. — Загляни туда как можно раньше... Было приятно иметь с тобой дело. — Что? — только и смогла произнести Карина, вскинув на Фор растерянный взгляд. — Ты куда? Та молчаливо мотала головой из стороны в сторону. Было заметно, как Фор колеблется, принимая решение о том, посвящать Карину в свои мысли или нет. — Это хорошее место, — сказала она вполголоса. — Как ложка мёда, — усмехнулась Фор, — в бочке дёгтя. — Хлопнув Карину по плечу, девушка поднялась на ноги и одёрнула свой походный рюкзак вместе с гитарным чехлом. — Знаешь, — она заговорила тихо, — в последний раз Уголь просила свалить нас на пару часов, и в тот же день ты возвращаешься вся потрёпанная и битая, как собака. Вчера Уголь просила нас свалить на пару дней. И я не хочу знать, что с тобой случится на сей раз, — потирая подбородок, Фор снова хмыкнула и заговорила громче: — Крысы бегут с корабля первыми, зато живут дольше некоторых. В любом случае, если нужна будет помощь, номер мой знаешь. Карина отрицательно махнула головой, опустив глаза в пол. — Хули нет-то? Знаешь! Я тебе вчера уже всё записала в книге, — уведомила её Фор. — Ты брала мой телефон? — Ага, — кивнула та, — сходи сюда, — и напомнила, тыча в адрес, написанный на переданной бумажке. — Кое-кто уже давно хотел с тобой побеседовать, да всё как-то не ладилось. Чао, — сказала она и направилась на выход. — С собой не зову, — она продолжала говорить, размахивая ладонью, — у тебя тут, судя по виду, дохуя своих забот, да, Паинька? Это был последний раз, когда Карина видела Фор в стенах Обители. Карина двинула вслед за ней, чтобы то ли прикрыть дверь, то ли выйти следом. Когда она проходила мимо кухни, то бросила короткий взгляд в дверной проём. Там, на подоконнике, подсохли листочки у некоторых растений. Зато рыбка продолжала бултыхаться в аквариуме.

***

Карина никогда прежде не была в такой хорошей больнице. Никаких серых стен, никакой облупившейся краски, жуткого стойкого запаха едких лекарств, хмурых недовольных жизнью врачей и взрослых. В этой больнице пахло приятной чистотой. Это дарило обманчивое ощущение безопасности, которое Карина не испытывала уже давно. — Извините, — подойдя к стойке регистратуры, Карина обратилась к грузной женщине с гладким загорелым лицом. — Можно мне посетить палату номер шестьсот пять? — Как вас зовут? — спросила женщина в белом халате. — Карина, — представилась девушка. — Одну минуточку. — Леди подняла трубку и набрала какие-то цифры. Карина слышала, как зазвучал гудок в стационарном телефоне. — Анастасия, добрый день, к вам посетитель, — сообщила сотрудница, — представилась как Карина, — отодвинув трубку, женщина уточнила: — Какая фамилия? — Фамилия? — Да, фамилия, — цокнула языком тётка. — Гаспарян. — Гаспарян, — повторила женщина в трубку. — Ну, да, молодая девушка. Брюнетка, да. Нет, не короткие. Да. — Она резко положила трубку. — Можете пройти, — и указала рукой дальше в коридор, — третий этаж. Выйдете из лифта и сразу направо прямо по коридору до конца. — Спасибо, — неловко кивнула Карина, следуя указанному маршруту. Минуя лифт, Карина предпочла подняться по лестнице. Мимо неё медленно плелись дряхлые бабушки, несколько молодых парней бодро сбежали с верхних этажей вниз наперегонки, и эти бабушки что-то крикнули им вслед. На третьем этаже Карину охватило необъяснимое волнение. Она медленно плелась по коридору, разглядывая таблички. Дверь в нужную палату оказалась открыта. Как только Карина встала в дверном проёме, на неё взглянула девчонка, что лежала в кровати у окна. На подоконнике стояла ваза с цветами, а рядом с её кроватью, на тумбе, лежало несколько фруктов, будто картинных, идеальных и по форме, и по цвету. — Заходи, — сказала грубиянка, на голове которой кудри были сострижены почти под ноль. Торчал только коротенький рыжий ёжик волос. — Но дверь прикрой. Карина так и сделала, проходя внутрь помещения. Она подобралась к кровати. Грубиянка ткнула пальцем в стул, что стоял неподалёку, но Карина не спешила садиться. — Что с тобой произошло? — спросила Карина. Грубиянка легла обратно на кровать и протянула руку, подхватив одно из яблок. Она начала рассматривать его, а потом снова взглянула на Карину, обнажая зубы. В её рту недоставало нескольких передних зубов. — Почистишь? — спросила грубиянка, и Карина молча переняла у неё яблоко, опускаясь на стул. — Нож в нижнем ящике. Достав нож-раскладушку из ящика, Карина принялась чистить яблоко в тишине. Она отрезала маленькие очищенные кусочки и протягивала те грубиянке на кончике ножа. Её чавкающее ленивое жевание разносилось по комнате. Судя по её выражению лица, ей это удавалось с трудом, но отчего-то грубиянка продолжала жевать и с удовольствием принимать новые яблочные дольки. — Вообще-то у меня хорошая семья, — вдруг заговорила грубиянка. — Во всяком случае, лучше, чем у многих в Обители. Не бывает «хорошей семьи», это я поняла только там, послушав чужих историй. Именно поэтому ты жутко бесила меня. Твоя семья казалась мне лучше моей. Ты страдала меньше, чем я. — Да что ты, — процедила Карина, срывая надрезанную яблочную шкурку. С небольшим опозданием она запустила руку в карман своей толстовки и врубила диктофон, затем продолжила возиться с яблоком. — Но не это бесило больше всего. Больше всего бесило то, что Гаер считала тебя безумно интересной, все они считали тебя интересной, хотя ты пришла позже и твоя жизнь казалась проще, — продолжила рассказывать грубиянка, глядя куда-то перед собой. — Наверное, я завидовала тебе. Ты пришла в место, которое я начала считать своим домом, и сразу заполучила то, что мне не удавалось заполучить очень долго, даже если я прикладывала много усилий, — прекратив говорить, грубиянка протянула ладонь. В неё Карина вложила новую яблочную дольку, и грубиянка сразу же принялась жевать. — А потом я решила забить на тебя и сблизиться с Фор и Зазолой, пускай у них и не было того авторитета. С Фор вышло славно, она крутая девчонка. А Зазола… — грубиянка вдруг притихла. — Что Зазола? — отвлёкшись от чистки яблока, спросила Карина. — Зазола рассказала мне о Гаер, — вдохнув побольше воздуха, грубиянка продолжила: — Она жила на том районе всю свою жизнь. Её родители не были хорошими людьми. Отец барыжил, мать кололась. Сколько Гаер себя помнила, их дом всегда был притоном. Она никогда не приглашала туда ни школьных подруг, ни уличных друзей. Она видела, как люди умирали от передоза. И как женщин, приходящих в их дом, насиловали за деньги. Видя, как грубиянка увлечена рассказом, Карина всадила нож в яблоко, переставая его очищать. Оставшуюся дольку девушка поместила себе в рот, хотя ей казалось, что сейчас кусок в горло не полезет. — Отец Гаер торговал женщинами, в том числе её матерью. Он часто избивал её просто так, но никогда не трогал дочь. Гаер жила в этом притоне довольно долго, и её никто не трогал. Но она совершила ошибку и притащила домой котёнка, — грубиянка выставила палец перед собой и неожиданно повернулась в сторону Карины, указывая на неё. — О котёнке мне Гаер сама рассказала. У него были глаза разного цвета и красивая чёрная шёрстка. Котёнка звали Пятнышко. Гаер очень долго выхаживала его на улице, прежде чем притащить в дом, — кладя руку обратно на матрас, грубиянка прошептала: — А дальше со слов Зазолы, — и снова заговорила нормально, — котёнок и Гаер жили в доме месяц. Никому они не мешали. Но потом начали заканчиваться деньги. Гаер нужно было купить корм, оплатить коммунальные, внести оплату барыге, да и за обеды в школе нужно платить. Тогда она пошла к отцу. Он в тот момент уже начал употреблять. Он сказал: «нужны деньги — заработай» и ударил её. Она планировала уйти, но один из мужиков в квартире нашёл котёнка и стал его мучать. Гаер полезла на него с кулаками. Её отец психанул и швырнул Гаер на пол. Потом Гаер рассказывала Зазоле о произошедшем сумбурно… — Что?.. — выдохнула Карина. — Что произошло потом? — В общем, если я не ошибаюсь, отец Гаер ждал, когда дочь немного подрастёт, чтобы продать дороже, как продал её мать. Но он не дождался и продал Гаер в тот же день соупотребителям за какие-то гроши. Они обкололи Гаер наркотиками и изнасиловали… ах да. Пятнышко, её котёнок, кидался на них. Котёнка задушили тогда же. Гаер ещё долго ухаживала за ним, будто за живым. Грубиянка снова протянула руку и уставилась на Карину молча, но та не шевелилась, обдумывая то, что ей рассказали. — Остерегайся Гаер, — прозвучала не угроза, а обессиленная просьба. — Зазола также рассказала, что пару месяцев назад Гаер вернулась домой поздно ночью вся в крови. Она вошла в их комнату, Фор в тот день не было, и просто стояла и смотрела на Зазолу. Улыбалась ей… жуть. Потом пугающе сказала, чтобы Зазола не гневила папочку. Но о каком папочке она говорила, Зазола так и не поняла. — А что произошло с тобой, — найдя в себе силы, наконец-то заговорила Карина и продолжила чистить яблоко. — Кто тебя избил? Грубиянка немного помолчала. Видимо, она не хотела вспоминать то, что с ней произошло. — Гаер предложила мне работу. Она иногда звала меня гулять с ней и Зазолой. Я быстро поняла, чем они занимаются, и… мне стало любопытно. Когда я согласилась, Гаер привела меня в ту квартиру. — Какую? — Точно, — охнула грубиянка. — Я же не закончила. В общем, отец Гаер подсадил её. После той ситуации Гаер ещё несколько лет торговала телом и сидела на каких-то наркотиках. Но она была несовершеннолетней и пропускала школу. К ним заявились менты с облавой. Всех повязали. Тогда-то Гаер и познакомилась с Углём. Насколько мне известно… этот дурацкий обряд посвящения Гаер провела в каком-то подвале. Уголь заставила её слезть с наркотиков, хотя Гаер и не хотела. После того, как родителей Гаер упекли за решётку, она ещё где-то год жила в приюте. Тот притон принадлежал её отцу. По праву наследства этот же притон перешёл Гаер. В нём я и оказалась. — Так… — прошептала Карина, подавшись вперёд. — И кто там был? — Разные потрёпанные уёбки, наверняка торчки. Они избили и изнасиловали меня, вот и вся история, — хмыкнула грубиянка, решительно закидывая яблочную дольку в рот. — После всего, что там произошло, они же отвезли меня в Обитель, где Гаер уже ждала меня, довольная и счастливая, — выплюнув яблоко в ладонь, грубиянка замахнулась и выкрикнула: — Сука! — отшвыривая кусок в стену. — Чтобы я не смогла их опознать, эти уроды завязали мне глаза... Я сгною Гаер к чёртовой матери. — Но причём тут Гаер? — Ты чё? — недружелюбно усмехнулась грубиянка. — Не врубаешься? Блять, лучше бы не рассказывала, — грубиянка немного попыхтела от злости, но всё равно продолжила говорить. — Эта стерва поехавшая. Натуральная социопатка с переёбанной психикой. Она существует в каком-то своём мире, где морали не существует, врубаешься? У неё здесь, — грубиянка начала остервенело тыкать пальцем в свой висок, — живое безумие, неподдающееся исправлению и лечению, ведь Гаер сама ничего менять не хочет. Для неё подставить человека — это раз плюнуть. Привести девочку, нет, меня… в притон и смотреть, как я умоляю её помочь — весёлый обряд посвящения во «взрослый мир». Не удивлюсь, если она ещё и убить может, — выдохнув всю накопившуюся злость, грубиянка скрестила руки и улеглась на кровать. Карина сложила нож и убрала к себе в карман. Нарезанные яблочные дольки она стряхнула в тарелку, что стояла на тумбе. В этой же тарелке она оставила изрезанное яблоко. — Спасибо, что рассказала мне, — тихо произнесла Карина, но грубиянка лишь хмыкнула. — Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить нечто подобное. Грубиянка отвернула голову к окну и замолчала. — Я пойду, — сказала Карина и встала со стула, медленно плетясь на выход. Но прежде, чем дойти до двери, она обернулась и спросила: — Думаешь, Гаер могла бы убить человека? Грубиянка медленно повернула голову в её сторону, её рот открылся, но девушка заговорила не сразу: — Она даже хуже Волче.