***
В просторной светлой кухне за столом сидело четверо. Хайтани Ран так крепко сжимал в руках кружку, что костяшки побелели. Он искоса поглядывал на расположившуюся напротив него Санзу Харучие. Сегодня она, впрочем, как и всегда, была абсолютно невозмутима. В холодных голубых глазах – «Опиздохуительно красивых!» - как отмечал про себя старший Хайтани – невозможно было прочесть ни единой мысли, эмоции или хоть тени того, что могло бы дать подсказку на мучавший их вопрос. «А нахера она приперлась?» – вопросом этим задавался не только Риндо, примостившийся по своему обыкновению, подле брата. Такемичи боязливо вжимался в стену, старался отодвинуться от незваной гостьи как можно дальше. Он бы и в бетон готов был втиснуться, если б мог. Харучие лениво размешивала сахар в чашке, отмечая про себя чрезмерную любезность Рана. Тем не менее заговаривать при этом не спешила. Так и сидела, продолжая прожигать взглядом дыру в прекрасном и, кажется, немного смущенном лице Хайтани старшего. Неловкое молчание тянулось неприлично долго, прерываемое лишь короткими ударами металлической чайной ложки о бортик чашки и звучным клацаньем стрелки часов, что висели над обеденным столом. - Санзу, – первым не выдержал Риндо. Не выспавшийся и от того злой, он уже начал закипать. – Ты по делу пришла или почаевничать? - Тебе кипятка для меня жалко, – наигранно ласково протянула Харучие. Не забыла добавить умилительное: – Рин-Рин? - Нам для тебя ни кипятка, ни заварки с сахаром не жалко, – встрепыхнулся Ран, локтем тыча в бок брата. Младший скривился в лице, но промолчал, только выдохнул драматично и глаза закатил. – Но действительно интересно, чем обязаны столь раннему визиту? - Я, может, позавтракать с тобой хотела, – Санзу усмехнулась, а у Хайтани старшего сердечко удар пропустило. Он перекинул через плечо спутанные пряди волос и уткнулся носом в собственную кружку. – Расслабься, Ран. Я пришла по делу. - Че, блять, за дела такие в девять утра? – недовольно буркнул Риндо. Он уже не боялся, что старший снова ткнет его в бочину – заебали эти их гляделки. И брат, влюбленный, томно вздыхающий, тоже заебал. Как в «Свастонов Канто» вступили, так не прошло еще ни дня, чтобы младший Хайтани не выслушал полкило охов-вздохов и причитаний на тему «Какая же невъебенная эта Санзу Харучие». И вот она сидит тут, лыбу давит, а он – Риндо – доспать спокойно из-за ее присутствия не может. Бесит! - Знаешь, Ринни, – она будто издевалась над ним, специально всячески коверкала до уменьшительно-ласкательных имя Хайтани младшего. – Я вот иногда думаю, и что Майки в тебе нашел? В отличие от брата, ты – грубиян и хам. Из ушей Риндо повалил пар, а глаза налились алым. Но заметил это только Ран. Ханагаки все еще силился врасти в стену. - Харучие, – старший Хайтани улыбнулся сдержанно, почти вежливо, – Не нужно, пожалуйста. Ран никому не позволит издеваться над братишкой. Даже той, в которую втюрился, как пацан вчерашний. В конце-то концов, Риндо с ним неизменно уже без малого двадцать лет, а девчонки, как успел заметить старший – не на личном опыте, однако, – имеют свойство меняться. - Я так полагаю, вы не в курсе последних новостей, – Санзу никак не отреагировала словесно на просьбу Хайтани, но меж тем почтительно ее выполнила. – Одна новая банда готовится бросить нам вызов. Харучие покосилась на притихшую Такемичи, сидевшую с ней по соседству. Губы растянулись в хитрющей ухмылке, а шрамы в уголках добавляли выражению лица некоторый оттенок злорадства. В ее глазах – вся мощь Северного Ледовитого. У Ханагаки мороз по шкуре пошел, будто на него ведро холодной воды вылили. - И что за банда такая? – Ран подтвердил их с братом неосведомленность. - Все новое, как говорится, хорошо забытое старое, – взгляд льдисто-голубых глаз все еще был направлен на «девчонку». – Так ведь, Такемичи? - Мичи? – Риндо недоверчиво глянул на сестру, затем посмотрел на гостью и на такого же непонимающего брата. - Хайтани, – фамилия у них хоть и была общей, но обращалась Харучие исключительно к Рану. – Ты еще помнишь «Свастонов»? Старший кивнул коротко. - Так вот, ваша ненаглядная сестрица осмелилась воскресить давно почившую банду, а цель… – Санзу театрально выдержала паузу, позволив обоим братьям пошире раскрыть глаза и рты от удивления, – Бросить вызов «Свастонам Канто» и лично Сано Манджиро. Сказать, что братья Хайтани, самопровозглашенные короли Роппонги, члены сильнейшей токийской группировки, охуели – ничего не сказать. Риндо беззвучно открывал рот, будто пытался высказать какую-то мысль. Но то ли мысль эта никак его головы покидать не хотела, то ли язык отказывался выполнять указания мозга – так и сидел младшенький, раскрыв рот. А Ран на добрых полминуты выпилился из реальности: глаза стеклянные, смотрит, не моргая, на Такемичи – точнее, вроде на нее, но словно насквозь прошивает взглядом. Ханагаки знал, что рано или поздно, братья будут осведомлены, но к такой реакции не был готов. Он бы ожидал услышать мат в свою сторону, даже затрещину получить. Но нескрываемый ужас в широко раскрытых фиолетовых глазах заставлял его чувствовать себя виноватым. Кажется, что Хайтани искренне за сестру испугались: когда первый шок отступил, в их взглядах Такемичи улавливал смесь страха, сожаления и какой-то непонятной тоски. Ран устало выдохнул и обратился к Харучие, которая словно наслаждалась этой немой сценкой. - Майки в курсе? - Я не говорила ему, – а за гаденькой ее улыбкой читалось не озвученное «еще…» – Решила сначала поставить в известность тебя. - Спасибо. Ран в ответ не улыбался, ему вообще было нихуя не весело. Все эмоции разом покинули, только злость с каждой секундой крепла. Он уставился на сестру, стиснул зубы и почти прошипел, едва себя сдерживая: - Мичи, нахуя? Вот теперь Ханагаки стало действительно страшно. Так страшно, что он бы пулей вылетел из кухни, если бы путь ему не преграждала сидящая рядом Санзу. От одного вида старшего Хайтани, пребывающего в столь тихой и пока еще контролируемой ярости, желудок сдавливал жуткий спазм, силясь сплести его с легкими, селезенкой, намотать кишки поверх и вжать весь этот клубок из органов в позвоночник. Такемичи съежился, загнанной мышью глядя на брата. - Мичи, – ласково позвал сестру Риндо, а сам под столом положил ладонь на колено старшего, сжал пальцы, пытаясь успокоить брата. – Скажи нам, пожалуйста, это правда? - Да, – пискнул Ханагаки. Ран клацнул зубами. Риндо как-то обреченно вздохнул, но мягкого тона не поменял: - Зачем тебе банда, и тем более для чего драться с Майки? - Вы не понимаете… – Такемичи всхлипнул и опустил взгляд. От нежности, сквозившей в голосе младшего Хайтани, чувство вины – чужое, не его собственное – возрастало троекратно. – Я хочу помочь ему. Я обязана спасти Майки, он не может становиться таким… И не станет, я не допущу! - Хо… – Санзу в лице поменялась, вперилась в без пяти минут рыдающую девицу изучающим взглядом. «Неужели она…? Быть того не может!» – Способ помочь ты выбрала сомнительный. В любом случае… – Харучие поднялась из-за стола. – Если ты не остановишься, то пожалеешь об этом. Последние слова она буквально выплюнула в покрасневшее девчачье лицо. В синих глазах-блюдцах стояли слезы, а за ними Санзу видела отчаяние, перемежаемое особым, до этого момента только ей ведомым, пониманием сути. И у Харучие не осталось сомнений: эта девка откуда-то знает о тайне ее короля и, более того, намеревается рискнуть собой, чтобы спасти его. «Глупая, было б это так просто, я бы уже давно…» – самой себе усмехнулась Санзу, покинув кухню. Следом за ней вышел Хайтани Ран, по пути собирая остатки самообладания. - Я не буду говорить ничего Майки. Пока не буду, – пообещала Харучие, стоя уже в коридоре и натягивая ботинки, – И то лишь потому, что она сестра Риндо. - Она и моя сестра так-то! Ран скрестил на груди руки, наблюдал за тем, как она выпрямляется. Пока не встретился взглядом с пронзительно голубыми глазами – сглотнул слишком звучно и поспешил отвести взгляд. - Ну на тебя-то Майки насрать с высокой колокольни, – будничным тоном парировала она, потянулась к ветровке. Но Ран опередил и в своей джентльменской манере предложил помощь гостье. Санзу не отказалась. – У тебя два дня, чтобы ее образумить. - Спасибо, Хару! – он осёкся, называя ее слишком ласково. Так, как он называл ее лишь в своей голове. Так, как он никогда бы не назвал ее вслух. Ран замялся, но не смог удержать подступившие к горлу слова. – И даже зная о его чувствах к моему брату, ты все равно в него влюблена? - Хайтани, я думала ты чуть поумнее и не веришь на слово всему, что тебе говорят… Но, видимо, я слишком высоко тебя оценила, – сарказм в голосе, а на губах кривоватая усмешка. – Я не влюблена в Майки. Манджиро – мой Король. Я его боготворю, готова за него убить и умереть за него тоже готова. И я всегда буду на его стороне. Но я не влюблена в него, не мечтаю выйти за него замуж и нарожать кучу бесячих орущих пиздюков. - Да?! – парень завис, в его голове сейчас взрывались тысячами петард беспорядочные всполохи мыслей. Хайтани, не отошедший от предыдущего шока, словил очередной разрыв шаблонов. – Но… - Что «но»? – Харучие откинула за спину копну ярко-розовых волос и снова улыбнулась, в этот раз уже игриво, от чего шрамы в уголках ее губ стали похожи на столь милые ямочки на щечках. – Вообще-то, меня больше возбуждают высокие брюнеты. - Э… Ран застыл – стоял и хлопал своими длиннющими светлыми ресницами, обрамляющими аметистовые глаза. - Хайтани, ебать ты долгий! До тебя как до жирафа доходит. Прекращай тупить и пригласи меня уже на свидание, – Санзу фыркнула, развернувшись на пятках, и, уже открывая дверь, бросила через плечо: – Или так и будешь стоять в сторонке и пускать на меня слюни? Звонко лязгнул дверной замок. «Что это только что было?» – Ран встряхнул головой. Двухцветные пряди рассыпались по спине. Сегодняшнее утро определенно решило его доконать – он уже вообще перестал понимать, что происходит: Мичи съехала с катушек и хочет помочь Майки путем пиздиловки двух свастонов, Хару съехала с катушек и хочет сходить с ним на свидание. И он бы порадовался от второго пункта, если бы не было настолько боязно от первого. «Дурацкие девки, хрен их разберешь!» – Ран оперся лбом о входную дверь. Холодный металл приятно успокаивал роящиеся в его голове мысли. За спиной послышались тихие шаги, кто-то замер от него в полуметре. Старший Хайтани обернулся, встречаясь взглядом с горящими синими глазами. А из-за плеча сестры на него устало смотрел Риндо. - Я не отступлюсь! – стальные нотки в голосе Такемичи заставили Рана вздрогнуть. Когда их сестренка успела так вырасти? Из затюканной пигалицы превратилась в настоящего бойца – не физически, конечно. Хрупкая, маленькая, она по-прежнему вызывала в старшем брате единственное желание: спрятать за пазухой, защитить. Но взгляд ее пылал огнем, жаждой битвы – Ран и сам таким был когда-то. До того, как смирился с тем, что есть кто-то сильнее его и брата. До того, как, будучи королем Роппонги, позволил кому-то управлять собой. А Мичи сильнее – вбила себе в голову, с какого-то рожна, что обязана спасти старого друга, и прет напролом. Хайтани оглядел ее еще разок, умилился с этого храбрящегося хомячка, что еще пять минут назад шмыгал носом над кружкой чая. - Мы с тобой! – произнес с непоколебимой уверенностью, вызвав тем самым недоверчивое «Ха?» сестры. За ее спиной одобрительно кивнул Риндо. О своем решении Хайтани еще пожалеют. Но это будет потом. Сейчас же самое ценное, что у них было – семья. И никто в целом мире не сможет заставить Рана пойти против своих.***
Начало сентября в Токио выдалось довольно жарким. Днем термометр у центрального входа в школу показывал тридцать градусов – и это в тени. Асфальт под ногами горел и плавился, листва на деревьях желтой еще не была, но и сочности в ее зелени поубавилось. Словно бы даже стройные сакуры и раскидистые клены устали от летней жары и готовы были поскорее сменить цвет своего одеяния, а после и вовсе его сбросить. Лишь ближе к вечеру, когда солнце скрывалось за многоэтажными домами, а ветер с залива приносил долгожданную прохладу, можно было вздохнуть полной грудью. Ханагаки Такемичи слушал, как шелестят своими ветвями многовековые деревья во дворе храма Мусаши. Этот ласкающий ухо звук то и дело перебивался резким рычанием моторов – к воротам храма стягивались грозно рокочущие мотоциклы. Водители, каждого из которых он давно уже знал, собирались на площади у ступеней, ведущих ко входу в святыню. Среди пришедших Такемичи с легкостью определил неразлучных Пеяна и Пачина, братьев Кавата, беззаботно болтающего с Хаккаем Мицую. В стороне от них держались Вакаса и Бенкей, к которым присоседились Инупи и непонятно каким боком затесавшийся Такеоми – видимо, и его смогла уболтать гиперактивная Сенджу. «Кстати, где она?» Оглядевшись по сторонам, Ханагаки приметил белесую макушку подруги в компании Мацуно Чифую – Кавараги что-то увлеченно шептала в ухо пунцового от смущения блондина. Бывший заместитель капитана первого отряда то и дело отводил взгляд в сторону, а уши его полыхали алым. «Что же такого ему нашептывает Сенджу?» За их спинами стояли бывшие одноклассники Такемичи: Аккун, Такуя, Макото и гопо-энциклопедия, Ямагиши. По коже пробежали мурашки от приятных воспоминаний – эти ребята всегда были за него горой, рисковали собственной шкурой ради первого отряда, поддерживали своего лидера. Но сейчас видеть их здесь было странно. Еще более странным казалось не иметь возможности подойти и закинуть руку на плечо Аккуну или потрепать по волосам скромнягу Такуя. Когда небольшая площадка заполнилась полусотней – если не больше – человек, Кавараги Сенджу взлетела вверх по ступенькам, затормозила рядом с погруженным в свои мысли Такемичи и обратилась к толпе: - Собрание второго поколения «Свастонов» объявляется открытым! Слово главе, Ханагаки Такемичи. Сердце забилось где-то в горле, не позволяло вздохнуть. А ладошки покрылись липкой пленкой пота. Ханагаки множество раз представлял момент, когда станет одним из капитанов в «Свастонах», чего в конечном итоге и добился. Чего уж скрывать, лидером – мысленно, само собой разумеется, – он делался также неоднократно. Но явно не при таких обстоятельствах – сейчас он ощущал себя самозванцем. Как эти ребята вообще допустили, чтобы какая-то девчонка собрала старую банду и назвалась командиром? Он поправил форменную рубаху, которую с особой заботой вручал Такаши Мицуя. Не ему – своей подруге, Мичи, но все же отрадно. Оглядев собравшихся парней, среди которых особо выделялся высоченный Ханма Шуджи, что привычно лыбился во все тридцать два, Такемичи прочистил горло и сделал шаг вперед. - Для начала я хотела бы извиниться. Простите, что втянула вас всех в это. – тихим голосом произнес Ханагаки, и, поклонившись, уже громче продолжил. – Вы истинные «Свастоны». Те, кто был предан банде и главе, Сано Манджиро. Ни для кого из вас не секрет, что наш друг, Майки, изменился… – Такемичи сделал робкую паузу, парни притихли. – Запутался или заблудился – не важно. Как друзья, мы должны ему помочь и вернуть его, того самого Майки, которого каждый из нас помнит и любит! И мы должны уничтожить тех, кто угрожает нашей мирной жизни, «Свастонов Канто»! Его старые друзья – те, с которыми он когда-то давно был знаком, – смотрели завороженно. В глазах каждого из них Ханагаки видел смятение: то самое, что и у Мацуно, «узнавание», но вместе с ним и некоторое волнение или даже страх. Крупицы такого же точно страха были в глазах Доракена ровно за секунду до того, как он понял, кто перед ним – узнал или вспомнил. Такемичи не надеялся, что друзья так запросто распознают в незнакомой девочке своего былого боевого товарища. Но тот факт, что все эти парни поддались уговорам, вытащили из закромов свою старую форму и пришли сюда – уже радует. Они здесь, они слушают. И они не уходят. - Вернем «Свастонов»! – ликовал Чифую, от чего сердце Ханагаки сделало кульбит и готово было провалиться прямиком в пятку. - Вернем Майки! – поддержал воплем Пачин. - «Свастонов Канто» на мыло! – хором проорали близнецы Кавата. И толпа разразилась какими-то криками, гоготом, улюлюканьем и смехом. А у Такемичи в грудине словно сахарный сироп растекался – как же давно он не испытывал этого невероятного чувства. Он не одинок в своей битве, за его спиной такие же как он, горящие сердцем и рвущиеся в бой. Ханагаки обязательно справится. Он не позволит себе проиграть. Не в этот раз. Такемичи вытащил телефон и набрал короткое сообщение. Кому «Тачибана Наото»: «Наото, сегодня. Загадывай желание!» Ханма Шуджи с толикой нежности во взгляде наблюдал за бойкой девчонкой – его Мичи. Невысокая и слишком тоненькая, но при этом какая-то вся непривычно собранная: плечи расправлены, спина прямая, подбородок вздернут – без пяти минут боец. И пусть в этом хрупком теле сейчас находился другой совершенно человек, но как же чертовски шикарно оно смотрелось в форме «Свастонов». Никогда бы не мог подумать, что наступит тот день, когда он, Бог смерти, будет в одной банде со своей девушкой, более того – под ее руководством. Жаль, что все это лишь следствия заковыристого маневра судьбы и от девушки его осталась только физическая оболочка. Взгрустнуть толком у Ханмы не получилось: к спускавшейся со ступеней Такемичи буквально подплыл грациозный как мартовский кот Имауши Вакаса. Он что-то ворковал прямо над ухом брюнетки и не переставал улыбаться. А Ханагаки краснел словно рак в закипающей кастрюльке воды. Шуджи с такого расстояния слов Белого Леопарда не слышал, лишь наблюдал за реакцией «девушки» и не мог сдержать смеха. Ханма и не заметил, как по левую руку от него образовалась мелкая – и от того не попадающая в его поле зрения – Кавараги Сенджу. - Может, скажем уже Вакасе, что Мичи пацан? – предложила блондинка, наблюдавшая сейчас ровно ту же картину. - И обломаем все веселье? – Шуджи изогнул бровь и цокнул. – Ни за что! - Вредный ты какой! Ханагаки ужом вывернулся из зачинавшихся объятий Имауши. На девчачьем лице, как отметил про себя Ханма, отразилось вопиющие недоумение – Такемичи уже самому не терпелось завершить этот свой опыт обмена телами. Шуджи, не скрывая злорадной усмешки, продолжал наблюдать за приближающейся фигурой. В теплом свете фонарей лицо ее было необычайно мягким, словно изнутри светилось. И только глаза выдавали в его возлюбленной присутствие постороннего. Взгляд Мичи был нечитаемым, отстраненным – Ханма как ни силился, никогда понять не мог, о чем она думает, в каких облаках витает. Нынешние глаза, невероятно глубокие, синие, смотрели совершенно иначе – с какой-то безапелляционной решимостью, дерзко, отчаянно. - Готов? – спросил Шуджи подошедшего Такемичи. Ханагаки кивнул.***
На территории старой, давно заброшенной и всеми забытой, сортировочной станции Ванган этой ночью было чересчур оживленно. Несколько раскиданных по периметру фонарей едва справлялись со своей задачей – в полумраке кое-как можно было различить видавшие виды товарные составы, одинокие разваливающиеся на части вагоны-беспризорники, клубок запутанных рельс и толпившихся меж них хорохорящихся юнцов. Сколько было самому старшему из них? Двадцать? Двадцать два? Ханагаки было двадцать семь, или со всеми этими перемещениями уже двадцать восемь – он и сам запутался, по-прежнему ощущая себя подростком. Но вот он стоит здесь – посреди расчерченного железнодорожными путями поля – за его спиной полсотни человек, поверивших в него. Снова. А перед ним почти пол тысячи таких же отшибленных головорезов, только форма у них другого цвета – белая. Общего между ними больше, нежели различий – одинаково голодны до драки, жаждут быть причастными, получить свою порцию уважения и признания, стать частью чего-то большего. Разнится лишь мотив. Если «Свастоны» целью своей высокопарно и чересчур благородно обозначили спасение друга, то «Свастоны Канто» идут на битву за лидерство, главенство над криминальным микрокосмом столицы. - Хайтани! – процедил стоящий во главе «белых» Сано Манджиро. – Как это понимать? За его спиной по левую руку возвышались две фигуры в форменных плащах отличительного, черного, цвета – будто конь и ладья «черных» уже прорвали оборону, готовые объявить шах и мат «белому» королю – Ран и Риндо Хайтани. - Манджиро, – Такемичи вышел вперед. – Хайтани не при чем. Это только наше дело – «Свастонов»! - Так получается, что у нас тут двое «Свастонов», – вклинилась в разговор Санзу, обошла Майки и закрыла его спиной – истинный ферзь! – А вторые нам не нужны, Король уже был определен на битве трех небожителей. - «Свастоны» совсем не такие! Вы – жалкое подобие! – звонким девчачьим голосом закричал Ханагаки. Манджиро сдвинул закрывающую обзор Харучие, резкими шагами сократил расстояние и замер опасно близко, в метре от возомнившей себя черт подери кем девицы – Ханма Шуджи дернулся навстречу, но Кавараги успела ухватить его за запястье. В черных словно деготь глазах Сано, обращенных сейчас к застывшему многовековым изваянием Ханагаки, лихорадочным неестественным блеском отражался тусклый свет фонаря. - Ты-то откуда знаешь, какими были «Свастоны»? – сказано настолько тихо, что едва ли не утонуло в резком порыве ветра. Белый плащ командира развивался и звучно хлестал за его спиной. Сано повысил голос так, чтобы каждый мог расслышать его слова. – Предлагаю вам мирно сдаться. Я не стану драться с девкой! На какую-то долю секунды все внутренности Такемичи завязались узлом и ухнули вниз живота, а где-то под гландами мерзкой горечью проявились первые признаки изжоги – досада и страх невозможности что-либо изменить сковал тело. К глазам подступили противные слезы, горячие и соленые. Непрошенные. Он не будет плакать как девчонка. Он должен справиться. «Может, хоть руку пожать? – сверкнула почти гениальная идея, но тут же померкла. – И вернуться в будущее, где я мертв». Развить эту мысль не дали: по обе стороны от Ханагаки, прикрывая командира собой, встали два основателя «Свастонов». - Значит, будешь драться с нами! – с вызовом бросил в лицо друга Пачин. - Ну же, Майки, или ты боишься? – на лице Мицуи появилась насмешливая улыбка, но весело ему было ни на йоту. Легкая ухмылка сменилась гримасой презрения. – Неужели ради этого сброда… – Такаши мотнул головой в сторону «белых». Его серебристо-лавандовая челка непринужденно колыхнулась, открывая взору черного дракона на виске. – Погибли Доракен и Баджи, а Кадзутора отправился в тюрьму? Смоляные глаза Непобедимого Майки вспыхнули ненавистью и бесконтрольной черной злобой, но также быстро погасли. Он скривил свои тонкие губы в брезгливой усмешке и, развернувшись на пятках, направился в сторону молчаливо замерших «Свастонов Канто». Поравнявшись с Харучие, все также не оборачиваясь, Манджиро сказал отчетливо и громко: - Прикончите их всех! Ханагаки во многих битвах успел поучаствовать – не заядлый боец, однако и не целомудренно невинный мальчонка в плане уличных разборок – но подобного ему видеть не доводилось. Кантовских свастонов было почти в десять раз больше, чем классических, второго поколения. Белые давили массой. Пытались, очень неплохо пытались. Пока в бой не вступила Кавараги Сенджу – решила наглядно продемонстрировать, на что способны девочки и как опасно их недооценивать. Малышка Сен отточенными ударами вырубала парней в белых плащах, с какой-то завораживающей детской радостью подсчитывая при этом число поверженных противников. На втором или третьем десятке сбилась – увидела сестру. Металлическая труба, которую сжимала в своих руках Харучие Санзу, нацелена была исключительно на растрепанную светловолосую макушку Кавараги. И цели своей достигла бы, безусловно, не подоспей так вовремя Мацуно Чифую. Левая рука блондина взметнулась, перехватывая проржавевший металлолом. Санзу обернулась – одарила вмешавшегося в семейные разборки ледяным взглядом. И пока Чифую отбрасывал в сторону то, что уже завтра потенциально полицейские могли бы назвать орудием убийства, Сенджу успела отправить сестрицу в нокаут. А в этот момент Легендарное дуо – Вакаса и Бенкей – решили, по всей видимости, проверить, из чего состоит Мочидзуки Канджи. И, как минимум, состав лицевой его части был уже определен – кроваво-красное месиво, которым еще недавно была неприятная рожа Мочи, сейчас явным образом показывало почти все слои тканей до самых костей. Инупи тем временем пытался вести мирные переговоры с Коконоем Хаджиме, хотя дипломат из Сейшу, по правде говоря, никудышный. От подписания конвенции остановил невесть откуда взявшийся – «Из-под земли он что ли вырос?» - думал Инуи, пока посылал сигналы бедствия Аккуну и его команде, – Мадераме Шион. Близнецы Кавата погнали промеж тесных рядов «припаркованных» вагонов звонко смеющегося Хайтани Рана. Старший только пятками успевал сверкать, заманивая Кават в ловушку. Младший от него не отставал – позволил Хаккаю себя «украсть» как какой-то ценный трофей. И пока Шиба, надрываясь тащил только с виду мелкого Риндо, тот не переставал лыбиться и подмигивать следующему за ними Мицуе. Такаши отчего-то густо краснел. Наблюдая за этим спектаклем, Ханагаки отметил, что пока все идет ровно по плану. Но только пока… Кто учил манерам Какуче Хитто? Такемичи знал, что его друг детства никогда бы не поднял руку на девушку, даже на ту, которая сама эту бойню и развязала. Но вот его родной Какосик смотрит исподлобья и прет в его сторону, расталкивает всех на своем пути. Ханагаки встал в стойку, вспоминая сразу все, чему последние недели учился на занятиях у Имауши. Он готов – он с гордостью примет удар, не зассыт и даст сдачи! Только глаза зажмуриваются сами по себе от одного лишь пожирающего взгляда Хитто – а в нем ненависти и злобы столько, что невольно задаешься вопросом: ты ее в себе за всех кантовцев аккумулировал, никому там не оставил, да? - Ты! – Какуче был уже в одном шаге от цели и указательным пальцем почти дотягивался до женской груди. – Дура! Зачем это все затеяла? - Ой, бля, тебя спросить забыли, – вальяжно ухмыляющемуся Шуджи для полноты образа не хватало только лениво зажатой в губах сигареты. – И не тычь в мою девушку своими пальцами! Напускная леность Ханмы испарилась ровно за секунду до того, как правый кулак – тот, что с наказанием – символично впечатался в лицо Хитто. Завязавшаяся битва увлекала: излишне напряженный и серьезный Какосик против в меру расслабленного и привычно лыбящегося Бога смерти. Такемичи поневоле залюбовался, втайне болея за Шуджи – ох уж эти чужие трепыхания в груди. Раскрыв рот, Ханагаки продолжал смотреть, с каким остервенением Какуче пытается заблокировать сыплющиеся как из рога изобилия удары Ханмы, и отползал подальше. У него сегодня цель другая – Майки. Где-то на периферии зрения мелькнула фигура в белом плаще – Манджиро спрыгнул с занимаемого им зрительского ложа, которым служила крыша обветшалого ржавого вагона. Правый сапог Сано заглушил пламенную речь Пачина, а затем заткнул его заместителя, Пеяна. Следом за ними Майки поочередно отправил в отключку успевших расправиться со старшим Хайтани братьев Кават. Те даже слова вымолвить не успели. Ханагаки уже мчался в сторону светловолосого демона, молясь лишь о том, чтобы их план сработал. Потому что следующим в очереди на раздачу фирменных вертушек Непобедимого Майки уже выстроились Мицуя и Хаккай. И как же вовремя за спиной Манджиро из-за старых вагонов с двух сторон вылетели Риндо и Ран. Хайтани заломали обе руки своего лидера, предоставив тем самым Такаши простор для дальнейших действий. Такемичи знал, что один из основателей «Свастонов», капитан второго отряда – человек чести, и драться он будет только один на один. Но то ли Хайтани-младший был столь убедителен, рассказывая своим «похитителям» о тайном семейном сговоре, то ли Мицуя просто хотел выразить всю боль, что копилась в нем долгое время. И апогеем которой стала смерть лучшего друга. Ханагаки не знал точных причин, но отчетливо услышал хлесткий, рассекающий воздух звук удара. Он не видел лица Такаши Мицуи – тот стоял к Такемичи спиной. Но его слова, тихая вибрация его голоса – заставляли съежиться, представляя всю горечь, сконцентрированную во взгляде лавандово-серых глаз. - Он был верен тебе до последнего вздоха. А ты его предал, ты всех нас бросил, но… – ровный холодный баритон дрогнул, Мицуя выдержал паузу. – Как ты мог оттолкнуть Доракена? Ханагаки видел черные матовые – потухшие – глаза Майки, пустой взгляд был опущен. По его тонким губам стекали капли крови – Такаши бил от души, вложив в свой удар все чувства, что разрывали его последние месяцы. Манджиро обвис безвольной марионеткой в руках Хайтани, не пытался вырваться, словно бездействием подтверждая собственную вину. Мицуя отступил, обернулся через плечо, встречаясь взглядом с обеспокоенными синими глазами. Такемичи лишь коротко кивнул в знак поддержки и подошел чуть ближе. - Я страдал, – шепотом чуть слышно произнес Майки. – Все это время без вас. Но я не хотел причинять вам боль… Внутри Ханагаки что-то дикое, животное практически, проснулось и зашевелилось, настойчиво требуя выхода. Ему отчетливо захотелось стукнуть бестолкового друга! Аж ладошки зачесались и непроизвольно сжались в кулаки. - Майки, ты ёбаный эгоист! Конченый, сука, до мозга костей эгоист! Ты страдаешь? Люди вокруг тебя, оглянись! – Такемичи обвел взглядом тех, кто в полуобморочном состоянии валялся на земле. – Они не желают тебе зла, все эти люди рядом с тобой хотят сделать тебя счастливым. Я хочу сделать тебя счастливым! Твои друзья, которые всегда тебя поддерживали и шли за тобой. Риндо, прости братан… – Ханагаки бегло взглянул в фиолетовые глаза напротив, извиняясь, и снова вперился взглядом в Манджиро. – Майки, Риндо любит тебя всей душой, но пока ты ведешь себя как гавно на палке, он не будет с тобой вместе. Потому что если что-то пойдет не так, то пострадают от этого Ран и Мичи. А Риндо скорее пожертвует своими чувствами и собственным счастьем, чем подвергнет такому риску семью. Младший Хайтани пораженчески выдохнул, но руку Манджиро не отпустил. Щеки его продолжали заливаться краской, пока Такемичи все тараторил и тараторил. - Все хотят сделать тебя счастливым, но они боятся, Майки. Они боятся тебя. Может уже хватит их пугать? Хватит поворачиваться к ним сракой! – наконец-то Сано посмотрел на него, снизу-вверх, замученно и устало. – Обернись и ты увидишь, как много у тебя есть. И не смотря на то, чего ты лишился, ты все еще можешь быть счастливым. Мы любим тебя, Сано Манджиро. Затуманенный взгляд ониксовых с поволокой глаз внимательно изучал стоящую перед ним девушку. Пытливо, непонимающе. Словно Майки силился уловить что-то, поймать за хвост какую-то мысль, единственную истину. Но она ускользала, оставляя после себя чувство незавершенности, неясности и какой-то тревоги. Нечто слишком знакомое притаилось в этих синих глазах. Но что? На несколько долгих мгновений воцарилась звенящая в ушах тишина, будто весь мир вокруг замер. А потом… Что-то мелькнуло слева. Яркий, как вспышка молнии, блеск. Истошно закричал Риндо и, выпустив правую руку Манджиро, бросился к сестре – у него реакция всегда была нечеловечески быстрой. В следующий момент Ханагаки увидел спину младшего Хайтани перед собой и где-то впереди цветастый всполох розовых волос, металлический блеск… Дикий, надрывный вопль Рана… Непередаваемый испуг в бездонных ледяных глазах Санзу. Обмякшее сгорбившееся тело Риндо. И тихий шелест – бульканье чего-то красного. Он пытался сказать что-то, но вместо слов из красивых тонких губ младшего Хайтани продолжала вытекать кровь. Ран кинулся к брату, сжимал его в объятиях, шептал что-то совершенно бессвязное, хаотично наглаживая лоб, щеки и стирая струйки крови с подбородка. Белые перчатки насквозь пропитались кровью, но Ран отчаянно продолжал сжимать края располосованной кожи. Огромные горячие слезы стекали по его щекам, звонко ударялись о холодеющие щеки брата. Риндо улыбнулся – чуть дрогнули уголки плотно сомкнутых губ – посмотрел на старшего, пытаясь пальцами дотронуться до его лица. Ран склонился, схватил прохладную ладошку и потерся о нее щекой. Улыбнулся – искренне, любяще – Риндо должен знать, что брат его любит. И Риндо знает, от того ему так легко сейчас закрывать глаза. Плотная мягкая тишина накрыла собой заброшенную сортировочную станцию.***
Пульсирует, красным неоном мигает – Риндо любит тебя. Бьется о стенки черепной коробки, разлетается вдребезги битым стеклом. Мелкой крошкой хрустит на зубах, разрезая в лохмотья язык. Металлическим привкусом крови оседает во рту, клокочет в глотке. Хочется сплюнуть. Выблевать всю эту нежность, что заполняет его существо от одной только мысли – Риндо любит тебя. И ту боль, что прошибает миллионами разрядов электротока, проходящим по каждой клеточке тела – Риндо мертв. Риндо мертв. Доракен мертв. Эма мертва. Шиничиро мертв. Баджи мертв. Изана мертв. «А мертвым должен быть только ты!» – ошеломительное открытие на грани сознания и бессознательного. «Не правда! Нет!» – вопил кто-то внутри. Кто-то маленький – дерзкий мальчишка, с виду сильный. Но плаксивый. До одури вредный пацан, хочется его заткнуть. Бесит! Все время плачет и плачет, и всех ему жалко. Мать, сестра, брат, друзья… Ему больно терять, каждый раз больно. И больше всех ему жалко себя. Он слабый, не может сдержать слез. «Но ты ведь не такой», – въедливый шепот. Снова. Он не такой – правда. Он сильнее. Он самый сильный. Он ведь непобедимый Майки. Ему не должно быть больно. И не будет. Тишина вокруг него, и без того плотная, сгущалась. Разум, погруженный в нее, затихал. Сердце окутывала темная вуаль, укрывала, убаюкивала – больше в груди не саднит. Темнота любовнее, ближе и ближе, пробирается к сердечной мышце. Проникает сквозь жесткие ткани защитной капсулы – перикарда. Заполняет собою предсердия, засоряет аорту. Наглухо замуровывает легочный и аортальный клапаны. Навечно оставляя сердце расслабленным – пойманным в состоянии диастолы. Больше ему не сжаться. И вместо крови по венам потечет пустота. Пустая кукла с темными пробоинами вместо глаз. И темнота эта затягивает, поглощает весь видимый свет, впитывает в себя фотоны, отдавая взамен ничего – осязаемую наощупь черноту. Матовую, бархатистую – бережно оглаживающую плечи, ластящуюся к рукам, переливами волн пробегающую под подушечками пальцев. Безопасную. Манджиро растворился в ней, утопил в этой темноте свою боль. Отдался полностью, позволив взять пульт управления когтистой лапе Черного импульса. «Отомсти!» «Убей!» Кто он такой, чтобы противиться? Тяжелый хриплый стон слетел с изуродованных губ. По тонкому телу прошел благоговейный трепет, а в льдисто-голубых глазах навечно застыл раздирающий ужас вперемешку с восторгом. Чей-то гортанный, утробный рёв оглушил – бесит! Мешает. «Избавься!» - Прошу тебя хватит! Остановись! – Манджиро слышит девичий голос, знакомый. – Посмотри на меня, пожалуйста! Глубокие синие глаза. Огромные, а в них застывшие россыпью алмазов слезы. Он их видел. Множество раз. Именно такие. Когда? Где? - Смотри на меня! – требует кто-то властно. – Ты не должен справляться с этим один. Отпусти его. Я помогу, обещаю. Отпусти! Удар. Еще один. Он слышит, как ломаются кости. Трескаются. Хрустят. Не чужие – его. Рвутся ткани, лопаются сосуды. И внутренности трещат по швам, вскрывая прогнившую суть. В темноте сверкнул металл. Рассек воздух. Вспорол с надрывом что-то твердое. Вошел глубоко, на вздохе. Алой жижей сочилась по пальцам чужая жизнь. Забирая с собою что-то, что сковывало собственное нутро, не давало дышать. Вздох. Полной грудью. - Мичи! Не-е-ет!!! – раздирающий в клочья душу протяжный вопль Хайтани Рана сплетался со сдавленными молчаливыми всхлипами Ханмы Шуджи. Манджиро упал на колени. Сгорбился над теплым еще телом. Сжал в руках, прислонил к себе ближе, пачкая багровыми пятнами крови белый плащ. Заглянул в искрящиеся благодарностью синие глаза. Глаза друга. Он их знает. Он помнит. - Ты справился, – теплые пальцы коснулись мокрой от слез щеки. Сано плакал? Он и сам не заметил. Из груди сквозь гортань через открытые сухие губы вырвалось для обоих значимое: - Прости меня, Такемучи… Манджиро сжал в ладони прохладные девичьи пальцы.