Линии битвы

      По крайней мере, у них не было времени обработать заявку на собеседование до отъезда в Сталрайд. У Сола оставалось слишком много забот с подготовкой к поездке, остановками по пути, тщательно продуманным маршрутом через охваченный войной регион. Когда Сол не сталкивался лбами ни с королевой, ни с Харви, он изучал биографию сотрудников службы безопасности и других, участвовавших в поездке. Если все пойдет по плану, поездка продлится три дня, и он знал, что почти не будет спать в течение всего этого времени.       Затем возникла проблема с Блум. Очевидно, неудовлетворенная успехами на уроках и все еще сердитая на то, что ее обвинили в освобождении Ривена, девушка вступила в длительную битву, которая велась с помощью молчаливого общения. Королева не смогла склонить ее к сотрудничеству и, учитывая собственные занятия войной, была менее склонна, чем обычно, уговаривать отказаться от этого. Сол, тем временем, знал, что лучше не принимать чью-либо сторону, но не мог отрицать, что испытал тихое облегчение от того, что Блум предпочла остаться во дворце, под присмотром Марко, вместо того, чтобы присоединиться к каравану в Теллурид и представлять собой еще один провод под напряжением, который Сол должен был обезвредить.       Сильва проинформировал Марко о важных моментах их поездки для ознакомления, и успокоился, зная, что недавно нанятая, но чрезвычайно компетентная Нура дополняла надзор во время отсутствия группы.       Сол встал на рассвете, Фара вскоре после него. После бала она не нуждалась в том, чтобы он будил ее, и Сол заставил себя воспринять это как благо, потому что это устраняло еще одно искушение, еще одну муку, когда ему больше не нужно было входить в покои, чтобы убедиться, что она проснулась.       Они решили не использовать вариант «приманки» для поездки в обратном направлении, поэтому Сол, Бен и Фара забрались в один из внедорожников, Харви рядом с королевой, а Сол лицом к ним, время от времени задевая коленями стюарда, когда они съезжали с шоссе в пользу неровных проселочных дорог.       Проселочные дороги медленнее, но безопаснее, хотя и значительно больше раздражали кружки с кофе, которые все они бережно сжимали, чтобы не пролить себе на колени из-за неровностей и толчков. И когда минуты шли, а солнце так и не поднялось из-за слоя угрожающе выглядящих облаков, Сол почувствовал легкое беспокойство из-за того, что им придется терпеть эти дороги во время дождя.       Сначала Сильва не отрывал взгляда от окна, потому что это проще, чем смотреть в лицо королеве или ее стюарду, но теперь он с беспокойством прижимался головой к стеклу. Тучи никто не предсказал заранее. Он пробежался по своим мысленным картам альтернативных маршрутов, когда Харви, нарушивший молчание, вернул его к настоящему.       — Как продвигаются собеседования, Сильва?       Сол подавил желание тяжело вздохнуть и перевел взгляд на стюарда, старательно избегая выражения лица королевы.       — Ее Величество попросила, чтобы я обсуждал это только с тобой, и только тогда, когда будут существенные обновления.       — Что ж, — Харви скрестил руки на груди. — У тебя был один вчера утром.       — Я уже рассказывал.       Сол уставился на Харви, сохраняя нейтральное выражение лица и провоцируя его продолжать настаивать.       — Есть еще желающие?       На этот раз Сол ухмыльнулся:       — Не могу сказать.       Стюарду нужно было знать распорядок дня только для того, чтобы пользоваться кабинетом. Это было не его дело, кто входил во дворец и выходил из него. Харви выпятил челюсть, но королева вмешалась прежде, чем он успел ответить.       — Может быть, мы продолжим обсуждение этой поездки? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого. — Напомни мне о сегодняшней остановке. Наш маршрут менялся слишком много раз, чтобы я могла за ним уследить.       Впервые за все утро Сол встретился с ней взглядом. Он не мог винить ее. Они трижды меняли местоположение цели на случай, если какой-либо из их планов будет перехвачен.       — Мы должны добраться до Сталрайда сегодня вечером, Ваше Величество. Что будет завтра, мы пока не знаем. Нам придется принимать решение, основываясь на том, как местность выглядит с земли.       — Сильва не доверяет точке зрения Кодаторты, — проворчал Харви.       — Я доверяю генералу, но я также знаю, что ситуация может измениться за считанные часы. Минуты. Секунды, — возразил Сол.       Почувствовав очередную размолвку, королева положила руку на плечо Харви:       — Есть новости от Терры?       Харви сдулся, а вместе с ним и большая часть напряжения в кабине.       У Сола сложилось впечатление, что Харви провел бы рукой по волосам, если бы они у него были.       — Очень мало, хотя я продолжаю повторять себе, что это означает хорошие новости.       — Вполне. Блум вообще ничего не слышала от Музы, пока ее не эвакуировали.       Стюард испустил еще один глубокий вздох самоуспокоения.       Сол перевел взгляд в окно, заставляя себя сосредоточиться на пологих холмах, а не на сыне, которого он травмировал, прежде чем исчезнуть. От Ская тоже никаких новостей. Это похоже на то, что единственным напоминанием о поставленной перед ним задаче — найти Ская, были странные воспоминания о Блум, как о его жертве.       От этого только голова разболелась. Скай всегда находился в глубине его сознания. Когда Сол взял себя в руки и поговорил с Афиной о Бернетте, оторвался от Домино, чтобы посмотреть, что можно исправить вместе со своим сыном, или без него.       Королева вела беседу между собой и Харви, при этом от Сола почти не требовалось участие. Он время от времени откидывался назад, чтобы спросить водителя о каких-либо отклонениях на маршруте.       Казалось, все в порядке, за исключением непрогнозируемых дождевых туч. День отказывался становиться светлее по мере того, как проходили часы, и караван въезжал в покрытые лесом горы. Первые капли дождя упали, когда они пересекли континентальный водораздел, спускаясь через предгорья к Теллуриду.       Поначалу дождя было достаточно, чтобы просто наблюдать за ним, но к полудню он стал настолько сильным, что караван замедлил ход. Проселочные дороги, разбухшие от внезапного наводнения, оказались скользкими и опасными для внедорожников, когда они осторожно продвигались вверх по очередному склону холма. По мере того как видимость уменьшалась, ухудшалась и телефонная связь, и Сол включил свой портативный приемопередатчик, чтобы установить связь с другими водителями. В довершение неуютной атмосферы каждые несколько минут раздавались оглушительные раскаты грома и отдаленные вспышки молний.       Внедорожник застрял у подножья холма, барахтаясь в грязи, и оттуда они больше не могли притворяться, что ливень был просто неудобством — это настоящая проблема.       Одним из охранников была фея земли. Они с Харви выпрыгнули в грязь, чтобы вытащить внедорожник из трясины. Сол взял большой зонт с заднего сиденья и пробрался через ручейки сточной воды к фургону службы безопасности.       Боковая дверь скользнула в сторону, когда он подошел к ней, открывая осунувшиеся лица еще четырех охранников.       — Доложите, — сказал он, крутя ручку зонта и ставя один ботинок на бортик фургона.       Первой заговорила женщина на переднем сиденье:       — Мы в двадцати восьми милях от шоссе, если развернемся, и в тридцати трех, если попытаемся ехать вперед.       Сол хмуро посмотрел на часы. Тридцать миль по покрытым топью дорогам, ползком в любом направлении, и они все равно будут по меньшей мере в двух часах езды от места назначения даже в хорошую погоду.       — Не могу получить никаких данных о погоде, — сказал один из специалистов на средних сиденьях. — Шторм мешает передаче данных.       Всё больше расстраиваясь из-за плохих новостей, Сол крепче сжал ручку зонта.       — Предложения?       Фея света на заднем сиденье протянула потрепанную бумажную карту.       — Недалеко есть город, как раз за этим поворотом…       Рядом с ним произошло какое-то движение, Сол обернулся и чуть не подпрыгнул, увидев королеву, стоящую рядом, запыхавшуюся после бега, с забрызганными грязью лодыжками. Она прижалась плечами к его груди, чтобы оставаться под зонтом.       — Что происходит? — спросила она.       Сол отступил назад и поднял зонт повыше, чтобы ей было хорошо видно группу охраны в фургоне.       — Обсуждение дальнейших действий, — сказал он.       — Мы почти выбрались, — мгновенно ответила королева, оглядывая каждого охранника в фургоне, а затем Сола. — У нас есть Бен и Триш, которые расчищают для нас дороги.       — Две феи, три машины, — заметил Сол.       — Итак, мы оставляем фургон с припасами позади. Едем налегке.       Сол подумал о своих датчиках, сигнализациях, оружии и оборудовании в фургоне снабжения, не говоря уже о нескольких ящиках с первой помощью и припасами, предназначенными для военных действий. Он тут же покачал головой.       — Мы будем легкой добычей.       — Нет, суть в том, что мы будем налегке, мы не будем сидеть сложа руки.       — В нескольких милях впереди есть деревня.       Королева уставилась на него, словно осмеливаясь продолжить его фразу. Сол глубоко вздохнул, чтобы собраться с духом.       — Ваше Величество.       Все обернулись, чтобы увидеть приближающегося Харви. Вместо того чтобы пытаться укрыться от дождя, он уже давно смирился с промозглой погодой и стоял в нескольких шагах от зонта, не сводя глаз с королевы. Позади него водитель внедорожника снабжения медленно двинулся вперед, повинуясь указаниям Чжана.       — Бен? — королева протянула обе руки, приглашая его встать под прикрытие зонта, но он покачал головой, и капли дождя забрызгали его очки.       — Мне это не нравится, но вариант Сильвы лучше.       — Что? — королева переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Прятаться в деревне от небольшого ливня?       — Мы все знаем, что это не небольшой ливень, — несчастно сказал Харви. — Скорее всего, дело рук феи.       Королева глубоко вздохнула, чтобы подавить разочарование, от которого, как все могли видеть, напряглись ее плечи.       — Ты думаешь, это фея?       — У нас нет возможности узнать это. Только если попадём в ловушку.       Сол никогда раньше не был благодарен Харви, это было странное ощущение.       — Харви прав, — сказал он, отклеивая слова от своего языка. — Нам следует послать вперед разведчика. Фею земли.       И снова, судя по тому, как нахмурились ее брови и раздулись ноздри, королева не хотела ничего слышать.       — Я не подвергну Бена и Триш опасности, я бы сама туда не пошла.       — Именно это ты бы и сделала, — мягко встрял Харви.       Сол одновременно ненавидел Харви и восхищался им за то, что он подобным образом ссылался на долг королевы. Он знал, что королева считала себя первой среди своего народа, а это означало стоять на передовой. Однако Харви и он сам согласились, это означало, что она была за линией фронта, видимая, но защищенная.       Сол один раз кивнул Бену в знак признания и благодарности.       — Это моя рекомендация в качестве вашей охраны, Ваше Величество, — хмыкнул Сол.       Фара вздернула подбородок — универсальный знак того, что она приняла решение, даже если Солу пришлось бы обойти ее стороной.       — Я регистрирую свое возражение против указанной рекомендации.       Последовало долгое, напряженное молчание, и Сол понял, что это было все, что она собиралась сказать, поскольку знала, что находится в меньшинстве и у нее нет жизнеспособных альтернатив.       — Принято, — сухо произнес он с почтительным поклоном и повернулся к остальной группе. — Харви и Чжан поедут на внедорожнике королевы и этом фургоне. Мы с Её Величеством останемся в деревне, пока не получим известие, что на побережье чисто, — Сол покосился на фургон охранников, оценивая свои возможности, и остановился на фее воды и ее специалисте. — Фетида и Самсон присоединятся к нам.       Стороны разделились по новым направлениям, и в машине с припасами Сол сосредоточил свое внимание на том, чтобы смотреть в окно сквозь серую занавеску, а не на расстроенную, перепачканную грязью королеву, втиснутую рядом с ним между большими ящиками с антибиотиками длительного хранения. Они ничего не сказали, пока машины медленно катились вверх по холму и скрывались за поворотом, расстояние сокращалось и отмечалось раскатами грома.       На бумаге Анолид был деревней, но Сол великодушно описал бы только как едва достойного этого названия. На главной улице не было даже светофора, только несколько невысоких зданий вокруг одного перекрестка: бакалейная лавка, автомагазин, что-то под названием «Товары Первого мира» и одноуровневый мотель.       Определенно, это не место для королевской вечеринки, где можно расположиться лагерем и ждать, пока прекратится необычный ливень.       Они распределили свои выезды по времени, караван был замаскирован всего под две легковушки вместо трех военных машин. Фетида и Самсон спустились первыми, получив инструкции возвращаться, если в мотеле что-то будет не так. Потратив почти час на то, чтобы распределить прибывших и не вызвать подозрений, Сол и Фара припарковали внедорожник и, наконец, высадились.       Даже под предлогом необычного ливня любое прибытие в этот городок трудно скрыть. Владелец мотеля задал слишком много вопросов, когда Сол зарегистрировался за них двоих, на этот раз под именем Джеймса Дегенхарда, который хотел проведать свою большую семью в Домино с новой второй половинкой. Королева, будучи платиновой блондинкой со слишком большим количеством бледно-голубых теней для век, молча стояла рядом.       В мотеле «Анолид» не было такого понятия, как номер люкс. Однако там нашёлся номер с большой кроватью, к счастью, в дальнем конце мотеля. Королева держала зонтик, пока Сол перетаскивал чемоданы по проходу и через парадную дверь в тесную комнату. Она была чистой, хотя и устаревшей, с легким привкусом влажности из-за протечки, которая впускала наружный воздух.       Сол тщательно осмотрел комнату, прежде чем впустить королеву внутрь, его острый глаз или сенсоры не заметили ничего необычного. Древний мини-бар, телевизор с пультом, на котором не хватало половины кнопок, темно-зеленые шторы на большом окне, выходящем на парковку, выцветшие на солнце. Диван-кровать представлял собой тесный прямоугольный диванчик для двоих, расположенный напротив накрахмаленной кровати. По все еще сильному разочарованию королевы он понял, что на нем написано его имя.       «Не стоит беспокоиться», — сказал себе Сол. Он уже смирился с тем, что в этой поездке будет очень мало спать.       Королева была так же тиха, как и после своих последних слов, обращенных к нему и Харви, позволяя молчанию выразить неодобрение. Она перебрала скудные порции завтрака в кофеварке, нахмурилась при виде запасного мини-бара и тяжело вздохнула, опускаясь на кровать, когда достала свой телефон и поняла, что Wi-Fi в мотеле не предлагает никаких улучшений по сравнению с неустойчивым подключением к данным из-за шторма.       Но она ничего не говорила, не бушевала и не топала ногами. Это было свидетельством того, насколько сильно война изменила и ее саму, и их отношения. Раньше Фара, возможно, боролась бы усерднее, но теперь она просто смирилась с их судьбой.       На маленьком столике у окна с треском ожил приемопередатчик. Сол потянулся за ним, но Фара успела пересечь комнату и схватить раньше.       — Бен? — она заговорила в трубку, прежде чем поднести ее к уху. Сол стоял в нескольких футах, ожидая, пока не стихли помехи, а затем донесся отрывистый голос Харви.       — Дорога… размыта… вокруг…       Королева нажала кнопку.       — Бен, как далеко ты находишься?       Сол стиснул зубы, но ничего не сказал, подавляя осуждение за то, что она не должна спрашивать подробности о секретной миссии на открытой, незащищенной частоте.       — Пара миль… минуты…безопасно…       — Бен!       Королева стояла неподвижно, и он увидел, как ее глаза вспыхнули голубым. Помехи достигли уровня рева, но в приемопередатчике по-прежнему не было ничего, кроме шума.       Затем, он отключился.       Впервые Фара проявила физическую реакцию на стресс, ударив устройством по дешевому дереву. Она ничего не сказала, но отошла, встала с другой стороны кровати и выглянула в крошечное окошко, выходившее на заднюю часть комплекса.       Он знал, о чем она думает. Действительно ли Харви сказал «безопасно», или он сказал «небезопасно»?       Вряд ли они узнают об этом в ближайшее время. Сильва стянул с себя промокшую куртку и повесил ее на крючок возле ванной, откуда на грязный ковер непрерывно капала вода. Следующими появились ботинки, которые он аккуратно поставил рядом с дверью, готовые к тому, чтобы он мог мгновенно в них влезть, если возникнет необходимость. Затем он вернулся к одному из двух жестких деревянных стульев по обе стороны стола, сел и достал один из своих ножей, чтобы рассеянно заточить его, наблюдая, и в то же время не замечая, как Фара смотрит в окно.       Последовал долгий вздох, и по прошествии нескончаемого времени королева вернулась в центр комнаты. Она не посмотрела на него, вместо этого опустилась на кровать, повернув голову в его сторону.       — Я тебе завидую.       Сол не ожидал, что она заговорит; и даже тогда ее голос был таким размеренным и сдержанным, он не сразу уловил суть.       — Прошу прощения?       Фара посмотрела на него, кивком указав на его место на стуле.       — Что ты можешь сидеть там и притворяться, что вообще ничего не чувствуешь.       Конечно. Она расстроена, и это вытекало из нее миллионом крошечных иголочек, которые вонзались в его тело. Сол крепче сжал рукоятку ножа, глядя на него, но не видя.       — Я чувствую, — выдавил он с большей горечью, чем намеревался. Следовало бы знать, что лучше не попадаться на ее удочку, поэтому он воззвал к высшей морали. — Вы эмпат, вы это знаете.       — И все же ты ничего не предпринимаешь, — Фара склонила голову набок. Ее тон стал походить на тот, что появлялся во время аудиенций, а голос стал напряженным и в другой обстановке мог бы звучать оживленно, но он расслышал в нем язвительность. — Ты злишься на меня с самого бала.       Сол выдержал паузу, чтобы сделать глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем ответить:       — Я не злюсь.       — Нет? — уголки её губ приподнялись в недоверчивой улыбке. —Ты хочешь сказать, что в тебе нет ничего, что злилось бы на то, что я поцеловала тебя, а потом остановилась?       Солу потребовалось все самообладание, чтобы не посмотреть на нее в ответ, а вместо этого не отрывать взгляда от ножа, который он осторожно вернул в ножны и положил на стол перед собой.       — Вы были правы, когда остановились.       — Значит, ты злишься.       Сол шумно встал со стула. Несмотря на всю его притворную растерянность, разочарование вырвалось на поверхность, хотя это означало, что мужчина попал прямо в её ловушку. Сильва сделал еще один тренированный вдох, одержав маленькую победу в том, что не повернулся к ней лицом, в двенадцатый раз проверяя дверной замок номера.       Было легче сказать правду пустому лесу, чем её взгляду.       — Я злюсь на себя.       У нее не было ответа, поэтому, удовлетворенный замком, Сол повернулся обратно, ожидая увидеть смягченную королеву, но вместо этого обнаружил, что она тоже стоит на ногах, а на ее лице застыла маска гнева.       Нет, боль. Не гнев.       — Ты ведь понимаешь, почему это оскорбительно для меня, верно? Что влюбиться в меня настолько отталкивающе, что ты бросаешь работу, чтобы сбежать.       Фара всегда точно знала, что сказать, чтобы сорвать с него тщательно выстроенную позу и вцепиться в то, что было под ней.       — Нет, не отталкивающе, — возразил он. — Как раз наоборот. Я…       — Скомпрометирован, — дополнила она, ее губы изогнулись в тонкую насмешливую линию. — Ты повторяешься.       Повисла пауза, во время которой Фара пронзала его взглядом, а Сол изо всех сил старался переварить эти слова.       — Это не становится менее правдивым.       Ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть дрожь и эмоции в голосе. Они стояли лицом друг к другу в разных концах комнаты, он у двери, она у кровати, их плечи напряженно поднимались и опускались.       Затем Фара, казалось, сломалась, опустив взгляд, чтобы изучить ногти на одной руке.       — И снова я завидую, — она вновь подняла на него глаза. — Иногда я жалею, что не могу сбежать, как ты.       На этот раз его пронзила не просто обида. Это было возмущение. Его роль состояла в том, чтобы быть защитой королевы, ее опорой, но не в том, чтобы терпеть ее оскорбления.       И он не сбегал. Руки сжались в кулаки, и Сол спрятал их за спину, выпятив подбородок, чтобы громко, назидательно ответить.       — Ситуация, как вы знаете, такова, что меня наняли, чтобы обезопасить вас. Я потерял свою объективность. Я не смогу этого сделать, если я…— слова застрялись где-то в горле, поэтому он использовал тоже самое избитое слово. — Скомпрометирован.       Ее большой палец пробежал по ногтям, которые женщина изучала, хотя ее карие глаза не отрывались от его голубых.       — Ты сбежал и от Ская.       Сол напрягся.       — Я не сбегал от Ская.       — Конечно, нет. Ты просто потерял свою объективность, объявил себя скомпрометированным. И ушёл.       Его губы дважды шевельнулись, прежде чем Сол нашел нужные слова, прежде чем смог скрыть ругательство, которое хотел выплеснуть на нее в ответ. Каждый кровеносный сосуд в теле казался воспаленным, согревая и подпитывая все эмоции, которые он не хотел подпитывать.       — Я защищал его, уходя.       — Ну да, — язвительно фыркнула Фара.       Она издала горький смешок и глаза затуманились, когда она сделала два раздраженных шага по направлению к нему.       — Точно так же, как ты защищаешь меня, уходя в разгар войны?       Ему хотелось обхватить голову руками, чтобы она не вращалась вокруг своей оси. Сол был так возбужден. Фара заставляла его закручиваться по спирали, заставляла мысли и мотивы извиваться и изменяться до такой степени, что он едва мог контролировать свои желания.       — Я пытаюсь, — выдавил Сол сквозь зубы. Больше не нужно притворяться благородным по этому поводу. Фара все равно просто сорвет с него маску. Если бы она хотела жестокой честности, он бы дал ей это. — Это единственное, что я умею.       Фара покачала головой. Она стала ближе, всего в нескольких шагах, ее босые ноги, с которых она сбросила грязные ботинки, бесшумно ступали по полу.       — Ты говоришь как Сол Сильва, алфеец. Я спрашиваю о Соле Сильве, человеке.       Сол разочарованно выдохнул и покачал головой.       — Нет никакого Сола Сильвы, человека, — в этом он уверен. На этом он настаивал. — Я алфеец. Я дал клятвы.       — Ты прячешься за своими клятвами, чтобы уклониться от своих обязанностей. Алфее не нужны выпускники, ей нужны роботы.       Сол покачал головой, как марионетка на веревочке, но у него не было слов, только действия.       Она не могла понять.       Он пришел в Алфею почти без ничего, кроме потребности стремиться к чему-то большему. Создать свою личность в престижном учебном заведении, которое требовало более высокого призвания. И когда секвестр закончился, он обнаружил, что потерял больше, чем имел вначале, потому что тогда у него был сын, на которого он не мог претендовать.       Так что Алфея больше, чем просто школа, больше, чем просто карьера. С переменчивыми наклонностями Андреаса к тому, чтобы позволить ему увидеть Ская, со взлетами и падениями двора герцогини, с паникой и неудачами, вызванными Криптеей, с монотонностью службы премьер-министру. Под всем этим у Сильвы был свой фундамент — Алфея. У него было что-то, на что он мог указать, что-то, что все понимали как важное, просто взглянув на букву «А» на рукаве его свитера.       Будучи молодым человеком, Сол надевал черное с золотом, потел, истекал кровью и даже, черт возьми, рыдал, но продолжал ставить одну ногу перед другой в погоне за чем-то новым. Его новая жизнь. Его четыре клятвы. Неизменный, вездесущий, непоколебимый. Он поклялся.       Он алфеец, даже если хотел быть кем-то другим.       Слова прозвучали хрипло и непрошено, но решительно:       — Вы…       Он остановился, когда увидел, как близко она стояла, короткий шаг между ними, его руки разжались, сцепленные за спиной. Фара была близка к этому, но не понимала. Потребность объясниться подступила к горлу, как поток, хлынувший по краям дамбы.       — Вы — королева Домино, Фара Даулинг. У вас есть Блум, — подхватил он. — У вас есть Харви, совет, королевство. Люди. Целая жизнь. У вас есть все.       Сол сглотнул, понимая, что слова подводят его. Он не был мастером слова, он был солдатом, у которого не было ничего, кроме герба на плече.       — У меня ничего нет, — его голос почти срывался. — У меня есть сын, который больше не мой. У меня есть страна, которая больше не моя. Мои клятвы — это единственное, что осталось.       Сол изо всех сил старался поддерживать нормальное дыхание, не задыхаться от переполнявшего его горя.       К его удивлению, Фара снова не поникла, когда он ожидал этого. Вместо этого она просто покачала головой.       — Ошибаешься.       Сол моргнул, паника разлилась по его венам, в то время как она решительно покачала головой, сверля его взглядом.       — Ты можешь получить больше. У тебя действительно есть больше.              Конечно, Фара опровергла бы это в самом откровенном виде, в том, что он был наиболее уязвим перед ней. Сол отвернулся в сторону, но она положила руку ему на плечо, словно отвергая собственный отказ.       — Блум, — сказала она, и, несмотря на бушующую ярость, он наклонил к ней подбородок. — Я. Скай. Этот толстый отчет с похвалами от рекомендателей. Думаешь, ты просто хороший солдат?       Ее голова, должно быть, поворачивалась на шарнирах, раз она так рьяно продолжала качать ею, обозначая явное «нет».       — Может и так, но это еще не все, что ты из себя представляешь. Нет, если ты позволишь себе быть чем-то большим, чем просто своими клятвами.       Больше, чем клятвы.       Такая мысль никогда не приходила в голову. Сол уставился на нее в ответ, не мигая. Да, она права. Но он сделал это, потому что был алфейцем. Вот почему она уважала его. Вот почему Блум доверяла ему. Именно поэтому герцогиня и премьер-министр высоко оценили его службу. Потому что он алфеец.       — Потому что я хорош в своей работе, — медленно произнес он.       Из ее горла вырвался смешок, и Сол почти представил, как она в отчаянии вскидывает руки.       — Ты думаешь, поэтому?       Это не вопрос, это тезис, который Сол должен был защитить. Но прежде чем он успел собраться с мыслями, она продолжила.       — Думаешь, ты нравишься Блум, потому что ты хороший робот? Думаешь, Бен не любит тебя, потому что ты хороший алфеец? — Фара подняла большой, а затем указательный пальцы, отсчитывая.       — Я такой и есть.       Даже когда Сильва произнес это, что-то внутри разорвалось безвозвратно, когда осознание пронзило насквозь, стрела раздраженного выражения попала прямо в его сердце.       Да, он хорош в своей работе, но он никогда не был хорошим алфейцем. Ни разу с того рокового чаепития после ареста. В гостиной дворца Эраклиона. Тот день, когда его жизнь перевернулась с ног на голову.       Возможность стать хорошим алфейцем исчезла еще до того, как всё это началось. Он никогда не был настоящим выпускником. Родителям запрещено поступать в школу. Он стал алфейцем благодаря счастливой случайности, сохраняемой Эраклионом в тайне.       Сильва принес свои обеты на третьем курсе, но как только увидел малыша, сразу понял, что у него всегда будет соперник в борьбе за верность. Он произносил свои клятвы, зная это. Он жил и дышал, все еще зная это. Зная, что была часть его, которая удерживала от того, чтобы быть тем, кем Алфея хотела, чтобы он был.       И женщина, стоявшая перед ним, была еще одной. В этом платье, босиком и в короне, которую она никогда не надевала, но он все равно видел, как она протягивает ему руку, предлагая выйти вперед не как бесчувственный солдат, а как нечто другое.       Нечто большее.       Сердцебиение сбилось с ритма, а мозг напрягся.       Да, он алфеец. Он, Сол. Сол Сильва.       Он больше, чем просто кровь и сухожилия. Он нечто большее, чем буква «А» на гербе у него на плече. Рекомендации ничего для неё не значили. Во всяком случае, оно вызвало у нее отвращение. Это то, о чём она говорила. Он мужчина. Он отец Ская. Он странное доверенное лицо носителя Огня Дракона. Если бы он решился сделать следующий шаг, нечто близкое к королеве Домино.       Его голова, казалось, весила тысячу фунтов, когда мысли проносились в ней с нешуточной скоростью.       — Я не просто королева, Сол.       С трудом он перевел взгляд на нее, на мутные каштановые глаза, которые смотрели куда-то мимо.       — Черт возьми, я королева, которая не хотела ею быть, — руки поднялись в воздух, указывая на себя. — Я не Розалинда. У меня есть свой собственный разум. Да, я делаю то, что лучше для моего королевства, но также и то, что лучше для меня.       Конфликт, чувство вины захлестывали его со скоростью мили в минуту, но от ее слов вырвалось нечто другое, нечто более сильное.       Конечно, она вела себя так, как хотела вести. Фара хотела провести публичную аудиенцию, когда убийцы жаждали ее крови. Она хотела написать письма с соболезнованиями семьям всех жертв войны. Она настаивала на посещении линии фронта. Она королева. Сол не влюбился бы ни в одну женщину, которую не уважал, и его уважение к ней превосходило любые другие мимолетные эмоции, связанные с упрямством, гордостью, решимостью.       Он любил ее.       Полностью. Совершенно. Поистине.       Но идеологическая обработка последних двух десятилетий жизни была не тем, от чего можно просто так избавиться. Это глубже, чем за последние три месяца. Сол дернул головой, как будто это могло опровергнуть ее слова.       — Это… это не так просто.       — Почему нет? — с вызовом спросила она. — Что сложного в том, чтобы делать то, что лучше для тебя, а не быть грубым солдатом?       — Алфея была моей жизнью в течение двадцати лет. Я не хочу отказываться от этого.       Ее руки опустились, грудь выпятилась вперед, когда Фара сделала шаг навстречу.       — Верно, ты от этого не откажешься. Ты просто сбежишь.       На этот раз все его тело напряглось от сдерживаемой ярости. Фара знала, какая битва ведется в его сознании. Она чувствовала борьбу в сознании, и все же намеренно провоцировала.       Она спровоцировала его после того, как вскружила голову так быстро, что Сол понял, он больше не знает, в какую сторону идти. Какой-то смутный уголок сознания выдвинул древнюю мысль: он знал, что она так поступит, с самого первого разговора. Эта королева стала бы для него смертью.       Смертью алфейца.       Сол повернулся к ней, отчаяние окрашивало каждый атом, каждую дрожь в голосе.       — Почему вы вообще хотите, чтобы я остался? — требовательно спросил Сол.       Это дешевый прием — вернуть разговор к ней, увести от логики рассуждений и полностью переключить на накал эмоций между ними. Сол понимал, что проигрывает спор, что у него нет никаких возражений против ее логики, кроме как сменить тему разговора с того, что Фара буквально выпотрошила его. Ее отвращение было спасением, и он искал его, как гребаный трус.       — Я эраклионец, — выплюнул он. — Я был отцом сына Андреаса. Вы думаете, я дурак, думаете, я солгал вам.       — Тогда уходи.       Сол замолчал, ошеломленный, что паровой каток его эмоций резко остановился, наткнувшись на укрепленную сталью стену.       — Что?       — Уходи. Снова, — её лицо осуждающе исказилось. — Ты хорош в этом. Оставь меня, как оставил Ская.       Сравнение пронзило, как стальной болт, врезавшийся в грудь насквозь. Сол посмотрел на нее сверху вниз, колеблясь между буквальным и переносным смыслом. Снаружи все еще гремел гром, в сочетании с ливнем и вопросами, которые все еще звучали в молчащем приемопередатчике, её обвинение повисло в воздухе.       Смутно, Сол мог думать только о том, чтобы отрицать это. Он никогда бы не оставил ее вот так, наедине всего с двумя младшими охранниками.       — Продолжай, — подстрекала она его, упираясь двумя руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. — Солги мне. Скажи мне, что ты этого не хочешь.       Ее толчок был жалким по своей физической силе, но монументальным по словам. Солу даже не пришлось смещать свой вес. Время остановилось, хотя он чувствовал, как каждое биение сердца глухо стучит под челюстью, каждый глоток воздуха, который он хотел глубоко вдохнуть, но не мог. Он не мог доставить ей удовольствие, зная, что она украла его дыхание.       Это. Необъятная широта того, что она предлагала. «Скажи мне, что ты этого не хочешь»       Соединение.       Корни.       Постоянство.       Целая жизнь.       Наконец, Сол втянул в себя воздух, его ногти впились в ладони. Голова болела, раскалывалась от войны между ними, которая в одночасье перестала быть просто битвой. Искушение, но какое? Искушение нарушить свои клятвы или искушение стать самим собой?       — Солги мне, Сол, — Фара снова толкнула его, на этот раз сильнее и сопроводив это еще одной злобной колкостью. — У тебя так хорошо получалось лгать самому себе. Так сделай это, — она надавила сильнее, и на этот раз Сол остановил ее, руки сомкнулись вокруг ее запястий. — Солги.       Сол знал, что она бросит ему в лицо этот первоначальный упрек. Что она будет стоять перед ним, держа в руках эту последнюю карту, держа его грехи в одной руке, а его сердце в другой, и сжимая их до тех пор, пока он, черт возьми, не лопнет.       Сол должен уйти. Он должен уйти прямо сейчас и остаться алфейцем с честью, долгом, бедностью, безбрачием и пустой жизнью впереди.       Но он этого не сделал. Мышцы пришли в движение раньше, чем разум, руки не отпускали её и мужчина развернулся на месте на каблуках, а затем Фара, моргая, посмотрела на него и идеально уложенные волосы разметались по стене, к которой он прижал ее, карие глаза метались по его лицу, одновременно требуя и уступая.       — Я никогда не лгал, — сказал он.       Фара была такой горячей в его руках, ее плоть сочилась сквозь его ладони, обжигая, но последнее, чего он хотел — это ослабить хватку и потерять жар прикосновений.       Сол навис над ней, его голова тряслась от усилий сдержать себя.       Он выбирал честь. Он выбрал честь службы королеве, долг, семью и чертову любовь.       — И никогда не солгу.       Сол столкнулся с её губами в жадном, решительном поцелуе, который одновременно отточил видение и открыл перед ним всю оставшуюся жизнь, как широкий проспект. Не клятвы алфейца, а кодекс Сола Сильвы, человека.       Если Фара и была шокирована его внезапной откровенностью, то ничем этого не выдала. Ничем, кроме подтверждения. Её губы приняли этот порыв, открывшись, чтобы столкнуться с его языком. Тем лучше, потому что, как только Сол начал, он понял, что не сможет остановиться. Ненасытный голод толкал вперед, двигал руками и бедрами без сознательных усилий с его стороны. Ее подбородок приподнялся, и Сол подался вперед, чтобы ощутить контуры ее плоти рядом со своей.       Черт возьми, он хотел этого. Столько ночей, проведенных в одиночестве, он отгонял свои мысли именно от этой сцены: Фара прижималась к его груди, ее губы искали его, она наклонялась вперед в поцелуе, которым он прижимал её к стене. В ответе была настойчивость, как будто она бросала вызов, как будто она снова думала, что он лжет.       Но это не так. Желание, решимость, переполнявшие его, были не чем иным, как ещё одним обетом. Обнажив фасад своих клятв, Сол не мог скрыть желания получить все клятвы в мире. Он больше не мог притворяться никем, кроме как воздыхателем королевы Домино.       Почему-то это было ещё лучше, чем Сол себе представлял. Даже без эффектного платья и его тончайших слоев она чувствовала себя такой же мягкой и податливой, как всегда, прижавшись к его твердой груди. И теперь у них не было королевства, которое могло бы помешать. Только она, и он, и стук дождя по окну, вместе с постоянно учащающимся сердцебиением в ушах. Кровь прилила к внутренней поверхности его бедер, и колено скользнуло дальше между ее коленями, в то время как бедра подались вперед. Напряжение податливой плоти против его растущей твердости снова заставило затаить дыхание.       — Ты мне нужен.       Сол находился так глубоко в собственных мыслях, что не был уверен, кто из них это сказал, или это была просто мысль, достаточно громкая, чтобы оба могли ее услышать. Когда её губы отстранились, Сол позволил выровнять дыхание, в то время как сам смотрел вниз на приоткрытый рот и думал только о нём. Фара позволила взгляду опуститься к его груди, затем к талии, а затем ее руки изогнулись в крепкой хватке мужчины. Они остановились на подоле его брюк, вопрос под кончиками пальцев стал таким же осязаемым, как горячее дыхание между ними.       Руки, которыми Сол прижимал ее к стене, вместо этого скользнули по обоям, оказавшись по обе стороны от шеи, когда он наклонился над ней. Настойчивые пальцы женщины запутались в ремне, и она снова посмотрела прямо в глаза, в то время как у него перехватило дыхание. Они оба остро осознавали, что ее руки были в нескольких дюймах от блаженства. Сильва ответил тем же, отодвинув от нее плечи достаточно надолго, чтобы стянуть футболку через голову.       Руки так и не оторвались от ремня, когда Сол бросил футболку на пол, когда перенес свой вес обратно на руки по обе стороны от ее плеч, вызвав два глухих удара, когда его вес ударился о тонкие оштукатуренные стены. Сол прижался лбом к ее лбу, теряясь в бесконечных омутах желания, и без каких-либо других движений, пряжка на ремне, застежка на брюках и ширинка на молнии расстегнулись одновременно.       Если бы у Сола было время или желание, он бы не удержался от шутливой ухмылки, когда пояс брюк опустился до самых лодыжек, но вместо веселья его разум сосредоточился на том, насколько ближе это означало, что он был к ней. Отдаленная часть хотела устыдиться своей наготы, но затем женская рука сомкнулась вокруг его члена, и разум стал совершенно, блаженно и абсолютно пустым.       Невнятные слова вырвались у нее с придыханием, и его руки соскользнули вниз по стене на несколько дюймов, чтобы остановиться около её плеч.       — Не отпускай.       Сол склонился к ее шее, посасывая кожу, как будто это могло вернуть ему достоинство из-за того, насколько опустошенным она сделала его одним прикосновением.       — Не отпускай, черт возьми, — выдохнул он, когда хватка начала ослабевать.       Сол соблюдал обет безбрачия, но не особенно сдерживался. Ни одна рука, кроме его собственной, не сжимала его в течение двадцати лет, и ничто не могло сравниться с огнем, лижущим внутренности от простого прикосновения. Сол знал, что совершает все ошибки, описанные в руководстве для мальчиков-подростков, но не мог удержаться от того, чтобы не прижаться бедрами к ее руке, отчаянно нуждаясь в трении. С трудом он издал еще один вздох и отодвинул бедра.       — Нет...— сказала Фара, но Сол накрыл ее губы своими, чтобы заставить замолчать.       Ему не нужна была жалость к его неопытности. Сол дал обет безбрачия, но он не вчера родился.       — Пока нет, — пробормотал он, отрываясь от губ и проводя языком по ее шее маленькими кругами. Услышав неудержимый вздох, Сол оторвал одну руку от стены и провел пальцами вниз по руке. Он отстранился, чтобы перенести свой вес, глядя в ее глаза, потемневшие от желания, с каждым словом, произнесенным шепотом в пространство между ними. — Мне нужно почувствовать тебя.       Сол провел рукой вниз по ее талии, по бедру, под подол платья, кончиками пальцев касаясь каждого изменения текстуры, по мере того как предвкушение росло с каждым дюймом. Губы Сильвы приоткрылись, когда он провел рукой по ее обнаженному бедру, вверх, пока не наткнулся на гладкость и тепло, и его пронзил новый трепет.       Черт, она готова. На ней не было нижнего белья, или она сняла его с помощью магии, когда внимание было приковано к чему-то другому. С резким вдохом ее рука сомкнулась на его запястье, но не для того, чтобы отдернуть, а как будто для того, чтобы удержаться на ногах от силы прикосновения.       Их лбы снова встретились. Сол, не моргая, наблюдал, как выражение лица Фары меняется от опасения к недоверию, а затем к шоку и он надавил вверх широкой стороной двух пальцев, когда ее рука снова сомкнулась вокруг эрекции.       — Черт, — произнесла женщина, когда ее голова откинулась назад к стене, глаза закрылись, и под волной удовольствия от его окруженного члена, Сол почувствовал прилив чего-то еще: гордости.       Он вытягивал эти стоны. Он. Он не был мечтателем. Он нуждался в ее руководстве и в том, чтобы она сообщала о своих потребностях, был слишком готов прислушаться к ним, превзойти их.       Сильва прижался плечом к ее плечу, надавливая вверх изучающими пальцами, наблюдая, как ее глаза трепещут и вспыхивают, когда женщина двигает бедрами в тандеме с ним, прижимаясь к его руке. Фара ахнула, ее хватка на члене усилилась, и с хлопающим звуком пуговицы на передней части ее платья лопнули одна за другой, ткань сама собой опустилась.       Огонь в паху Сола разгорелся с удвоенной силой, когда взору предстала ее упругая грудь в почти прозрачном белье. Ему удалось увидеть это — женщину, которую он любил, без этой защитной оболочки. Взгляд почти расфокусировался, когда последний предмет белье разошелся по складке, освободив её грудь от плена сдержанности.       — Прикоснись ко мне, — пропела Фара, и без дальнейших указаний Сол опустил язык на изгиб ее груди, пробуя на вкус, а кончиками пальцев спускаясь вниз. — Сол, — пробормотала она, проводя рукой по его волосам, отводя голову в сторону, но с достаточной настойчивостью, чтобы Сол снова сосредоточился на груди, а не на соске.       Фара восхитительна на вкус, и текстура ее гладкой кожи, контрастировавшая с бугорком соска, заставила его, и без того твердую эрекцию, еще больше напрягаться.       Сильва расслабил язык, в то время как кончики его пальцев наконец достигли желаемого. Он знал, что поначалу вел себя неуверенно, неуклюже, но от того, с какой настойчивостью Фара реагировала на каждое движение пальцев, он становился увереннее. Сол хотел узнать это: как она реагирует на каждое подергивание и изгиб пальцев, как вывести ее из себя так же, как она сделала это с ним. Каждый вдох, каждое сгибание пальцев вокруг его руки, каждый низкий стон жестче...нет, мягче... нет, глубже.       Примерно в то же время, когда Сол понял, что его рука начала болеть, а ладонь пропиталась ее влагой, Фара дернулась в его хватке, глаза распахнулись, чтобы встретиться взглядами. Женщина перестроила хватку вокруг эрекции, сильнее приподнимая, и Сильва, в свою очередь, пошевелил бедрами, чтобы вернуть прежнюю силу.       Его рука уже лежала ниже ее талии, оттуда предстояло короткое путешествие к бедрам. Фара подчинилась, коротким прыжком и неуклюжим ударом он прижал ее к основанию бедер, толкнув спиной к стене.       Их глаза встретились, мужчина оторвал взгляд от её груди, которая вздымалась при каждом пьянящем вдохе. Фара взяла его в руку, прохладные пальцы коснулись разгоряченной длины, и направила его к своему входу.       — Сол, — промурлыкала она. — Возьми меня.       Он посмотрел ей в глаза, руки и губы дрожали от едва сдерживаемого желания, а затем он подался вперед.       Боги. Небеса вверху, магия снизу. Звезды взорвались перед глазами Сола, когда он скользнул в нее, когда она сжалась вокруг, когда он позволил себе чувства, которые отрицал в течение двух десятилетий.       — Черт, — снова прошипел он. Два десятилетия он никогда не признавался себе, что хотел этого, и не в последнюю очередь с такой женщиной, как Фара Даулинг. — Черт, Фара.       Она провела руками по его спине, одной рукой обхватив плечо сверху, а другой обхватив бок.       Сол отодвинулся бедрами назад, затем снова подался вперед. Еще один взрыв, еще один рикошет, от которого у него перехватило дыхание. Это было гораздо больше, чем двадцать лет одиночества. Это того стоило. Каждый нерв, каждая клеточка была живой и настороженной, сосредоточенной на женщине в его объятиях и удовольствии там, где соприкасалась их кожа.       Его руки дрожали, но не от попытки удержать ее, а от напряжения самодисциплины, от необходимости сдерживаться от того, чтобы не брать её слишком резко. Не торопясь. Смакуя каждый резкий вдох каждый раз, когда он входил глубже.       Нужно было притормозить, иначе он взял бы еще одну страницу из справочника для подростков и потерял бы себя, так и не увидев её оргазм. Как быстро его нравственность перешла от нежелания быть ее любовником к нежеланию быть просто любовником. Сол отвел голову от ее шеи, и Фара открыла глаза, чтобы встретиться взглядом. Он никогда не видел ее такой.       Довольной. Желающей. Нуждающейся.       Сол никогда не насытится этим взглядом, и хвастливая гордость снова захлестнула его.       Левая рука сильнее вцепилась в его бок, ногти впились в кожу, и с громким шумом Фара соскользнула на несколько дюймов вниз по стене. Сол переместил свою хватку под ее бедра, и она компенсировала это тем, что оттолкнулась плечами, оторвалась от стены и обхватила его обеими руками за плечи, чтобы прижаться ближе.       Сол понял намек и откинулся назад, доверяя своей памяти о комнате, когда вслепую шагнул к кровати. Все еще держа её в объятиях, мужчина рухнул навзничь на жесткое, чрезмерно накрахмаленное одеяло, не заботясь о том, что Фара неловко приземлилась ему на ребро, потому что разум не был озабочен такими мелочами, как боль. Его волновало только тепло, которое она обещала, когда выпрямится, когда оседлает его, прижимаясь промежностью к вновь затвердершей эрекции.       Даже это вызвало в мужчине еще один прилив удовольствия. Сол схватил женщину за бедра, пока она натягивала обрывки платья на плечи, а свой разорванный бюстгальтер швыряла куда-то за пределы кровати. Автоматически его руки потянулись к груди, дразня большими пальцами соски и стараясь не дать своей челюсти отвиснуть, когда Фара напряглась и потянулась назад, чтобы распустить волосы.       Сол едва заметил, что ее волосы распустились из-за того, что Фара стягивала с себя платье, но когда медовые локоны каскадом рассыпались по плечам и груди, что-то пронзило его изнутри, даже глубже, чем тлеющая эрекция.       Задыхающийся. Слово возникло, как одна ясная, мелодичная музыкальная нота в рассеянном помехах разума, когда он увидел её такой. Потрясающе красивой.       Сол отвел в сторону кончики светлых локонов, снова лаская грудь, когда Фара наклонилась вперед, чтобы слезть с него. Сильва затаил дыхание, когда она сосредоточилась на нем и потянулась вниз твердыми, гладкими руками, чтобы направить его член, а затем опуститься вниз.       Ей потребовалось три движения, чтобы полностью обхватить его под новым углом: сначала кончик, затем наполовину, затем на всю длину. Каждый из них вызывал у Сола взрыв, от которого он выгибал спину и сжимал конечности, убежденный, что его ощущения достигли максимума, пока она не приподнялась и не опустилась еще ниже, доказав, что он ошибался. Когда Сол полностью вошел, Фара выпрямилась, перпендикулярно ему, под таким углом, что он оказался так глубоко внутри, что его рот приоткрылся, и только голодный взгляд удержал его от того, чтобы сдержать вскрик.       Шипение вырвалось из его горла одновременно с ее выдохом, подчеркивая медленное движение груди, и Сол приподнялся на локтях. Если прижать ее к стене было радостью, то то, что она оседлала его, было эйфорией. Мужчина наклонился вперед так далеко, как только мог, чтобы провести языком по ее груди, и был вознагражден судорожным вдохом, когда провел по соску.       Фара пошевелила бедрами, тепло уходило, а затем возвращалось, когда она приподнималась, опускалось с эрекции, и волна удовольствия, пронзившая тело, заставила со стоном упасть обратно на кровать.       У него, черт возьми, совсем не было практики. Сол упрекнул себя за то, что сосредоточился на своём удовольствии и совсем забыл про её.       — Фара, — его голос дрожал. — Ты ч-чувствуешь себя так чертовски хорошо...       Фара опустила грудь вниз, тела оказались более или менее параллельны, немного менее интенсивный угол для него, но улучшенный перьями ее волос на обнаженной коже, губами, которыми она накрыла его собственные, посылая стон удовольствия. Сол обхватил руками ее спину, провел по бедрам, бокам, ягодицам, затем снова вверх, не оставив ни дюйма неисследованным, и когда он посмотрел в ее мягкие карие глаза и теплую улыбку, понял, что как бы ни был неопытен, она хотела этого не менее сильно, чем раньше. Что он может доверить ей свою неопытность.       Ее губы накрыли его, чтобы заглушить сдавленные слова глубоким поцелуем, а затем ее бедра скользнули вдоль его тела. Гул удовольствия вырвался из их соединенных ртов, и Сол заставил себя думать не о недостатке опыта, а о моменте, настоящем, ощущении ее тела на своем. Мужчина обхватил руками ее спину и бока, пока они не остановились на ягодицах, восхищаясь мягкой кожей в сочетании с энергией, с которой она приняла власть.       Сол позволил ей вести, сопоставляя толчки со своими снизу. Каждое движение вверх было острой потерей, каждое движение вниз — сокрушительным приобретением, которое ставило потерю на второе место и усиливало желание Сола все больше и больше. Он впился кончиками пальцев в ее бедра, извиваясь от удовольствия, пока женщина ласкала губами шею, проводя замысловатыми узорами вдоль.       — Ты такой твердый, — выдохнула она прямо в ухо, и ему пришлось сглотнуть, чтобы не выпустить нарастающий крик удовольствия. — Не останавливайся.       Слова, казалось, исходили издалека, и все же они громко засели в его ушах. Сол не мог понять, он почти ничего не делал, кроме как хватался за ее бедра, наслаждался движением тела над своим и молился, чтобы сбить жар ниже пояса. Он не мог позволить себе закончить первым. Даже по своему небольшому опыту он знал это.       — Сол. Черт возьми, Сол, — простонала она, посылая еще больше ощущений, исходящих не из паха, а где-то глубже. Он вызывал у нее эти стоны. Он.       Сол укусил себя за щеку, а брови женщины нахмурились, пока она двигалась на его члене, и губы открывались в стоне, который медленно становился громче. Вот оно. Она кончает. Он тоже должен? Сол не мог сообразить, что ему делать с волнами удовольствия, прокатившимися по нему, и Фара попросила не останавливаться.       Прежде всего она остановилась на нем и подняла голову, её лицо раскраснелось, на виске виднелась капля пота. Сол оставался неподвижным, боясь сделать что-то не так, не желая шевельнуть ни одним мускулом, если это означало, что он потеряет ощущение блаженства от пребывания внутри нее.       — Сол, — задыхаясь, произнесла Фара.       Ее язык вяло описывал его шею, рисуя круги, которые прекратили бы суматоху внутри него. Вопреки всему, Сол не мог остановить покалывание в бедрах, когда самая низменная, самая инстинктивная часть его снова искала благословенного трения.       Фара немного отстранилась и её ошеломленный взгляд растворился в понимающей улыбке, которая снова вызвала волну смущения из-за того, насколько непрактично он выразил свою потребность. Сол понял, что она просто остановила себя. Она остановила себя, чтобы не кончить раньше.       Потому что она хотела, чтобы он сделал это вместе с ней.       Знание пронеслось почти с такой же силой, как и желание, все еще настойчиво исходившее из разгоряченного члена. Когда Фара столкнулась с его губами, Сол в ответ оперся на левый локоть, наклонив ее тело вправо. Она продолжала держать его за левое плечо, когда переместила свой вес в сторону, потянув его следом, когда они перевернулись.       Сол проглотил раздраженное ворчание, выскользнув из нее от движения. Они остановились, его руки лежали по обе стороны от ее талии, ее обычно идеально уложенные волосы разметались вокруг головы, пока Фара смотрела на него с остекленевшей и понимающей улыбкой.       Она думала, что знает. Его первобытная часть нуждалась в том, чтобы доказать ей, что он тоже знает. Ему не нужно было, чтобы она рассказывала и показывала. Сол был неопытен, но не был эгоистом и уж точно не был идиотом.       Вместо того, чтобы опуститься к размякшим губам, которые хотелось запомнить, Сол коснулся языком её шеи, проведя неторопливой чувственной дорожкой по шее к ключице, по правой груди, а Фара провела пальцами по волосам и беззвучно застонала в воздух.       По ее соску, вниз по ребрам, через пупок. Ни одна часть тела Фары не ускользнула от ласк, когда он спустился к ее бедрам, к промежности. Сол просунул левую руку под ее бедро, в то время как правая ладонь скользнула по груди. Фара ответила, затаив дыхание, ее руки скользнули вверх по его плечам, чтобы зарыться в волосы, притягивая ближе.       Сол глубоко вздохнул. От этого горячего выдоха у нее по спине пробежала крупная дрожь, и когда пальцы Фары напряглись в темных волосах, он провел языком по клитору.       Его награда была немедленной: еще одна физическая судорога, которая прокатилась по телу и заставила ее ноги обхватить его голову. Сол воспринял это как хороший знак. Он высунул язык, поглаживая вверх и вниз, из стороны в сторону, проверяя каждое движение на дрожание ее бедер и хватку, которую она вплела в его волосы.       У Фары не было иллюзий, что он эксперт, но она, казалось, не возражала. Сол слышать ее стоны удовольствия, отдающиеся эхом в голове, когда она позволила себе отдаться его губам. Мужчина втягивал и выдыхал, когда это вызвало меньшую реакцию, он поджал губы и начал посасывать, чем заслужил хриплое ругательство с приглушенным криком.       Ничего такого, что он не смог бы улучшить с практикой. Он снова провел языком вверх, используя свои руки, чтобы снова подняться, ее подтянутая фигура и сияющее лицо, подобно солнцу, предстали перед взором.       Затаив дыхание, Сол снова задумался, хотя на этот раз использовал слова:       — Ты такая красивая.       Фара вспыхнула со смущенной улыбкой и потянулась, чтобы притянуть его плечи поближе к себе, ее лодыжки обхватили его бедра.       — Сол. Трахни меня.       Дерзкая улыбка тронула уголки его губ. Он сделал это. Украл ее дыхание, украл ее речь, пока она не стала отягощена вульгарностью, столь противоречащей завесе благопристойности, которую носила как щит.       Сол приподнял бедра и сжал свою эрекцию. Её руки сомкнулись на его, и с резким вздохом они оба оказались у входа во влажное влагалище, но он сдержался, сопротивляясь притяжению ее рук.       — Сол, — выдохнула Фара, ее грудь снова вздымалась от прерывистого дыхания. — Не дразни меня. Ты мне нужен.       Он должен слышать это чаще. В других случаях. Времена, когда у него хватало силы и терпения отречься от себя и даже отказать ей, пусть временно, чтобы дразнить клятвы и мольбы, пока она не превратилась в лужу под ним.       Но здесь, в этом мрачном гостиничном номере, было не то время. Он двадцать лет голодал, а теперь пировал. Последний клочок самообладания был разорван пылом в ее голосе. Сол опустил бедра, ощущая кончиками указательного и большого пальцев ее влагу, выпрямился и медленно скользнул внутрь.       Сол не почувствовал сопротивления, когда полностью погрузился внутрь. Только стон сорвался с их губ, когда удовольствие охватило со всех сторон.       — Черт, Фара.       — Сол...       Все части мозга, которые он посвятил тому, чтобы следить за собой: не торопиться, заботиться о том, как он выглядит перед королевой Домино — все это исчезало, он находил чувствительные точки с каждым толчком. Каждое движение бедер, каждый ее вздох, каждое прикосновение ее рук к спине, Сол заботился только о продолжении. Больше. Длиннее. Каждый толчок был чистым восторгом. Фара извивалась от удовольствия под ним, ее лицо искажалось все сильнее по мере того, как движения становились все более неистовыми.       Ее бедра потянулись вверх, голени обхватили его спину, втягивая глубже в себя. Сол потерялся в волнах удовольствия, не только из-за того, где находился его член, но и от стонов удовольствия, срывающихся с губ королевы Домино.       «Это не слабость», — рассуждала рациональность, все еще цеплявшаяся за разум. Это сила. Потребовалось бы нечто большее, чем ливень, больше, чем ураган, больше, чем тысяча наводнений, землетрясений и лесных пожаров, чтобы разлучить его с этой женщиной. Больше, чем политика. Больше, чем Алфея. Больше, чем клятвы. Пока Сол дышал, он не хотел расставаться с ней.       Он прикусил ее шею там, куда мог дотянуться, заявляя права на каждый дюйм ее тела. Фара ахнула, изогнулась и впилась ногтями в его спину, и какая-то смутная часть сознания надеялась, что отметины появятся завтра, отпечатки удовольствия, которые она оставила.       Фара приподняла бедра выше, скрестив лодыжки и прижимая ближе, чтобы при каждом толчке Сол чувствовал признаки приближающегося цунами. Как корабль, появляющийся на горизонте, далеко-далеко, и он сосредоточился на нем, на толчках внутри и наружу, на виде лица Фары, повернутого в сторону и искаженного ее собственной сосредоточенностью.       — Не останавливайся.       — Боже, — от этого призыва волоски на тыльной стороне его рук встали дыбом, и корабль двинулся, уже не на горизонте, а на полпути к дому, давление в паху нарастало. — О, черт, — прошипел он, чувствуя, как между бровями выступили капельки пота. — Фара, я скоро кончу.       Сол дернул бедрами, но ее лодыжки напряглись, притягивая его ближе к себе, обхватывая талию. Фара хотела его, Сол понял это сквозь джунгли разросшегося удовольствия, захлестнувшего его разум. Она не хотела, чтобы он уходил.       Даже когда толчки стали беспорядочными, ее бедра приподнялись навстречу, и Сол согнул локти, глядя на нее, как раз вовремя, чтобы увидеть, как правая рука потянулась к его щеке.       Инстинктивно Сол подался навстречу прикосновению, и указательный палец Фары прижался к его виску. Корабль сорвался со скалы.       Ее магия. Она пенилась на нем от виска наружу, пропитывая чем-то большим, чем-то абсолютным.       Больше удовольствия откуда-то из глубины естества, но другого, сияющего. «Ее собственное» — подумал Сол, когда движения стали неистовыми. Ее удовольствие, вместе с его, обмен восторгами, который отправил оставшиеся фрагменты сознания по спирали в бездну.       Первая волна нахлынула подобно приливу, скручивая каждый мускул внутрь без боли, только с экстазом. Смутно Сол почувствовал, как Фара прижалась к нему, посылая вторую волну, более сильную и резкую, но от этого гораздо более сладкую в своих требованиях. Непроизвольный вздох вырвался из горла, беззвучный крик присоединился к её — изысканная гармония, которую он хотел бы слышать всю оставшуюся жизнь.       Прилив за приливом прокатывался по нему, и время, казалось, остановилось. Лицо Фары, искаженное экстазом, застыло, а все другие чувства исчезли в самый совершенный момент жизни Сола.       А потом рев стих, челюсть Фары напряглась, и Сол ощутил боль в запястьях от того, что слишком долго опирался на них. Без особых церемоний он упал ей на грудь, используя изможденные руки, чтобы не дать навалиться всем весом.       В ушах было пусто, хлопало, как будто он только что спустился на шестидесятиэтажном лифте. Струйка пота скользнула по спине. Сол должен оттолкнуть себя в сторону. Он должен скатиться с нее. Но ее лодыжки все еще скрещены на его спине, удерживая рядом с собой, и в любом случае никакая сила в мире не могла убедить Сола вырваться из объятий Фары.       Его голова лежала под странным углом, подбородок упирался ей в плечо, но дискомфорт был последним, о чем он думал. Фара повернула голову, чтобы улыбнуться, и провела рукой по его щеке.       Потребовалось несколько секунд, чтобы мускулы лица подчинились воле разума. Сильва улыбнулся в ответ, сосредоточив внимание на том, как свет дешевых ламп мотеля падал на ее золотые волосы и каштановые глаза.       Сквозняк из древнего кондиционера обдувал обнаженную кожу, и Сол скромно ждал, пока остальные чувства последуют за ним. Прикосновение, обоняние, вкус...чувство вины. Стыд.       Потому что выбрал Фару целиком и полностью.       Отбросил свои клятвы.       И все же, пока Сол ждал, когда сокрушительный груз его долга ляжет на плечи, единственным ощущением, которое можно ощутить, было легкое щекотание волос Фары. Румянец ее кожи скользнул по его, когда женщина медленно повела плечами. Рябь полиэстерового покрывала стояла перед глазами, когда они двигались, пока Сол не лёг на спину. Легкое давление ее головы коснулось груди. Мягкий толчок, когда замедляющееся сердцебиение пульсировало на щеке, которую она положила ему на грудь.       Подлые чувства так и не пришли.       Совсем ничего.       Была только Фара.       И он. Сол Сильва. Он больше не давал присяги никому, кроме самого себя.       Два человека переплетаются друг с другом в этой кровати в номере мотеля, а снаружи бушует буря.       Он обнял ее так сильно, как только мог, не потревожив, и стал водить маленькими кругами по ее спине. Кожа была гладкой, но под ней угадывались мышцы, плоть и сухожилия. Лежа под ней, Сол начал осознавать тысячи ощущений, которых никогда раньше не замечал. Мурашки по коже Фары от кондиционера, жужжание мини-бара под телевизором, шуршание жесткого покрывала. Сияние руки на его талии, напоминающее, где он находится — рядом с ней.       Фара подняла голову, подложив руку, лежащую под подбородком, на грудь Сола, изучая его пытливым взглядом.       — О чем ты думаешь?       Сильва склонил голову набок. Она никогда не спрашивала об этом раньше. Сол подозревал, что это была банальная фраза с ее стороны, что-то вроде притворства нормальности, когда Фара могла прочитать каждую мысль в его голове, если бы захотела.       — Я спрашиваю, — торжественно произнесла она. — Я не читаю.       Конечно. В конце концов, она Фара Даулинг. У нее есть правила, и она их придерживается. Она королева, которая хотела быть королевой.       Сол поднял руку, чтобы подложить ее под голову, размышляя. Тёплая ладонь гладила вверх и вниз по ее спине, как будто он мог массировать мурашки.       Там, где, как он думал, будет чувство вины, можно почувствовать только облегчение. Радость.       «Это не слабость», — снова решил он. Это сила.       — Ты улыбаешься, — внезапно сказала Фара, и ее лицо расплылось в лукавой усмешке. — Скажи, о чем ты думаешь.       Улыбка стала шире и Сол потянулся вверх, чтобы провести одной рукой по медовой завесе её волос. Это так красиво, свободно.       Затем он обнял ее за плечи и приподнял так, чтобы ее лоб оказался в пределах досягаемости его губ. Сол прижался губами к мягкой коже, а затем откинулся назад, позволив своей улыбке превратиться в ухмылку.       — Когда мы можем повторить?