Саксофонист

      Толпа одобрительно загудела, захлопала, некоторые даже стали подбрасывать вверх шапки, но Элек смотрел только на экран. И лишь потом позволил себе медленно обернуться. За спиной Стампа, или уже всё-таки господина Бургомистра, стоял Страж. В доспехах и латах, в красном сюрко с белой лилией на груди, при мече и щите, с высоты крепостной стены он взирал на город, который однажды смог спасти, и который отплатил ему за это своим процветанием. А потом Страж снял свой шлем и посмотрел на Элека.       Слеза медленно катилась по щеке, Элек даже не подумал её смахивать, он вообще не чувствовал и не замечал ничего вокруг, даже того, как камера взяла его лицо крупным планом. Всё, что он мог воспринимать в этот момент, был только он, Страж. Отважный рыцарь, командир гарнизона Теймерской крепости, когда-то сделавший его горнистом и навсегда забравший себе его сердце. Это был его взгляд, его осанка, его затаившаяся в суровых чертах улыбка. Если бы не присутствие Бургомистра, Элек пал бы перед Стражем на колени, низко склонил бы голову и лишь надеялся, что ему позволят хотя бы прикоснуться к губами к латному ботинку.       Весь остаток праздничного дня Страж был с ними, даже говорил какие-то слова в микрофон, но Элек их не запомнил — он слышал только звуки его голоса, ловил знакомые, но давно забытые интонации и тихо млел от счастья. Его Страж снова был с ним.       Заговорить с Миком о личном, пока шло представление, Элек так и не решился — все они трое были заняты, и обстановка в целом не располагала. В конце празднования Элека увлекли с поздравлениями родители, а потом надо было зайти домой переодеться и хоть немного отдохнуть.       За ужином мать спросила:       — Ты ничего не ешь, Серёжа. Устал, плохо себя чувствуешь?       — Хорошо, мам, — стараясь не выдать волнения, ответил Элек. — Просто сегодня к восьми я приглашён к господину Стампу, мы с Миком приглашены… Праздничный фуршет в честь окончания фестиваля. Для узкого круга лиц, — сказал он и выжидательно посмотрел на родителей.       Мать с отцом удивлённо переглянулись.       — С Миком? — переспросил отец.       — Да, с Миком Урри, это личный помощник Стампа, — кивнул Элек. — Ты его видел — Страж на празднике.       — И когда нам тебя в таком случае ждать? — насторожилась мать.       — Утром, мам. Я приду утром. И… — Элек замолчал, собираясь с духом, и наконец решился: — Я хотел сказать вам, что я не всегда буду ночевать дома. Иногда я буду… в общем, я иногда я буду оставаться в другом месте.       — Надеюсь, не у господина Стампа?! — ужаснулась мать.       А отец сказал:       — Ну, что ты, Надя! — хотя выглядел таким же ошарашенным.       — Нет, это вряд ли!.. — рассмеялся Элек. — Не у него. Но тоже недалеко отсюда.       — Мы можем узнать имя твоей, кхм, большой любви, Серёжа? — отец строго на него посмотрел, а мать еле заметно усмехнулась.       — Папа, главное ведь, что я с вами, — Элек встал из-за стола, подошёл к отцу и обнял его. — Главное, что мы вместе. — Отец согласно похлопал его по руке. — А имя… — И крикнул уже из прихожей: — Имя я вам только что называл!       — Надя, ты что-нибудь поняла? — услышал он уходя. В ответ раздался звонкий материн смех.       Фуршет, конечно же, никаким фуршетом не был, как Элек и подозревал. Стамп закатил полноценный ночной пир на четыре персоны в каминном зале нижнего уровня. Четвёртая персона, правда, встретила его уже полностью наевшейся и, лёжа возле камина, лениво охраняла свою миску с внушительного вида костью. Зато два других едока, когда Элек вошёл в зал, сразу отставили в сторону кубки и поднялись со своих мест.       — Мой Серебряный мальчик, вот и ты! — Стамп раскрыл объятия, и по своему обычаю прежде чем Элек успел опомниться, вовлёк его такой поцелуй, что только настойчивое покашливание Урри за спиной заставило его отпустить свою «жертву» на волю.       Пошатываясь, Элек дошёл до стола, наполнил до краёв разбавленным вином кубок и, лишь успев сказать: «Ваше здоровье, господин Стамп!», залпом его осушил. Жар внутри подутих, голова сделалась немного дурная, но уже от выпитого, и Элек наконец-то сел на место, поближе к Мику.       — Праздники закончились, мальчики мои, начинаются будни, — когда все уже приступили к трапезе, начал Стамп. — Трудовые. А это значит, что нашему Горнисту тоже пора браться за работу. Ты со мной согласен, малыш?       — Конечно, — кивнул Элек. — Что я должен делать?       — Для начала пойти в свою школу и оформить экстернат. Потом — в замок. Формально ты будешь числиться в штате музея и выполнять мои и Урри поручения. Он, кстати, и будет твоим непосредственным начальником. Думаю, ты не против.       — Конечно! — улыбнулся Элек. — Страж всегда мой начальник, а я всегда ему подчиняюсь. Ну и… вам, разумеется.       — Ох уж этот «Страж»! — закатил глаза к потолку Урри. Даже, баранью ногу, которую до этого с аппетитом жевал, положил. — Я замучился сегодня его изображать. И если б не приказ Шефа, в жизни бы в эти доспехи не влез! Актерская игра — это, ну, вообще не моё…       — Как? — Элек едва не поперхнулся. — Почему игра, Микки? Ты разве играл? — спросил он севшим голосом.       — Ну, а что я там по-твоему делал? — брови Урри смешно поползли на лоб. — Или ты, можно подумать, не играл? Серебряного! Или дорогой Шеф? — Элек медленно покрутил головой из стороны в сторону. — Ну, это ты, Эл, уже за столько-то недель в роль вжился, — пожал плечами Урри. — А нам-то с господином Стампом с чего?       — Микки, ты совсем ничего не помнишь? — не поверил Элек. И бросил на Стампа недоумённый взгляд.       — Ну, — Стамп театрально развёл руками, и, не глядя больше в сторону Элека, взял себе с огромного блюда с перепелами одну тушку. — Не получилось, бывает. Или это что-то принципиально меняет для тебя? Если так, то скажи, я уж постараюсь сделать так, чтобы наш малыш Урри не страдал!       Стамп широко и, как показалось Элеку, зловеще улыбнулся. Элек вздрогнул и отчаянно запротестовал:       — Всё! Меня всё устраивает, господин Стамп! Н-ничего больше не надо делать!       — То-то же, — Стамп многозначительно поднял бровь и впился зубами в перепела.       Мик сидел некоторое время молча, поглядывая то на одного, то на другого, и наконец сказал:       — Прошу меня простить, но я ни черта не понял из вашего разговора. Шеф, Эл, вы же говорили обо мне?       По лицу Стампа лишь скользнула загадочная ухмылка, но вот Элек поспешил объясниться словами:       — Ничего такого, Микки, ерунда! Ну не помнишь и не надо, мне уж точно всё равно! Не обращай внимания, это просто мои дурацкие фантазии, ничего больше.       — Эл, — Урри нахмурился, и на секунду Элек опять увидел перед собой Стража. — Не пытайся меня запутать: я всё отлично помню и ничего не забывал. — Элек перестал дышать. — Ты мне кое-что обещал этой ночью. Так что будь добр, не налегай на закуски, чтобы потом не было плохо. Потому что никакие возражения от тебя я не приму. Ты всё понял?       — Да, Микки!.. — просипел Элек и почувствовал, как заливается краской.       Рядом, прикрыв рукой лицо, давился от смеха Стамп.

***

      В воскресенье Макар вставал поздно — никаких особых дел у него в этот день обычно не бывало. Поэтому, когда раздался телефонный звонок, он не сразу и сообразил, что происходит, не сон ли это вообще. Однако звонок услышал отец, взял, чертыхаясь, трубку и крикнул из коридора:       — Макар! Тебя!       Не оставалось ничего другого, кроме как спотыкаясь и задевая все углы тащиться к аппарату.       — Алё!.. — зевнул в трубку Макар, с трудом разлепив глаза. — Я слушаю.       — Макар? — раздался в ответ испуганный голос.       — Элек? — сон вмиг слетел с Макара, и тревожно потянуло под ложечкой. — Что-то случилось, Эл?       — Да… Случилось, — вздохнула трубка. — Кажется, мне нужна помощь. Ты можешь мне помочь?       — Конечно! Сейчас! — даже не представляя, чем действительно может помочь другу, заверил его Макар. — Я приеду! Ты ведь у себя?       — Нет! Не надо приезжать!.. — тут же возразила трубка. — Я сам… приехал. Я звоню из автомата, кажется, рядом с твоим домом… Ты можешь спуститься?       — Две минуты, Эл, две минуты! В сортир только забегу! — прокричал в трубку Макар и в конце добавил: — Только не уходи никуда, ладно?       — Не уйду, — трубка печально охнула, и дальше пошли короткие гудки.       Носясь, как вихрь, по квартире между ванной, кухней и собственной комнатой, Макар привёл себя в относительный порядок и даже успел откусить от батона большой кусок. Потому что неизвестно, что там стряслось у Эла, и когда он на таких раскладах опять попадёт домой. А стряслось с ним явно что-то нехорошее — Элек по телефону был сам на себя не похож.       — Ну? Рассказывай!       В расстёгнутой куртке, с шапкой в руке, Макар выбежал во двор, осмотрелся в поисках телефонной будки и сразу бросился к ней. Элек стоял рядом с автоматом и что-то прижимал к груди обеими руками. Вид у него был растерянный и несчастный.       Широко раскрытыми глазами он смотрел на Макара и как будто не узнавал.       — Привет. — Зрачки Элека расширились на пару секунд и снова стали обычными. — Макар? Гусев?       — Твою мать!.. — тихо выругался Макар. Неужели и вправду не узнаёт? Но на всякий случай спросил: — Ты что, меня не помнишь, Элек?       Ответ окончательно сбил его с толку.       — Не знаю.       — Ладно, пойдём ко мне. Чего здесь на улице мёрзнуть? — решил тогда за них обоих Макар. — Дома всё мне расскажешь, всё выясним и решим, что делать. Хорошо?       Элек молча согласился.       Родители, с утра пораньше разбуженные беготнёй Макара, уже встали и готовили на кухне завтрак. Но, увидев Элека, заулыбались и предложили поесть с ними.       — Спасибо, я не голоден, — замотал головой Элек и жалобно посмотрел на Макара.       — Мы потом, мам, не сейчас. У Эла тут неприятности… небольшие, — поддержал его Макар и повёл в свою комнату. И только закрыв на задвижку дверь и усадив Эла на собственную разобранную постель, сказал: — С тобой что-то случилось там, в Теймере? — Элек дёрнулся, как от удара электротоком, и ещё крепче прижал к себе не то книгу, не то ещё что-то, что Макар так и не успел разглядеть. — Значит, угадал, — вздохнул он. — Давай, Эл, выкладывай всё как есть. Будем думать, что с этим делать.       Элек ничего не сказал, только коротко качнул головой и протянул ему обычную школьную тетрадку в сорок восемь листов, которую так трепетно обнимал всё это время.       — «Записная книжка Элека Громова», — вслух прочитал Макар.       Название было странное — зачем подписывать именем и фамилией свою записную книжку, словно она предназначалась не для её же владельца, а для чужих людей? Макар почесал затылок, вздохнул и открыл тетрадь. И первое же, что он видел, были уже его собственные имя и фамилия, жирно написанные красной ручкой. С домашним адресом и телефоном.       — «Обращаться в любое время по всем вопросам и со всеми проблемами», — задумчиво проговорил Макар.       — Я только поэтому тебе и позвонил! — принялся вдруг оправдываться Элек. — Потому что тут написано… Это же правда?       — Конечно, конечно правда… Эл. Ты всё правильно сделал, молодец!       Макар сел поближе к другу и обнял его. Тот прижался к нему и как-то сразу расслабился, еле заметная дрожь прошла, дыхание стало размеренным и спокойным.       — Сейчас, я только всё прочитаю, что тут написано, ладно?       Минут через десять внимательного изучения записной книжки, в голове Макара начала складываться примерная картина происходящего. Но уверенности не было, уж больно фантастическими были его догадки.       — В общем, — сказал он для начала, отложив тетрадь, — мы сделаем всё, как тут написано. — Завтра пойдём с тобой в мою школу договариваться, а потом в «Интеграл» на просмотр, я вечером тренеру позвоню. Окей?       — Ага…       — Скажи, как у тебя с хоккеем в принципе? На коньках стоишь? Правила знаешь? — чтобы уже точно во всём убедиться, спросил Макар.       — Мне кажется, я умею… играть в хоккей. Я мог бы быть нападающим.       — Твою ж мать! — Макар радостно засмеялся и крепко стиснул его в объятиях. — Не может быть, чтобы так!..       У Эла получилось! У него действительно получилось!.. Теперь Макар видел весь масштаб его авантюры, представить которую во всех деталях он не мог ещё накануне, и она поражала воображение. И если уж говорить совсем откровенно — пугала. Радость от встречи с любимым человеком после долгой разлуки смешалась с грустью: он навсегда потерял друга. Но Элек знал на что шёл и на что обрекал брата — его просьба о помощи Серёже теперь обрела ясный смысл. Сам того не зная, обещав Элеку не оставлять Серёжу, Макар взял на себя большую ответственность — опекать человека, выдернутого из привычного окружения, потерявшего всю свою прежнюю жизнь и память.       — Теперь расскажи мне весь сегодняшний день с самого начала, с того момента, как ты проснулся, хорошо? — собравшись с мыслями, попросил Макар. Зарылся пятернёй в светлые кудри и еле удержался от того, чтобы поцеловать, ну, хотя бы в макушку.       — Ладно, — Серёжа смутился от его ласки, даже покраснел, но не отодвинулся, так и остался сидеть на постели с Макаром в обнимку. — В общем, слушай, — сказал он и откашлялся. — Я проснулся очень рано и хотел пойти на кухню, попить воды. И посмотреть, что там мать с ужина в холодильнике оставила. Встал и… чуть инфаркт не схватил — это была не моя комната, не моя кровать! И я совсем не помнил, где я и как тут вообще оказался. Перепугался, ужас! Но пошёл. Осмотрел всю квартиру, на кухню тоже зашёл, в окно выглянул. И ничего не узнал. Прикинь, вообще ничего! Ну, то есть если бы я у кого-то из друзей заночевал, я бы всё равно понимал, где это. И ещё я ж совершенно трезвый, вот честно! Можешь понюхать даже! — Серёжа дыхнул Макару прямо в нос, но Макар только лишь опять заулыбался — он и не сомневался, что тот трезв, как стёклышко! — А память всё равно отшибло. Напрочь. Ну, я ещё больше переср… извини. Испугался то есть. Но я ж не совсем трус, я пошёл смотреть у кого я в квартире-то. Заглянул в другую комнату, а там какие-то люди спят, пожилые. Мужчина и женщина. И я их первый раз вижу…       — Разбудил? Ну, профессора-то? — поинтересовался Макар.       — Не, что ты. А вдруг бы они меня ругать начали? И из дома выгонять, потому что я тут чужой у них, понятно же!.. Я ведь не знал, куда мне идти и где у меня дом. Забыл!       — Ну а дальше?       — А дальше… Дальше я вернулся обратно в комнату. Сидел, тупил, думал что делать. Потом на письменном столе эту тетрадку заметил и чисто на автомате взял посмотреть. Посмотрел и чуть не чокнулся окончательно. Я, оказывается, дома у какого-то Элека Громова. Что это за тип такой, я без понятия, а вдруг псих какой-нибудь? Ведь не будет же нормальный человек свою биографию в записной книжке писать? И тогда я решил сбежать, пока он не вернулся. Всё равно куда, потом разберусь! Но чтобы сбежать, сначала ж одеться надо. Я стал искать свою одежду, а ее нет! Ну, то есть трусы и майка на мне были, а всё остальное пропало куда-то. Зато чужая одежда нашлась, этого Элека Громова наверное. Раз его комната. — Макар одобрительно кивнул. — И я тогда подумал, что раз мои шмотки кто-то спёр, то выбора у меня нет — не в трусах же на улицу зимой идти? Надел то, что на стуле рядом валялось, мне как раз по размеру пришлось. А потом, хорошо что додумался!.. Сообразил, что без денег я всё равно далеко не уйду, и мне хотя бы мелочь какая-то на проезд нужна. Потому что хрен знает, где я нахожусь! Решил, что поищу в комнате и, если что, напишу записку и потом как-нибудь этому Элеку всё верну. Я ж не вор! На столе рядом с тетрадкой сумка открытая стояла, и я подумал, что может он там кошелёк свой оставил. Кошелёк действительно был, а ещё паспорт. Я и подумал, что посмотрю его: надо ж знать, что за человек это, у которого я так в гостях оказался. Открыл и… — Элек тяжело вздохнул и зажмурился. — В общем, там в паспорте моё фото. И день рождения тоже мой. На, смотри!       Серёжа достал из кармана своих штанов паспорт и отдал Макару, а сам уронил на руки голову и так сидел, глядя в пол, пока Макар делал вид, что изучает паспорт. Ничего особо примечательного там, разумеется, не было — это был паспорт Элека Громова, и больше ничего.       — И тогда ты наконец понял, что неизвестный тип со странностями, Элек Громов, это ты и есть, — улыбнулся, вернув ему паспорт, Макар.       — Ага, — мрачно согласился Серёжа. — Я и есть. Только почему-то всё забыл, даже собственное имя! Скажи, Макар, со мной такое не впервые, да? Я же ведь не зря всё написал — имя, биографию, родственников, расписание занятий… И твой адрес.       — Вообще-то впервые, — Макар нежно погладил его по спине. — Раньше ничего подобного не случалось. Но я думаю, ты это предчувствовал, что ли… Вот и подстраховался на всякий пожарный.       — Хм, — Серёжа скептически скривился. — Ты логично рассуждаешь, Макар. Но почему-то я тебе не верю.       — Я только предположил, — Макар пожал плечами. — Меня же там, рядом с тобой, не было.       — Не, я не в том смысле, что ты врёшь! Ты же мне помогаешь и вообще!.. — Серёжа виновато и очень смешно вытаращил глаза, он всегда так делал, когда, чувствовал, что говорит что-то не то. — Просто… мне кажется, Макар, ты не всё мне говоришь. Вот, например, когда я проснулся, я подумал про маму… А оказалось, что мои родители умерли сразу после моего рождения. И дядя, профессор… Ведь нельзя же настолько забыть человека, чтобы вообще ничего шелохнулось! С тобой же не так было — я тебя хоть и не узнал, но сразу почувствовал, что это ты, тот самый!.. И имя твоё мне показалось знакомым. А вот моё — нет! Понимаешь, я смотрю на это «Элек Громов», и поверить не могу, что меня так зовут. Мне кажется, что у меня совсем другие имя и фамилия, и живу я на самом деле совершенно в другом месте, и мама с папой у меня есть… А «Электрон», ну что это за имя, а? Мне не нравится.       — А как ты хочешь, чтобы тебя звали? — спросил Макар тихо. И на ухо, почти шёпотом, добавил: — Как ты хочешь, чтобы я тебя называл?       Серёжа вздрогнул, и Макар заметил, как снова порозовели его щёки.       — Не знаю, — ответил он едва слышно.       — Давай угадаю? — Макар обхватил ладонями его лицо и заставил смотреть на себя. — Серёжа. Я могу называть тебя Серёжа.       Серёжа смотрел на него огромными чёрными глазами и беспрерывно облизывал пересохшие губы. Потом, переведя дыхание, сказал:       — Мне нравится. Называй меня так. Иногда… Только не часто… А то мне надо к своему привыкнуть… Ну, к тому что в паспорте.       — Конечно, Серёж… — Макар счастливо улыбнулся. — Как скажешь! — Он нежно обвёл большими пальцами Серёжины скулы, с удовольствием наблюдая, каким сумасшедшим при этом становится его взгляд. — Только я ведь действительно не всё тебе рассказал. Есть ещё кое-что… Между нами. — Он приблизил своё лицо к Серёжиному, прижался губами к его губам и поцеловал.       Серёжа, лишь немного помедлив, обнял его и сам стал отвечать на поцелуи. Когда Макар остановился передохнуть, Серёжа, глядя на него малость опьяневшими глазами, сказал:       — Вот в это я верю сразу! Хотя и ни черта не помню!       Праздновать Новый год уже почти свыкшийся со своим именем Элек, а в некоторые, особо интимные моменты, так и оставшийся Серёжей, пригласил Макара к себе. Макар согласился сразу же — поддержать любимого человека, который пока ещё чувствовал себя с дядей не совсем в своей тарелке, и пообщаться с Виктором Ивановичем лично. Всё же стоило самому объясниться по поводу внезапной перемены в его племяннике: это ведь Макар помог Серёже поступить в обычную школу и поспособствовал тому, чтобы его взяли в «Интеграл».       — Признаться, я не ожидал, что такая перемена пойдёт Элеку на пользу, — сказал Виктор Иванович, когда добрая половина закусок была уже съедена, а шампанского выпито ещё больше. — Мы ведь с ним даже поругались сначала, когда он сказал, что самостоятельное обучение не для него. Тем более, что доучиться осталось всего ничего. И Маша, главное, его поддержала! — Виктор Иванович усмехнулся, глядя на жену.       — Контакт с детьми важнее, — задумчиво заметила Маша.       — Спасибо вам… тебе! — горячо поддержал её Серёжа.       — Вообще-то это я Эла совратил… с пути истинного, — Макар для смелости опрокинул стопку коньяка. — Понимаете, Виктор Иванович, мы же с ним долго не общались, до этой осени считай, а когда стали видеться чаще и разговорились, я понял: Эла такая жизнь, ну, такую он вёл… столько времени! Она его не устраивает. Совсем. А вам сказать он не мог. Не хотел расстраивать, и, главное, сам не очень понимал, чего хочет. А я ему вроде как помог в себе разобраться.       — Просто я не мог больше один! — жалобно протянул Серёжа. — Мне хотелось, как все, как ребята вокруг — чтобы школа, одноклассники, друзья, которых каждый день видишь, а не раз в неделю на два часа в секции.       — Элек, мальчик мой, если бы ты всё объяснил мне раньше, я бы, конечно, понял и устроил бы тебя в хорошую школу, — покачал головой профессор.       — Я не хочу в хорошую! — испуганно воскликнул Серёжа, профессор Громов с Машей удивлённо на него посмотрели. — Я хочу в ту, где Макар. Мне там хорошо, и я всё понимаю. Я же, ну, не очень умный, как вы…       — Брось, это ты на себя наговариваешь, — не поверил профессор. — Ты всегда отлично учился, у тебя склонность к точным наукам!       — Ну, она прошла, склонность… — Серёжа виновато потупил взгляд.       — Но, надо признать, — опять вступилась за него Маша, — Элек несколько изменился с нашей первой встречи, а ведь месяц всего прошёл! Наверное, это так переходный возраст сказывается.       — Что верно, то верно — изменился, — согласился Виктор Иванович. — И я бы сказал: не «несколько», а «как следует»! Элек словно раскрылся, другим человеком стал. Столько эмоций, идей, жизни в конце концов!       — Эй, я смущаюсь, когда обо мне так! — Серёжа мило покраснел, и Макар невольно улыбнулся, глядя на него.       — Я думаю, здесь все свои, — не слишком впечатлившись этим заявлением, продолжил Виктор Иванович. И подмигнул жене: — Зато, что меня особенно радует, с Машенькой они лучшие друзья! А ведь как встретились — букой смотрел!       — Маша мне как мама, — серьёзно сказал Серёжа. — Хорошо, что вы поженились.       — Но вот с чем я до сих пор не могу смириться, Элек, так это с твоим хоккеем, — Громов укоризненно покачал головой и остановил взгляд на Макаре. — Очень опасный вид спорта.       — Виктор Иванович, у него талант! — Макар даже встал со своего места. — Вы же видели, как он играет! Думаете, тренер бы его так просто в команду взял, да ещё сразу на лёд с «Альбатросами» выпустил?!       — И я теперь центральный нападающий! — гордо встрял Серёжа.       — Во! Мозг команды! — Макар, как оратор на трибуне, вытянул вперёд руку. — Да Эл родился с клюшкой, ему нельзя не играть! Он же, как мы общаться стали, только и говорил, как в хоккей хочет, а ему не дают. И как я мог ему не помочь, я же сам играю? Мы же, когда на смотрины пришли, тренер вообще сначала не поверил, что он не занимался серьёзно. У него способности, врождённые. Их нельзя хоронить!       — Ладно, ладно! — замахал на них с Серёжей руками Громов. — Я понял. Но и вы поймите: Элек — мой единственный племянник, он мне как сын. Я не переживу, если с ним что-нибудь случится.       — И я не переживу! — воскликнул в сердцах Макар. — В смысле… ну. Да. Не переживу. И я вам обещаю, что с Элом всё будет хорошо. Слово даю!       — Ладно, не будем больше о грустном, — перебила их Маша, разливая по бокалам шампанское. — Мы же тут Новый год встречаем. Так что с Новым годом нас всех! С новым счастьем! С началом новой жизни!