Остров

      Это были его последние гастроли. Они остановились в небольшой деревушке. Пара артистов Императорского театра были проездом в селе, находившемся в пятистах километрах от Одессы.       Высокий, солидно одетый брюнет, приплясывая, вышагивал между рядами с товарами на площади. За театральной улыбкой скрывался ужас от увиденного. Во что превратились эти места? Мужчина помнил, как эти базары гудели народом. А теперь здесь были пустые прилавки и нищета. Люди продавали последнее, что имели. На одном из прилавков блестела труба, а недалеко от этого места, за другим прилавком стояла женщина и продавала стакан семечек.       - Да… Уж то-то шумели базары в этих щедрых краях! А теперь-то… А что теперь?! Свобода!       Стараясь не обидеть людей и не потерять потенциальных зрителей, мужчина заменяет слово «разруха» на более ласковое для слуха «свобода».       Большие черные глаза хранили в себе много тайн, от того мужчина старался держать их почти всегда слегка прикрытыми. Он хорошо помнил, как все началось. И как когда-то и его города коснулась война.       - Бабуся… Спешите видеть… Последняя гастроль. – Мужчина поднял в воздух сложенные пальцы - Я ведь тут проездом. Сегодня, вечерней лошадью, я уезжаю в свой любимый город – Одессу. Город каштанов и куплетистов!       Еще немного покривлявшись перед присутствующими людьми для затравки, мужчина ловко поднялся по ступенькам на сцену. Как же он любил это место, эту атмосферу… Казалось, на сцене был совсем другой мир. Он всегда был опьянен этой энергетикой, которую дарила ему сцена.       Увидев это, детишки поспешили к сцене. Всю его прогулку по площади, ребятня бежала за ним хвостиком. На вид им было лет пять-семь.        Когда мужчина оказался на сцене, заиграла веселая музыка. Несколько ребят шустро забрались на сцену и ловко уселись на краю, наблюдая за тем, как странный незнакомец танцевал и пел.       Те, кто постарше, оставались внизу, но и они с удовольствием наблюдали за тем, как артист отбивал чечетку. Среди таких зрителей был молодой парень шестнадцати лет, одетый в серую рубашку. Это был Данька, один из тех несчастных, кого война оставила сиротой.       Недавно расстреляли его отца, и теперь он глотал последние моменты счастья. Артист будто бы забирал всю ту боль из души парня.       Парень ещё немного походил рядом со сценой, послушал, о чем сплетничали местные жительницы. Пока куплетист, представившийся в песне Бубой Кастроским, снова не привлек внимание своим звонким голосом.       - Выступает белокурая Жози!       Из-за кулис выбежала девушка в черном платье. А сам артист уже успел обзавестись парой музыкальных инструментов. На боку у него висела гитара, а в руках мужчина держал скрипку.       Звук скрипки смешался со звуком цоканья лошадиных копыт. Это враги пробрались в город. Но Буба хорошо знал правило: «Что бы не случилось – ты должен доиграть».       Данька поспешил смешаться с толпой. Он тоже слышал лошадей. И хорошо знал, что ничего хорошего от этого звука ждать не стоило.       В город въехали несколько мужчин верхом на гнедых лошадях. Сзади ехали еще двое на пегих лошадях, у которых красовались большие белые отметины на лбу. Один из незваных гостей подъехал прямо к сцене, заворожено слушая пение блондинки. Потом и другие последовали его примеру. Скоро перед артистами собралось семь наездников.       Не часто встретишь такую публику. Буба мысленно пошутил, что для лошадей он ещё никогда не играл. Хотя выступать для них было куда приятнее, чем для их наездников.       Данька поймал на себе взгляд лидера этой компании. Он помнил этого человека. Хотя, человеком мужчину в седле у парня язык не поворачивался назвать. Парень спрятался рядом с одной из пегих лошадей. В надежде, что пока разбойники слушали пение Жози, он сможет ускользнуть и его никто не заметит. Но их атаман уже приметил его. И даже дал это понять, ухмыльнувшись пару раз светловолосому Даньке.       Жози воспользовалась случаем, и обернулась к скрипачу, который уже давно играл почти полностью закрыв глаза. Так как они не первый день работали вместе, Буба ничего ей не ответил, только одарил девушку двумя едва уловимыми кивками. Они понимали друг друга без слов.       Едва она допела, как тоскливая скрипка сменилась звуками бубна и гитары. Они оба пустились в пляс. Танец Жози напоминал что-то цыганское. Наездники смотрели на актрису с неподдельным восторгом, хотя какой-то невероятной красотой блондинка не отличалась.       Увидев, что его заметили, паренек поспешил удалиться. А бандиты на перебой кричали артистам:       - Просим!       - Еще просим!       - Давай-давай!       И только их главарю было уже не до выступления. Лютого в этих краях знали! Слава о нем была на много тысяч миль. Народ его боялся. Заметив убегающего мальчишку, Лютый спрыгнул с лошади и пошел следом.       Когда же Данька столкнулся со своим врагом нос к носу, то поспешил удрать. Но когда парень пробегал мимо двух мужчин, один из них поставил пареньку подножку. И тот упал около одного из прилавков. Бандиты ликовали как дети!       - Ну что ржете? Жеребцы! Сбили мальца и довольны! – приструнил своих людей Лютый. Подойдя к мальчугану, добавил. – Отец-то твой, вроде, половчее был.       Последнее, что услышал Буба, это то, как этот, неприятного виду мужчина, предложил мальчику угостить того квасом. И повел куда-то в сторону. Дальше, из-за гула незваных гостей, артист уже ничего не мог разобрать. Но и ему эти люди не нравились. Он знал, кто эти люди. Слышал.       Дальнейшую картину Касторский наблюдал уже из кибитки, в которой они спрятались вместе с Жози, едва представилась такая возможность. Буба не слышал, о чем говорили эти двое. Видел только, как молодой паренек плеснул в лицо Лютому предложенный напиток. А потом оглушающий свист хлыста. Мальчишку связали и поставили на колени, положив его связанные руки на скамью.       От увиденного, все внутри у куплетиста сжалось. Он нервно сжимал рукой край кибитки. К горлу подступал ком, нервы были натянуты сильнее, чем струны его любимой гитары. Он хотел что-то изменить. Хотел, но не мог. Он, как и все присутствующие, боялся Лютого. С каждым новым звуком удара, по спине куплетиста пробегала мелкая дрожь, с каждым новым ударом становилось труднее дышать. Словно это он был на месте мальчика.       На лице у мужчины было лишь призрение к врагу. Но он чувствовал на плече руку Жози. И это не давало ему вмешаться. Он отвечал за нее. И хорошо понимал, что танцовщице тоже достанется, если он привлечет внимание бандитов. Дышать становилось все труднее, да и танцы давно были ему не на пользу.       Как же он хотел выскочить из своего укрытия! И будь, что будет! Но Жози крепко держала его за левое плечо. Самому же куплетисту нечего было терять. Это были его последние гастроли. Театр списал его, в силу возраста. Буба перестал приносить театру деньги.       И вот сейчас, он сидел и напряженно фыркал в седоватые усы, не в силах хоть что-то изменить. Когда ему перестало хватать воздуха, артист развязал платок, повязанный на шее элегантным бантом.