Моё отражение

      Я убил её. Ябоку просто использовал свою шинки в качестве щита и сейчас, корчась от боли потери оружия, отступал. А я не мог отойти от шока.       Нора не была хорошей. Не была любимой мною. Но с ней было связано много воспоминаний, много историй. И я верил — где-то в глубине её души есть добро, но теперь всё было неважно. Дёргаясь в предсмертных конвульсиях с расплывающимся красным пятном на белой мантии, она явно смотрела на меня, извиняясь за то, что творила. Погибала.       И Юкинэ, я знал, тоже не отрываясь смотрел на неё. Он впервые оборвал жизнь орудия: такой же души, как он сам, — и это для паренька было ужасным потрясением. Он скорбил, хоть и знал, что такой исход был вполне вероятен.       И этим-то враг и воспользовался.       Кажется, я потерял бдительность всего на миг: смотрел на Сэкки, оба клинка которого точно потускнели. Пытался переварить увиденное, осознавая, что Ябоку вот-вот скроется, но собираясь дать Юкинэ ещё несколько секунд. Мальчику нужно было прийти в себя, прежде чем отнять ещё одну жизнь, однако мой брат оставил план отступления.       Он просто отошёл достаточно далеко к окну, чтобы сказать мне кое-что. Чётко и внятно. Чтобы я услышал. — Призови Юкинэ, иначе я расскажу ему секрет, — бросил он, когда я обернулся. Смеясь мне в лицо и даже не собираясь бежать.       Он просто дал себе фору. Ведь, если я решу пойти в атаку — мне необходимо несколько секунд. Вроде немного, но сколько нужно времени, чтобы произнести вслух имя, которое Юкинэ носил при жизни? Тоже немного. — Ха… — начал Ябоку, явно издеваясь.       Но я тут же поднял вверх руки, остановившись в нескольких метров от брата. Поражаясь, насколько чёрная у него душа. Какой сволочью он может быть… Ведь Ябоку только что убил одно из своих орудий! Ту, что была ему верна! А теперь хочет проделать то же самое с Юки, которому только-только дал имя? — Стой! — в груди щемило от того, что я снова потерял контроль над ситуацией. — Не надо. Ты ведь не станешь! — Почему это? — на лице близнеца не было ни капли сомнений, как, впрочем, и сожаления. — О чëм он, Ято? Какой секрет? — одновременно с этим в ушах стоял слегка испуганный голос Юкинэ: он откровенно не понимал, почему я бездействую. — Он безоружный! Убей его — я готов! — Остановись, — я отмахнулся от вопросов своего шинки, не сводя с Ябоку глаз. — Зачем тебе всё это, а? Зачем тебе Хиёри, Юкинэ? Ты копируешь мою жизнь? Меня? Но смысл? Я наверняка в твоих глазах — ничтожество, так сделай так, чтобы выделиться, а не подражать. А уж если есть такое дикое желание ставить меня в пример — так вспомни, что я на стороне добра и вреда уже давно никому не причиняю. — Ух-ух, вот это речь! Аплодирую стоя! — Ябоку подошёл на несколько шагов, но остановился, явно думая о чëм-то, приходя к какому-то решению. — Ещё раз говорю: призови своего шинки. Это последнее предупреждение. Раз. Два…       Он совершенно точно не шутил. Если ему не стоило труда погубить Хииро, то с Юки он это сделает не колеблясь. Придётся пойти у него на поводу. — Вернись, Юкинэ, — процедил я сквозь зубы, однако мальчик показался не сразу. Будто какое-то время не верил, что я отдал такой приказ, но всё же появился позади меня спустя несколько секунд, и теперь, помимо его тревоги, я ощущал злость, направленную на меня.       Шею больно укололо. — А теперь отойди подальше. Туда, — он указал на противоположный от выхода из комнаты угол. — А ты, Хибики, подойди ко мне, будь добр. — Нет, — мой шинки боялся Ябоку и, стоило мне проследовать в указанное место — двинулся за мной. — Я не буду тебе подчиняться. — Но ты уже это делаешь! Откликаясь на данное мною имя… Ну, не упрямься! — мой брат даже улыбнулся. — Ято, скажи, что я его не обижу. И пусть он подойдёт ко мне. Сейчас! — добавил он с нажимом на последнее слово. — Юки, делай, что он говорит, — я ощущал себя предателем, ведь отправлял мальчика, почти что сына, в руки того, с кем он будет в опасности. Кто его не любит, не будет беречь. — Пожалуйста, доверься мне. Я прошу тебя. — Но Ято! — в его глазах был испуг, ведь мой шинки не знал, что на кону сейчас его жизнь. — Что ты делаешь? — Иди! — крикнул я довольно строго.       Это был единственный выход, иначе Юки не отошёл бы от меня. А так, как я и планировал — сердце наполнила обида мальчика. Подчинившись и повесив голову, он двинулся к моему брату. А когда подошёл к нему достаточно близко, тот схватил его, повернув к себе спиной. Крепко держа моего шинки за плечи. — Вот видишь — подчиняться не так и сложно, — на лице Ябоку теперь уже светилась улыбка. — Ой, сейчас прямо дежавю поймал… Кажется, я говорил эту фразу Хиёри с месяц назад, но неважно, — он махнул рукой, будто это и впрямь была какая-то сказанная вслух глупость, недостойная внимания. — Ты на верном пути, Ято, — и это главное! А теперь последняя просьба. — Какая? — мне пришлось задать вопрос, потому как близнец замолчал. — Говори.       Жаль, я знал его желание. Разумеется, знал. Но надеялся, что ошибаюсь. Ждал другого ответа: какого угодно, но только не этого! — Забери у мальчика имя и уходи, — Ябоку вдруг стал намного серьёзнее. — На этом всё. Выполняй. — Что?! — вскрикнул Юкинэ, сначала удивившись, но после на его лице появилось самодовольное выражение. Он как бы всем своим видом говорил: «Не дождёшься, Ято этого не сделает».       Как жаль, что он был не прав. Ведь, выбирая между жизнью мальчика и тем, что он может угодить к другому Богу — я, несомненно, выберу второй вариант. Ведь Юки можно спасти: вызволить из лап отца и Ябоку, передав… Эбису? Мой друг давно хотел получить Юкинэ, даже деньги за него как-то предлагал. Конечно, я буду безумно тосковать, а ещё парнишка наверняка меня возненавидит, но… зато будет жить, причём той жизнью, которую я не могу дать: в своём доме, хорошо питаясь и получая всё, что захочет. — Прости меня, — прошептал я, смотря своему шинки в глаза. Замечая, как самодовольная улыбка медленно сползает с его лица, сменяясь непониманием и… непринятием происходящего. — Ято. Не надо! — его сердце забилось чаще: я это чувствовал. — Никакой секрет не стоит этого! Просто скажи, о чëм он, и призови меня. Ято! Что бы это ни было — я прощу тебя. Но не бросай меня, прошу! Не бросай меня!       Он сошёлся на крик, стоя в лапах ухмыляющегося Ябоку, а у меня перед глазами встала другая картина: как мальчик, запертый в холодильнике собственным отцом, смотрит на тонкую полоску света, что пока ещё брезжит в щель стальной двери, и кричит тоже самое. А после полная темнота… И он, задыхаясь от накрывшей клаустрофобии, не понимая, что происходит и за что его предали, продолжает кричать эти слова, пока в горле не встанет ком. Пока не перестанет хватать воздуха. Пока распирающее чувство надвигающейся смерти не сожмёт грудную клетку тисками. Пока жизнь его не оборвётся… — Я люблю тебя, Юкинэ, — прошептал я, потому что не хотел быть вторым отцом, который предал просто так. Который никогда не говорил ему этих слов и только и делал, что обижал. — Прости… — Ято! — он начал рваться ко мне, но Ябоку теперь уже крепко вцепился в моего шинки, наслаждаясь происходящим. — Ято! Сражайся! Он безоружный. Призови меня! Что ты делаешь? Очнись! Ято!       А я и вправду был будто во сне. Или в бреду? Собственноручно собираясь забрать имя, которое более вернуть не смогу. И голос мальчика звонкими всполохами отражался даже не в ушах… В сердце. Колкими иглами впиваясь в него, его крики причиняли невыносимую боль, и так хотелось домой… Туда, где безопасно. Где Юкинэ делает уроки или играет в приставку. Или где он сидит рядом, пока мы смотрим очередной тупой боевик, в котором никто не поступает логично, и кричим что-то вроде: «Ну ты чего! Разве не видишь, это ловушка!»       А теперь в ловушку попал я сам. — Сэкки, — челюсть будто не хотела двигаться, называя его имя в последний раз. И слëзы потекли из глаз, когда ярко-красный всполох повисшего в воздухе знака осветил помещение. — Я…       Всё внутри замерло.       Юкинэ смотрел на иероглиф, который соединял его со мной, который делал нас семьёй, и тоже плакал.       Не понимал… И в душе метались пока ещё доступные мне чувства мальчика.       И язык не поворачивался сказать: «Я тебя освобождаю». Но так было нужно. Я должен. Я обязан!       И когда был готов, когда слова почти сорвались с губ, откуда-то из темноты коридора, из арки открытой входной двери появилась бледная худая рука, которая вонзила короткий нож в горло ничего не подозревающему Ябоку.       Хиёри!       А после события произошли так быстро! Я бы даже не смог сказать, сколько времени мне понадобилось, чтобы призвать мальчика в виде клинков и нанести врагу решающий и, несомненно, смертельный удар. Кажется, несколько секунд.       Я знал, что нож, который использовала Ики, не причинит Богу вреда, однако мой брат не мог говорить, пока его горло не восстановится, а значит, не сумел бы сотворить то зло, которым угрожал: рассказать Юки о самом ужасном секрете.       И я сделал это. Хотя обида Юкинэ, осознающего, что я готов был от него отказаться, всё ещё ранила меня. Но он выполнял, что я скажу. Осуществлял все действия отточено, без промедления, словно ничего и не было, хотя я точно знал — разговор после нам предстоит не из лёгких. Нужно было подготовиться к нему, но об этом я подумаю позже. Пока у меня другая задача. — Хиёри! — выдохнул я, наблюдая, как мой близнец истекает кровью, силясь закрыть кровоточащие раны: одну в районе солнечного сплетения, а вторую — чуть выше ключицы. — Родная! — Ято, — она кинулась ко мне, и, обняв любимую, я ощутил, как она дрожит.       Скорее всего, ей было тяжело справиться со страхом и пойти против того, кто на протяжении полутора месяцев прогибал её, запугивал и всячески издевался. Но она сделала это! И в этом я узнал свою Хиёри: которая рискует жизнью, но не ради себя. Ради других! — Ты такая умница! — взяв оба клинка в одну руку, другой я поглаживал девушку по спине и, прижимаясь виском к её щеке, ощущал столь невероятное облегчение, будто с моих плеч только что скинули целую гору. — А как… как ты выбралась? — Ключом открыла, — она улыбнулась, хотя это больше было похоже на истерику. — Он… всегда хранил его в олимпийке, вот и сегодня оставил в кофте, которую снял.       Она медленно перевела взгляд на Ябоку: он всё ещё был в сознании и слушал нас. А когда Хиёри упомянула про ключ, поджал губы и резко выдохнул. От этого из раны на шее моментально потоком хлынула кровь, пузырясь у разреза алой пеной.       Жаль, вскоре он снова заговорит — такие раны у Богов заживают быстро. — Юки. Я должен тебя кое о чëм попросить, — мне было сложно произносить это. — Пожалуйста, возьми Хиёри и выбирайтесь отсюда. Выйди из здания и позови помощь: вызвони Бишамон и остальных, а ещё набери 119… — В смысле? — паренёк округлил глаза и, вжав подбородок, будто хотел убедиться, что услышал мою просьбу правильно. — А как же имя? Ято, он должен забрать его! — Юки…       Как объяснить ему всё? Что забрать имя Ябоку сможет, если вообще станет это делать, лишь когда восстановятся его голосовые связки. Но тогда мой шинки вновь окажется в ужасной опасности. Несмотря на то, что мой близнец умирает — он наверняка проделает это напоследок: расскажет о секрете Бога. В качестве мести! — Что? — Юкинэ округлил глаза. — Ято! Я… я не хочу быть норой! — И не будешь, — я хотел подойти к нему, чтобы… не знаю, положить руку на плечо, но Юки шарахнулся от меня. — Норы — те, кто служат нескольким Богам, но у тебя будет лишь один хозяин. То имя — будет не больше, чем иероглифом на твоём теле. — А ты спросил? Спросил меня, хочу ли я, чтобы он там был?! — мальчик вновь начинал заводиться. — Ты сегодня… обидел меня, слышишь? Ты часто это делал, но я не говорил. Я терпел. Но… Разве я многого прошу? — Да пойми ты — он этого не сделает! — я произносил слова всё быстрее, боясь ускользающего сквозь пальцы времени. — Но при этом Хиёри ужасно досталось. Ей нужна помощь! Да и если отец где-то неподалёку — нам необходима подмога. И друзья. — А мне нужен мой хозяин! Который не предаёт! — в его словах было столько детской обиды. Но при этом обиды сильной, глубокой — той, которая не пройдёт просто так. — И что теперь?       Мы будто попали в тупик. Я не мог сказать ему правды. А Юки не хотел уходить без неё. Однако, когда он уже готов был снова возразить, Хиёри часто-часто задышала. И это отрезвило Юкинэ. — Я делаю это не ради тебя. А лишь ради неё! — его губы походили на тонкую полоску — настолько он был зол. — Пошли, Хиёри. — Нет! Я хочу удостовериться, что с ним покончено, — она пыталась говорить обычным голосом, но он всё равно дрожал от частых вздохов. — Пусть Юкинэ идёт один.       Она прекрасно понимала, что мальчик в опасности: он должен покинуть комнату перед тем, как рана на шее моего близнеца затянется. Но и осознавала: я не убил брата сразу, потому что хочу выпытать кое-какую информацию. И, похоже, тоже хотела её услышать. — Чего? Оставить вас с ним? — мой шинки всё ещё обижался, но вида не показывал. — Если уж он бесполезен — покончим с ним и пойдём вместе! — Нет, — я был непреклонен, но старался говорить мягко. — Знаю, ты зол на меня, но прошу, сделай так. Я… Не заставляй тебе приказывать, ладно?       И он послушался. Снова. Кажется, теперь уже не просто злясь, а ненавидя меня за то, что недоговаривал всего. Ведь Юки это чувствовал! Что я многое скрываю, но сейчас из опасений за Хиёри, отправился искать помощи от остальных.       А мы с любимой остались, и теперь я мог, наконец, получить ответы на все вопросы.       Жаль только, близнец моего плана не разделял. И находясь на волосок от смерти, кашляя кровью и задыхаясь, он улыбался, произнося последние, как оказалось, слова. — Блядь, — он тихо выругался спустя несколько минут после того, как моё орудие покинуло комнату. — Ну надо же. Так сплоховать на какой-то мелочи. Да уж… Браво, Хиёри! Смогла снять цепь, выбралась, да ещё и набралась смелости помочь Ято. Хвалю! Я и впрямь тебя недооценивал! — Ябоку хотел засмеяться, но снова закашлял, однако на губах его играла кровавая улыбка. — Но знаешь, что самое смешное? Нет, не мой промах. А то, что ты сейчас стоишь здесь, смотришь на меня и думаешь: всё кончено. Так?       Он сделал эту драматическую паузу, которую я уже ненавидел. — Но с чего ты взяла, — снова секундная тишина, — дорогая моя, что нас двое? А?       Он кинул взгляд на меня, но лишь на секунду, после снова глядя Хиёри в глаза. — О, вижу по твоим округлившимся глазкам: такого поворота ты не ожидала? Ну так… вот! — Ябоку пожал плечами. — Это, конечно, секрет, но так как я всё равно подохну, к чему эти тайны, верно? Сама подумай, зачем отцу создавать меня одного? Сразу скажу, хочу сохранить интригу, поэтому пусть будет так… нас больше трёх, но меньше семи. Как тебе? Интересно?       Я невольно сглотнул. О таком раскладе я не подумал и сейчас пытался сообразить, как поступить дальше.       Но вдруг сбоку донеслись странные звуки. Я обернулся.       Хиёри стояла на всё том же месте. Однако теперь она больше опиралась на стену, а её рука снова лежала на груди. А ещё в глазах был лютый ужас. — Мало того, — Ябоку продолжал, хотя сил в нём почти не осталось, а я сам, не понимая почему, слушал его, как заворожённый. — Прежде чем у отца получилось создать копию первого сына, были… осечки. Десятки Богов, которые были лишь частично похожи на Ято: те же волосы, или глаза, или черты лица… — голос близнеца становился тише, но всё ещё был отчётливо слышен в глуши комнаты. — И все они, Хиёри, все-е-е до единого поддерживают своего создателя. — Хиёри, — я несколько раз моргнул, возвращая себе трезвость мыслей, пытаясь переключить внимание девушки на себя, но она застыла. — Они не простят вам мою смерть. И не успокоятся, пока не исполнят задуманного. Не смог выполнить я — они продолжат начатое, — теперь голоса Ябоку почти не было слышно. — Они не дадут тебе спокойно жить, Хиёри. И каждый раз, когда ты будешь видеть в толпе голубые глаза или чёрные волосы — знай, что это можем быть мы. И что, возможно, это последнее, что ты видишь! — Хиёри, нет! — я бросился к ней, когда девушка начала оседать. Хватая ртом воздух и сжимая пальцами халат, она словно не могла сделать вдох. А ещё ей совершенно точно было больно.       И тогда пришло ещё одно осознание: у неё не сломаны рёбра. Проблема в другом. — У тебя что-то с сердцем? — спросил я испуганно, коря себя за то, что не подумал об этом раньше. — Больно, — прошептала она, вроде не отвечая на вопрос, но всё же подтверждая мою теорию. Сломанные рёбра мешают дышать, но нет других симптомов: Хиёри стала ещё бледнее, по её лицу катился пот, а дышать становилось всё тяжелее. Она зажмуривалась, стискивая руку на груди, совершенно точно ослабевая. — Всё будет хорошо, — я не видел близнеца, уже не обращал на него внимание, запахивая халат Хиёри поплотнее и просовывая одну руку под её колени, а другой обхватывая её спину. — Тебе скоро помогут. Держись. — Больно, — снова повторила она, хватая ртом воздух. — Тут, и ещё… плечо, — она указала на грудную клетку, а после пыталась сжать и разжать пальцы на левой руке, но они её словно не слушались. — Ято. Ято… я не понимаю… всё… кружится… Я задыхаюсь… Воздуха… Здесь нет… воздуха. — Держись! — снова повторил я, аккуратно поднимая её, при этом замечая, какой Хиёри стала лёгкой. — Скоро тебе помогут. Слышишь? — Больно… — в который раз повторила она, то хватаясь за меня, то снова держась за грудь. А после пыталась сказать что-то ещё, но теперь и губы, кажется, говорили не то, что она хотела.       И я понял: счёт идёт на минуты. Пусть я не силён в медицине — прекрасно осознаю, что с сердцем шутки плохи. И если появились такие симптомы — дело дрянь.       Нужно было торопиться, и я, как ошалелый, вылетел из комнаты.       Надеясь, что не заблужусь в лабиринте коридора, ведь окно, которое было в комнате — слишком узкое, чтобы я смог пролезть в него с Хиёри на руках.       Снова молясь всем силам, чтобы дали ей ещё немного времени.       Краем глаза замечая голубые всполохи погибшего в покинутой мною комнате Бога.

***

      Когда я выскочил на улицу — Юкинэ уже ждал неподалеку. Я надеялся, что он не станет расспрашивать как и что, не будет устраивать сцен ревности или пытаться вывести меня на чистую воду, но увидев Хиёри у меня на руках, он, кажется, передумал, даже если и собирался устроить мне допрос. — Больница в той стороне, — крикнул он, показывая на юг, но я и сам помню то белое здание: приметил его, когда мы проходили мимо. — Ей совсем плохо, — прокричал я, набирая скорость, надеясь, что вибрация от моего бега не ухудшит состояние любимой. — Надо торопиться. — Уже близко! — Юки чуть отставал от меня, но не сильно: старался бежать рядом, чтобы я мог его слышать. — Бишамон и остальные скоро тоже будут здесь. — Ага, когда они уже нафиг не нужны, — со злостью рявкнул я, переводя взгляд из-под ног на девушку, которую пытался спасти.       Видя, что глаза её теперь закрыты. — Родная?! — крикнул я, не останавливаясь. — Хиёри! Хиёри, ты меня слышишь?       Было желание остановиться и проверить её пульс или дыхание, потому как во время бега я не мог точно определить, есть ли в ней признаки жизни, но всё же пересилил себя. Нужно добежать до больницы! Как можно скорее! — Пожалуйста, только не это, — прошептал я себе под нос, смаргивая пелену перед глазами. — Пусть она выживет. Пожалуйста! Пожалуйста! — Ято? — в голосе Юкинэ, тоже заметившего, что девушка без сознания, была паника. — Ято, что с ней? — Не знаю! — меня начало подташнивать от страха за неё. — Кажется, сердечный приступ. Но я не знаю! Она… она, похоже, не дышит. — Вон крыша больницы, — Юкинэ даже в такой ситуации не терял голову, хоть ему было ужасно страшно за подругу. — Ей помогут! Хиёри сильная — она справится!       И я хотел было ответить, но сейчас видел перед собой только маячившее впереди здание госпиталя. А ещё молился, чтобы там было необходимое оборудование и работающие в учреждении медики смогли принять экстренные меры.       Чтобы Хиёри жила! Ведь она заслуживает этого! Ведь я… как быть без неё, я не знаю.

***

— Саюри… Я могу так к вам обращаться? — старший врач больницы обратился к матери Хиёри. — В другой ситуации я попросил бы вас выйти и оставить меня наедине с супругом, но вы оба — замечательные медики, и не думаю, что есть смысл скрывать от вас что-то.       Они сидели в большом просторном кабинете, куда я прошмыгнул в самый последний момент, последовав за родителями подруги. Они только-только увидели дочь, пробыв с ней не больше минуты: девушка была в коме, подключенная к десяткам трубочек и аппарату ИВЛ. И на лицах этих двоих был полнейший шок. — Да, можете, — она кивнула не сразу, отходя от произошедшего: крепко держа за руку мужа, ждала ответа врача, что сидел перед ними. — Вы правы, я хочу знать, что с моей дочерью. Вы проводили обследования?       В голосе женщины слышалась дрожь, но судя по тому, что и она, и Такамаса были в белых халатах — они сорвались с работы тут же, как узнали о том, что дочь нашли. И ещё не отойдя от рабочего состояния, были больше докторами, чем родителями, говоря с большей чёткостью и разумностью, будто речь идёт о простом пациенте. — Несомненно, — доктор напротив них, кивнул. — Сейчас состояние Хиёри мы оцениваем как стабильно тяжёлое, и, думаю, у неё есть все шансы выйти из комы, если она сможет преодолеть кризис. Однако есть и другие проблемы.       Он сделал паузу, явно наблюдая за реакцией посетителей. Оценивая, можно ли им говорить о дальнейших новостях.       Я же в это время стоял у стены не шелохнувшись: не замечаемый никем из присутствующих. — Когда ваша дочь поступила, мы не сразу поверили, что у неё может быть такой диагноз. Всё же она очень юна! Однако ЭКГ показало признаки острого инфаркта передней стенки миокарда с подъëмом сегментов ST в отведениях V1-V4 и развитием патологических зубцов Q в отведениях V2-V4. А это, как вы понимаете… — Но как? — Такамаса взял слово, ведь Саюри теперь сидела неподвижно, смотря на доктора широко открытыми глазами. — У неё никогда не было проблем с сердцем. Мы каждый год проводим исследование организма — для нашей семьи это вошло в привычку. Да и в анамнезеу ближайших членов семьи ничего подобного не было. — Понимаю ваше смятение, — доктор был очень терпелив и крайне спокоен, хотя было видно: говорить о таком непросто, — но вы и без меня прекрасно знаете: кровопотеря, особенно значительная, может привести к ухудшению снабжения сердца кислородом. В сочетании с сильным стрессом и истощением организма… её сердечная мышца стала неспособна справиться с нагрузкой. Отсюда ишемия и некроз. — Она ранена? — у отца Хиёри тоже округлились глаза. — В неё стреляли? — Мы нашли след от ножевого ранения в районе широкой мышцы бедра, — он продолжал говорить, несмотря на то, что Саюри не выдержала и, закрыв рот рукой, заплакала. — Пока сложно судить, но, похоже, произошла обширная кровопотеря, после которой не были проведены манипуляции по должному восстановлению организма. Всё началось отсюда, а остальные побочные факторы лишь усугубили положение. — А она хоть что-то сказала? Была в сознании? Сказала, кто это сделал? И как она попала в больницу? — голос матери Хиёри стал тонким, но, облизывая губы и вытирая слёзы, она старалась казаться сильной. — Она… — доктор напротив неё замешкался. — По поводу того, кто её привёл сюда — вам лучше уточнить у полиции. А что до остального — к сожалению, при поступлении Хиёри уже была без сознания. После мы ввели её в состояние медикаментозной комы, и выяснить что-либо возможности не было. Но она борется! Я… наверное, вас напугал, но, повторюсь, состояние её хоть тяжелое, но стабильное. И мы можем смело верить, что через определённое время ваша дочь поправится.       Он улыбнулся, но я понимал: доктор рассказал далеко не всё и знает, что обязан это сделать. Просто тянет, собирается с мыслями. — Спасибо, господин Мичайо, — Такомаса поднялся, протягивая врачу руку, скорее всего, надеясь поскорее вернуться в палату к дочери. — Попозже я хотел бы согласовать с вами перевод Хиёри в нашу больницу. Мне нужно найти вертолёт и уладить кое-какие… — Это не всё, — его коллега тоже поднялся, мешкаясь. — Я… Есть ещё кое-что, что вам необходимо знать. И мне больно об этом говорить.       Он сделал глубокий вдох, наблюдая за реакцией родителей своей пациентки. — Дело в том, — он продолжил, получив их молчаливое согласие услышать правду, — что была проведена диагностика всеми специалистами нашей больницы. Некоторые смогли сделать её лишь поверхностно в силу состояния пациентки, однако к тому, что уже было перечислено… — Не томите, прошу! — Такамаса выглядел таким суровым, будто подозревал, о чëм пойдёт речь. — Ушибы внутренних органов, гематомы и ссадины зафиксированы по всему телу девушки. Есть признаки сотрясения мозга, но, слава Богам, без кровоизлияния. И ещё… — Мичайо сделал очередную паузу и глубоко вздохнул, — сложно судить без детального осмотра, но наш гинеколог утверждает, что на пациентке есть следы насилия… сексуального характера, о чëм я был вынужден рассказать полиции. Я сожалею.       Разумеется, последние слова были адресованы не в связи с рапортом в правоохранительные органы. Сожаление доктор высказал касательно самой ситуации… Ведь понимать, что твою дочь не просто похитили на полтора месяца, но ещё и… насиловали — это тяжело. Я сам прошёл через это, узнав все подробности пребывания Хиёри в том месте, и сейчас мне было искренне жаль её родителей. — Как… — по лицу Саюри слёзы уже текли ручьем. — Нашу девочку? Но кто? — К сожалению, найти генетический материал преступника не удалось. Поэтому и в розыск пока подать некого: даже малейших зацепок не найдено, но патруль уже прочëсывает город в поисках улик. Уверен, рано или поздно они что-то выяснят и дадут вам знать.       Было ясно, что он поставил точку в этом разговоре. Возможно, доктору ещё было что рассказать, тем более двум представителям той же профессии, что сейчас сидели в его кабинете, но, кажется, моральная составляющая тоже сыграла свою роль.       Многие думают: врачи — что-то типа машин: бесчувственные, глухие к крикам и боли, делающие свою работу без эмоций, отключающие всяческую жалость и скорбь. Но мне кажется, это не так… И Мичайо только что это доказал.       Проводя родителей Хиёри и закрыв за ними дверь, он долго стоял, прислонившись лбом к холодной стене: о чëм-то думал, изредка глубоко вздыхая. Наверное, мечтал больше никогда не оказаться в такой же ситуации. Или же молил Богов, чтобы девочка, которая сейчас лежит в палате его больницы — поправилась. Чтобы не сообщать Саюри и Такамасе Ики ещё одну ужасную новость…

***

— Ято! Пожалуйста, не надо! Что с тобой? Мне больно, не надо! — Почему это? Не надо? А если мне хочется… А желание Бога — закон, ты разве не знаешь? Я ведь тебе говорил как-то давным-давно дома у Кофуку. Не помнишь? — Но за что? Почему ты делаешь это? Что я тебе сделала? — Да просто достала меня, сколько раз повторять. И ведь самое интересное — своими вопросами ты нервируешь меня ещё больше. Вот заткнулась бы — я, может, и подобрел бы. А сейчас… так и чешется это сделать!       Я смотрел в экран смартфона, за которым вернулся. Он валялся на полу, где умер мой близнец: в груде его одежды. Полиция пока не добралась до этого места, потому что, как и сказал доктор Мичайо — у них не было никаких улик. Ну, кроме «незнакомого парня лет двадцати, который принёс Хиёри в больницу», но вот парадокс, даже при условии, что меня записала камера — людям было сложно помнить обо мне и что такая якобы зацепка у них вообще есть. Похоже, вспоминали обо мне нечасто: возможно, перечитывая материалы дела или снова пересматривая записи видео наблюдения, но судя по тому, что никого, похожего на меня, даже в розыск не объявили — полиция и впрямь обо мне забыла.       И сейчас, сидя на полу в том жутком месте, я пересматривал фото и видео, которые были в смартфоне брата. Я почему-то был уверен, что сказанное им Хиёри о множестве близнецов и созданных отцом Богов — ложь. Ябоку сделал это, чтобы её запугать. Однако я обязан был проверить.       И верно! Контактов было очень мало: отец, Нора и ещё парочка непонятных личностей со странными сказочными женскими именами: кажется, это были девушки по вызову, но судить сложно. Однако для пущей уверенности я залез в галерею телефона, надеясь увидеть кого-то ещё и на фото. Однако… пусто. Точнее, нет, контента там было предостаточно, но те незнакомцы, что мелькали на кадрах, никак не были похожи на нас с Ябоку, да и появлялись раз-два от силы. Постоянными гостями на снимках были лишь трое: сам Ябоку, Нора и… отец. Когда я увидел его фото, мне тут же захотелось разбить телефон к чёртовой матери.       Хиёри была при смерти в больнице. Она пережила настоящий ад, и всё — из-за него…       Но, когда я смог совладать с эмоциями и залез в видеозаписи смартфона, моя ярость перекинулась на другого. Мой брат… И в тот миг, когда понял, что за видео я смотрю, мне захотелось воскресить этого ублюдка, чтобы убить снова: намного мучительнее, чем я сделал это в первый раз. — Ято, пожалуйста! Это же я! Умоляю тебя, мне больно! Прости, если обидела, я не хотела. Я люблю тебя! — после каждого удара Ябоку голос Хиёри становился всё громче, но при этом в нём появились хрипы. — А я тебя нет, — мой брат наслаждался своей безнаказанностью и тем, что притворялся мной. — Но бью я тебя не за это. Сколько раз повторять: когда я возвращаюсь — ты должна ждать меня: раздетая, с улыбкой от уха до уха, готовая ублажать. Это так сложно запомнить? — Прости-и-и! — Хиёри уже кричала, закрывая лицо, потому как он начал бить её по щекам: но не так, как делают, когда хотят привести в чувство — он делал это с силой, с оттяжкой. — Ято, дай мне минуту. Умоляю! Остановись! — Поздно, — швырнув Хиёри на кровать, он буквально содрал с неё одежду, при этом смотря в камеру телефона, ранее установленного на столике у телевизора. — Ты уже меня разозлила. И теперь я буду делать всё, чтобы выпустить свой гнев. И успокоиться. Ты ведь этого хочешь? — Ято… — Хиёри отвечала сейчас не на его вопрос, а будто просто бормотала это самой себе. — Я не верю. За что ты так со мной. За что?       А после Ябоку поставил Хиёри на четвереньки, и я выключил телефон. Не мог, да и не хотел смотреть, что будет дальше.       Одно дело знать, что он притворялся мною, а другое — видеть это собственными глазами: как Хиёри называет моё имя, умоляя не делать ей больно.       Как она плачет. Как кричит. Но при этом не перестаёт повторять: «…Я люблю тебя, Ято».

***

8 дней спустя

      Отец смог от меня улизнуть. Несмотря на то, что я позвонил ему с телефона Ябоку и оперировал лишь данными, о которых знал наверняка — он как-то меня раскусил. Возможно, было подозрительно, что Нора ему не отвечала или же они условились созваниваться в определённое время, которое я, разумеется, не знал, но в том баре, где я назначил ему встречу якобы просто выпить — он так и не появился. Мало того, его телефон с того момента отключен… Всё же он далеко не глуп, но это-то и пугает.       Даже если он не создавал кого-то ещё, кроме меня и Ябоку — он ведь может! Насколько знаю, он всегда говорил мне, что это крайне сложно: создать Бога, но ведь второй раз у него получилось? Что мешает сделать это в третий, пятый, десятый раз? И каждый раз, когда думал об этом, наталкивался на одну и ту же мысль: чем дальше от меня будет Хиёри — тем лучше. Однако не мог пока справиться с тоской по ней и постоянно приходил проведывать любимую в больницу. Да что уж говорить… я там почти что ночевал!       А она всё ещё была в коме, хотя по прогнозам врачей должна была вот-вот из неё выйти, и поэтому я был в клинике даже чаще, чем до этого. Хорошо, что теперь мне не приходилось отправляться так далеко от дома: позавчера Хиёри перевезли в больницу, принадлежавшую семейству Ики, и сегодня со мной, помимо Юкинэ, были и наши друзья. Все, кроме Кофуку, разумеется: уж кому-кому, а ей в медицинских учреждениях точно не место! — Она ведь поправится? — в который раз спросил Юкинэ. — Несомненно! — кивнув, я положил руку на плечо мальчику, радуясь, что мы наконец разговариваем. Прислушиваясь к писку многочисленных приборов, которые сейчас были подсоединены к телу девушки. — А ты вот паршиво выглядишь, — поправив очки, Казума осмотрел меня оценивающим взглядом. — Тебе бы поспать или…       Но он не договорил: кардиомонитор, к которому была подключена наша подруга, начал пищать чаще обычного. Участился и сам ритм сердца, и пульс. А после… мне показалось, что Хиёри шевельнула пальцем. — Солнышко! — Саюри забежала в палату: у неё был онлайн доступ к аппаратам, подключенным к дочери, и она, разумеется, сразу заметила изменения. — Хару, позови моего мужа! — крикнула она, оглянувшись на дверь и медперсонал, что сейчас стоял у позади, наблюдая за происходящим. — Хиёри! Дорогая моя. Это мама. Ты меня слышишь?       Она гладила её по лицу дрожавшими пальцами и, наклонившись над девушкой, внимательно наблюдала за её реакцией.       Я тоже хотел подойти — точнее таков был порыв, но показаться Хиёри сейчас после всего, что произошло — не лучшая идея. Нужно сделать это постепенно, когда она придёт в себя. — Маленькая моя девочка. Просыпайся. Мама рядом. Мама с тобой! И папа скоро придёт. Мы очень ждём тебя, родная, — Саюри плакала, но улыбалась, предвкушая встречу с дочерью. — Ты в безопасности, слышишь? Открывай глазки. Я рядом. И я так люблю тебя, Хиёри! Очень люблю…       И тогда Хиёри открыла глаза.       Я почему-то представлял, что это будет медленно и постепенно: что её веки, еле-еле подрагивая, приподнимутся, оглядывая палату и всех собравшихся, а тонкая слабая ручка потянется к маме. Однако всё было не так.       Резко очнувшись, Хиёри сначала схватилась за горло, а после попыталась вырвать изо рта трубку от аппарата ИВЛ: при этом многочисленные капельницы, подключенные к её рукам, угрожающе заколыхались. — Хиёри! Успокойся! Ты не задыхаешься! Расслабься. Аппарат будет дышать за тебя, — Саюри резко переключилась с мамы на отдающего точные указания медика, однако волнение в её голосе всё равно присутствовало. — Я не смогу тебе помочь, пока ты не успокоишься. Хиёри! Хватит! Ты себя поранишь! Да помогите же мне кто-нибудь.       Девушка продолжала сучить руками, пока двое медиков не подбежали к ней, чтобы по максимуму обездвижить. — Милая, посмотри на меня! Так, смотри, не отрываясь. И слушай, что я говорю. Расслабься! — продолжала мать Хиёри, тогда как отец девушки только вбежал в палату, оценивая ситуацию. — Вот и папа, видишь. Ты в безопасности, но сейчас мне нужно понять, можешь ли ты дышать сама. Хорошо? Тебе страшно и трубка мешает, но так надо. Хорошо?       Такамаса сменил одного из подчинённых, удерживающего руки дочери вдоль её тела, и теперь поглаживал девушку по плечу. — Хорошо, умница, — продолжала Саюри, когда Хиёри и вправду перестала брыкаться. — А теперь я отключу аппарат и выну трубку. Если поймешь, что вдохнуть не получается — сожми мою руку, договорились? Сделай это сейчас, если понимаешь меня.       Она вложила пальцы в ладонь дочери, но та не сделала, о чем её просили. Точнее сделала, но с четвертого раза. И тогда Саюри, посмотрев на мужа, кивнула, а тот нажал на кнопку выключения искусственной вентиляции лёгких. Все замерли. И вытягивая наружу трубку, по которой кислород поступал в лёгкие девушки, кажется, тоже не дышали, надеясь, что всё получится.       И вот он: первый вдох. Хиёри ужасно закашлялась, но всё же задышала, отчего все находящиеся в палате облегчённо вздохнули. У меня так вообще всё тело затекло: я был в таком напряжении, что мышцы онемели. — Здравствуй, доченька, — ласково проговорил её отец, когда Хиёри вновь откинулась на подушки, жадно хватая ртом воздух. — Так тебе будет легче. Сейчас.       Крайне нежно поддерживая голову Хиёри, Такамаса надел на неё кислородную маску, а после также аккуратно, я бы сказал, трепетно поцеловал её в щеку. — Девочка моя! Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо! — повторяла Саюри, пока другой доктор, видимо, кардиолог, что-то проверяла на мониторе. — Ты скоро будешь дома. Я так тебя люблю! — И я люблю тебя, мама. И папа, — голос Хиёри был слаб и приглушен из-за маски, но она сказала это!       И я, обуреваемый накрывшими меня чувствами, обнял Юкинэ. Мы стояли с ним в дальнем конце палаты, чтобы никому не мешать, наблюдая, как над Хиёри кружат не только родители, но и другие врачи, как сменяются колбочки капельниц над её головой. И радовались, что всё позади: все беды, несчастья и страдания.       Мы радовались… потому что так думали.

***

На следующий день

— Отпустите меня! Мама! Мама, не отдавай меня им! Прошу тебя!       Хиёри кричала так громко, что звенело в ушах. А ведь ещё минуту назад всё было хорошо! Она лежала в кровати и, кажется, спала, когда в палату зашёл я и один из медперсонала: молодой парень лет двадцати. Из разговоров в коридоре я понял, что он должен отвезти Хиёри на МРТ, поэтому надеялся увидеть любимую до этого, а после отправиться по своим делам. В конце концов, из-за всего происходящего я совсем забыл про работу, но без денег тоже сложно. Вечно ведь брать подачки у Кофуку не будешь — нужно самим крутиться.       Но когда Хиёри открыла глаза, началось что-то странное. Сначала она заметила того самого парня, а когда её взгляд скользнул и по мне, начала кричать так, будто её режут. И меня это ввело в ступор.       Но после… осознание. Она не видела меня с того момента, как очнулась. И Юкинэ рядом со мной не было. А тут ещё этот молодой сотрудник больницы: улыбчивый, весёлый, моего роста и с такими же, как у меня, жгуче-чëрными волосами. — Детка! Что случилось? — испуганная Саюри, экстренно выдернутая с операции, прибежала так быстро, будто материализовалась в палате. — Хиёри, я здесь. Доченька! Где болит? — Мама! Он заберёт меня! Он снова сделает больно! Не отдавай меня им! Мне страшно! — продолжала кричать Хиёри, при этом стараясь слезть с кровати, несмотря на всё подключенное к ней оборудование. — Это они! Я знаю! Они хотят меня забрать! — Родная, это был сон. Ты в больнице, и я рядом, — Саюри старалась говорить медленно и вкрадчиво, но это не помогало. — Мама, я больше не смогу. Я не хочу так. Останови их! Прошу тебя!       Поначалу я не двигался с места, с ужасом осознавая, что именно так её напугало. Что я её напугал. А когда хотел выйти из палаты, сразу не смог: в дверях столпилось столько людей, что не протиснуться: реаниматолог с каталкой, несколько женщин с серьёзным видом, медсëстры и среди всех - отец Хиёри, который смог-таки растолкать присутствующих. — Успокоительное, срочно! — крикнул он, когда я уже покинул помещение.       Правда, убегая из больницы по коридору, невольно заглянул в окно палаты Хиёри: она всё ещё билась в истерике, крича слова, которые я уже не мог разобрать. Но одно, кажется, я запомню надолго. Её глаза. Её полные ужаса глаза.

***

Четыре месяца спустя

      Не могу сказать, что жизнь вошла в прежнее русло. Куда уж там… Всё стало иначе. Я даже чувствовал себя теперь по-другому. Отчасти из-за вины в случившемся с Хиёри. Отчасти из-за Юкинэ, который всё ещё злился, ведь я не объяснил толком, почему готов был забрать его имя, когда враг остался безоружен, и что это за секрет я скрываю. А ещё потому что ужасно скучал по любимой, но более приходить в больницу не решался.       Правда, попервой узнавал всё из дома Ики, где подслушивал разговоры её родителей, но пару месяцев назад их коттедж внезапно опустел. Может, они решили продать его, а может, просто куда-то уехали — я не знал, но от этого становилось ещё тоскливее. — А позвонить ей ты не хочешь? — последние дни Юки буквально упрашивал меня это сделать, ведь когда Хиёри похитили — её телефон остался дома. А значит, сейчас она снова им пользуется. — Хотела бы связаться — сделала бы это. Но не думаю, что она… Я думаю, она не будет больше с нами общаться, — бросил я, пнув лежавший на дороге камушек.       Не договаривая, что на самом деле крошечная попытка наладить контакт, пусть и на расстоянии, была: я отправил любимой смс о том, что Ябоку врал и никаких других братьев не существует. Пришлось шифроваться и писать другими словами: вдруг телефон не в тех руках, но уверен — Хиёри обязательно поняла моё послание. Но не ответила.       И я это принял. Наверное, оно и к лучшему. Всё к лучшему — так я думал, продолжая шагать вперёд, погрузившись в собственные мысли.       Начало холодать. Была середина октября, и пусть температура воздуха оставалась приемлемой — ветер всё сильнее носился по улицам Токио, качая рекламные вывески и заставляя прохожих повыше поднимать воротники пальто и курток. — Но почему? Мы же ни в чëм не виноваты! — Юки продолжал тему разговора, и его возмущению не было предела, хотя он злился, скорее, не из-за того, что девушка не звонит, а потому что мы сами не пытаемся выйти на контакт. — Знаю, — спокойно ответил я, шмыгнув носом и поёжившись. — Но так будет лучше. — Кому? — протянул мой шинки, в конце фразы даже цыкнув языком. — Ято, ты ведь её любишь. Ну хватит тебе. Давай ей позвоним? — Люблю, — кивнув и сглотнув ком в горле, я ещё раз прокрутил в голове все произошедшие события, снова утверждаясь в правильности своего решения, — и поэтому обязан так сделать. Если Хиёри забудет нас, то… и Ябоку, скорее всего, сотрётся из памяти. Она не будет помнить его и сможет жить нормально. А это… сейчас для меня самое желанное.       Я ждал, что Юкинэ снова начнёт искать новые доводы, но он замолчал. Понял, что спор этот заранее проигран. Конечно, всё это время он мог сам позвонить Хиёри или хотя бы написать смс, но не делал этого без моего одобрения. Понимал, что просто так о чëм-то не попрошу. Что это важно. И за это я очень ценил мальчика. — Пойдём домой? — спустя минут пять я кивнул в сторону поворота к кварталам, где был храм Кофуку. — Хорошо, — безучастно буркнул Юки, меняя траекторию движения. Всё ещё не желая принимать тот факт, что его лучшая подруга больше никогда не скажет ему «привет», не проверит его домашнее задание, не погладит по светлым волосам и не спросит, как прошёл её день.       Не только я потерял Хиёри. Он тоже. И Кофуку и Дайкоку… Но важно другое: несмотря ни на что, наша подруга жива и, надеюсь, здорова. И впереди у неё огромная, полная прекрасных моментов жизнь!       Жаль только, в моментах этих… мне больше места нет.