Бестиарий. Зов сердца.

Отступление Отражение – вот что видит перед собой юная дева, готовящаяся ко сну, расчесывая свои длинные, струящиеся, как шел волосы цвета спелой пшеницы. На нее внимательно смотрит глубоким, синим взглядом, с той стороны зеркала она же, улыбаясь нежно-розовыми, чуть пухлыми губами. В тонких, изящных руках зеркального двойника расческа, которой она расчесывает волосы, готовясь ко сну. На ее плечах такая же ночная сорочка, ажурная бретелька которой, чуть сползая, открывает вид на косточку ключицы и край налитой груди. Ночь. За окном россыпь звезд на темно-синем покрывале, будто бы бархатного неба. Но дева видит сон, поглощающий ее душу всю, без остатка. Бескрайнее поле, усыпанное цветами, а над головой лазурная гладь небесной выси, с сияющим солнцем. Смех и радость, поглощающие сердце, душу и разум, толкают вперед, будят восторг и непосредственность, желание прыгать, бегать, танцевать, громко кричать, как было в детстве. И по одному ее желанию и мысли, словно из солнечных лучей, на ее плечи ложиться любимое белое платье с кружевным подолом и короткими рукавами, но голове же соломенная шляпка, с красными ленточками, развивающимися от теплых порывов воздуха. Девочка, купаясь в солнечном свете, бегая босыми ногами по полевым цветам, заливаясь смехом, несется вперед, напевая песенку: - Утро придет – Свет принесет. Солнце взойдет – Тень отойдет. Глади небесной Простирается высь! Открой глаза, милая! Ото сна пробудись! - … это последнее, что помнила малышка Мисоль, перед тем, как отдать свое тело мне, - сказала переродившаяся разбойница Хартиса тем, кто сидел напротив нее. Взрослые мужчины, умудренные опытом маги, один из которых ректор академии, второй глава гильдии целителей, смотрели на белокурую деву с голубыми глазами и не понимали, что вообще происходит. Что уж говорить о девушках магах, не так давно выпустившихся из академии. - А дальше? – спросила хвиса, чуть подавшись вперед, - когда вы пробудились собой в теле Мильсоль, должны были рассмотреть того, кто воспользовался артефактом реинкарнации души. Или хотя бы разобрать голос, - задавала наводящие вопросы Ваэтлин, пытаясь натолкнуть женщину хоть на какие-то воспоминания. Но она не могла вспомнить того, что от нее хотят, лишь кусала пухлые губы, хмурила тонкие брови и дергала локоны волос. - Лица его не было видно, лишь черный туман в глубоком капюшоне, голос обычный, ничем не примечательный, услышишь и не запомнишь, одежда – стандартный маговский балахон, - нахмурившись, ответила бывшая разбойница, вспоминая первый день в мире живых, а так же окружающую ее в тот миг обстановку. - Зеркало, отражение, сон и песенка! В этом ваш рассказ о произошедшем, госпожа Хартиса? – вмешалась в разговор лазурная гарпия, до этого вообще не участвующая в деле, лишь со стороны наблюдающая за монологом. – Воспоминания Мильсоль о последнем любовании в зеркало перед сном, сон о поляне с цветами и та песня, ни к чему нас не приведут. - Саши, - взывала Ваэт к пониманию подруги, - не дави на мисс тер Атрэ. Есть ведь еще что-то? Например, слова, которые сказал волшебник вам, после того, как вы проснулись? Или имя, по которому он к вам обратился? Услышав этот вопрос, Хартиса задумалась, а ректор, глава гильдии и эльфийская целителей насторожились, боясь спугнуть момент, так как давно казненная разбойница утихомирила зубы, истязавшие губы, оставила в покое пшеничные волосы. При этом по-прежнему хмуря брови, устремляя взгляд в прошлое, в тот самый день ее появления в мире живых. Она и правда помнила, как к ней обратились, стоило открыть глаза и дать понять, что пришла в себя. Но имя, которое вертелось на языке, не спешило слетать с губ. - Как же это? – никак не могла произнести Хартиса, путаясь в мыслях, стоило дойти до произношения. – Я же точно помню, как ко мне обращался этот мужик! – ругала саму себя женщина, снова и снова прокручивая в голове тот самый момент пробуждения. И опять, стоило имени вспомниться, дойти до языка, чтобы его произнести, как стопор и размытость. Лишь: - лиль, на конце имени я помню было именно лиль. - Хоть что-то, - сказала Фильзиль, собираясь покинуть кабинет ректора академии, как дверь перед ее носом открылась, а к собравшимся присоединился глава Фукатсуми – хвистрин Широганэ. Вид его был не таким плохим, как несколько дней назад. Он все еще спал на ходу, но падать не собирался. Лишь поговорить со своей подопечной, которую для этого приватного отозвал за дверь. Лиса не спорила, что касается гильдии, ее участников, не должны слышать в нее не входящие. Поэтому, поднявшись со своего места, поддерживающее касаясь руки Харитисы, говоря ей, что все хорошо и она вспомнит то имя, покинула кабинет ректора. А лазурная гарпия Рахсаш, ректор Пьятрэ, эльфийка Фильзиль и глава целителей Льятрэ остались во владениях главы академии, находясь в состоянии ожидания, проясниться ли память бывшей разбойницы, всплывет ли названное магом имя, или нет. Ваэт. С памятью Хартисы явно поработали. Четко помнить момент с зеркалом и приведением себя в порядок перед сном, сам сон, а так же ощущения бывшей хозяйки тела, оказавшейся на той поляне, под лучами солнца. Образ небесно-голубого неба над головой, ощущение цветов и травы под голыми ногами, четко-произносимый текст песни, пробуждающей память души, и само пробуждение. Но при этом полное затмение на моменте с лицом мага и ступор с именем девы, память души которой хотели пробудить. Все это указывает на подавление, или затирание конкретных участков памяти. - Есть возможность достать из ее памяти хотя бы имя? – спрашивает Широганэ, отозвавший меня из кабинета на деликатный разговор, но перед этим просивший ввести его в курс дела и того, что произошло, пока он отсыпался и приходил в себя. - Я попробую, но ничего не обещаю, - не стала давать ложную надежду, так как сама еще не уверена, получится у меня воспользоваться одной драконьей техникой или же нет. – Широганэ, что у тебя ко мне за разговор, который не должен касаться чужих ушей? – хвистрин для надежности накрыл нас куполом «Полной тишины», осмотрелся по сторонам и только тогда, когда убедился в полной конфиденциальности нашего с ним разговора, развернул небольшой свиток с отчетом одного из стражей Синдрина, говоря: - Знаю, это может быть не тем, чем кажется, но все же… - лис смотрел на меня, внимательно вчитывающуюся в строчки, меняющуюся несколько раз в лице, от недоумения до злости, - думаю, вам с ней нужно поговорить и все в такой же деликатной обстановке обсудить. Если это никак не связано с похищениями, она пояснит, нет… - … то будет уходить от ответа, и устраивать мне образцовый скандал, - закончила я за Широганэ фразу, уходя в мысли о причине, по которой подруга могла во все это ввязаться. Мотив, который ей двигал, никак не хотел появляться в моей голове. Мотив, который ей двигал, никак не хотел появляться в моей голове. Не было ни одного предположения, варианта и даже мысли, с какой целью ей понадобилось пробуждать память похищенных блондинок, используя артефакт реинкарнации души. Вопросы были и по поводу письма с приглашением на праздник Шести Стихий, с последующей просьбой защитить султаншу Ырдгэдэ. Читая отчет стражника из Синдрина, в голове вставали вопросы один за одним, уводя к самому началу нашей с ней дружбы. Теперь, все наше с ней общение встало под большое сомнение и заранее-спланированную выгоду, рассчитанную ей с момента встречи. - Ваэт, ты… - но что именно я, хвистрин так и не сказал, так как дверь кабинета ректора открылась, а из нее вышла Рахсаш, приглашая нас с лисом зайти внутрь. Мы синхронно кивнули, снимая защитный купол, двигаясь к кабинету. Широганэ же, перед тем, как вернуться к делу о похищенных блондинках, сказал: - не руби с плеча, Ваэт. Сперва уточни, пообщайся, а лучше проследи, - улыбка и шепот, - благо, с твоими новыми способностями это стало возможным, - сказал, подмигнув, проходя в кабинет, тут же попадая на глаза Хартисы. - Широганэ! Сколько лет, сколько зим? – улыбка бывшей разбойницы, приветливые в жесте объятий руки и желание стиснуть хвистрина, повиснув на его шее, - рыжий плут, как же давно я не видела твою хитрую физиономию! - Угу, - буркнул лис, отсаживаясь от девушки максимально далеко, всем видом показывая, что он-то как раз и не рад ее видеть. - Бука! – сказала Хартиса, упирая руки в боки, показывая язык, тут же переключая свое внимание на меня, - так, малышка, Ваэтлин. Давай общаться дальше! – берет мои руки бывшая разбойница, усаживая на прежнее место, - у меня есть еще, что вам рассказать. Особенно о тех днях, проведенных в заключение, среди таких же, как я, неудавшихся вариантах… - после этих слов, чутким слухом я услышала шуршания со стороны подруги, а краем взгляда настороженность во взгляде. Мне не хотелось верить, но пока что факты на лицо. - Девушки, которые находились с вами, они… - но не успела я задать вопрос Хартисе, как та резко закатила глаза и прогнулась в спине, издавая оглушающий, раздирающий барабанные перепонки и собственные голосовые связки, вопль боли. Руки тут же сжались на горле, ногти, с силой впившиеся в кожу, скребли с неимоверной силой, разрывая ее в кровь. Язык, двигающийся в бешеном ритме, искусанный в ошметки собственными зубами, и порванная воем глотка, не давали возможность проронить и слова. От бессилия она рухнула по пол, продолжая делать все, что заставит ее замолчать. Тело девушки, как только оказалось на полу, забилось в резвых конвульсиях, слышался хруст ломающихся костей, рвущихся мышц и лопающейся кожи. Изо рта брызнула столбом багровая пена, оказываясь на моем лице. Ее скручивало от бьющих по мышцам разрядов, как от ударов молниями. Целители, которые почти сразу окружили ее исцеляющими коконами, оказались бессильны. В тот момент, когда Хартиса собралась рассказать о пленных, ей удаленно вынесли смертельный приговор. И лишь остаточные конвульсии, все еще бьющие по телу, создавали видимость движений тела и надежды жизни. - Кто-то явно не хочет раскрывать свои секреты, - сказала Фильзиль, смотря на сломанную, как ненужную куклу, залитую собственной кровью, с потухшими когда-то голубыми глазами Хартису. Она лежала на ковре, раскинув руки в стороны. Кровью было залито практически все: лицо, шея, грудь, багровым пропитались волосы и одежда. А вывернутое наизнанку тело, с торчащими обломками костей из суставов, и раскрытой, как голодная пасть, грудной клеткой, хотелось починить, вернуть прежнюю изящность и невинность. - Льятисэ эре енье ясэ! - Что значило на эльфийском: «- Примите предки потомка своего!». - Что дальше, хвиса? – спрашивает меня Фильзиль, отводя взгляд от покойной, при это не обращая внимания на остальных участников дела. А я же пожимаю плечами, так как источник информации, способный дать нити к распутыванию этого дела, лежит бездыханным, на полу ректорского кабинета. Та же, кто может нас привести к загадочному магу, затаившемуся в запретных лесах Ильфрима, пока что лишь под подозрением. Предпринимать что-то, так спешно и непродуманно - рискованно, особенно обсуждая это при ней. Но и бездействовать, ожидая таких же, как и в случае с Хартисой ситуации, не выход. Поэтому: - Хэ тенеэ усу наэльсэ тьетэ, - что значило: «- Я тенью за тобой пойду». Эльфийку, слыша родной язык из моих уст, слегка передернуло, но она, в отличие от остальных - поняла, что я сказала, лишь смысл от нее ускользнул. Но его я ей поясню чуть позже, когда мы придадим огню тело Хартисы. А так же удостоверимся в подлинности блуждающих в моей голове мыслей и всей цепочке из подозрений, как и поручений, данных покровителем. Разберем небольшой компанией все те факты, которые имеем на руках. И пусть Фильзиль мне не друг, принять в тесные ряды, дабы разобраться что к чему, необходимо. Не знаю почему, но хвисье чутье, как и в те дни, проведенные в книге отца, просто вопит, требует к нему прислушаться. И я, как учил меня Саламандр, а так же, как гласят мои личные убеждения, прислушаюсь к чутью, сделав все так, как подскажет сердце, интуиция, а так же логическое мышление. С кем же мне придется работать и находиться бок о бок какое-то время? Второстепенный вопрос, не важный в данной ситуации. Важнее всего найти виновного в похищении девушек, привлечь его к ответственности за незаконное использование артефакта на разум. А так же предъявить обвинения в несанкционированной реинкарнации душ, с помощью неучтенного в реестровой базе артефакта. Отступление Длинный коридор. Полумрак. Тишина. Никого. Лишь тусклый свет уличного фонаря, пробирающегося через открытую дверь, дает понять, кто в этой темноте кто-то есть. Владелец кабинета, или же его временный хозяин, стоит у окна. Смотря вдаль, видя лишь тьму ночи и зелень непроходимого леса, он ожидает гостя. Время, назначенное для встречи, уже подходило к границе, как вдруг, послышались резкие, четкие шаги, озвучиваемые медными набойками, а с ним и шелест, то ли длинного подола платья, то ли крыльев, перья которых стелились по полу. Гость, как и всегда, пунктуален. Пришел именно в тот момент, когда стрелка часов показала ровно полночь. - Господин, - прозвучал тихий голос визитера, припавшего на одно колено, склонившего голову, - все исполнено, как вы и приказывали, - отчитывался подчиненный, не поднимая взгляд, смотря все так же в пол, - хвиса овладела родовыми техниками. А кукла, сыгравшая свою роль, поплатилась за длинный язык, - хозяин комнаты не видел лица подчиненного, но слышал, как голос дрогнул от подавленного смеха, но губы все равно растянулись в улыбке, говоря, что подчиненный сам получил от процесса удовольствие. - Хорошо. Только это слово прозвучало в ответ, да шелест ткани, скрывающей таинственного господина. Длинный, свободный балахон, с глубоким капюшоном, широкими рукавами и подолом, да тьма вместо лица, вот и все описание, которое можно дать хозяину кабинета. Голос? Обычный. Возраст? Так сразу и не скажешь. Рос? Средний. Телосложение, раса? За тканью не рассмотришь. - Ты знаешь, что делать дальше, - не вопрос, а факт. - Да, господин, - тихо ответил подчиненный, все еще склонившийся в поклоне, не смеющий поднять взгляд. – Будет исполнено, - и снова подавленный смех тронул голос, оставляя от радости предстоящего веселья лишь улыбку на губах, да пляшущие искры в глазах. Подчиненный уже предвкушал, видел тот момент в самых ярких красках, от созерцания которых, даже мысленно-представленных, душа и разум пели поминальные песни. А с губ таки сорвалось: - ты за все ответишь, Ваэтлин им Миет! * - экспромт автора