***
Мерзкий оглушительный звон заполнил собой все пространство вокруг, по ушным каналам проник прямиком в мозг и эхом разносился по гудящей от боли черепной коробке. Мичи зажмурилась и резко раскрыла глаза – по белому потолку ползла узкая полоска солнечного света. Звон прекратился, уступил место разношерстным клочкам спутанных мыслей. Она провела ладошкой по грудине. Место, из которого еще несколько мгновений назад пульсирующими толчками вытекала кровь, было цело и надежно прикрыто мягким хлопком одежды. Провела выше – ничего. - Бля-я-ять!!! Ханагаки надрывно взвыла, осознав, что ничего не изменилось – она по-прежнему мальчишка. С идеально ровной поверхностью грудной клетки. Только по бокам торчали излишне проступающие ребра. «Еще и тощий мальчишка», – выдохнула обреченно. - Чего разоралась? Откуда-то слева раздался сонный детский голос. Мичи повернулась – мозг успел подсказать, что местонахождение осталось неизменным, все та же старая детская – на расстоянии метра от нее стояла вторая, такая же точно кровать, а из-под одеяла торчала косматая чернявая макушка. Красно-синий комок с принтом Человека-паука зашевелился, подлетел и опустился в изножье кровати. Среди смятых простыней сидел мальчишка лет семи или восьми и таращился на нее огромными глазами. Бездонно-синими. Такими же, как у нее. - Такемучи? – едва разлепив вмиг пересохшие губы, Ханагаки вперилась удивленным взглядом в соседа по комнате. - Мичи?! – мальчик дышал через раз и только успевал хлопать ресницами. Она оглядела себя: маленькие ладошки, тонкие ручки, – скинула одеяло, – ноги короткие в пижамных штанишках с котиками. Подскочила и бросилась к шкафу, что стоял на том же месте, у двери. Из отражения в зеркале на нее смотрела хорошенькая семилетняя девочка с короткими черными волосами, что после сна непослушно торчали в разные стороны, вздернутым носиком и огромными синими глазищами. Мичи пощупала собственное лицо – такого своего лица, детского, она не помнила. Более того, никогда даже не видела. За ее спиной встал Такемучи: глаза такие же испуганные, цвета неба в знойный летний день, прическа похожа, но волосы чуть покороче, курносый с маленьким приоткрытым от удивления ртом. Он стоял рядом и почти не отличался от нее – ростом на пару сантиметров повыше и чуть шире в плечах. Но это едва ли было заметно невооруженным взглядом. Ханагаки проморгался, вздохнул как-то облегченно и улыбнулся ей через отражение в зеркале. - Это и правда ты, – он сделал шаг в сторону и протянул руку. – Приятно познакомиться, Мичи! Она перевела взгляд с идентичного лица вниз, зажмурилась и неуверенно коснулась чужой ладони. Рукопожатие вышло совсем слабым, боязливым. Мичи открыла глаза и с опаской посмотрела на сцепленные детские ручки. Никакой магии – только тепло пальцев Такемучи. - Боялась, что исчезнешь? – он рассмеялся несколько нервозно. Словно и сам о подобном подумал. - Как такое возможно? – Мичи осмотрелась вокруг, еще раз убеждаясь в том, что находится в своей старой детской. Или в детской Такемучи. Сейчас сложно понять, как минимум из-за второй кровати. – Это я в твоем мире? - Я не знаю, – Ханагаки был на удивление достаточно спокоен. По крайне мере, внешне – первая волна шока быстро окатила и тут же схлынула, оставив после себя легкую скованность и неловкость. - Если учесть, что твой мир – оригинал, то логично, что это я попала к тебе, а не наоборот. - Или мы оба попали в какую-то третью реальность. Я уже ничему не удивлюсь. – Такемучи хихикнул и направился к выходу. – Надо проверить, чья это вселенная. Он улыбнулся, пытаясь ободрить совсем растерянную копию себя, и вышел в коридор. С первого этажа доносились звуки льющейся воды в раковине на кухне, звон каких-то тарелок и легкое бормотание телеведущего из гостиной. Ханагаки на цыпочках миновал лестницу, стараясь бесшумно ступать на скрипящие ступени, замер у входа на кухню, обернулся и через коридор в открытую дверь взглядом выхватил часть гостиной – на диване сидел отец. Он не видел его с пятнадцати. В одно из перемещений застал мельком – папа снова собирался в командировку, во второе – лежал в больнице, а в третье его уже не было. - Такемучи, ты чего так рано проснулся? – задумавшись, он и не заметил, как стихли звуки на кухне, а потому от внезапного оклика матери, раздавшегося почти над ухом, подпрыгнул как ошпаренный. – Завтрак почти готов. - Угу, – буркнул под нос, отмечая про себя странное, непривычное обращение – по прозвищу? – и поплелся за мамой на кухню. - Ты сначала умойся, – усмехнулась женщина. – И разбуди сестру, пожалуйста. «Что?!» – Ханагаки чуть челюсть не выронил от изумления. Он готов был к тому, что каким-то чудесным образом Мичи из своего мира попала в его, и теперь нужно отправить ее восвояси. Или же, напротив, он застрял в дубликате собственной реальности и должен выбраться отсюда снова. Но такой поворот… «Сестра? Типа, как близнец что ли?» Будто в подтверждение подобной догадки уткнулся рассеянным взглядом в фотокарточку, что висела на холодильнике удерживаемая разноцветными магнитами-буквами: молодые родители улыбаются и сжимают в руках по небольшому конвертику-свертку – в белых одеяльцах заметны две крохотных детских мордашки. А рядом еще одна фотография: двое карапузов на коленях у деда в костюме Санты, один из них с розовой заколкой-бантиком в волосах. И еще один снимок – мальчик и девочка в школьной форме на детской площадке. Судя по тому, что показало несколько минут назад зеркало, это фото совсем свежее. - Такемучи, ты уснул что ли? – мама потрепала короткие волосы на затылке, улыбнулась тепло. – Разбуди Мичи, а то оба в школу опоздаете. Маленький календарик, затерянный среди множества магнитов, фотографий и журнальных вырезок с рецептами – чего только не было на дверце холодильника – услужливо подсказал: «1998». Ханагаки наконец-то проснулся. Перепрыгивая через ступеньку, взлетел на второй этаж и ввалился в комнату, чем напугал и без того взволнованную Мичи. Его глаза восторженно сверкали, когда он выпалил: - Мы двойняшки! – в ответ раздался только зажатый, на середине будто оборванный вздох. То ли ошарашенный, то ли совершенно отчаянный. Такемучи скомандовал: – Погнали, надо найти Майки!***
Они петляли по узким переулочкам Хатагаи, на границе Сибуи и Накано. Невысокие жилые строения, апартаменты и многоквартирники, перемежались частными одноэтажными домишками, за заборами которых ютились тесные садики с причудливыми деревьями и цветущими кустарниками. В воздухе пахло летом – зеленью, стремительно нагревающимся асфальтом, свежесваренным кофе из открытых окон, застоявшейся водой в мелких прудиках. Полноценные водоемы на столь крохотной территории придомового сада и не уместятся. Мичи продолжала размышлять о случившемся, точно так же пытаясь впихнуть в свою голову весь кавардак из хаотично разбросанных мыслей, как японские домохозяйки благоухающую гортензию и прихотливую розу в своих неказистых дворах. Мозг взрослой женщины в теле ребенка – точка кипения так и маячила на горизонте. Она силилась понять, объяснить себе самой случившееся с ними. Котелок хоть и бурлил, но результатом не радовал, ограничился выдаваемым с завидным постоянством бухтением. Такемучи только поддакивал, кивал или отвечал односложно. Ему бы самому для начала переварить последствия очередного прыжка. Куда уж тут до объяснений со своим девичьим «воплощением». - Сначала я была твоей копией, – разглагольствовала топающая рядом Мичи, – Потом стала тобой. Теперь вот живой дубликат, близняшка. Ты когда пожимал Майки руку, о чем думал вообще? - Честно? – Такемучи даже замедлил шаг и повернулся в ее сторону. После короткого кивка продолжил: – Я просто хотел, чтобы это все закончилось. И чтобы все были живы. - Сработало странно… Она лениво подопнула носком школьной туфли мелкий камешек на дороге. Тот отлетел и звонко ударился об ограду, потревожив чуткий сон чьего-то пса. От грозного рычания и последовавшего за ним лая оба ребенка вздрогнули и припустили бегом под горку. До дома семейства Сано оставалось рукой подать. - Знаешь, – Такемучи пытался отдышаться, согнувшись и уперев ладошки в колени. Мичи внимательно слушала, переводила дыхание. – Пока я был в твоём теле меня чуть не трахнул Ханма, ко мне откровенно клеился Вакаса и в меня был чертовски невовремя влюблён Наото. А ещё твой брат заставлял меня заплетать его! – уже выпрямившись, перечислял он. И с каждым новым пунктом пыхтел сильнее прежнего. Подытожил почти со злостью: – Да, я хотел, чтобы это закончилось. Я больше никогда не хочу быть женщиной! Мичи заливисто рассмеялась, а сердечко заколотилось часто-часто от одного только имени. И улыбка довольная с лица никак пропадать не хотела – уголки губ едва ли за уши не зацепились. Она тряхнула так и не причесанными волосами – ох, чтобы о таком ее виде сказал Ран со своими идеально заплетенными косами, – скрестила руки на груди и тоже состроила недовольную мину. - А пока я была в твоём теле меня чуть не избил Саус, без всяких «чуть» знатно отметелил Майки и потом меня хотела убить Санзу. А ещё… – замялась. Щечки заалели, будто она собиралась выдать какую-то страшную тайну. – Меня почти поцеловала Сенджу. - Я смотрю, ты неплохо отжигала, будучи мной! – Такемучи прыснул с последнего признания, не представляя, каким это образом его семнадцатилетняя версия могла заинтересовать такую бойкую девчонку, как Кавараги Сенджу. Но быстро вернул свой серьезный вид. – Тобой быть тоже такое себе развлечение. Как ты вообще сумела ужиться в одном доме с братьями Хайтани? - Так они же просто ангелочки! – отбила подачу сиюсекундно. Братишек обижать даже Такемучи не позволит. «Который теперь, вроде как, родной брат.» - Ага, когда спят зубами к стенке, – Ханагаки свернул, припоминая дорогу к дому друга. - Ран варил тебе своё фирменное какао, когда было грустно? – строго поинтересовалась Мичи. Над ухом что-то булькнуло. Видимо, согласие. – А Риндо приносил тебе клубничные зефирки? - Ну… – Такемучи вдруг встал посреди улицы. Вспомнил блондинистый затылок, внезапно возникший перед глазами, широкую спину в черном форменном плаще «Свастнов Канто». Младший Хайтани закрыл его собой. В груди неприятно кольнуло, болезненно. А в глазах защипало. – Он пожертвовал жизнью ради тебя. Мичи зажала ладонью рот. Шумно выдохнула. Они так и не обсудили подробных деталей – что произошло с каждым из них в момент прыжка. Спрашивать не было нужды, ведь оба прекрасно понимали суть: если в моей реальности дошло до убийства, то и в параллельной дела обстояли не лучше. Сано Манджиро оставался бы собой в любой из копий изначального мира. Мичи не успела расспросить Ханагаки, как именно ему удалось подобраться к Майки. Уверена была лишь в одном – братья не дали бы ее в обиду никогда. - Глупый, глупый старший брат… – она скуксилась, шмыгнула носом. По пухлым детским щечкам потекли соленые дорожки слез. – Это так на него похоже. - Эй, – Такемучи обнял хрупкие плечи, прижал и провел ладонью между лопаток. Успокаивал. – Теперь все будет хорошо, обещаю! «И правда, как можно не заботиться об этой девочке?» Еще немного и Ханагаки проникнется братскими чувствами. Хотя, проведя в чужой шкуре почти три месяца, примерив на себя чью-то жизнь, волей-неволей начнешь ощущать себя сопричастным, близким – куда уж еще ближе-то? Такемучи так сильно хотел спасти ее мир. Не стремился выбраться оттуда любой ценой, наплевав на то, что хоть и было создано искусственно, без спросу скопировано, но уже сумело вырасти, сформироваться и представляло на момент его появления отдельный социум со своими отличительными особенностями. Глобально столь похожий, но диаметрально противоположный в мелочах, из которых и складывалась своя, особенная, атмосфера. - Пойдем скорее, – он потянул Мичи за руку. – Мы почти пришли. Если Майки жив и с ним все в порядке, то у нас есть шанс. Мы сможем все изменить! Нужное строение, спрятанное от любопытных глаз высоким забором, обнаружилось действительно быстро. Табличка у ворот подтвердила: «Сано». Ханагаки переглянулись – Мичи подтолкнула оробевшего Такемучи. Тот помялся с ноги на ногу, поднял палец над звонком и завис. Промеж ребер ухало сердце, разгоняло по венам все пережитые за последнее время эмоции. От сковывающего страха тело мелкой дрожью пошло и отказывалось слушаться. Такемучи постоял так не больше полуминуты, опустил руку и тут же потянулся снова вверх под тихое «Давай, я в тебя верю!» Указательный так и не коснулся кнопки. - Эй вы! Чего ошиваетесь у дома Майки? – откуда-то слева прилетел хамоватый и весьма несвоевременный наезд. – Я вас здесь раньше не видел! В их сторону двигался – ни больше ни меньше – разъяренный волчонок: взлохмаченные черные волосы, золотисто-карие раскосые глаза, взгляд чересчур неприветливый и цепкий для столь детского личика. Весь складный образ дополняло еле сдерживаемое фырчанье. Вот уж действительно, как мелкий рассерженный щенок. - Говори, кто такой? – злобный мальчишка замер в паре шагов от Ханагаки. – От твоего ответа зависит, получишь ты по морде или нет! - Мичи, сматываемся, это Баджи-кун! – если шепот может быть громким, то Такемучи буквально «наорал» на нее сейчас в диапазоне громкости чуть выше нулевой. Девчонка при этом едва ли ухом повела и продолжила разглядывать тощенького мальчонку. Тот скалился, обнажая резцы, и сжимал кулаки в попытках показать весь масштаб своего недовольства. Ну, скорее, кулачки… И выглядело это до того мило, что Мичи непривычно для себя самой захихикала, а звук ее детского смеха напоминал писк. - Ты че ржешь? – негодовал Баджи, надвигаясь на незваных гостей. Зыркнул на Ханагаки – того, который пацан. А Мичи этого мальчишку вдруг вспомнила. Она его только на фотографии видела один раз и в видениях из прошлого Такемучи, потому и не сразу признала в строптивом сопляке того отчаянного парня со столь притягательной улыбкой. Только клыки выдавали, как говорится, с потрохами. Ханагаки увернулся от целящегося в него кулака и потянул за руку застывшую «сестру», привлекая к себе внимание. Всем своим видом давал понять – пора делать ноги. - Кейске! – в дверях появилась девочка лет шести на вид, с волосами цвета топленой карамели и самыми светлыми – зелень с вкраплением золота – глазами. «Эма?» – Мичи вздохнула глубоко и прикрыла ладошкой рот. Девочка ткнула пальцем в Баджи и принялась его отчитывать. – Ну-ка не дерись на пороге! Оба Ханагаки, воспользовавшись заминкой, попятились назад. Но пути отступления им преградил высокий черноволосый юноша. Он лениво осмотрел собравшуюся у входа детвору, покрутил зажжённую сигарету между длинных пальцев и пробубнил что-то неясное, отдаленно напоминающее: «Чего расшумелись в такую рань?» Прошуршал между смачными затяжками, пока Эма жалась под его правую руку. Из-за спины парня показались две макушки – кричаще-розовая и кипенно-белая с легким серебристым отливом. - Ох… – протянул Такемучи, склоняясь к Мичи, – Шиничиро, брат Майки, и сёстры Акаши. - Харучие? Сенджу? – воскликнула никому неизвестная здесь малявка. - А вы вообще кто? Шиничиро окинул взглядом двух идентичных детей. Одинаковые кристально-синие глазищи на половину лица и черные непослушные вихры, почти как у него самого. Если б не его катастрофическое невезение на любовном фронте, то примерно так могли бы выглядеть ошибки юности старшего Сано. Хотя… нет, для роли отпрысков староваты. Скорее, кровные брат и сестра – копия сам Шин в детстве – будто ему своих оболтусов мало. - Мы… Такемучи открыл было рот, но тут же его захлопнул, замерев от удивления – на пороге стоял Сано Манджиро. Мелкий Майки не сильно отличался от своей более зрелой версии, разве что ростом немного пониже. В остальном, те же пшеничные волосы и черные пронзительные глаза. Даже взгляд ровно тот самый – отстраненный, холодный. Нечитаемый абсолютно. Несколько секунд он смотрел, не моргая, сканировал угольно-черными глазами двух как под копирку срисованных Ханагаки. А потом его маленький детский рот округлился и светлые брови взметнулись вверх. - Такемучи? – Манджиро сделал шаг вперед, обернулся в сторону. – Мичи? - Майки! – хором воскликнули два синеглазых клона. - Неужели? – светлая челка дрогнула, когда Майки склонил голову к плечу, пристальнее разглядывая своего друга и… – Как вы оба оказались в одном прошлом? И я… – Сано подошел вплотную к Мичи, заглянул в ее глаза. Две пары сапфиров только на вид одинаковы, но какой же разный у них был взгляд: девчонка, в отличии от его друга, смотрела на него недоверчиво, исподлобья. – Я помню тебя! Но как? - Наото! – снова, не сговариваясь, одновременно выпалили Ханагаки и переглянулись. А Манджиро хоть и не понял сути, но заливисто расхохотался. - Вы прям близнецы! - Ну… Так и есть вообще-то, – Такемучи пожал плечами, не скрывая ответной улыбки. Он пока еще не привык к наличию сестры, да и к тому факту, что он первоклашка – тоже. Но какое-то воодушевляющее чувство наполняло изнутри, плескалось в грудине при виде живого Майки, совсем еще мелкого. И к своей девчачьей версии он успел как-то привязаться за время, проведенное в ее мире. Так что подобный поворот нисколечко не разочаровывал. - И что теперь? – робко спросила Мичи, ища поддержки в лицах мальчишек. Уж они-то должны знать, как им дальше быть. Ханагаки себя в их мире ощущала пока новичком на правах гостя. - А теперь мы должны всех спасти! – уверенным тоном заявил Сано. - Снова. – согласно кивнул Такемучи. И это снова продлилось почти десять лет. Мальчишки создали группировку: Такемучи пригласил Тетту Кисаки, а Майки решил, что девчонки – если уж им очень неймется, – тоже могут быть в банде, и позвал сестренок Акаши. Мичи подружилась с Эмой и Хинатой, но на шоппинг подружек отправляла исключительно с Сенджу. А сама тем временем наведывалась в швейный кружок к Такаши. Иногда утягивала туда же и Харучие. Розоволосая бестия фыркала и бубнила что-то себе под нос, но продолжала помогать Мицуе с новым дизайном формы для «Свастонов». А их становилось все больше и больше – дуэт Манджиро и Такемучи очаровывал и влюблял в себя. В стороне не остались даже Бог смерти – Ханма Шуджи, бывшие члены «Ужасного поколения», Какосик, Изана, старший Шиба, двое из ларца – Коко и Инупи, и… харизматичные братья Хайтани из Роппонги.***
- Предсвадебный мандраж? Или глюк словила? – Риндо Хайтани наблюдал за сестрой, которая на полминуты зависла, уставившись на свое отражение в зеркале туалетного столика. Мичи скользнула взглядом по экрану телефона. Две тысячи восемнадцатый. Повернулась к братьям, что сидели на небольшой софе, вольготно закинув руки на спинку – будто с издевкой копировали позы друг друга. Их насыщенно-фиолетовые пиджаки были распахнуты, лилово-черные волосы с идеальными укладками, начищенные до блеска туфли и белые накрахмаленные рубашки – не мужчины, а чья-то несбыточная мечта. - Вы оба такие красивые сегодня, – в уголках синих глаз заблестели слезинки. - Есть повод! – старший Хайтани поднялся и подошел к сестре, обнял за плечи. – Не каждый день твоя младшая сестренка… - Мичи-и-и! – грохот впечатывающейся в стену двери заглушил истошный вопль. – Мы это сделали! Посреди небольшой комнатки застыл Ханагаки Такемучи. Аккурат по центру круглого ковра с каймой причудливых золотистых вензелей. Огляделся, восстанавливая дыхание – на лице отразилось не то смущение, не то тень какой-то досады. - Такемучи, только не говори, что Хина снова беременна, – Риндо картинно закатил глаза и цокнул языком. Но сразу же улыбнулся, будто пытался до туго соображающего паренька донести – «Чувак, это шутка!» - Э… Чего? – Ханагаки поправил лацканы пиджака, зачесал взъерошенные волосы. – Нет! Блин, ты… – он посмотрел на Мичи, которая сидела на мягком пуфике и с любопытством его разглядывала, придерживая полы длинного шелкового халата. Внезапно вспомнил что-то и снова обернулся к Хайтани младшему. – Доракен сказал, что там тебя, вроде, Майки искал. Не проронив ни слова, Риндо как по команде подорвался и вышел из комнаты. Старший любовно поправлял длинные черные локоны, через зеркало смотрел на раскрасневшееся лицо Такемучи. Как всегда, с привычной лукавой ухмылкой. - Если хочешь поболтать с сестрой наедине, так и скажи. – Ран подмигнул, но покидать помещение не торопился. - Я, да… Договорить Ханагаки не успел: светлая деревянная дверь во второй раз едва не слетела с петель, золотой ручкой практически вонзаясь в стену. Кажется, что даже штукатурка пошла трещинами. - Мы сделали это! – Манджиро с широченной улыбкой сжал в объятиях Такемучи и готов был уже накинуться на счастливо улыбающуюся Мичи. - Майки, только не говори, что снова трахался с моим братом в туалете! – настала очередь старшего Хайтани драматично вздыхать и возводить взор к потолку. Мичи прыснула от смеха, Сано даже бровью не повел – растерялся, у Ханагаки дернулся глаз. Левый. А когда многострадальная деревяшка в третий раз со всей дури отлетела – глаз Такемучи и вовсе зашелся нервным тиком. В дверном проеме стояла разъяренная Санзу Харучие, из-за ее длинных ног, путаясь в фиолетовом шелке подола, выглядывало двухгодовалое чудо с розовым пушком вместо волос. Лиловые глаза-блюдца жалобно взирали на Хайтани. - Ран! – Санзу сканировала притихшего мужчину голубыми льдинами Арктики. – Хватит тут прохлаждаться, иди с сыном поиграй. Нам еще Мичи собрать нужно. Хайтани старший без пререканий схватил на руки мальчонку и коротко поцеловал Харучие. Ее щеки чуть подернулись румянцем. Не румянец даже, а легкий отсвет ярко-розовых локонов на бледной коже. Стоило щелкнуть дверному замку, как лицо Санзу вновь стало чрезмерно серьезным. - Мицуя уже везет твое платье, а, между прочим, с ним кроме девочек едет его мать и ваш отец, – она перевела взгляд с Мичи на хлопающего ресницами Такемучи. – Сейчас Эма с Хинатой придут, нам нужно успеть сделать тебе прическу. И макияж! Санзу все тараторила и тараторила, с каждой новой фразой нервничая сильнее. Сама себя распаляла. Будто они уже опоздали куда-то. Вот только Мичи слушала ее в пол уха, пыталась понять – что тут вообще происходит? Их отец жив и счастлив с матерью Такаши. Это, кстати, последнее, на чем они остановились десять лет назад: развод родителей, продажа дома и переезд Мичи с мамой в Роппонги – по соседству с одиноким вдовцом, воспитывающим двух сыновей, – а Такемучи с папой в новый дом. Где в скором времени частой гостьей стала Мицуя-сан. Но что они пропустили… У Рана и Харучие родился сын. «Ух ты! Надеюсь, характером в…» – и тут Мичи растерялась. У обоих характер не сахар, как вообще друг друга не поубивали – вот что удивляет в действительности. Но счастливая улыбка старшего Хайтани, наполненный нежностью взгляд на жену и эта его тихая покорность… Ради такого стоило попыхтеть, выстраивая то самое, светлое будущее. В бессвязной непрекращающейся речи Санзу что-то проскальзывало про беременную Сенджу, которая так распереживалась, что Чифую пришлось по пути заехать с ней в больницу. Поэтому они прибудут только к банкету. И про Хаккая, которого нужно усадить подальше от Наото, иначе он ему зубы выбьет – Тачибана напрочь запудрил мозги его сестре своими оккультными историями, а предложение так и не сделал. Кажется, что в потоке льющихся из уст Харучие слов – на нервах, никак не иначе – потерялись все трое. Мичи хотелось уши заткнуть и закричать… - Стоп! – ой, она это вслух сказала. Санзу замолкла. – Хару, можно нам с братом и Майки пару минут поболтать, пожалуйста? Ледяные глыбы Северного ледовитого оставили скупой отпечаток недоверия на вытянутых лицах парней – Манджиро лишь пожал плечами, – неоново-розовая копна взметнулась от резкого поворота на сто восемьдесят, а через мгновение за бывшей Акаши-Санзу, ныне Хайтани, захлопнулась треклятая дверь. С грохотом. Сегодня они ее определенно доломают. - Вы что-нибудь понимаете? – Мичи обхватила холодными ладонями полыхающие щеки и шумно выдохнула. - Последний раз мы виделись десять лет назад, – начал Такемучи. - Когда распускали «Свастонов». – продолжил Сано, запустил пятерню в черные волосы. Задумался и выдал логичное: – Получается, мы справились? - Все живы? – боязливо уточнила Мичи и снова поправила разъезжающийся шелковый халат. Только сейчас обратила внимание – белый. - Да, – Манджиро сел на софу, локтями опираясь на собственные колени, переплел пальцы. – Даже ваш отец жив, но ты все равно сводная сестра Хайтани. - А я, видимо, сводный брат Такаши, – Ханагаки усмехнулся нервно, посмотрел на ребят. – Что еще мы пропустили? - Ты женился на Хинате и пропустил рождение ребенка, – голос Майки дрогнул. – Прости. На длинных черных ресницах Такемучи гроздьями хрустальной росы застыли слезинки – сдерживаемые еще, но едва моргнешь, и они со звоном разобьются о пол. У Мичи в груди кольнуло: не так она себе представляла их возвращение в будущее. Хоть обратно в прошлое отправляйся и проси Хину потерпеть со свадьбой еще пару лет. Но Ханагаки только улыбнулся сквозь слезы и с горячим трепетом прошептал: - Я так счастлив! – рассмеялся, вытер соленые дорожки с щек. – Не терпится познакомиться с малышом! А Мичи не выдержала, подскочила и сжала в крепких объятиях брата. Приглаживала непослушные волосы, пока Манджиро обхватил их обоих и сам едва не ревел, как девчонка. Расчувствуешься тут, как иначе! - Ты, кстати, с Риндо… это… – Мичи шмыгала носом, пыталась слова подобрать и плюнула на такую затею. – Вместе. - Да, – Майки растянулся в довольной улыбке, взгляд отвел в сторону и покраснел до самых кончиков ушей. Покосился на тонкие девичьи пальчики, что перебирали чернявые вихры на чужой макушке. – А ты, вроде, замуж выходишь… - Что?! Она отскочила, как ошпаренная, всматриваясь в лицо Сано, будто ожидая немедленных объяснений столь громким заявлениям. Ханагаки проследил за взглядом черных глаз – на безымянном пальце Мичи красовалось изящное колечко из белого золота с аккуратным бриллиантом по центру. Такемучи рассмеялся, а Майки состряпал свое самое невинное личико, издевательски подтрунивая над краснощекой девицей: - Интересно за кого, правда?***
Подушечки пальцев покалывало от волнения, приятным теплом разливающегося по всему телу. Предвкушение, отдаленно сравнимое с ожиданием десерта на банкете. Сложнее, если ты сладкоежка – с него бы и начинать трапезу, чего уж томить? Мичи придирчивым взглядом рассматривала собственное отражение. Минимум косметики – лишь основа, тушь и какие-то мелкие блестяшки, точно звездная пыль – за что чистосердечное Эме и Хине. Харучие парой шпилек ловко перехватила черные локоны в незамысловатый пучок. Непослушные прядки будто по собственной воле выбивались из прически. Но Мичи была уверена, что ни один волосок на ее голове не ослушался бы строгой Санзу – лежали ровно так, как та и задумала. Красиво, не поспоришь. Вырез-лодочка соскальзывал с острых плеч, открывал тонкую изящную шею. Невесомое кружево второй кожей ощущалось на руках и груди, спускалось ниже к узкой талии и по плавной линии бедер, завершаясь струящимся в пол водопадом – воздушная пена гипюра и матовая глубина сатина. Руки Мицуи Такаши воистину золотые: простота и роскошь в беспроигрышном тандеме. Маэстро превзошел самого себя! Вздохнула глубоко. Наконец-то, спустя столько лет, взгляд в зеркале – ее. Не чье-то подобие, чужая тень, нет. По прошествии двух периодов разных жизней Мичи смотрит на мир своими глазами, не ощущая себя бледной копией или запасным комплектом органов Такемучи. Брата. Действительно – родного, с тем же набором хромосом, что и у нее. Улыбнулась и тут же вздрогнула от тихого стука. - Готова? – отец прошел в комнату невесты, залюбовался, – Гости уже заждались. Алеющий закат словно подсвечивал воздух, наполняя его красками – от нежного персика до обманчиво переливающегося марганца. В теплых солнечных лучах, последних на сегодня, утопала безграничная зелень газона, разделенная надвое вымощенной плиткой дорожкой. Стройные ряды белоснежных скамеек, увешанных шелковыми цветастыми лентами, упорно стремились оставить свой след – впивались ножками в траву, глубже – в землю. Просторный двор загородного клуба принадлежал сегодня только им. Стоило остановиться, подходя ближе к собравшимся, как стрекот голосов заглушили звуки музыки, а в их сторону обернулись почти все лица. Кроме старшего Акаши, который что-то с усердием печатал в телефоне, пока с одной стороны на него не шикнул Шиничиро, а с другой лениво цокнул языком и закатил глаза Имауши Вакаса. С ними рядом о чем-то шептались Тачибана младший и Юдзуха Шиба. Наото умолк, разглядывая невесту. В его серо-зеленых глазах не было ревности или чего-то хоть отдаленно похожего. Даже смешно – тот, с кого все началось, после двух загаданных в разных реальностях желаний об этой ситуации совершенно ничего не помнил. А потому любовно сжимал в своих руках аристократичную кисть Юдзухи. Кто бы знал, что строптивая Шиба с детских лет настолько увлечена оккультными науками. Хаккая, как и попросила Санзу, отсадили подальше от Тачибаны. И что неудивительно – поближе к Такаши. И всему семейству Мицуя, среди которых оказался и Такемучи с Хинатой. На коленях Хины восседал мелкий годовалый пупс и крутился, как юла, во все стороны, дергая за длинные волосы сидящих впереди них Кейске и Ханемию. Те громко ойкали, не попадая в такт плавно льющейся музыке, а Мацуно театрально вздыхал и продолжал наглаживать округлившийся живот Сенджу. Глаза Мичи наполнились слезами. Вот-вот потекут и испортят макияж. Эма даже ладошкой у собственных ресниц замахала, будто подсказывая – не смей реветь, а то все наши труды насмарку. Доракен едва удержал ползущие в разные стороны уголки губ. Нельзя ему так откровенно умиляться и хихикать, он сегодня сплошное бруталити: весь в черном, даже дракон на гладковыбритом виске хвостом норовил сплестись с такой же черной косой. А вот Манджиро сдерживать себя не стал – ржал почти в голос, глядя не на Мичи, а на цель ее движения. Ему с первых рядов виднее было вытянутое лицо, маячившее у цветочной арки. И никакие подзатыльники Риндо и гневные взгляды Харучие не могли его остановить. Тем более, что компанию этому глупому улюлюкающему хохоту составлял бархатистый смех Хайтани старшего. Ран показывал «класс» сестре, а сам то и дело оборачивался к томящейся в ожидании долговязой фигуре. Ей оставалось буквально пару шагов. Мичи перехватила отцовский локоть крепче, вцепилась пальцами, чувствуя, как взмокла от волнения собственная ладонь. Правая остервенело сжимала гладкие стебли букета – молочно-белые фрезии. Одна слезинка, предательница, все же скатилась по щеке, очертив изогнутый в улыбке краешек губ. В глазах напротив за жидким стеклом таких же непрошенных слез переливалось, искрилось, чистейшее золото. И эти его неизменные – ее любимые – смешинки, застывшие во внешних уголках хитрых глаз. Что в прошлой жизни, что в этой, да и во всех последующих, в любой из реальностей она не найдет в себе сил – а если быть честной, то и желания, – противиться магнетическому блеску, лукавому прищуру, обезоруживающе глубокой нежности его взгляда. Он бережно дотронулся до руки, переплел пальцы, мягкими губами вскользь коснулся запястья. Склонился к самому уху, тихо-тихо прошептал, так, словно делился с ней тайнами мироздания: «От тебя я дурею. И мне это чертовски нравится». Ее окутало теплое дыхание, сбившееся – он ведь тоже волнуется. Он шумно втянул воздух, через легкие заполняя себя до краев родным запахом, потерся носом о ее макушку. У Мичи от него пошли мурашки – от загривка, промеж лопаток и прямо по сердцу. Это и есть любовь? Кто-то кашлянул негромко. За спинами послышались чьи-то смешки. Музыка стихла. Следом за ней смолкли и все голоса, кроме одного. Того, что вещал высокопарное «и в горе, и в радости». А спустя пару минуту Ханагаки Такемиччи ответила Да Богу смерти.